«Весна веселилась, а лето летело…»

Привет тебе, соглядатайка ночь!

День отошёл.
Остыла суета.
Закат угас,
багрян и позолочен,
и выглянул уже из-за хребта
янтарный глаз –
зрачок дракона ночи.
Холодный взгляд,
прозрачный как слюда...
А я... я – пища
черному дракону.
Червяк, субстрат,
обычная еда.
Его еда!
По праву и закону.
Но я смеюсь,
откупорив сосуд,
– Рептилия!
Не щурься одиноко!
Мой тост за грусть!
Да здравствует абсурд!
Держи бокал,
всевидящее око!
Привет тебе,
соглядатайка ночь!
Вина в вине.
И вот уж ненароком
мы пьём
вдвоём
твою драконью жёлчь...
подслащенную
виноградным соком!

Сонет 43(63)

Что это было?
Дар небесный?
Безумный шанс?
Зенит звезды?
Начало повести чудесной?
Осуществление мечты?
Волшебный морок?
Наваждение?
Мираж из юности?
Столь точь...
...но воплощенный, что сомнения
ты не решилась превозмочь?
Что это было?
Сон?
Зарница?
Весна души?
Невольный всхлип,
той птицы,
что летать боится,
и никогда уж не взлетит?
Что это было?

Южный бриз...
Каприз судьбы...
И твой каприз...

Морозный лес в погожий день

Морозный лес в погожий день
соткали сказочные дивы!
Его узорчатая сень
так упоительно красива!
Так тонок кружевной изгиб!
Так безупречно утонченны
гипюровые ветви лип
и скань серебряная – клёны...

Февраль крахмалит кружева,
слегка подсинивая небом,
и я кружусь за ними следом,
так, что кружится голова...

Мне снилось

Мне снилось
будто я летал...
Крылами руки стали.
Будто сокол
я в вышине парил
и ликовал,
резвясь в эфирных струях
и потоках.
Простор и даль
мне наполняли грудь,
а руки-крылья
радовались силе,
и стоило их только распахнуть,
счастливой безмятежностью
пьянили.
Мир переменчив.
Я не знаю чья,
и почему
меня казнила воля.
Я рухнул вниз
на камни у ручья,
в сухую степь,
навстречу алой боли...
И из последних сил
пополз к воде,
омыть надеясь раны,
но напрасно!
Уж если
не сподобился судьбе,
держи карманы,
фантазёр несчастный!
Иссяк ручей,
и на песке сухом,
как будто он
жаровня золотая,
забилась рыбья мелочь
серебром,
свои бессильно
жабры открывая...
Я полз, стонал
и замирал без сил,
и ливень звал
горячими губами...
И он пришёл,
и крылья исцелил,
и я опять взлетел
над облаками...
Но в этот раз
я знал,
что упаду!
И разобьюсь
жестоко и сурово,
и снова ливень
буду звать в бреду,
и вновь взлечу...
И снова упаду!
И снова...
снова...
снова...
снова...
снова...

Предупрежденье ли..?
Не ангел...
И не бес...
Червь из земли
вознесся до небес.
А как же птица?
В птицу
обратится
душа стремится...
Вот и снится
птица...

И снова ночь...

И снова ночь алхимию вершит,
магические высыпав кристаллы
на небосвод и в зеркало души,
соединяя зыбкие зерцала...

Драконий глаз в распахнутом окне,
прищурившись от собственного света,
заглядывает пристально извне,
прикидываясь спутником планеты.

Но я готов, и формула верна!
Подлив вина , шепну, – Один плюс око!
Ночь, тишина и рыжая луна
их до рассвета сплавят в «одиноко».

Что ж, одноглазый, я опять не твой.
Вновь ускользнул от пристального взгляда
и скрылся за магической чертой
любви земной и крови винограда.

Не огорчайся, пожиратель снов.
Твой час настанет рано или поздно,
и захмелевший ныне пустослов
спокойно посетит твой замок звёздный.

Лето

Весна веселилась,
а лето летело.
А лето летело
задорно и звонко,
к осенним осинам
неслось пожелтелым,
к дождям леденелым
и зимним позёмкам...

Перед грозой

Да грянут дождь и гром!
Скорей!
Я всем своим нутром
предчувствую грозу!
Горячий Нот
и ледяной Борей
с ней
по судьбе моей
несут
какой-то перелом,
какой-то поворот..
Исток...
Итог...
Исход ...
Начала новых дней...
Необъяснимый зуд
грядущих перемен...
Скорей!
Несут...
За тридевять земель
и им, и мне
в небесном решете
животворящий дождь,
и грозных молний блеск,
и громовую дрожь,
и половодья плеск,
и налитую рожь,
и сочных яблок хруст,
и рифмы на листе,
и жар и холод уст...
Пусть!
Пусть несут!
Но это...
всё потом...
Пусть нынче дождь и гром!
И лето!
Дождь и гром!

Не разжигай…

Не разжигай костер
из облетевших листьев.
Их горьковатый дым
лишь навевает грусть.
Он не вернет тепла,
хотя согреет мысли,
и сердце заболит
воспоминаньем чувств.

Из сентября

Из сентября моя печаль,
когда тепло еще в разгаре,
и с нив не смыта пастораль,
и оживленно на базаре,
и Чатырдаг воздвиг шатёр
с едва сиреневым отливом,
и скумпий полыхнул костёр,
и море голубым заливом…

Но... сердце чувствует не зря
печаль – мускат из сентября.

Август. Крым. Тарханкут

Вечер гладит ласковой рукой
золотые волосы полей,
в небе над взъерошенной стерней
проплыла четверка журавлей.

На соломе, сложенной в скирду,
чёрный ворон, злобу затая,
каркает кому-то на беду.
Может этот кто-то буду я?

По полю за полотном дороги,
от скирды к скирде, навстречу мне,
медленно переставляя ноги,
журавли шагают по стерне.

Бабье лето

Не ропщу, и не ищу виновника.
Защемило. Не могу вздохнуть,
ведь оранжевые выстрелы шиповника
сентябрем вонзились прямо в грудь.
Эти пули загодя отравлены
бабьим летом и жнивьем полей,
и нарочно в сердце мне направлены
отдаленным криком журавлей.
Красотой осенней одурманенный,
цепко пойман за душу и плоть,
о шипы и ягоды пораненный,
не спешу свободу отбороть.
Между листьев, рыжих как окалина,
пустоцвет мне случай преподнес,
и роняю по лесной прогалине
то ли капли крови, то ли слёз.

Осенний набросок

Я люблю, загребая ногами
пеструю осеннюю листву,
бродить шуршащими шагами
в ласковом осиновом лесу.

Ко стволам руками прикасаться.
Ветки отклоняя от лица,
просто так бродить, бесцельно шляться
по лесам осенним без конца.

И шалеть от золота лесного,
и забыть людей и города,
и не знать себя, шагая снова,
самому неведомо куда.

И хмельным от пряного настоя,
мира ощутить сорокоуст,
и дышать опавшею листвою,
задыхаясь от избытка чувств.

Из дневника (38)

(к ***)

Нет,
ангел мой,
определённо – нет.
Я не поэт.
Мои узоры фраз
отнюдь не совершенны.
И это – раз,
а вот тебе второй:
поэты все блаженны,
а я – другой.

Мой разум – как кинжал,
как скальпель,
как стилет...
Отточен,
насторожен,
и в следующий момент
готов сверкнуть из ножен
и впиться в суть.
Он жёсток, как металл,
и как металл надёжен,
и быстр как ртуть,
и холоден чуть-чуть,
и столь же осторожен...
Так что, увы, но нет.
Я – не поэт,
мой свет...

Я лишь поклонник муз:
Евтерпы и Эрато.
Их пленник, может быть, когда-то,
через игру стеклянных бус,
а нынче...
просто странноватый
их вольный данник...
Я смеюсь...
Я странник,
дервиш мирозданья.
И я – свободный бриз,
каприз,
хлопок из загобанья*
одной руки,
и щепка на поверхности реки,
чьё имя Стикс,
и чуточку – Улисс.

* гобан – столик или доска для игры в Го.

Художник: И. Крачковский.