Прилепиада, или Похождения фаворитов в Донбассе

Тем, что ты породил, я тебя и убью

Прочитав книгу Захара Прилепина «Некоторые не попадут в ад: роман-фантасмагория» (Москва – Издательство АКТ, 2019), я была настолько впечатлена (в отрицательном смысле), что задумала написать рецензию на эту книгу. Обдумывая текст рецензии, я вдруг поняла, что мне будет тесно в границах этого жанра. Тесно, потому что я не могу ограничиться только кратким анализом и оценкой этого произведения. К тому же рецензии на роман уже есть, весьма выразительные. Это рецензии написаны литературным критиком Галиной Юзефович и журналистом Александром Чаленко.

Галина Юзефович справедливо замечает: «Назвав “Некоторые не попадут в ад” романом-фантасмагорией, автор и издатель покривили душой дважды. Слово “фантасмагория”, вероятно, понадобилось им в подзаголовке как оберег на тот – не слишком, впрочем, вероятный – случай, если кому-то придет в голову проверить приведенные в книге факты на предмет их соответствия законодательству Российской Федерации. Что же до слова «роман», то оно по отношению к этому тексту может употребляться лишь метафорически: в действительности “Некоторые не попадут в ад” – это нечто среднее между исповедью и моноспектаклем, в котором все персонажи – от центральных до эпизодических – выступают под своими настоящими именами, а время и место действия – конкретней некуда».
Что есть фантасмагория? – Нагромождение причудливых образов, видений, фантазий; хаос, сумбур, гротеск.
Следует ли нам, читателям, понимать, что содержание произведения Захара Прилепина есть всего только нагромождение его причудливых фантазий и образов, имеющих к действительности весьма косвенное отношение? На это нечего было бы возразить, если бы этой действительностью не была война на Донбассе, жестокая и бескомпромиссная. Нет, книга Прилепина не есть роман в его классическом понимании, а определение жанра как романа-фантасмагории, похоже, призвано снять с автора ответственность за то, что он написал.
Прилепин восклицает: «Мысли не было сочинять эту книжку» (с. 4).
Сочиняют, как правило, беллетристы. Ну, с них и спрос невелик. Выдумал, сочинил, написал что-то для развлечения читателей. Сочинять развлекаловку о войне, на которой гибнут ополченцы и мирные жители, представляется мне занятием малопочтенным.
«Мысли не было сочинять эту книжку»…
Не верю!
Не верю по простой причине: писатель всегда ищет материал и, как правило, его находит. Писателю ведь нужно о чём-то писать. Мысли нет сочинять книжку у обычного человека, не связанного с писательским ремеслом: ополченца, сантехника, дирижёра симфонического оркестра, дворника, стоматолога и. т.д. Так что Захар Прилепин лукавит. Быть в гуще исторических событий, видеть вокруг себя потрясающе интересных людей и не воспользоваться этим материалом для писателя противоестественно. Была мысль! Не могла не быть!
Тем более что следующая фраза Прилепина перечёркивает смысл первой: «Сорок раз себе пообещал: пусть всё отстоится, отлежится – что запомнится и не потеряется, то и будет самым главным. Сам себя обманул» (с. 4).
Значит всё-таки собирал материал в памяти (а может, и не только в памяти?). «Сам себя обманул». Да ради бога! «Я сам обманываться рад!» Но читателя-то зачем обманывать? А логическую связь между двумя высказываниями, идущими друг за другом, писателю следует продумывать, не правда ли?
«Книжка сама рассказалась, едва перо обмакнул в чернильницу» (с. 4).
Не будем придираться к словам. Будем считать, что перо и чернильница – метафора, как и – по определению Галины Юзефович – роман.

Книга Прилепина возбудила во мне чувства и мысли, которые томили меня долгое время и только искали повода воплотиться. Повод, наконец, явился.

Начну с того, что меня озадачило, как Прилепин сам отозвался о своей книге: «И мысли не было начинать эту книжку». Слово «книжка» в применении к роману-фантасмагории, как определил жанр своей книги сам Прилепин, выглядит несколько нелепо. Книгу в 382 страницы нельзя уничижительно назвать «книжкой», а роман-фантасмагорию, тем более. Можете вообразить, как Лев Толстой небрежно роняет: – Книжку написал, «Анна Каренина» называется. Не можете! И я не могу.
Хотя, может быть, я и неправа. «Анна Каренина», конечно, не книжка. А «Некоторые не попадут в ад», может, и правда всего только книжка?

Роман начинается многозначительной фразой: «До Бати было – рукой подать. Мы соседствовали» (с. 5). Мы – это разведовательно-штурмовой батальон, расквартированный в бывшей гостинице «Прага», «Называл его: Батя …» (с. 10). 
Есть в этом обращении «Батя» что-то невыносимо льстивое, пошлое и фальшивое. Какой к чёрту «Батя», если Прилепин 1975-го года рождения, а Захарченко – 1976-го! Ту же льстивую фальшь я слышу и в слове «император» по отношению к Путину. Причём в романе это слово идёт без кавычек и с прописной буквы.

Ну, в общем, «до Бати было рукой подать». Умеете читать между строк? Не умеете? Учитесь! В романе-фантасмагории, где образы, фантазии и видения причудливо и сумбурно громоздятся, это умение пригодится.
Захар Прилепин, как пишут в СМИ, находился в Донбассе с декабря 2015 года. То есть, основные боестолкновения под Дебальцево (июль 2014) и Иловайском (сентябрь 2014), и в других местах уже в прошлом.
5 сентября 2014 г. заключены первые Минские соглашения, 11-12 февраля 2015 г. – вторые. Минские соглашения войну не остановили, но слегка приморозили. Но я не об этом. Я о том, что к основным военным действиям в Донбассе Прилепин опоздал на десять месяцев.
Мне не интересно знать, почему, по каким причинам он опоздал к самому важному в Донбассе. С моей точки зрения, самое интересное для писателя было там и тогда. Там и тогда можно было получить не только бесценный опыт, найти драгоценный материал для будущих книг, но и стать настоящим, а не фальшивым, или, как теперь модно говорить, фейковым героем.
Прилепин как-то сказал, что он решил поехать в Донбасс потому, что там была территория свободы, много музыки, много поэзии, много пространства для жеста. Сказано поэтично и даже пафосно.
Территория свободы? С этим я готова согласиться. Мы сделались свободными от Украины, стремительно скатывающейся в нацизм. Что касается остального, упомянутого Прилепиным…
Переживая здесь войну, я что-то не заметила, чтобы было много музыки или поэзии. Да что – много! Я их вообще не заметила. Зато было много рёва артиллерийских орудий над головой, а это вряд ли музыка. И нет ничего поэтичного в созерцании ещё тёплых трупов с оторванными снарядами головами или конечностями, со вспоротыми осколками животами, из которых прут наружу поблескивающие кишки.
Не вижу я также ничего поэтичного и в дымящихся развалинах жилых домов и церквей, в хрусте осколков стекла под ногами, и в плаче и причитаниях женщин. Война в принципе не поэтична. Война никогда не поэтична. Люди, воевавшие по-настоящему, это знают.
И, поверьте, нет ничего поэтичного в насильственной смерти детей.
Впрочем, я уже сказала, что ко всему самому главному в Донбассе Прилепин опоздал. Хотя, как он пишет, год до своего появления там, где «до Бати рукой подать», был в Донбассе в качестве военкора и гуманитарщика.
Где он нашёл в воюющем и растерзанном Донбассе много музыки и поэзии? И что он имел в виду под «много пространства для жеста»? Ну я понимаю: снова метафора в одном ряду с романом и чернильницей. Думаю, писатель имел в виду, в Донбассе много пространства для действий, для подвигов. Спорить не стану. Много!
Прилепин для некоторых ополченцев действительно человек широкого жеста, имея в виду его гуманитарную деятельность. Но героем, подобно Стрелкову, Мотороле, Гиви и многим другим, он не стал. История – поезд, который не ждёт, когда кто-то созреет для того, чтобы стать его пассажиром и созреет для геройства.

Игорь Стрелков вопрошал: «В каких боях участвовал Захар Прилепин, где «стяжал военную славу»? Насколько помню, не было Захара Прилепина в Донецке. Какая такая слава «военная, обогнала известность как писателя»?
Стрелков и ответил на эти вопросы: «Ни в каких серьезных боевых операциях в Луганске, ни во время самых ожесточенных боев в 2014-м, ни даже под Дебальцево в 2015-м Прилепин не участвовал».
Прилепин рассказал, в чём он участвовал: «На Донбассе мне приходилось бывать в самых разных качествах. Сначала я ездил туда как военкор, и мои репортажи публиковали газеты с многомиллионными тиражами. Потом я, назовём это так, всячески способствовал деятельности одного подразделения ополченцев».
Многомиллионными тиражами? Интересно, какие в РФ нынче газеты с многомиллионными тиражами? Я не поленилась и заглянула в Интернет, чтобы выяснить, каким тиражом сегодня печатается одна из популярнейших газет в РФ «Комсомольская правда»: «Газета выходит ежедневно тиражом 655 тыс. экземпляров». В печатном виде даже до миллиона не дотягивает. В электронном варианте – чуть более трёх миллионов читателей. Между тиражом газеты и количеством читателей есть разница или никакой?
Журнал «Русский репортёр» – тираж 168 100.
Ну у кого-то 35 000 курьеров, а у кого-то многомиллионные тиражи.
Ладно, послушаем, что дальше. В своей книге «Всё, что должно разрешиться» Прилепин пишет: «Одновременно я занялся гуманитаркой, потому что не было сил на всё это смотреть, – и объездил на своём «Mitsubishi Pajero» весь Донбасс вдоль, поперёк, наискосок и обратно… Потом, волею судеб, я начал работать в администрации Донецкой народной республики, при Захарченко, которого в первый год войны не знал».
Ну упомянуть марку своего крутого джипа – это святое! Это вам не бричка, на которой прикатил в уездный город мнимый ревизор Хлестаков.
Здесь самая важная фраза «при Захарченко, которого в первый год войны не знал». Итак, первый год – обычный военкор и гуманитарщик, волонтёр. Это не называется – воевал. И главу Захарченко в первый год своего пребывания в Донбассе Прилепин не знал. А как так вышло, что простой военкор, сержант милиции, возле главы Республики задержался? А потом как-то сразу, как в сказке – хоп! – в советники главы, в майоры и сколотил свой батальон.
Игорь Стрелков вопрошает: на каком основании присвоено ему воинское звание «майор»? Если его максимальное звание в РФ было «сержант милиции»? А ни на каком! На зыбком основании, что он понравился Главе. И стал его фаворитом. Вот и всё основание!

С Захарченко Прилепин познакомился в 2015-м году. Познакомил его с Захарченко Александр Казаков. Об этом Прилепин пишет в романе. Пишет он и о том, как Казаков появился в Донецке: «Казака в своё время пригнали на Донбасс из кремлёвских кабинетов как специалиста широкого политического профиля – проследить за первыми донецкими выборами… Казак своё отработал на выборах – получилось отлично, – можно было возвращаться в северное Отечество; но он понравился Захарченко, и тот предложил ему остаться… Казак главу обожал… Глава доверял ему безоговорочно… Казак познакомил меня с главой… Чёрт знает, что ему во мне понравилось» (с. 93).
И Казаков тоже был фаворитом главы. Опять же на основании: «понравился Главе».

Здесь мы сталкиваемся с давно вроде бы отжившим явлением фаворитизма. Оказывается, не отжившим. Что есть фаворитизм? Вот что об этом явлении пишут в Википедии: «Фаворитизм – социокультурное явление, существовавшее при монарших дворах и состоящее в возвышении конкретного лица или группы лиц в связи с личной приязнью к ним монарха. …Для фаворитизма характерно делегирование некоторых (или даже большинства) монарших полномочий фавориту или его ставленникам, нередко – вопреки, или в обход существующих официальных отношений подчинённости, установленных законодательством или традицией. Причина фаворитизма кроется в намерении монарха сосредоточить верховную власть в руках очень небольшой группы людей, не всегда обладавших выдающимися качествами, но лично преданных монарху… В XVII-XVIII веках фаворитизм стал вполне обыденным явлением в жизни общества. Во Франции… В России своего апогея фаворитизм достиг в правление императрицы Екатерины II Великой, когда он сделался «почти государственным учреждением».
Здесь главное «сосредоточить верховную власть в руках очень небольшой группы людей, не всегда обладавших выдающимися качествами, но лично преданных монарху».
Как хорошо известно из истории, со смертью монарха фаворитов постигает крах, фиаско. Вспомним хотя бы судьбу всемогущего фаворита Петра Великого Александра Меньшикова, лишённого всех занимаемых должностей, наград, имущества, титулов и сосланного со своей семьёй в сибирский городок Берёзов Сибирской губернии.
Захарченко приближал к себе людей, лично преданных. Обладали ли эти люди выдающимися качествами, судить не берусь. Только один из них обладал литературными способностями – Прилепин.
Человек, даже с самым крепким характером, имеет маленькие слабости. На эти слабости людей, облечённых властью, и ловят. Женщины ловят на сластолюбии. Мужчины ловят на властолюбии. Корреспонденты, тем паче, военные – на тщеславии. Главный мотив – то есть крючок, на который ловится крупная рыбка – «Обо мне напишут в СМИ!». Мелочь, а приятно. О Захарченко СМИ и так писали. Так в чём подвох? Почему Глава так внезапно приблизил к себе Прилепина? Не на одном же основании – «понравился». На таком основании только фавориток приближают.
Прилепин знает, в чём подвох. И Казаков, познакомивший главу с писателем, знает. Одно дело, когда о тебе напишет в СМИ рядовой военный корреспондент, которых десятки или сотни.
И совсем другое дело, если о тебе напишет военный корреспондент, одновременно являющийся известным премированным писателем!
Одно дело, когда о тебе напечатают в газете или даже в журнале заметку или статью. И совсем другое дело, когда писатель напишет о тебе в книге! Заметки и статьи затеряются среди других новостей. Книга останется.
Или, как выражается Прилепин, в книжке. Кстати, так любили говаривать Ленин с Крупской. (В.И. Ленин. Талантливая книжка. // В. И. Ленин. Полное собрание сочинений. Издание пятое. т. 44. М., – Издательство политической литературы, 1970). Это на случай, если кто-то не поверит.
Да, заметку или статью прочитают и забудут. А книга – это практически мавзолей! А ты в мавзолее – засушенная и набальзамированная пахучими травами мумия. На годы! А повезёт, так и на десятилетия. Слово не воробей, вылетит – не поймаешь! Так это про устное слово. А если печатное слово вылетит в книгу, то как воробей – в клетку, и никуда не денешься!
Некоторые люди полагают, что, если о тебе написали в книге, то ты автоматически становишься бессмертен. Другой вопрос, каким тебя увидит автор книги и что именно, и, главное, как он о тебе напишет! Но об этом начинают думать, когда уже поздно думать.
Как бы там ни было, знакомство Прилепина с главой состоялось и переросло в дружбу, как полагает Прилепин. Но у глав государств дружб с подчинёнными не бывает. Бывают фавориты и холуи. И только фавориты и холуи бывают у глав государств. Или не бывает никого.
Умный Глава государства сознательно выбирает одиночество и не приближает к себе никого, и ни с кем не пьёт водки. Но – настаиваю! – умный. Фавориты и так называемые друзья испаряются при первых признаках ослабления власти глав государств. Умные это знают.
Прилепин называет себя другом Главы.
Вот если бы глава подружился с Путиным, это была бы дружба. А так… Фаворитизм! Фаворита можно всячески обласкать. Так комнатных собачек хозяева обласкивают. Прилепин, сержант МВД РФ, с лёгкой руки Захарченко перескочив разом через несколько чинов, становится майором армии ДНР. За какие заслуги?
Андрей Рогожин (позывной «Мичман») рассуждает: «То, что ему с нуля звание майора дали – непризнанная республика, гражданская война – люди с непонятно каким образованием генералами служат. Так что ничего удивительного. Раз писатель, то дали должность замполита».
Нет, не только за то, что писатель, а ещё и за то, что понравился и стал фаворитом. Фаворитам не жалеют ни денег, ни чинов, не наград.
Правда, иной раз и отнять могут всё, если провинится.
Если чин генерал-майора получает такой, как И.Н. Безлер, то это более, чем заслуженно. А если сержанту – чин майора с барского стола, непонятно за какие заслуги, то это подарок фавориту. Ладно! Даже и не в этом барском подарке дело. А вот в чём! Сколько ополченцев в Донецкую землю полегли, высоких чинов не дождавшись! Сколько живых ополченцев, участвующих в боях, годами ждут повышения в чине!
Мы живём в мире, где царит несправедливость.
А потом Прилепин удивляется, что на его батальон, по его словам, «смотрели косо» (с. 37). А потом Прилепин удивляется, что многие его в Республике недолюбливают. Выскочек никто и никогда не любит.

Посмотрим, что увидел появившийся в декабре 2015 года писатель Прилепин, будущий майор и заместитель командира разведывательно-штурмового батальона полка спецназначения армии Донецкой народной республики.
Прибыв в Донецк, он заглядывает в казарму. Казармой служит разворованная бывшая гостиница «Прага»: «На кроватях лежали бойцы, не открывавшие глаз и не шевелившиеся при нашем с комбатом появлении.
– Они мёртвые? – спросил я всерьёз. – Или муляжи?
– Устали, – ответил комбат…
Промёрзшие занавески выглядели увесисто: в них можно было трупы заворачивать и бросать хоть в море, хоть в шахту, хоть в кратер – ничего трупу не будет; сохранится как новенький…
Кто-то из бойцов, ещё не заснувших до весны, смуро спросил у меня: “А нет покурить” – безо всякой надежды, без знака вопроса на конце фразы; я вытащил из кармана сторублёвку, дал, – боец на полмига ошалел, но тут же собрался, хватанул купюру (я почувствовал пальцы подсохшего утопленника), спрятал в карман, пока никто не видел; но заприметили тут же ещё двое-трое стоявших в коридоре без движения: словно зависших в бесцветной паутине, – и когда первый вдоль стены пошёл-пошёл-пошёл (…) – эти двое-трое, спутавшиеся до неразличимости друг с другом, похожие на ходячих, зыбучих мертвецов, потянулись за ним… Я выглядел пришлым, что-то проверяющим, явившимся из тёплого мира» (с. 9-10).
Жуткая картинка, не правда ли? Фильм ужасов! Зима, холод, отсутствие отопления в разорённой гостинице, и лежащие бойцы, похожие на трупы, и стоящие бойцы, похожие на зомби. И пальцы ополченца, «подсохшие, как у утопленника» (с. 10).
И, как контраст, пришелец из тёплого мира, задающий комбату глупейшие вопросы, одетый в отличную форму «Бундесвер», в карманах которой лежат пачки сторублёвых и тысячерублёвых купюр, способный всех «воскресить» при помощи сторублёвки, выданной на курево. Пришелец, как воплощение сытости, благополучия и богатства.
Но вернёмся в гостиницу. На улице дожидается хозяина тот самый «круизёр» – «почти совсем новый джип», «признак роскоши» (с. 11).
«Короче, я посмотрел на всё это, отщипнул комбату половину одной из пачек, чтоб батальон хотя бы до первого построения дожил…» (с.11).
Из какой пачки отщипнул половину, из сторублёвой или тысячерублёвой, главный герой романа не уточнил.
Видите, как всё было плохо, было холодно и голодно, и даже «мертво» до того, как хорошо одетый барин с большими деньгами на дорогом джипе приехамши. Спаситель! По закону жанра, с приездом богатого и благополучного барина жизнь пробуждается и начинает бить ключом.
Оригинальный стиль писателя меня озадачил с первых же абзацев.
Зыбучие пески – знаю, что такое.
«Зыбучие мертвецы»… Встречаю впервые. Надеюсь, что больше и не встречу. Но в другом абзаце встречаю: «пристылые мертвецы». Это тоже о живых ополченцах. Редкий эпитет. Встречала два раза: пристылые луга, и пристылые коврики. А пристылых мертвецов не встречала никогда, и, надеюсь, тоже не встречу, как и зыбучих.

Итак, наш герой в пристылой казарме с зыбучими мертвецами жить не захотел. Негоже барину с карманами, полными денег и в новенькой форме, и с почти новым «круизёром», будущему фавориту самого Главы жить в холодной гостинице с промёрзшими занавесками и «трупами», уснувшими до весны.
«Сделал звонок – прямо в секретариат Главы Донецкой народной республики… Мне скинули номера; набрал первый же, попал на риелтора» с. 12).
Пока главный герой пил водку в кафе со знакомым офицером, риелтор подыскал хороший дом, случайно оказавшийся рядом с резиденцией Главы.
«Только спьяну так можно было заселиться – наобум, наугад» (с. 16), – размышляет будущий фаворит, осматривая дом: «…гостевой домик, … три комнаты, чистенько. Шкафы, посуда, вешалки, Тумбочка. Широкая кровать» (с. 13).
И тепло. Это вам не казарма с «мертвецами».
«Многие местные министры, командиры, чиновники искали дом в том же районе, где я свой выхватил без проблем, – и никто ничего не нашёл. А они так хотели прибиться поближе к Главе. Со мной всегда всё так. Само в руки падает» (с. 16).
Упало в руки Прилепина много. Не один только гостевой домик рядом с резиденцией Главы. Другим и не снилось, сколько упало ему в руки в Республике. Главное упало – доверие Главы. Как этим не воспользоваться! На чём основывалось безграничное доверие Главы к заезжему гастролёру Прилепину? Думаю, что было несколько причин и одна из них – предположение, что у Прилепина в Москве есть связи в важных и высоких кабинетах, и даже – страшно сказать! – в самом важном и высоком кабинете, где обитает небожитель, которого Прилепин в своём романе льстиво именует императором. Московские кураторы требовали, чтобы Республика делилась богатствами с олигархами, но не российскими, а украинскими. Захарченко «матерился и закипал» и попросил Прилепина, сидя в ресторанчике: «Заступись за нас?» (с. 24).
Перед императором заступись, естественно. Глава Республики уверен, что писатель вхож в высшие круги в Москве, и, может быть, даже к самому императору вхож. «Император с Захарченко так и не увиделся, ни разу» (с. 22), – подчёркивает писатель. О себе он скромно умалчивает, вхож или не вхож. Пусть читатели сами поразмышляют. Разуверять их Прилепин не собирается. Позже признается, что не вхож. В этом деле врать опасно. Себе выйдет дороже.
И привилегии упали в руки Прилепину. О чине майора – сержанту уже упомянуто. И о должности советника при Главе. Были и другие: «Мне разрешали входить вооружённым к Главе; таких людей на всю республику было не более десяти, если не считать его собственной охраны» (с. 17).
Кстати, о привилегии получить должность советника при Главе Республики. Понятно назначение Казакова. У него соответствующее образование и его, по выражению Прилепина, «пригнали на Донбасс из кремлёвских кабинетов» (с. 93).
А Прилепина кто пригнал? – Никто! Сам пришёл и назначен был. И что мог посоветовать в отношении государственного строительства и военного дела Главе Республики сержант милиции и писатель с филологическим образованием?
И привилегия – создать свой батальон, – как это могло случиться? Опять же, на каком основании? Разве всякому, кто пожелал бы, это было разрешено? Нет, разрешено было только Прилепину.
Любопытно, что пишет о создании батальона Прилепин. Соратники сидят у Захарченко и, как всегда, выпивают: «Мы выпили, и я сказал:
– Давай, я тебе новый батальон соберу.
– Собери, – ответил он» (с. 98).
Батальон решили собрать из луганских бойцов. Позвонили Томичу (командиру) в Луганск: «мы оказались, неважно по какому поводу, ночью в ресторане с Захарченко, вдвоём, почти трезвые» (с. 99).
Является Томич, пьяный вдрызг: «Отличное начало, чтоб создать батальон: пришёл будущий комбат, аккуратно разглаживает указательными пальцами брови – потому что передвигался на бровях, они взъерошились по пути» (с. 100).
Прилепин зовёт официанта: «Я шепнул ему: ещё семьсот граммов водки, немедленно. Надо было Батю хотя бы частично довести до состояния Томича – чтоб они совпали краями» (с. 100).
Все дружно пьют водку, и в процессе беседы главы с Томичем выясняется, что последний сидел в тюрьме. Прилепин объясняет, за что Томич сидел: в итоге получилось, так, что его даже уважать за это надо» (с. 104).
Глава выслушал: «…и вдруг, обращаясь к Томичу, перешёл на феню… Они перебрасывались на воровском жаргоне таинственными и хлёсткими фразами» (с. 104).
Комментарий, как говорится излишен. Враги, читая про эту феню, снова радуются: «Мы же говорили, что они там все – уголовники!»
Батальон собрали.
Жизнь Прилепина в Донецке налаживалась и налаживалась на высокий лад. Помимо гостевого домика надо было позаботиться, где питаться. Не к лицу питаться писателю и майору Республики в общественной или казарменной столовой. Для писателей в чине майоров и выше существуют рестораны и кафе. Кстати, майор ДНР обзавёлся своей личкой, своими фаворитами, живущими на скудную зарплату.
«Иногда по утрам мы с моей личкой завтракали в ресторане “Пушкин”… Ресторан был отделан под старину. Официанты обращались к посетителям: “Сударь”» (с. 24-25).
Ну что же, почему бы богатому человеку не завтракать в ресторане и почему бы и свою личку не угостить! Не жадный человек. Хорошо!
«Бойцы заказывали себе всё время одно и то же: солянку, жареную картошку или пельмени. Я смеялся: когда вы ещё будете в ресторане, товарищи мои, тем более в таком дорогом! Смотрите, тут котлеты из щуки, жульены из белых грибов, расстегаи, гусаки под фруктовым соусом – а вам всё солянка да картошка» (с. 29).

Вы, дорогие читатели, не забыли, что писатель приехал в Донбасс воевать? Не забыли? 
Напрасно смеётся барин над бедными недотёпами-ополченцами. А ведь ему до их деликатности, как воробью лететь до Марса. Сами заплатить за деликатесы они не могут, поэтому их и не заказывают. Какие у ополченцев доходы! А вводить в лишний расход барина не хотят. Вот и заказывают привычное и недорогое. И за это спасибо! И смотрят, как барин гусаков-щуку-жульены кушают. Очень смешно! Обхохочешься! 
А чего же удивляться? Вот ближайшее окружение Главы республики: Ташкент, Трамп, Казак: «В “Пушкине” едва ли не ежедневно сидели первый Саша, который Ташкент, и второй Саша – главный советник Александра Захарченко, позывной Казак… Заходил ещё один Саша – позывной Трамп, министр внутренней политики, тоже, как и Ташкент, вице-премьер» (с. 26).
Местный бомонд в сборе, как всегда – в ресторане. И заказывали, наверное, не жареную картошку или пельмени. Судари! Элита!
А в это же время обычные люди иногда и хлеба вдоволь не имели. Ну, кто же им виноват! Война! Все не могут быть элитой. Как это у классика? Каждому – своё! Приятного аппетита, мальчики! Скажите спасибо Прилепину за то, как и кем вы будете выглядеть в истории Донбасса. Все ваши ресторанные подвиги в книжку внёс.
Вообще, многие места книги – радость для врага!
Радость всё вышеописанное. Радость и то, что говорит Прилепин о русских офицерах в Донбассе. Ну вот хотя бы это место в романе:
«Донецкие верили: русские советники – умные, от русских толк будет, у русских есть белый император, который смотрит на мир прозрачными глазами и мир тоскует. Потом чувство удивления прошло: оказалось, что кровь у редких пришлых тоже мокрая, что они пугаются, глупят, ****ствуют. На одного толкового заехавшего сюда офицера приходилось три залётных, которые там, на севере, всем надоели – и теперь были сосланы в донецкие степи, чтоб дома их не расстреливать» (с. 33).
Мне особенно понравилось – «редких пришлых», как будто сам – не пришлый. Читая этот пассаж, враги Республики потирают потные ручонки и улыбаются. Мне об этом читать противно. Иногда лучше жевать, чем говорить. Но это о речи. Иногда лучше асфальт подметать, чем писать. Или иногда лучше в ресторане посидеть и водки выпить, чем, что попало писать.
Подумаешь, офицеришки залётные, в России уже проштрафившиеся и никуда не годные! Только расстрелять! Они в Республике наворотят дел! Другое дело, приехал Прилепин, и всё сразу стало дышать, играть всеми красками, теплеть! И один в поле воин!
Правду ли о русских офицерах Прилепин пишет, не знаю.
Обычного жителя республики такая правда может деморализовать, а врага точно порадует. Так на кого рассчитана книга писателя?

Отозвался Прилепин нелицеприятно не только о русских офицерах, присланных Москвой в качестве военных советников, но и о местных нравах: «На Донбассе я обнаружил, что военная среда… обладает… типично женскими чертами; ну, по крайней мере, теми, что традиционно навешивают на женщин: много сплетен, склочничества, пересудов, зависти, и откровенного вранья» (с. 113).
В общем, всем досталось.
«Кобзон – делец» (с. 149), «Чичерина – невменяемая» (с. 149).
Об этом писать было обязательно?

«В полку на наш батальон смотрели косо. Командир моего полка встречался с Главой при самых лучших раскладах раз в месяц, а меня вызывали постоянно: обсудить всякие новости, почудить на передке, прокатиться по республике, выгулять почётных гостей – кто-то должен был общаться с французскими депутатами, российскими политологами, американскими артистами; тем более, что каждый третий из них вкрадчиво спрашивал по приезду: «А правда ли, что у вас служит здесь солдатом русский писатель?» – «Не солдатом, а офицером… Казак, набери Захара, где он, пусть приедет…» (с. 37-38).
– Казак, Захарку сюда! Пусть гостей развлекает!
Отрывали от серьёзной работы – из окопа выдёргивали, где знаменитый писатель совершал подвиг за подвигом.
Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой …
Ах, Александр Сергеич! Куда вам до Захара Прилепина! Слух о нём прошёл по всему миру! И швец, и жнец, и на дуде игрец! И по республике мастер прокатиться! Прикажет Глава, Фигаро немедленно явится и всё устроит, как надо! Без него как без рук! Первый помощник! За расторопность Прилепин обласкан главой, как никто!
Да только отплатил Прилепин Главе по-холуйски, рассказав о некоторых эпизодах его жизни, о которых рассказывать бы не следовало, если они и были. Пусть бы осталось между своими людьми. А теперь и враги хихикают – вот, какие у них там нравы! – и свои в растерянности. Взять хотя бы московское приключение с лошадью, которая якобы приглянулась Главе. Чего там только нет! И русский генерал с незаряженным пистолетом, и лица кавказской национальности, и драка, и полицейские, и потом братание, и, конечно, пили всю ночь. А потом кульминация: Главе до того приглянулась лошадь, встреченная на улице, что он купил её. Но были две загвоздки. В самолёт лошадь взять было нельзя. А ещё у лошади была хозяйка – девушка. Поэтому он, т.е. Глава «приобрёл лошадь вместе с девушкой. … Для девушки и лошади пришлось снять отдельный вагон в следующем на Ростов поезде» (с. 20).
Эх! Русская широта! Прилепин постоянно восхищается такими поступками Главы. Прилепину вся эта нелепая история кажется забавной. Он, правда, забыл упомянуть, в какую цену обошлась лошадь с девушкой (девушка с лошадью) и кто всю эту прихоть оплатил: сам Глава, Прилепин или деньги взяли из бюджета Республики?
А эпизод с аквапарком вообще ни в какие ворота не лезет.
Глава появляется в доме Прилепина в полночь, поглядеть на его прибывшую в Донецк семью. Спрашивает младшую дочь советника, что она хочет. Младшая хочет айфончик. Телефон тотчас является. Спрашивает старшую дочь, чего хочет она? Старшая дочурка хочет в аквапарк. Аквапарк ночью закрыт. Вода слита. Глава велит немедленно открыть аквапарк и наполнить бассейн водой. Начальник аквапарка докладывает, что наполнение бассейна водой займёт несколько часов. И тут же лишается должности и сдаёт дела заместителю. Заместитель должен наполнить бассейн водой немедленно. Хоть вёдрами! Пьяное самодурство Главы приводит фаворита Прилепина в восхищение. Он видит в нём Стеньку Разина: «Роль Стеньки Разина шла ему идеально – потому что была его ролью: это он сам и был. В поведении его… не было ни бравады, ни злой дурости, – только нежность и задор: хорошо должно быть немедленно» (с. 215).
Бассейн водой наполнили к трём часам ночи, а никто и не приехал. Детей отправили спать. А начальник аквапарка лишился работы. Ну подумаешь, мелочь какая! Настоящий Стенька, правда, бабу утопил. Не дотянул Глава до оригинала.
Прилепину нравится дом по соседству. Хороший и большой дом, который покинули состоятельные хозяева в начале войны. Дом занял, или попросту говоря, как нынче выражаются, отжал Пушилин. А зачем хорошему дому в центре Донецка пустовать? Каким образом Глава узнал, что Прилепину нравится этот дом, остаётся за кадром:« – Соседний дом тебе нравится? Этот твой маленький», «Туда вроде Пушилин заехал». Батя посмотрел на меня, как будто я дурака валяю, позвал в третий раз свою личку: «Пробей номер соседнего дома, надо с утра выкупить и переписать на Захара». – «Так точно» (с. 215).
Пушилин у Главы не в фаворитах. А для фаворита ничего не жаль. Даже отжатый дом ему перекупить у Пушилина. Вопрос: на чьи деньги?
Прилепин благоразумно и предусмотрительно отказывается от роскошного подарка.
«У Захарченко в кабинете на стенах было штук восемь-девять пулевых отверстий: время от времени, разговаривая с не очень хорошо понимающими речь людьми из числа своих министров и управленцев, Глава аккомпанировал себе подобным образом» (с. 356).
Министры позволяли себе большее: «В какой-то момент Трамп спрашивает у Захарченко: «Бать, можно я ему в ногу выстрелю, если это продолжится?. Тот говорит: а выстрели.
Следующий скандал – Трамп достаёт пистолет и стреляет своему коллеге в ногу.
Такие нравы наблюдались. Мне нравилось» (с. 356).
А тому человеку, которому ногу Трамп прострелил, понравилось?

Вряд ли можно было больше навредить Главе и подпортить его имидж, описывая эти эпизоды из его жизни. Так нет! Надо ведь всё выложить. Хотел современного Стеньку Разина показать, а вышло – хуже некуда! – какой-то распоясавшийся африканский царёк.

Не всякому майору в армии ДНР было разрешено создавать свой батальон. Не у всякого майора было столько денег, чтобы обеспечить жизнедеятельность «своего» батальона, и не всякий майор был фаворитом Главы. Прилепину повезло, подфартило. Была, со слов писателя, очередь со всей большой северной страны людей, желающих устроиться в батальон. Ничтоже сумняшеся, Прилепин обнажает мотивы, побуждающие россиян писать просьбы о принятии в батальон: «Возьмите к себе служить, люди добрые, жена совсем заколебала» и это как под копирку. Такие просьбы Прилепин, по его словам, отклонял. Но о мотивах других россиян, чьи просьбы он удовлетворял, Прилепин умалчивает. А почему, собственно говоря? Мне, как жительнице Республики, было приятно прочесть, что в заявлениях россиян говорилось, что ими движут благородные мотивы: помочь молодой Республике бороться за свою свободу. Наверное, благородные мотивы Прилепин приписывает себе, а об остальных заинтересованных лицах зачем распространяться?! Обойдутся!
Майор и он же советник Главы хвастает, что его батальон никому, кроме Главы, не подчинялся: «Комполка за два года даже не пытался мне что-то приказать – по одной должности, в качестве замкомбата, я был его подчинённым, но как советник Главы – уже нет; кому такое понравится» (с. 38).
Никому!
А кому понравится, что сержант милиции, непонятно за какие военные заслуги перескочив сразу несколько воинских званий, возводится в майоры и за какие кладези ума назначается советником Главы непризнанного государства?
Никому!
Вот поэтому «в полку на батальон наш смотрели косо» (с. 37).
На фаворитов всегда смотрят косо, хотя приходится до поры до времени их терпеть и перед ними лебезить.
О выполнении своих обязанностей замкомбата Прилепин пишет откровенно: «С утра я заезжал поболтать с миномётчиками. По должности мне было положено работать с личным составом, без устали поясняя им поставленные республикой задачи, – но за всё время службы я ни разу ничем подобным не занимался; какие-то журналы вела специально для этого взятая в штат умная девушка – но и в журналы эти я не заглядывал никогда» (с. 39).
То есть, Прилепин признаётся, что прямыми своими обязанностями никогда не занимался. Зато всегда было время на посиделки в ресторанах.

Так чем же занимался в батальоне свежеиспечённый майор Прилепин, не выполняющий своих прямых обязанностей?
Ну как чем? Что за вопрос? Конечно, военными действиями.
Война в исполнении Прилепина выглядит, «словно весёлый пикник, где люди готовят мясо» (с. 41).
Про мясо на войне звучит как-то не очень весело. Ну как кому видится. Вот Прилепину видится война пикником.
«Расчёт был банален, но верен: мы хотели дождаться ответа с той стороны на раздражающий огонь» (с. 41). Ответ нужен был для того, чтобы выявить местоположение противника и запустить по этому местоположению практически самодельную ракету, с взрывчаткой, «придуманной в недрах оборонных ведомств, управляемым кумом Главы – …Ташкентом» (с. 42).
Имелась проблема: ракета могла отклониться далеко в сторону от намеченного маршрута. Имелось три варианта: ракета могла упасть на неприятеля, на самих ополченцев и на посёлок Троицкое с мирными жителями. А что ещё можно было ожидать от самодельной ракеты с движком от «Града» и выдуманной в недрах оборонных ведомств взрывчаткой?! Остановило ли это майора Прилепина? Отнюдь, нет! Ракету запустили. Она упала на неприятеля. А что, если бы она всё-таки упала на Троицкое и погибли бы мирные жители? Прилепин тоже описал бы это событие весело, с чувством юмора, как на пикнике? Нет, нет! Мы не можем подозревать его в бессмысленной жестокости: «Это было жутко – и я не в силах вообразить чувства тех, в чью сторону она летела» (с. 43).
А ведь он не знал, пока ракета не упала, в какую сторону она летела.
Что это? Беспечность? Легкомыслие? А может, разгильдяйство, возводимое в ранг геройства? Дурак? Не ведает, что творит?
Нет, не дурак и ведает, что творит. Наш «герой» высовывается из окопа: «если она упадёт на посёлок – самое малое, что со мной можно сделать, это убить» (с. 43).
Побеспокоился ли Прилепин о жителях Троицкого?
«…местные поселковые граждане, оседлав велосипеды, поспешили из деревни вон. Мы смеялись. Мы выглядели, как циники и были циниками» (с. 49).
Ну, забавно же! Смешно! Весёлая такая войнушка!
Он, майор Прилепин, не в силах или не хочет вообразить чувства тех, в чью сторону летела самодельная ракета.
Я знаю, что чувствует беззащитный, безоружный человек, когда над его домом свистят снаряды и когда в его сторону летит ракета. В километре от моего дома примерно такая ракета упала. Я потом пошла посмотреть. Съехала в воронку на пятой точке, встала в полный рост на дне, а края воронки вровень с моей макушкой.
Это не весело. Отнюдь, нет! И совсем не смешно.
Но Прилепину всё смешно: «Вообще-то здесь часто так бывало: сидим в кафе, смеёмся, сидим, смеёмся, ещё сидим, снова смеёмся, – потом вдруг вскочили, запрыгнули в машину, исчезли из пределов видимости, – вдалеке где-то постреляли, погубили кого-то, наверное … – потом вернулись , туда же уселись, где сидели, на те же места, … и опять сидим. Такая война странная» (с. 79).
Ну, да, кто-то, вроде Прилепина, в ресторанах водку пил, в кафе чаи гонял, на машине поохотиться выезжал, и обратно – в тепло водку пить, а кто-то из ледяного окопа неделями не вылезал. Фавориту всё можно.

Время от времени советники подкидывали Главе нелепые идеи, которые он по простоте своей подхватывал и озвучивал.
Захар Прилепин рассказал в своём романе о самой нелепой идее, над которой только ленивый в своё время не посмеялся, авторство которой приписал Ташкенту – идея новой Малороссии. Честно говоря, в 2017-м году я думала, что идея принадлежит либо Казакову, либо Прилепину: «Идея новой Малороссии появилась, как я понял, с подачи Ташкента, расписывал идею по деталям – Казак; вот он – умный, это его работа: быть умным» (с. 88).
Идея была не умной. Она была откровенно глупой.
«Согласно идее, Донецк объявлял о создании нового государства: Малороссии, и себя назначал её столицей, в силу того, что Киев теперь нелегитимен. Малороссией раньше называли всю Украину. Я сказал, что это забавно. Сказал, что я за любую замуту» (с. 88).
У Москвы, похоже, разрешения не спрашивали. «Меня спросили: а что Москва? Как посмотрит Москва? Я пожал плечами: да какая разница? Это весело. Надо, чтоб всегда было весело» (с. 88).
Ну, да! Авантюристам всегда весело и забавно. Особенно весело и забавно, когда адреналин прёт.

Идее Малороссии в романе Прилепина отведено не более двадцати строк. Писатель явно поскромничал. Он не рассказал о самом главном. «Малороссия» должна была, по замыслу авторов, заменить государство под названием «Украина».
Захарченко идея понравилась. Он сказал, что государство Украины в том виде, которое оно было, не подлежит восстановлению: «Мы, представители регионов бывшей Украины, за исключением Крыма, заявляем об учреждении нового государства, которое является преемницей Украины. Мы согласны в том, что новое государство будет называться Малороссия, так как само название Украина дискредитировало себя»
Столицей Малороссии должен был стать Донецк. Киеву отводилась роль историко-культурного центра, государственным флагом нового государства Малороссия должен был стать флаг Богдана Хмальницкого.
В новом государстве должно было быть введено чрезвычайное положение на три года. Сроки реализации упомянуты не были.
18 июля 2017 года Захарченко сделал заявление об учреждении нового государства.
Заявление Захарченко сделалось информационной бомбой.
Неожиданностью эта инициатива явилась для ЛНР. Тамошних руководителей не спросили о согласии.
Некоторые СМИ в России опубликовали Полный текст Конституционного акта о создании Малороссии.
Предполагалось, что лучшие люди Украины бегом помчатся в новую Малороссию и начнётся переформатирование Украины в нормальное государство.
Журналист Андрей Князев захлёбывался от восторга: «Итак, вот наконец-то и свершилось то, чего так давно ждали очень многие как в России, так и на Украине. Предложена свежая, конструктивная идея по разрешению украинского кризиса, который уже давно зашел в тупик в его нынешнем формате. … Вряд ли кто-то будет спорить, что Захарченко решился бы озвучить такие смелые, даже революционные заявления без согласования с Москвой. А значит, в Кремле эти идеи одобрили – а скорее всего, даже и сгенерировали. …Плохой сигнал для нынешней киевской преступной власти – отныне в России начнут постепенно опираться не только (и не столько) на давно протухшие минские соглашения, сколько на концепцию построения новой Украины – Малороссии».
Андрей Князев поторопился с выводами. Вряд ли идею сгенерировали в Москве. Скорее всего, в Москве удивились странной инициативе. «Протухшие» минские соглашения всё ещё и в 2019 году безальтернативны и, кажется, уже стали вечны. Поторопился Андрей Князев и с восторгами.
Журналистка Юлия Витязева тоже попала пальцем в небо, предложив спустить минские соглашения в унитаз, и назвав Малороссию последним шансом Украины. Журналистка даже предсказала, что процесс превращения Украины в Малороссию будет болезненным и долгим. И снова попала впросак, потому что через неделю проект «Малороссия» был закрыт, не успев толком родиться.
Сказали своё слово эксперты. Директор Центра политической конъюнктуры Алексей Чеснаков сказал, что «этот проект скорее литературный, чем политический. К реальной политике малороссийская инициатива не имеет никакого отношения». По словам Чеснакова, шум поднят большой, но через месяц о Малороссии забудут все, включая авторов этой идеи.
Глава правления Центра прикладных политических исследований «Пента» Владимир Фесенко не исключает версию запугивания. Скорее всего, по его мнению, это касается президента Франции Эммануэля Макрона перед началом телефонных переговоров в нормандском формате. «Это может быть тактикой психической атаки – запугивание обострением кризиса не только на Донбассе, но и по всей Украине. Таким образом, намекают о повторении событий 2014 года».

Когда в Донецке объявляли Малороссию, были созваны местные журналисты. Прилепин сказал речь в духе «I have a dream». Но это в речи! Он признаётся: «…в сущности, никакого дела до Малороссии мне не было, но то, что мы (на словах) перенесли столицу из Киева в Донецк, меня забавляло» (с. 135).
«Краткое содержание конференции, включая моё выступление, по незримым проводам уползло в Москву» (с. 136).
Через полчаса пришёл ответ из Москвы: «Позвонил Пушилин и просил передать Захарченко, что Москва требует всё дезавуировать… Глава сидел, молча, и, по глазам было видно, напряжённо думал: как быть, как переиграть всех, кто мешает ему забавляться» (с. 138).
Забавы, однако, закончились, не начавшись.
Пушилин дезавуировал проект.
Захарченко был вызван в Москву «на ковёр». После его возвращения в Донецк проект «Малороссия» рухнул. Захарченко вынужден был признаться, чтобы сохранить лицо, что была предложена лишь тема для дискуссии. Дискуссия была жаркой, но тема постепенно была «замылена» и сошла, как пена.
В общем, это была типичная маниловщина, к которой Захар Прилепин и Александр Казаков, несомненно, приложили руку, подставив Захарченко. Очень всем им веселья хотелось: «Надо, чтоб всегда было весело. Захарченко сказал: «Так». Он никогда не был политиком, и не стал бы им – потому что любил, когда весело. А политики любят, когда правильно. Им бы газоны стричь» (с. 88-89).
Ну, вот, и повеселились ребята от души! А в Москве отдувался за глупую и нелепую инициативу один Захарченко.
Прилепин всё время нечаянно проговаривается. Вот, например, насчёт Казакова проговорился. «Казака в своё время пригнали на Донбасс из кремлёвских кабинетов как специалиста широкого политического профиля – проследить за первыми донецкими выборами… Казак отработал своё на выборах – получилось отлично, – можно было возвращаться в северное Отечество; но он понравился Захаренко, и тот предложил ему остаться… Шаг за шагом Казак отвязывался от кремлёвских своих кураторо… Казаку из России намекали, что он вообще может домой не вернуться, – там всё больше раздражала его донецкая самодеятельность» (с. 93).
Идея Малороссии и была такая доморощенная донецкая самодеятельность. Захарченко позволял её фавориту: «Глава доверял ему безоговорочно» (с. 94).
Доверял он и Прилепину, откровенность которого, шокирует: «О том, что Казак уже не имеет никакого отношения к отдельным кремлёвским кабинетам, мы молчали: это ударило бы по его позициям, и по Главе тоже, и даже по мне, – мы все делали вид, что у нас московская «крыша». Спасибо Москве хотя бы на том, что она не сказала, ткнув в нас пальцем: это самозванцы» (с. 94).

Самозванцы! – снова проговорился Прилепин.
Хлестаковщина!
Хвастуны и вруны!

И стыд глаза не выест. Прилепин часто повторяет, что ему – всё равно. Главное, чтобы было весело и забавно. В связи с этим вспоминается беспринципный герой романа «Посторонний» Мерсо. Он тоже всё время повторяет, что ему всё равно.
Прилепин и Казаков в Донецке были посторонние. О Казакове писатель говорит: «Он был совершенно пришлый… Если б против него стали собираться донецкие, ему и опереться, оглянуться было б не на кого» (с. 94).
Поэтому Казаков и знакомит Прилепина с Главой, и сержант милиции, он же волонтёр, становится фаворитом Захарченко: «чёрт знает, что ему во мне понравилось…» (с. 94).
Прилепин рассказывает, как он предлагал свои планы Главе, предлагал «навязать свою игру» (с. 97).
«…я сделал предположительный расклад по одному городу с той стороны: как туда зайти, как всё сделать быстро» (с. 97).
Разумеется, всё это без разрешения кураторов из Москвы. Снова та самая донецкая самодеятельность! При этом Прилепин не особо задумывается о последствиях: « – Понимаю, понимаю, – говорил я. – Россия заморозит пенсии, которые она доплачивает донецким пенсионерам, заморозит поставки горючего, но… и я предлагал, как может размотаться клубок» (с. 97).
Ну подумаешь, что из-за донецкой самодеятельности Прилепина пенсионерам перестали бы давать пенсии. Не доплачивать, а платить, потому что у многих пенсионеров в ДНР, кроме этой российской пенсии, больше никаких доходов нет! А это означало смерть от голода. Подумаешь! Зато, какие размашистые планы! Зато, как было бы весело!
Весело было бы одному Прилепину.

Время от времени, Прилепин покидал свой батальон, Донецк, Республику, чтобы развеяться, повеселиться в других местах.
Прилепин описывает в романе историю своего знакомства с знаменитым режиссёром Кустурицей. Всё это занимательно, но к теме войны в Донбассе не имеет никакого отношения.
Но роман-то – фантасмагория! И объём романа от этих воспоминаний увеличивается. В этих воспоминаниях, как водится, ресторан, официанты, выпивка в «гомерических количествах» (хотя при чём тут Гомер, у которого герои вообще не выпивают), пивная, суп, официанты, пьяные объятия и поцелуи.
Прилепин хвастает своим знакомством с знаменитым сербским режиссёром, хотя уверяет: «я не ищу дружбы со знаменитостями» (с. 179). Ну да, они сами Прилепину навязываются. Сами звонят и хотят встретиться. Но они не к Прилепину едут, который на войне сражается, а зовут к себе. Стоило Кустурице поманить Прилепина пальцем, как тот мчится на зов.
«Зачем я был ему нужен, представления не имею» (с. 168), – удивляется Прилепин. А и Кустурице нужны фавориты. Пусть и такие, время от времени появляющиеся по первому зову: «…мы даже душевных разговоров никогда не вели… и умных не вели». Посидеть за бутылкой, помолчать, обняться, поцеловаться. «… я ведь как представлял: встречаются две глыбы, две эпохи, две судьбы …» (с. 169).
Целующиеся глыбы, это круто!
Вы думали, что у нас в литературе одна глыба, один матёрый человечище – Лев Толстой. Ан, нет! Уже две глыбы: Лев Толстой и Захар Прилепин. Только о Толстом так сказал Ленин, а о любимом Прилепине – сам Прилепин и сказал.
Сам о себе не скажешь, так ведь народ-то и не догадается. Подсказывать надо!
Народ-то у нас малообразованный. Вот, к примеру, пересекает Прилепин границу, а пограничники его не узнают в лицо, и хоть тресни!
«Они меня не узнавали в лицо – никогда, ни разу. Я удивлялся. Потом подавал паспорт – фамилия им тоже ничего не говорила. То ли аномальное количество физиономий, мелькающих перед глазами ежедневно, затёрло элементы в распознавателе лиц, то ли в Ростовской области набирали в пограничники людей, от природы чуждых высоким искусствам, и носителей массовой информации избегающих» (с. 159-160).
Обидно-с!
Как же было не узнать такую великую глыбу?!
Все должны знать в лицо наше всё!
А фамилию тем более!
Сам великий Кустурица, по словам Прилепина, представляя писателя актрисе Монике Белуччи, произносит: «Это Захар, он мой брат, он великий, он приехал с войны» (с. 175).
Великого не узнавать в лицо!
Пигмеи! Тёмный народишко!

Ну а теперь два слова о «приехал с войны».
Вообще-то, точнее было бы сказать, приехал с перемирия. Потому что минские соглашения запретили войну и перемирия шли косяками, как рыба в нерест, одно за другим. 
Сидел человек на войне, то есть на перемирии, возле Главы в ресторане, и вдруг звонок из Сербии. Прилепин зачем-то нужен режиссёру Кустурице. Автомобиль – самолёт – автомобиль – яхта: «Яхта тронулась; было красиво: нас кормили, мы плыли, музыка играла» (с. 177).
Читатель, вам тоже красиво? Писателю – красиво. Он старается и красивостями кормит постоянно: «… я остро увидел: иду, распахнутый, а на красную машину падает медленный снег; всё красиво – машина, эпоха, пиджак, снег, белое на красном» (с. 171).
Ну да, не в этом дело. Вот прилетел в Сербию майор ДНР, прилетел, бросив всё и вся, и, наверное, с разрешения Главы, прилетел, сам не зная зачем. Кустурица позвал. Как не полететь! На яхте «мы обнялись, он куда-то меня позвал, я не пошёл, потому что за ним тянулось длинное охвостье людей, – не хотелось толкаться; я убрёл в уголок, и уже из уголка рассмотрел, что, оказывается, на яхту прибыл целый президент местной страны, – все пошли здороваться, я опять не пошёл: думаю, потом позовут» (с. 177).
Позвали! Не всё же майору ДНР и великой глыбе русской литературы скромно в уголке скучать.
Зачем позвали? 
«Президент поднял тост за гостя из России» (с. 177).
Хотела бы я видеть эту картинку! Президент поднял тост, и сказал бокал! Ну, ладно, писатель ляпнул, а редакторы проворонили!
Ладно! Дальше что?
«День длился долго; всё время пело, играло, подливалось, выпивалось, прижималось к огромной сербской груди» (с. 177), потом речи на тему «если у сербов будут проблемы, русские в долгу не останутся» (с. 178), потом ресторан и, наконец, финал:
« – Приедешь ко мне в Донецк? – спросил я.
 – Конечно, брат.
Ради этих двух слов и прилетал» (с. 179).
Ради двух слов вот это всё?!
Не приедет Кустурица. Не к кому Кустурице приезжать в Донецк. Захарченко погиб, а Прилепин давно уже живёт на хуторе близ Рублёвки.
Если приедет, то на этот хутор.
Прилетал Прилепин в Сербию ради двух слов. А ещё покататься на шикарной яхте и выпить-закусить со знаменитыми людьми. На них посмотреть и себя показать.
А остальные, те, кто на взаправдашней войне, которая перемирий не признаёт, что?
А ничего! Остальные, не глыбы и не великие, сидят в окопах. Они «дворняжки» (с. 168). Им не положено перепрыгивать через несколько чинов сразу, не положено создавать свои батальоны, не положено сидеть по кафе и ресторанам рядом с Главой, не положено, бросив окопы, лететь в Сербию на беспоследственную и никчёмную встречу с Кустурицей и президентом «местной страны», не положено ничего такого, что разрешено фавориту.
Прилепин проговаривается несколько раз, кем он считает тех, кому ничего не положено: «меня моляще ухватил за рукав кто-то из моих дворняжьих товарищей», «Эмир остался с моими дворнягами», «обещал своим новым сербским товарищам, таким же дворнягам, как и я» (с. 164), «сербские мои товарищи, такие же дворняги, как и я» (с. 167). 
Великая глыба и вдруг – дворняжка. А это затем, чтобы не обижались на «дворняжку» по отношению к ним. Это затем, чтобы относились, как к своему в доску. Он делает вид, что тоже дворняжка, хотя и особенная.
Сравнения простых людей с дворняжками можно было бы и избежать. Но Прилепин не может удержаться. Это у него на уровне подсознания. Он не может не проговориться. Проговорился же недавно о хохлах. Но об этом – отдельно и позже.

Какому ещё командиру было бы позволено бросить батальон и улететь в Европу, тем более, без веских оснований? Вряд ли приглашение Кустурицы вместе выпить-закусить, можно считать веским основанием.
А никакому командиру позволено не было бы.
Только фавориту.
Фавориту можно всё!
А война подождёт.
Военная дисциплина это для остальных «дворняжек».
Прилепин не один раз будет оставлять театр военных действий.

Есть в Интернете официальный сайт Прилепина. Он так и называется «Захар Прилепин». На официальном сайте есть архив новостей, начиная с 2007 года. В архиве новостей помесячно указано, где был писатель и чем занимался. Тем, кому любопытно, могут заглянуть в архив новостей 2017 по сентябрь 2018 года и узнать о перемещениях писателя и его деятельности. Так вот, он перемещается не только из Донецка на передовую, Но из Донецка на своём «круизёре» в Ростов, а далее повсюду, куда гонит его интерес. А интерес гонит его в феврале-марте 2017 года, в Челябинск, Пензу, Петербург, Москву, Ижевск, в Сербию, в Швейцарию, во Францию.
Деятельность Прилепина широка и разнообразна. Он выступает с творческими вечерами, раздаёт интервью, выступает на радио и телевидении, ведёт блог, пишет статьи, читает лекции, участвует в конференциях и.т.д., и.т.п.
Ах, да! И время от времени воюет в донецких ресторанах.

Голова кружится, когда читаешь, сколько он всего успевает делать. А ведь ещё сюжеты надо обдумывать, материал собирать, писать надо.
Игорь Стрелков по поводу разъездов Прилепина замечает: «Не, ну всякое бывает, но раз «майор ВС ДНР», то какого чёрта «майор» разъезжает по библиотекам с «творческими встречами»? Я тоже писатель, но на встречи такого рода, пока воевал, у меня времени не было «от слова вообще».
Попутно Игорь Стрелков спрашивает, где и когда Прилепин успел, по словам журналистов, «стяжать военную славу»?
Стрелков говорит: «Передайте, пожалуйста, Захару Прилепину, что к бойцам его батальона, находившимся на передовой, я никаких претензий не имею и в том, что они «не воевали» – их не обвинял.
Что касается самого Прилепина, то пусть скоморошничает дальше сколько угодно. «Ополченец», который в процессе «военных действий» умудрялся проводить «творческие вечера» в Париже и свободно раскатывал по всей РФ – это, несомненно, «ветеранистый ветеран»...
Воевать надо было в 14-м. Или в начале 15-го. Клоун. Но уж если приехал позже – быть чуть-чуть скромнее и не позорить своими сочинениями имя добровольца».
«Насколько помню, не было Захара Прилепина в Донецке, и какая слава такая «военная, обогнала известность как писателя»? В каких серьезных боевых операциях Луганске ни во время самых ожесточенных боев в 2014-м, ни даже под Дебальцево в 2015-м. Не, понятное дело... тогда бои шли... убить могли и для «творческих встреч» времени совсем не было».
Известный журналист Максим Калашников тоже вносит свою лепту в «прилепиаду»: «…те мои товарищи, что служили в батальоне Прилепина, ещё два года назад рассказывали мне о политработе в части. Путин – велик, Стрелков – вражина. А в общем, талантливого писателя решили раскрутить и заместить им образ Игоря Стрелкова. Но получился не весьма удачный суррогат. Эрзац. Натуральный продукт, однако, лучше. Маргарин – никак не сливочное масло. А последние высказывания Прилепина о том, что со смертью Захарченко из Донбасса ушла революционная свобода, что теперь Донбасс – регион РФ и что он теперь в Донбассе воевать не будет, ибо “не хочет воевать за капитализм” – вообще рассчитаны на полных дебилов. Это при Захарченке-то в ДНР был социализм? И свобода? А не криминальное гетто, воплощенная антиутопия 90-х? Это ЛДНР – “российский регион”? Непризнанные Москвой анклавы, причем для Кремля русские Донецкого кряжа оказались дальше, чем абхазы и осетины? Да, крепкая была белена, видать. Забористая. Воевать он не будет больше? А разве он воевал? От Стрелкова он отличается так же, как актёр Михаил Ульянов – от подлинного маршала Жукова».
Жёстко сказано! Правда всегда жестка и неудобна.
Но мы немного забежали вперёд.
Вернёмся в книгу Прилепина.

Жену Прилепина в большом российском городе стал кто-то терроризировать. У порога квартиры, где она жила с детьми, кто-то стал регулярно разливать кетчуп и насыпать шелуху от семечек. Жена начала звонить мужу и жаловаться. Неприятно и пахнет угрозой. В особенности шелуха от семечек. Я бы тоже пожаловалась мужу. Пусть приедет и надерёт уши негодяям. Но не в этом суть. Суть в том, что Прилепин то и дело проговаривается. Регулярно проговаривается о том, что у него на уме. Наивность? Простодушие? Я не знаю. Я ещё найду этому определение.
В Донецке ожидается наступление врага. Прилепин пишет, что, увидев колонну танков, идущую из Донецка, он испытал «приступ родникового, ключевого, чистейшего счастья – что моей семьи, моих детей нет в Донецке. … ах, как чудесно – в МГБ жгут бумаги, ВСУ готовятся к заходу в город, – а мои-то все дома, в лесу спрятались; играют в снежки, лепят снеговика, младшая побежала в дом за морковкой … Счастье-то какое, Господи» (с.205).
И не поспоришь! Счастье, когда на головы твоих детей не валятся вражеские снаряды. А то, что они валятся на головы детей аборигенов, ну что же, каждому своё! Главное, что прилепинские дети в безопасности.
К маю обстановка в Донецке стабилизировалась настолько, что Прилепин на своём «круизёре» в компании своих уже фаворитов приезжает к жене и детям в российскую деревню, где они прятались от кетчупа и шелухи от семечек, и три дня – баня – река – стол – баня – река – стол – баня – река – стол. Это вроде, как в Донецке: окоп – ресторан – кафе – баня – окоп – ресторан – кафе – баня и т.д.
А в августе жена с детьми приезжает в Донецк.
На войну приехала, где безопаснее, чем в мирной РФ. Ну, конечно, не в окоп приехала, а в дом. Глава приехал знакомиться с семейством фаворита. Другой фаворит Казаков не скрывает обуревающего его чувства счастья: «Саша Казак мне всё подмигивал: “Видишь, да? Глава счастлив!” – когда Глава был счастлив, Казак был счастлив вдвойне» (с. 209).
Ну, ещё бы! Счастье фаворитов полностью зависит от счастья и благополучия Главы. Жаль только, что счастье фаворитов только от этого и зависит. Сегодня есть, а завтра – фюйить! – нет его. Беречь надо было источник своего благополучия и счастья! Пылинки сдувать! А вы его в свои дурацкие авантюры втягивали.
А Глава, между тем, исполняет роль Доброго Волшебника: младшая дочь Прилепина хочет телефончик, на, тебе – новый телефончик! Старшая дочь хочет в аквапарк. На тебе – аквапарк! И плевать, что ночь, что аквапарк давно уже закрылся, вода спущена, обслуживающий персонал отдыхает. Плевать! Персонал разбудить, воду налить! Дитя фаворита забавляться желает. Ах, вода наливается в бассейн несколько часов? Отстранить начальника! Передать дела заместителю! Пусть, хоть вёдрами наливает! Быстренько! Жаль, что «самодержец» воде приказать не в силах течь быстрее.
Что Стенька Разин бросал бабу в воду, помню, но чтобы Стенька Разин приказывал наполнить водой бассейн аквапарка за десять минут, не помню!
Нечего и говорить, что бассейн ночью наполнили, а никто купаться не приехал. 
Впрочем, я об этом уже писала.

После приезда жены Прилепина и его детей, началась вполне мирная жизнь. Глава приезжает в гости, дочка играет на скрипке, мальчики играют в футбол с фаворитами Прилепина, дети учатся дома по учебникам, фавориты майора ДНР устраивают экскурсии на полигон, в разбитый Аэропорт, катаются по Донецку. А между тем, бойцы батальона ходят в разведку. Их где-то там, на передовой или во вражеском тылу, убивают. Живых раненых награждают. Всё нормально!
Семья Прилепина жила в Донецке полгода. Эти полгода жизни из книги выпали. Вернее, в книгу не попали. И напрасно! Писать, так писать! Напрасно, потому что в эти полгода случилось много интересного.
Вот, например, венчание.
В СМИ была опубликована информация, что после 20-ти лет совместной жизни Захар Прилепин обвенчался со своей супругой Марией в Донецке. Фотографии с таинства опубликовал корреспондент «Комсомольской правды» Александр Коц в своем Fаcebook.
Знаменательное событие состоялось 26 ноября 2017 года.
Церемония прошла в Спасо-Преображенском соборе, в Донецке. Среди гостей были известные люди, такие как российская певица Чичерина, бывший украинский исполнитель Джанго и, само собой, Глава ДНР Александр Захарченко с супругой.
Что после двадцати лет совместной жизни, родив четверых детей, решили повенчаться – хорошо! Повенчаться можно было в Москве или в другом российском городе, но это банально, скучно.
А вот повенчаться в военном городе Донецке – ярко, оригинально и необычно!
Корреспондент «Комсомольской правды» Александр Коц сообщил: «Сначала гости подарили Прилепину АГС (автоматический гранатомет станковый). И вот Захарченко подарил жене Прилепина пистолет «Оплот» производства ДНР. А Захару – самовар. Чтоб он мог вечерами петь: «У самовара я и моя Маша».
Ну что! Круто!
Круто венчаться после 20 лет брака, да не где-нибудь, а в военном городе Донецке! А вам – слабо?
Круто, что это событие освещали СМИ!
Круто, что «молодые» получили такие подарки, какие другим и не снились!
Не сомневаюсь, что Прилепину позарез нужен был личный АГС.
А вот зачем жене Прилепина был подарен пистолет?
Прилепин пишет: «Лёг спать, форма у кровати, пистолет (ТТ, наградной, за проявленное, Захарченко вручил» (с.14).
Здесь, более-менее – понятно. За проявленное. Правда, скромно умолчал, где и когда проявил.
А жене Прилепина пистолет – за что? Тоже за проявленное?
По закону драматургии, этот пистолет когда-нибудь выстрелит.
Помните, как сказал о ружье на стене Чехов?

И фотографии, фотографии, фотографии…
Вот, на фотографии чета Прилепиных за свадебным столом!
Вот Глава протягивает жене Прилепина подарок – пистолет.
Вот жена Прилепина в венчальном – очаровательном, кружевном, белом! – платье (за спиной на полочке – иконы, иконы, иконы...) подняла правую руку с пистолетом (наманикюренный пальчик на курке) и прицеливается в потолок. Или собирается бросить пистолет, как свадебный букет – кто поймает?
Горько!
А вы знаете, действительно горько смотреть на этот балаган!
А вот и ещё фоточка. Прилепин выложил её на своей странице в соцсети и подписал: «Семья террориста». Жена Прилепина в боевом камуфляжном прикиде (берцы, наколенники, перчатки, горка, только головного убора не хватает) собирается стрелять, стоя на одном колене, и в руках у неё отнюдь не подаренный Главой пистолет, а автомат.
Круто! Знай, наших!
Только многим этот постановочный кадр не понравился.
Многие зануды не оценили юмор Прилепина. В комментариях они отмечают, что такой пиар – это уже слишком.
Известный ополченец Евгений Тинянский с возмущением назвал поступок Прилепина фарсом и цирком.
Что ещё происходило в эти полгода, кроме свадьбы?
Фотосессии на поле битвы!

Прилепин фотографируется рядом со своим любимым «круизёром», с «дворнягами», т.е. со своей свитой (они же – его фавориты), с Главой, с Казаковым, с Тимофеевым и т.д., и т.д. Фотографий – тьма! Ну надо же память о Донбассе для себя оставить. И о себе. Страничка биографии, как-никак.
Ну и, конечно, фотографии с передовой. Стоп! О фотографиях с передовой – отдельный разговор.
Чистенький чёрный «круизёр» – красавчик! – стоит в профиль к нам. У переднего колеса картинно припал на колено боец. Автомат наготове!
У заднего колеса картинно припал на колено владелец красавца «круизёра». Автомат наготове!
За кормой «круизёра» стоит боец. На переднем плане, спиной к нам картинно припал на колено четвёртый боец. Держит ли в руках автомат – не видно. Наверное, держит. Какой же автомат без бойца! Какой же боец без автомата!
За «круизёром» виднеется основание террикона и лесок. Наверное, враг где-то за терриконом. Сейчас покажется. Сейчас начнётся перестрелка. Сейчас начнётся бой! А всю эту картинку кто-то снимает сбоку. Держит в руках камеру или телефон.
Нам сделали красиво!
А вот и ещё фото. Уже без «круизёра».
У входа в блиндаж стоит героический майор ДНР в горке и шапочке защитного цвета, прикрывающей лысину. Майор ДНР прикуривает, защищая от ветра руками огонёк, должно быть, отдыхая после боя.
Разведчик Евгений Тинянский прокомментировал героическое фото: «Что это, неужели блиндаж, спросите вы меня? Я вам отвечу: это декорация, сооруженная специально для героических съёмок. Чего не сделаешь для развода лохов, готовых верить в героический образ героя, приехавшего защищать людей от… (терриконов?)
Други, я офицер запаса и был оным ещё до начала войны. Офицер как раз с инженерной военной специальностью. И фортификацию как дисциплину мы проходили. Так вот, сие сооружение нельзя назвать не только блиндажом, а вообще отнести к фортификационным сооружениям.
Потолочные перекрытия блиндажа не могут быть такими тонкими. А эта лажа не защитит и от 82 мины.
Ко входу в блиндаж должна вести траншея сообщения. Она не может быть такой широкой, чтоб минимизировать попадание в траншею боеприпаса и, как следствие, поражение.
Сам ”блиндаж” и траншея не укреплены, не смотря на то, что грунт явно каменистый. И при попадании фракция грунта сыграет роль шрапнели, прибавив поражающий фактор.
На кого рассчитана эта клоунада? Понятно на кого…
Ну и под занавес. Вход в блиндаж по логичным причинам обустраивается с тылового направления, обратной стороны линии соприкосновения. А теперь смотрим на обратную сторону. Что там?..
…ТЕРРИКОН!!!!!!!!!
Прилепин опять воюет с бедным терриконом».
К этому больше нечего добавить и остальные фотографии «с передовой» можно не рассматривать.

Прилепин в романе любит рассказывать не столько о передовой (что там интересного-то?!), сколько о ресторане «Пушкин», где он регулярно обедает со свитой или с друзьями, и ещё о великих мира сего.
Как его позвал Кустурица, Прилепин рассказал. Теперь пришла пора рассказать об отечественной знаменитости. Сидит Прилепин в окопе, листает в телефоне неотвеченные вызовы, а там: «Позвони срочно» – и дальше твой такой-то. Человек, известней которого на Руси был только император. Подобное послание я получал от него впервые» (с. 257).
Прилепин звонит всенародному режиссёру и «раздался этот, с бесподобными переливами, артистической роскошной хрипотцой то густой, то неожиданно высокий, почти всегда весёлый голос всенародного режиссёра» (с. 258).
Слышно даже, как Прилепин по-щенячьи подвизгивает от восторга! Сам всенародный режиссёр ему велел позвонить! Сам! Господи, счастье-то, какое привалило! В обморок можно упасть! Всенародный режиссёр говорит: «Слушай, Захар. Тут есть одно дело. Не очень удобно по телефону. Но раз ты далеко, скажу. С тобой не против поговорить один человек. Ты должен догадаться. Мы встречались, я вспомнил о тебе, и он говорит: а пусть придёт …Ты понимаешь, о ком я?
– Да. Думаю, да. Это очень вовремя.
– Тогда приезжай. Сразу набери меня. Приедешь ко мне – посидим, всё обсудим» (с. 258).
Это называется, на ловца и зверь бежит.
«Батя спросил меня, могу ли я устроить ему встречу с императором» (с. 259).
Почему Глава сам не попросит аудиенции?
Ах да, он – Глава непризнанной республики.
А тайно встретиться было нельзя?
Встретиться и решить все вопросы.
Почему надо унижаться перед фаворитом и просить его устроить встречу?
Почему Глава уверен, что Прилепин знаком с «императором», бог весть! Но ведь не разуверял его фаворит в своих возможностях. А если вспомнить, что «Казак уже не имеет никакого отношения к отдельным кремлёвским кабинетам, мы молчали; это ударило бы по его позициям, и по Главе тоже, и даже по мне. Все делали вид, что у нас московская “крыша”» (с. 94)
Вот и Прилепин делает вид, что у него императорская «крыша». Но, как выясняется, с «императором» он не знаком. Но делает вид перед патроном, что знаком. И вот, «Батя» (в терминологии фаворита) униженно просит «устроить ему встречу с императором, – а тут такая возможность» (с.259).
Возможность – это встреча с «всенародным режиссёром», который с «императором» знаком и может поспособствовать желанной встрече.
И снова: из ресторана… ой, из окопа – в Москву! Пока ехал 1000 километров до столицы, – куча звонков. В числе других – приглашение в Женеву. Наш герой соглашается. Чтобы оправдать свои поездки по европам, в то время как другие сидят в окопах и погибают в перестрелках, Прилепин оправдывается: «расскажу приличным европейцам о нашем террористическом житье-бытье» (с. 265).
Угу! Должен ведь кто-то развлекать приличных европейцев!
«Саша Казак всегда приветствовал эти поездки: по сути, со всей Донецкой республики я был едва ли не единственный выездной – и должен был поддерживать наше реноме не как банды отморозков, а как-то иначе. Так что это было в известном смысле ещё и моей обязанностью в качестве советника Главы» (с. 265).
Угу! Полномочный посол непризнанной Республики.
Тем временем Прилепин продолжает изливать восторги перед всенародным режиссёром, который знаком с «императором»: «Впервые он позвонил мне лет десять назад. На телефоне высветился неизвестный номер: “Привет, это …” – и он назвал свою фамилию: лёгкую, ловкую, ассоциирующуюся сразу со всем его обликом, со всей его жизнью; в фамилии умещались и слышались сразу – и его блистательная сановность, и его хохоток, и мягкость, и хватка, и барская, скорей, очаровательная, при подобающем, а иногда не вполне подобающем случае хамоватость, и словно бы щекотка, которая неизменно и незримо чуть смешила его в любых ситуациях, и хук слева, которым он, невзирая на чины и положение, мог усадить, развалить всякого, пошедшего на него лоб в лоб, и меха его шуб, и альковное что-то, и церковное… » (с. 266).
Уф! Медленно выдохнули…
И даже шуба не забыта! Про мужской парфюм забыл упомянуть.
Передохнули?
Продолжим цитату: «Он был человек невероятного природного дара. И невероятной вживляемости в любые времена… Его запросто можно было представить в петровской эпохе: единственный, кто – наряду с кем там? Со стариком Голицыным? И делягой Алексашкой Меншиковы? – мог пройти сквозь гнев и рёв Петра, и выйти из этого огненного смерча не опалённым, но, напротив, награждённым: за дельный совет, за ту силу, с которой он растворял в себе державную боль или блажь. Прирождённый царедворец» (с. 266).

После такого безудержного славословия Михалков был просто обязан Прилепина с «императором» познакомить.
Думаете это всё? Как бы, не так! Но я не стану утомлять читателя «сладким сахарком на донышке» (Прилепин), а перейду к главному: «Потом мы встретились, обнялись – мне искренне казалось, что он раза в два меня больше, что у него огромные руки, что меня прижала к могучей груди сразу вся русская аристократия – вернее даже, боярство… дополз же я до этого чудесного дня» (с. 267).
Так и слышится: убогие мы, ничтожные, жалкие дворняжки, доползли же до этого чудесного дня лицезреть его Светлейшество!

Вот ничего не имею против «всенародного режиссёра» и даже им восхищаюсь, но ползать перед ним на брюхе, как Прилепин, неистово славословя за талант, человеческие качества и аристократизм, – пусть даже ползать не в буквальном, а виртуальном смысле, – это какой-то лизоблюдский, подхалимско-холуйский перебор.
Ментальность-с – соответствующая: «По правую руку отчего-то усадили меня, приблудного» (с. 268)
Ну почему «отчего-то»?! Вельможам всегда и во все времена нужны лицемерные сладкопевцы.
Совсем не случайно упоминает Прилепин, что «всенародный режиссёр» есть советник «императора» «по делам всего сущего, движению светил небесных и копошению гадов земных» (с. 268).
«Всенародный режиссёр» – советник «императора»
Писатель – советник Главы маленькой непризнанной Республики.
Титулы-то одинаковые. Да-с!
Масштабы разные.
Но лиха беда начало!
Сегодня – советник маленькой непризнанной Республики, а завтра …
Главное, вовремя сладко спеть в честь вельможи, в честь сильного мира сего и от души подлизнуть. Вельможи это любят и ценят.
А и не только вельможам сладко спеть, но и их детям: «На самом конце стола… сидела одна из дочерей режиссёра: тонкая, высокая красавица…» (с. 269)
Я не помню, которая из двух – красавица. Может, у него третья дочь есть?
«Всенародный режиссёр» и «всенародная глыба» выходят покурить. Между ними происходит судьбоносный разговор:

« – Идёшь? – спросил меня хозяин по той теме, о которой уже сообщил ранее.
– Надо идти, – сказал я.
– Подумал, о чём будешь говорить?
– Не совсем.
– Захар, кто ему ещё скажет о самом главном?
– Хорошо, – улыбнулся я. – Попробую» (с. 270).

О самом главном – о любви, что ли?
«Печаль в том, что ничего самого главного я не знал» (с. 271)
Ну да, и в этом тоже – печаль. Хотя можно по достоинству оценить в этом случае редкую правдивость писателя. Ну тогда бы спросил Главу или «всенародного режиссёра», что для них главное. Не спросил.

8 февраля 2017 года погиб Гиви (Толстых Михаил Сергеевич), Герой Донецкой народной республики. Героя получил в феврале 2015 года. Ордена, медали, георгиевские кресты. За оборону Славянска, за оборону Иловайска.
Гиви был там, где Прилепин никогда не был и никогда не будет.
В Википедии сказано, что причиной смерти стал обстрел из реактивного огнемёта «Шмель» кабинета, в котором находился Толстых, по другим сведениям – взрыв заложенной в помещение бомбы.
Был объявлен трёхдневный траур. На похороны пришли около шестидесяти тысяч жителей ДНР. Гиви был похоронен со всеми подобающими Герою воинскими почестями.
Мы все горевали. «Шмель» ли, бомба ли – неважно. Герой погиб.
Но ведь у Прилепина руки чешутся, язык свербит. И он поверяет читателям, как на самом деле погиб Гиви и кто заложил бомбу.
Мне зачем об этом знать?!
С какой целью Прилепин осведомляет читателя и пытается принизить образ человека, который в глазах народа – герой и таковым навсегда останется?
Промолчать бы вам, товарищ Прилепин! Никому эта ваша «правда» не нужна. Вы ведь тоже не святой. И Захарченко не святой. Вы ведь сами написали о нём: «Находил в себе силы… Находил – на войну, на жену, на девок…» (с. 363).
Ничего, что его вдова прочитает?
А после Москвы – снова в донецкий ресторан «Пушкин» (надо же было так ресторан обозвать!)? Как-то напоминает булгаковский ресторан «Грибоедов».
Вы забыли про приглашение в Женеву.
В Женеве должна была состояться международная конференция, посвящённая национальным отношениям. Организовал конференцию местный Русский дом. Прилепин должен был на этой конференции выступить. И он выступил.
Перед тем, как выступить, писатель объяснился в любви к Украине: «Я ведь, хорошие мои, влюблён в Украину» (с. 279).
Писатель вспоминает, как в детстве нашёл на чердаке сборник украинских стихотворений на украинском языке: «Книжкой заболел: ходил и повторял наизусть» (с. 280). «Моей бабушке, выросшей на юге нашей земли, мова была знакома… это общий наш язык, в крови растворённый» (с. 280). Последнее высказывание, безусловно, спорное, но сделано из любви.
На конференции присутствовала украинская делегация, весьма враждебно настроенная по отношению к советнику Главы ДНР. Так что любовь писателя к Украине не была взаимной.
Содержание его речи нам неизвестно, потому что в романе это содержание не представлено, но концовка речи есть: «Только в самом конце я сказал: мы воюем не за Россию – мы воюем за Украину, – и, кажется, всем это понравилось, сидевшие стали аплодировать» (с. 282).
Вот бы ребята, сидящие в окопе, это услышали! Как бы это им понравилось? Они-то думали, что воюют за независимую Республику, ан, нет! За Украину они воюют, по версии Прилепина. С Украиной воюют за Украину.
Европейские гости Русского дома в Женеве оценили каламбур.
Ребята, сидящие в окопах, каламбур вряд ли бы оценили по достоинству.
К счастью, эту речь Прилепина они не слышали.

Советник Главы возвращается в Республику. В ресторан. Ой, простите, на передовую, в окоп! В общем, сразу попадает на пикник на берегу, у ставка «Батя, Саша Казак, я… Охрана по периметру. Кажется, был уже август… Батя сам приготовил плов: когда я приехал, ароматный чан уже дымился. Привезли обученную девушку с кальяном» (с.303).
Янтарь в устах его дымился… Навеяло… Про обученную девушку звучит, как про обученную обезьяну.
Выпивают, закусывают, курят кальян, но советник Главы чувствует, что-то не так, что-то происходит, все чем-то озабочены: «Наконец, настало время серьёзного разговора.
– Короче, Захар, ты был прав, – сказал Батя. – Москва начала давить. Требование: убрать Ташкента и все его дела передать.
– Кому?
– Найдут кому. Одни и те же **** и сюда лезут который год» (с. 305).
Здесь мы вернёмся немного назад.

Прилепин, как мы уже знаем, опоздал к главным событиям 14-го и 15-го года: аэропорт, Дебальцевский котёл, Иловайский котёл…
Прилепин прибыл на войну после Минских соглашений, когда одно перемирие следовало за другим. Объявленное очередное перемирие нарушалось почти немедленно. Война шла, как ни в чём не бывало, но теперь это была односторонняя война. Нашим ополченцам был строгий приказ, действуюший по сей день, на огонь не отвечать под страхом наказания. Конечно, иной раз у ополченцев лопалось терпение. Да и кому хочется быть мишенью в тире! Все – и ополченцы, и мирное население – ждали от кураторов приказа на наступление. А приказа всё не было и не было. Прилепин тоже ждал этого приказа и рыл землю ногами, запуская вундервафли в сторону противника, о чём и повествует в романе:
«Дата, которую называл мне Захарченко, – с обрушением ряда высотных, жизненно важных конструкций на территории нашего несчастного неприятеля, – прошла. Ничего не случилось. Падение града Киева отменялось. Исподволь подступило тихое, чуть тошное ощущение, что чаемого три предыдущих года подряд – не будет. Не состоится никакого наступления» (с. 232-233). 
Есть видео. За столом сидит Захарченко, напротив него Прилепин. Захарченко под провоцирующий хохоток советника рассказывает, что после Киева надо бы взять Берлин, а потом и Лондон. После этого видео Захарченко получил прозвище «Лондонбрал».
Чувства и чаяния Захарченко можно понять и даже разделить, но снимать этот монолог на видео и выкладывать на всеобщее обозрение не следовало. За этим должны были проследить советники. Но советники, то и дело провоцировали Главу на необдуманные и иногда даже глупые высказывания. Одна Малороссия чего стоит!
Наступления ждали все, но результатов наступления разные люди ждали разных. Мирные люди ждали прекращения нескончаемых обстрелов. Администраторы и политики ждали условий для строительства молодого государства. Военные ждали военных побед. Некоторые военные жаждали героических подвигов, славы, наград, повышения чина, упоминаний в СМИ.
Чего ждал от наступления Прилепин?

Был и ещё один нюанс. Был и есть. Украина сделала финансовую и экономическую блокаду. Чтобы жители Республик не погибли от голода, РФ слала и шлёт гуманитарную помощь. РФ оказывает другие виды помощи, в которых нуждается молодая Республика. РФ даёт деньги на зарплаты и пенсии. Я оставляю в стороне вопрос, кто в Республике распределял гуманитарку и кто её получал или не получал. Я оставляю в стороне вопрос, все ли виды помощи распределялись справедливо. Я оставляю в стороне вопрос, кто назначил в Республике мизерные зарплаты и крохотные пенсии.
Мне важно сейчас подчеркнуть: кто платит, тот и танцует девушку.
Поэтому РФ вправе требовать и требует от Республик безусловного послушания, нравится это кому-то или нет. И кураторы вправе требовать финансового отчёта. Таков порядок.
Но всегда есть соблазн: почувствовать себя свободными и независимыми и распоряжаться тем, что дают, по своему усмотрению. И немалую роль, а может, и главную роль в этом соблазне играют советники.
Послушайте, как о Москве (о кураторах) отзывается советник Главы ДНР Прилепин: «Все здесь ждут, что однажды придёт Россия. Россия придёт – и будет порядок, мир. Но Россия так не приходит. Её ждут в одном виде – а приходит она в другом, иначе. Она приходит, как асфальтоукладчик. Она приходит, как мясорубка. Она жрёт всё и даже костями не плюётся: выдаёт чистый фарш… Однажды сюда зайдёт Москва. Ты видел, что они делают с российскими губернаторами? Они рубят им яйца, и собирают в общее ведро. Потом приходит уборщица и содержимое ведра выплёскивает на задний двор собакам. Да ладно, ни о ком из них не печалюсь. Но есть цель: из Донецкой народной республики – сделать обычный российский регион. Мы их три года просили: дайте нам строить то, чего в России ещё нет, уже нет, и точно – не будет. Дайте, разве вам жалко? У вас есть восемьдесят восемь своих регионов. Кромсайте их на свой манер, чтоб – все стояли одинакового роста, и локти не торчали. Но, бога ради, позвольте здесь вырастить своё деревцо. Может, вам самим понравится, северяне… Нет. Она не умеют так делать. Это выпадает из их логики. Они будут делать ровно всё наоборот. Они думают и однажды придумают, как выбить всех вокруг Главы. Одного за другим. Москва выключит из розеток все ресурсы, что подпитывают Захарченко. Это не очень долгий и неоднократно опробованный в России сценарий. Исключения есть. Но они – крайне редкие, и всегда – этнически обусловленные. Это пара кавказских регионов, может, один, может, пара, условно говоря, ордынских. Три, говорю, – четыре уже с натяжкой – региона: не больше. Включая непризнанные, как и наша, территории. Российские фейсы умело контролируют в этих анклавах их внешние контакты. И тем более не дают расти их военным амбициям. Однако независимость во внутренних делах местные там сумели отстоять. Посягающих на это северян просто вырежут: таковы правила игры. Вопрос: сможем ли мы так? Ответ: нет. Потому что мы не кавказский и не ордынский народ. Мы здесь – русские, пусть даже и с хохляцкой подкладкой. Мы не сможем зарезать русского наместника, потом, скучая, ждать, когда пришлют нового – и, едва он явится, зарезать нового тоже. Если мы так будем делать, мы почувствуем себя сепаратистами уже не Украины, а России. Если мы начнём резать российских наместников – за что здесь тогда шла война, правда?.. Вариантов нет. Глава останется один. Нас не жалко, вас не жалко, никого не жалко. Просто для меня республика – это он… Тот компромат, что собирают местные на местных, – это всё курам на смех. В вот то, что собирает на происходящее здесь Москва, – это важно» (с. 235-236).
Ещё бы – не важно!
Разухабистый тон, который позволяет себе Прилепин в отношении России, крайне неприятен.

Слухи бродили среди простого народа разные. Нехорошие слухи!
Верить не хотелось. Хотелось, чтобы все админы Республики блистали бескорыстием и честностью. Увы, не блистали.
После убийства Захарченко множество изданий СМИ печатали информацию, которая уже годы бродила в народе. Суть этой информации: министр доходов и сборов (в народе его называли министром поборов) создал коррумпированную грабительскую экономическую систему, позволявшую его ближнему окружению и ему самому набивать мошну. Советник Главы Александр Казаков рассказывал байки в СМИ, что в Республике строят «социализм». При этом «социализме» экономика непризнанного государства пришла в упадок, а жизненный уровень населения был катастрофически низок.
Слухи об экономическом неблагополучии и коррупции в Республике добрались до Москвы. Москва нахмурилась. Глава и его советники почувствовали это хребтом. В сознании Прилепина слухи добрались до Москвы при помощи доносчиков: «Они носят, и носят, и носят императору свои доносы, и однажды он кивнёт головой: исправляйте, хватит. И вас всех съедят. И что будет делать Глава? У него не будет своей армии, своей экономики, своей команды, своих средств, своих рычагов. Его сделают технической фигурой. Потом просто смахнут с доски» (с. 237).
Прилепин сознательно стращает Главу Россией, а точнее, проверками из России, рисуя картины утраты относительной независимости. И, обратите внимание, не нас съедят, а «вас съедят». Тоже не случайно. Прилепин заранее дистанцируется от сотоварищей по оружию и по прочим, в том числе, и сомнительным делам. В случае чего, он вернётся в РФ и займётся писательским ремеслом. Что, впрочем, скоро и случилось. Прилепин ничего не терял. Все остальные – теряли всё.
Ташкент спросил, когда это может начаться. «Это» – проверки. «Может, уже началось. Мы тут сидим, а Москва уже к нам в гости собирается. Или ещё не собирается, завтра получившие приказ, специально подобранные, чтоб вас сожрать, люди полезут на антресоли за чемоданом на колёсиках …» (с. 237).
И опять – «вас сожрать», а не нас.
Самое интересное, что Прилепин понимает: то, что они делают в Республике, вряд ли понравится Москве: «Партизанские движения, самопровозглашённые республики, казачью вольницу – хоть при Петре Великом, хоть при матушке Екатерине, хоть при Ильиче, хоть при Иосифе – терпят, пока идёт война. Едва война затихнет – вольнице выкручивают головы» (с. 237).
Вольница, вот как это называется.
Вольницу друзья хотели сохранить, во что бы то ни стало. И в голове Прилепина зародился хитрый план: «…два варианта, оба плохие. Первый: сделать внутреннюю экономическую перезагрузку… Второй вариант – военное обострение» (с. 238).
Экономическая перезагрузка подразумевала, оставив схемы, придуманные Ташкентом, спрятать концы в воду, чтобы проверяющие не нашли никакого компромата. А уедут, продолжить жить, как жили, в режиме вольницы.
Журналист Александр Чаленко сказал о книге Прилепина «Некоторые не попадут в ад» так: «Для чего была написана буквально за месяц эта трехсотстраничная книга, которую следовало бы назвать не «романом-фантасмагорией», а «романом-каминг-аутом»?
Ответ прост: для оправдания как самого Прилепина, так и его друзей –аферистов, до недавнего времени заправлявших в ДНР, – министра доходов и сборов ДНР Александра Тимофеева (Ташкента), советника Захарченко и самого Тимофеева – московского политолога Александра Казакова и вице-премьера Дмитрия Трапезникова».
Ну, что вы, господин Чаленко! Какое же это оправдание, когда вся книга насыщена разоблачениями и саморазоблачениями товарища Прилепина!

«Я был в республике никто, – уже можно признаться? – возделывал свою крохотную деляночку» (с. 240).
Никто? Майор ДНР – никто? Заместитель командира батальона спецназа по работе с личным составом армии ДНР – никто? Советник Главы Республики – никто? Какая поразительная скромность! И это при более раннем признании «кроме всего прочего, я очень наглый» (с. 146). Так что же такое случилось, что очень наглый герой вдруг стал, по его собственному признанию, никто в Республике? Что должно было случиться, чтобы очень наглый человек вдруг заявляет, что, мол, я человек маленький, ничтожный, роль моя – почти накакая? Так, работаю на крохотной деляночке. Вношу почти невидимый, воздушный вклад в развитие Республики.
«Я очень наглый» это когда можно втереться в доверие сначала к советнику Главы Казакову, потом через Казакова втереться в доверие к самому Главе, сделаться его фаворитом и советником, предложить создать ноый батальон (интересно, была ли на самом деле в нём нужда?).
И вдруг – «я никто».
«Я был никто в Республике» это, когда запахло жареным.
Это когда появилась угроза проверок деятельности админов Республики московскими кураторами.
«Я был никто в Республике» – это, когда взорвали Гиви.
«Я был никто в Республике» – это, когда возле съёмного домика обнаружили и сняли закладку, предназначенную для «никто».
На того, кто в Республике никто, покушение устраивать не станут.
Происходит совещание в Сосновке, где собрались все друзья, включая Главу. «Трамп уже в Москву поехал … искать новую крышу» (305) на случай увольнения Главы.
«Пушилин вообще из Москвы не вылезает» (с. 305).
Глава надеется, что Прилепин поедет в Москву и встретится с «императором»: «Ты не узнал насчёт встречи?» (с. 305).
Прилепин уже переговорил с Михалковым, который должен был устроить встречу с «императором».
Что Прилепин должен был сказать Главе северного великого государства? Не верить проверяющим? Верить Главе Республики и ему, Прилепину, считающего себя уже – никем?
Прилепин отвечает Главе: «Я просто не решил, о чём ему сказать ещё, помимо нашей темы. Я же не могу прийти на встречу и попросить только за тебя. Он скажет: а чего приходил-то? …Но я подумаю и придумаю» (с. 307).
В этот момент компании докладывают, что прибыла генеральская делегация из Москвы.
Друзья, как вспугнутые тараканы, перемещаются в банный комплекс в километре от Сосновки и, естественно, как всегда, заказывают водки. На передовую генералы могут пожаловать, а вот в баню – вряд ли. Не сейчас.
«Они приехали с большими садовыми ножницами и отстригут здесь любые, мешающие виду, конечности: головы, уши, языки, прочее» (с. 308).
Глава уезжает на встречу с генеральской делегацией.
«Больше я его не видел, и никогда не увижу» (с. 307).
И тут Казакову приходит в голову «блестящая» идея спасения: «…давай мы тебя назначим главным… Нам нужно выиграть время… Завтра тебя… выдвинут на должность премьера Донецкой народной республики.
– У нас же Захарченко премьер.
Ничего, это неважно, пояснили мне. Важно, что ты станешь – вместо Ташкента – вторым человеком в республике. Даже большим по статусу, чем он. Почти равным Главе. Это собьёт приехавшим всю игру. Они ни за что не поверят, что мы это сделали сами. Они будут уверены, что это сделала одна из башен Кремля… В сущности, всё это меня развеселило… Власть меня не волновала нисколько. Зато – какая чудная забава предстоит. Я понимал, что это ничего не изменит. Что с Россией такие шутки не пройдут. Но я готов был доиграть» (с. 309).
Кому – война, а кому всегда – забава, игра, развлекаловка. И стремление всеми силами, всеми способами удержать свои позиции, свои возможности пополнять свои доходы.
Авантюра, одним словом.
Наутро Казаков отменил план превращения советника в премьера. Захарченко, вроде бы отбился и отбил Ташкента. Московские генералы отбыли в столицу. Но отбился ли, на самом деле? Прилепина терзают сомнения. Его друзей – тоже.
План визита к «императору» остался в силе. Глава и друзья Прилепина очень надеялись на этот визит. Мало ли что генералы наплетут там, в столице про Главу и про дела Республики под мудрым управлением Ташкента!
И Прилепин садится в свой «круизёр». Друзья думают, что он поедет в Москву, к «императору» – осуществлять план защиты Главы и Ташкента. Но друзья подозревали, что Прилепин уезжает навсегда: «Сказал хозяйке, что больше жить не буду, и оставил свой гостевой домик – без сожаления, не оглянувшись… Перебрался на «Прагу, перевёз туда свои вещи» (с. 319).
В последней беседе с Арабом Прилепин приводит следующие аргументы: « … я заезжал сюда, чтоб праздновать следующий день рождения в Славянске, – а я справлю дни рождения на одной и той же линии соприкосновения, просто в разных местах. Будет всё то же самое, из месяца в месяц. Перестрелки, травмы, похороны, закупки оружия и б/к, перепалки, новые инвалиды, бомбёжки, похороны, и ещё тысяч пятнадцать сигарет и литров семьсот коньяка» (с. 320).
В номер, где Прилепин беседует с Арабом, заходит Томич и просит: «Только не увольняйся. Без тебя на свои же сожрут – все те, кто не могут простить тебе дружбу с Батей» (с. 320).
Прилепин отвечает: « – Скажу, что уволюсь. Объявлю на людях. А сам уйду в отпуск. На месяц-полтора. Потом явлюсь обратно. Объявлю, что пошутил» (с. 320).
Снова – забава, шутки, весело человеку! И других надо повеселить. А то на войне их развлекать некому. Каждый день одно и то же.
Вот, такая вот войнушка! Захотел – приехал, осчастливил, так сказать. Захотел – уехал, скучно стало. Никаких геройских подвигов, которые можно совершить во время наступления, не совершишь, ибо наступления не предвидится. Чинов новых не получишь, а ведь так хочется полковником быть, как Стрелков, или генерал-майором, как Безлер. Безлер в генерал-майоры из подполковника шагнул за реальные боевые заслуги. А у Прилепина, что, кроме сержанта милиции РФ и майора ДНР? Боевых заслуг в Республике – никаких. Чтобы появились, нужно наступление.
Опоздал Прилепин к боевым заслугам и чинам, которые можно было бы получить в 2014–2015 гг.
Короче, от этой войнушки никакой прибыли не было; никакой прибыли не было, за исключением финансовой. Прилепин говорил, что он получает, как заместитель командира, 20 тысяч рублей и все их отдаёт на нужды батальона. Но он умолчал, сколько он получал, как советник Главы. Зато стало известно, сколько получал другой советник, Казаков – неприлично большую сумму. Вряд ли Захарченко обидел Прилепина и не назначил ему равноценную зарплату советника. О зарплате Казакова пишет Незыгарь. Казаков всё отрицает и грозится подать на Незыгаря в суд. Но поскольку Незыгарь лицо анонимное, то подать на него в суд нет никакой возможности. И Казаков грозится подать в суд на каждого, кто повторяет выложенную Негазырём информацию. Подать на каждого тоже нереально. Только ленивый не повторял.
Кроме того, многие СМИ писали о злоупотреблениях окружения Захарченко, в частности, Тимофеева, министра доходов и сборов. Речь идёт о многомиллионных хищениях. А тот же Незыгарь говорит о похищенных и выведенных в офшоры 24-х миллиардах рублей. Вряд ли советники не знали о финансовых махинациях Тимофеева. Быть в одной команде и не знать – нереально.

Прибыв в Москву, Прилепин посетил Эдуарда Лимонова. Старый писатель был против контактов с властью. Никаких советов он не дал. Прилепин «побродил туда-сюда, попинал воздух – и написал в блоге, что временно оставляет Республику, но вернётся при первом же обострении» (с. 347). В Республике каждый день обострение, но Прилепин сюда больше не вернётся. В Республике он – персона нон грата.
Звонок к всенародному режиссёру всё откладывался. Прилепин так и не придумал, что скажет «императору», если тот допустит его к лицезрению своей особы. И вот, пока искал, что сказать «императору» при встрече, Захарченко был убит. Нет, не в бою. Не на передовой. Не на улице. Не дома. И не в кабинете.
В кафе «Сепар».
В кафе!!!

Казалось бы, со смертью Захарченко должны бы были закончиться авантюры, придуманные его советниками. Ан нет! Им очень хотелось удержать власть. Точнее, удержаться у власти. Рядом с властью. Уж больно лакомые места это были – места советников: «Саша Казак, быстро сообразивший, что грядут небывалые перестановки, и его, в ходе перестановок, могут просто закопать, – переехал жить, работать, разруливать дела к вдове Захарченко; там его якобы не должны были достать. Сделал ставку на неё: чтобы она осеняла републику и её строителей, наследников мужа» (с. 369).
Это, конечно, были «предсмертные» судороги. «Сделать ставку» на вдову, означало, что её надо было посадить на трон и остаться при ней советником. Так что ставка делалась двойная. А может, и тройная, если принять во внимание самого Прилепина, который тоже мог сохранить своё положение в Республике.
«Вдова оказалась крепкой бабой: на следующий день после похорон, в чёрном платке, уже была на передовой; сказала бойцам, что с любой бедой могут идти к ней, что она им станет как мать. (Воображаю себе, как те, чьих имён я не знаю, и убить которых не смогу, потешались над этим.)» (с. 369).
Ну, прямо, баба-атаманша! Потешались не только над ней, но и над советниками, потому что эта была их очередная провальная авантюра, и зрителям оставалось только удивляться наглости и глупости её создателей.

При переезде через российскую границу какой-то человек предупредил, что Прилепину запрещён въезд в Республику. И тогда Прилепин подумал напоследок: «…назначили бы меня тогда, в тот раз, премьером, техническим, забавы и защиты для, – но после взрыва в «Сепаре» я с разлёту стал бы главой Донецкой народной республики: в силу занимаемой должности» (с. 373).
Бог милостив! Не стал!
Милостив Бог, и «мама-атаманша» не стала: «В один день Трампа и Ташкента обменяли на Дениса Пушилина» (с. 370).
Вот такой поворот истории!
А Пушилина команда Захарченко терпеть не могла. Это был потенциальный конкурент: «Мне потребовался час, …, чтоб подумать и понять: команду Захарченко из Донецка выбьют» (с. 356).
И выбили!
Пушилин это, конечно, отдельный разговор. Захарченко всё-таки любили. Пушилина не любит никто.
Ненависть Прилепина к конкуренту понятна. И ненависть к проверяющим людям из Москвы, тоже понятна. Запросто могли отогнать от кормушки. И отогнали, в конце концов. С образчиками выражения этой ненависти мы уже встречались выше. И напоследок – ещё один: «Могила Захарченко даже не осела – а в Донецке уже открыли представительства тех, кого он, возвращаясь из ордынской ставки, из года в год крыл матом: «Почему они навязывают мне этих чертей? Пусть эти черти пропадут пропадом! Не место им здесь!» (с. 370).
Одна «ордынская ставка» – чего стоит.
Такую вольницу сгубила!

Батальон Прилепина разоружили, и, кажется, расформировали. В общем, с ним сделали что-то, чтобы он перестал быть батальоном Прилепина.
Напрасно Казаков прятался в доме вдовы. Он звонит Прилепину: «За мной явились прямо в дом Захарченко. Не дают даже вещи собрать» (с. 375).
Казакова доставили к границе и выдворили в Россию.
Тимофеева (Ташкента) вывезли в тот же день.
А потом вывезли и Трапезникова (Трампа).
Финита ля комедиа!
Банальная судьба всех фаворитов во все времена.

У Прилепина есть в романе удивительно точное слово для фаворитов, то есть для него самого, Александра Казакова, Александра Ташкента – «зацепившиеся». Зацеперы, одним словом.
За подвернувшуюся удачу в лице Главы зацепились. Думали, что «кое-кого из нас подтащит, зацепившихся» (с. 87).
Думали, что крепко и надолго зацепились, а вышло иначе. Облом-с!
Зацеперы часто срываются и попадают под колёса истории.

Любопытно объяснение, которое даёт Прилепин, почему он покинул Донбасс: « … я больше не хочу воевать за интересы большого бизнеса, я не хочу воевать за капитализм».
«Я больше не хочу» … Значит, до того момента, как московские кураторы взялись наводить порядок в Республике, до того момента, как враги стали подкладывать взрывные устройства – мог?

Покинув Донбасс, Прилепин обещал вернуться, как только начнётся обострение. Но он не вернётся, потому что, даже если начнётся обострение, его в Республику не пустят. Батальона больше нет. Глава погиб. А подчиняться кому-то как простой рядовой майор Прилепин органически не способен. Он хочет всегда быть на виду, впереди всех, лучше всех, но это не качества лидера. Это качества эгоцентрика и позёра.
В интервью «Национальной службе новостей» Игорь Стрелков заявил, что на Донбассе Прилепин никогда не воевал. Вместо этого он занимался самопиаром и раскруткой Александра Захарченко: «Мягко говоря, не безвозмездно», – отметил экс-глава Минобороны ДНР.
По словам Стрелкова, все активные боевые действия в республике закончились задолго до того, как Прилепин туда приехал. Кроме того, все его так называемые «съёмки с передовой» многократно разоблачались людьми, которые хорошо знали местность и опознавали на этих кадрах глубоко тыловые зоны.
Недаром среди ополченцев первой волны Прилепин заслужил кличку – Ряженый.
«Действительно, на Донбассе ему делать нечего, тут он прав. Его батальон, который по численности не дотягивал до роты, уже давно распущен, Захарченко взорвали, и услуги Прилепина в качестве пиарщика там сейчас никому не требуются», – сказал Стрелков.
Впрочем, несмотря на свой скепсис, Стрелков отдал должное писателю за то, что он доставлял гуманитарную помощь в самопровозглашенную республику.

Продолжай Прилепин заниматься гуманитарной деятельностью, к нему и вопросов и претензий бы не было. Только честь и хвала, и благодарность. Но он захотел быть на виду. Он захотел, чтобы мир заговорил о нём не только как о писателе, но как о писателе и воине.
Но ведь для этого нужно, как минимум, воевать.
А не сидеть по ресторанам, кафе и баням и воевать с водкой и коньяком, уничтожая их в таком количестве, что уже и не лезло в горло: «Там у меня открытая, уполовиненная бутылка коньяка стояла… я из неё с неприязнью отхлёбывал» (с. 318), «Мне просто надоело пить водку и ничего при этом не испытывать» (с. 311).
Водка – главная героиня романа Прилепина. Мы встречаемся с ней чуть ли не на каждой странице. Пьют в ресторанах, в кафе, в банях, на воздухе, в доме…
Регулярно сообщая о количестве выпитых бутылок водки, автор как будто сообщает о количестве уничтоженных врагов. Этакий своеобразный «героизм»!

Кстати, о врагах, о неприятеле.
Удивляет, что писатель для неприятеля находит только один-единственный эпитет – несчастный. Других – нет. Я не поленилась и подсчитала, сколько раз в романе встретится этот эпитет перед «неприятелем» – 24 раза. Может, чуть больше. Может, где-то и пропустила. Это к вопросу о художественной составляющей романа.

Я заметила, что Прилепин хорошо отзывается только о Главе, Казакове, Ташкенте, Кустурице и Михалкове. Всем остальным достаются либо лёгкое презрение, либо пренебрежение, либо покровительственный тон, который выглядит, как оскорбление.
Но об «императоре» высказываться хорошо или плохо Прилепин остерегается. Только упоминает. Однако само выбранное слово для Путина, – император – говорит о многом.

Расставшись с Республикой, Прилепин ей мстит. Пускает в неё камешки из рогатки, тут же делая вид, что это невинная шутка.
Он мстит Республике за свои несбывшиеся надежды. 
Счастье было так возможно, так близко…
Хотел стать народным героем, таким, как Моторола, или Гиви. Может быть, даже погибнуть во время наступления, подняв батальон в атаку. А потом площадь в Донецке, затопленная народом, поникшие знамёна, гроб на лафете, салют из пушек, памятник Герою Республики.
А может, не погибнуть. Генеральские погоны, слава и почёт, опять же памятник на площади – Герою Республики.
Плох тот сержант, кто не хочет быть генералом!
Не срослось!
Счастье было так возможно …
Уже было зацепился Прилепин не за чужую власть, не за власть Главы, а за свою собственную власть, чуть было не стал премьером Республики, почти Главой, а потом, глядишь, и Главой …
Снова не срослось!

Ну, так и оставайся Республика без главного защитника!

В чём проявляется месть?
В мелких, булавочных уколах.
Вроде бы и не больно, но обидно.
Ну, вот, например: «Донбасс себя РФ навязал».
Это Прилепин сказал на встрече с читателями: «Они, конечно, не очень в восторге от Донбасса. Донбасс сам себя навязал нашей России, глубоко капиталистической стране, олигархической…».

Прилепин – писатель. Он не может не понимать, что глагол «навязал» – обидное. Навязать, значит, неволить, подсовывать, впаривать. Насильно принуждать к тому, чего не хочется тому, кому навязывают что-либо.

Или, вот ещё: он назвал народ Донбасса – хохлами.
Это всё равно, что назвать удава Каа – земляным червяком.
Подавляющее большинство жителей Республики считают себя русскими и мечтают присоединить Республику к РФ.
Прилепин в интервью изданию «Царьград» говорит:
«Конечно же, когда мы, русские, заезжали, они смотрели на нас, казалось, как на полубогов. А потом, когда я там уже два, три, четыре года пробыл, то понял, что у нас все основные системы миропонимания различаются на 200 процентов. Они одни – мы другие. Но при этом они не киевские хохлы, они не львовские хохлы. Они особые хохлы. Они хотят быть в России, конечно же, хотят. Но они всё равно хохлы. Да, хохлы, они просто хохлы – и всё. Хохлы», – отметил Прилепин.
При этом свою характеристику террорист не считает обидной, утверждая, что это знак его личного восхищения.
«Я ими восхищался. Они прекрасные, прелестные, удивительные, страстные, яркие люди. Но они хохлы. Они просто реально на нас не похожи, они просто другие. Другие. И не знаю, как вам это объяснить. Другие», – добавил он.

Хохол – уничижительное или оскорбительное, иногда шутливое прозвище украинцев. Писатель Прилепин это знает. И он не шутит, когда называет русских Донбасса – хохлами, усердно подчёркивая разницу между великороссами и «хохлами» Донбасса. Он многократно повторяет это слово, чтобы врезалось в память тех, кто его слышит, кто ему внимает и ему верит. И эпитеты «прекрасные, прелестные, удивительные, страстные, яркие» положения не спасают.

Хохлы жадны, хитры, косны, упёрты, любят экономить, считают, что их хата с краю. Хохлы ксенофобы.
Всё отрицательное собрано в этом слове.
Уж лучше бы украинцами назвал. Это не обидно. Украинцы – нормальные люди.
Хохлы – нет!
Назвал, чтобы обидеть как следует! Чтобы на место поставить в иерархии: великоросс – украинец – хохол.
Недаром упоротые, свидомые, ненавидящие русских украинцы терпеть не могут, когда их называют хохлами. Знают, что за этим скрывается.
И Прилепин знает.
Не он ли написал: «…хохол – это неумолимое желание надурить кого-нибудь: соседа, брата, русского, турка, поляка, финансового партнёра, сестру, отца родного, себя самого, наконец» (с. 246).
Он как-то обмолвился о своей хохляцкой подкладке.
Кто здесь хохол, ещё надо разобраться.
Вот так я его деятельность в ДНР и книгу воспринимаю: надурилово!

В общем, Прилепин снял маску или, как теперь говорят, расчехлился. Республика ему нужна была как средство для достижения своих личных целей, как возможность хорошенько пропиариться, чтобы поднялись тиражи его книг и чтобы о нём говорили, ибо в центре его мира – он сам, любимый.
В последнее время Прилепин снова напомнил о себе скандальным заявлением. В интервью Алексею Пивоварову для проекта «Редакция» он рассказал, что возглавляемый им батальон «по показателям» превосходил другие.
«Что бы там ни говорили – я управлял боевым подразделением, которое в больших количествах убивало людей. Не знаю, как я буду потом с этим разбираться».
Прилепин сказал, что по ночам убитые люди не приходят к нему. «Они просто лежат в земле, они просто убиты. И их много, – сказал он. – Всё, что мы делали, это голимый беспредел».
«Однажды документы опубликуют, и все узнают, по каким направлениям погибло больше всего людей. И там стоял мой батальон, прикинь?»
При этом Прилепин считает, что его не призовут к ответу, даже после того, как «маятник качнется в другую сторону». «Конечно, не боюсь. Я живу в контексте русской литературы, словесности. Где Державин, Пушкин, Лермонтов и Бестужев-Марлинский. Я там и живу. Меня вообще никакие ваши суды не волнуют. Меня никто никогда не посадит в тюрьму».
Кто это говорит? Взрослый мужчина или закомплексованный прыщавый подросток, желающий показаться самым крутым?
Да, на войне убивают. Война для того и существует, чтобы убивать противника и победить. Или проиграть.
Мой отец был на трёх войнах и не липовым майором, а настоящим офицером Советской армии, прошедшим все ступени чинов от лейтенанта до майора. Да, он убивал финнов, китайцев, немцев и японцев, но никогда, ни разу в жизни он не говорил, что убивал врагов и сколько их убил. Он вообще никогда не говорил о войне. Он молчал о своих наградах, где, когда и за что получил. Только по надписям на медалях и орденах можно было проследить, где он был и за что их получил.
Мой отец не таскал свою жену и детей на фронт, потому что это был бы полный абсурд, полная нелепость, и никто бы ему не разрешил. Вообще сочли бы за сумасшедшего.
Мой отец не прилипал намертво к генералам.
Мой отец не предлагал Сталину создать свой батальон, полк, бригаду или дивизию.
Он не хотел сесть на трон Генералиссимуса.
Всё это просто не могло прийти ему в голову.
За такие мысли, если бы он их имел и озвучил, ему бы голову оторвали. 
Его бы расстреляли, потому что существует субординация и воинская дисциплина.
И мой отец никогда бы не вышел перед народом и не сказал бы, что его батальон убивал множество людей. Больше других убивал.
Это немыслимо.
Заявление Прилепина всколыхнуло общественность и не обрадовало даже своих.
Есть много комментариев, и все их привести здесь невозможно. Все комментарии – осуждающие поступок Прилепина. Два из них я здесь приведу, потому что я с ними полностью согласна.
Максим Кантор пишет: «Тут проблема серьёзнее, чем обсуждение личности Прилепина. Писатель Прилепин – дурак, это его первое и определяющее качество. Он хотел быть как Хемингуэй и Байрон, но не понял (по причине глупости), в чём главная черта Хемингуэя и Байрона – и остался обычным вульгарным пацаном. И шут с ним. Речь вообще не о нём. Важно иное. «Общество» в некий момент захотело такого ублюдка сделать культурным феноменом. И если бы только путинско/патриотическое! Нет. Именно либеральная тусовка выбрала его. Как в анекдоте про любовника мадам Шанель, который отсиживался в шкафу с духами, а потом вылез наружу и сказал: дайте говна понюхать, так и «общество», либеральная тусовочка захотели понюхать говна. И сперва понравилось – свежее. А потом уже меньше. Но остановиться они не могут. Говно уже включено в рыночный гламурный оборот. Поскольку моральные категории устранили за рыночной ненадобностью, это ничтожество ещё долго будет опознано в качестве писателя вот с такой особенной биографией. Но в этом виноват не он сам».
Дмитрий Травин: «Прилепин похвастался тут, что творил беспредел в ДНР и «его батальон» убивал много людей. Сейчас начнется, наверное, очередной разбор вечной темы про гений и злодейство. Я эту тему давно для себя закрыл, когда прочел первую прилепинскую повесть «Санькя» и обнаружил, что за сильно расхваленной «властителями дум» книжкой лежит банальное приспособление горьковского романа «Мать» к современной ситуации. Я и Горького-то не сильно люблю, а уж читать ухудшенный вариант повести о вхождении молодого парня в революцию было просто скучно. Тем более что я, человек, профессионально следящий за политической ситуацией в России, видел, что у Прилепина в отличие от Горького все высосано из пальца и к реальной жизни в моей стране никакого отношения не имеет.
Но кто-то ведь этого типа раскручивал и делал из него «великого писателя»! А сегодня Прилепин уже сам себя раскручивает, эпатируя публику своей причастностью к массовым убийствам. Тиражи у него наверняка вновь пойдут вверх. Полагаю, что для этого всё и делается. Прилепин – плохой писатель, но, возможно, хороший читатель и знает сказку Салтыкова-Щедрина «Медведь на воеводстве». Помнит про то, как у медведя «упал рейтинг популярности»: «Добрые люди от него кровопролитиев ждали, а он Чижика съел».
Самое страшное для нынешнего писателя, если про него подумают, будто он кровопролитиев не совершал, а всего лишь, слопал чижика. Кто же такого читать станет?».
Где, когда Державин, Пушкин, Лермонтов, Бестужев-Марлинский, к которым примазывается Прилепин, хвастали, что убили множество врагов?
Прилепин ведёт себя, как дикарь, обвешанный скальпами врагов.
Не по-русски это.

Прилепин противопоставляет себя, «великого» и «неприкасаемого», всем, кто с ним не согласен: «Меня вообще никакие ваши суды не волнуют. Меня никто никогда не посадит в тюрьму».

«Ох, как знать, как знать! – сказал бы Воланд. – Неужели вы сами управляете своей жизнью и у вас есть план? Как же может управлять человек, если он не только лишён возможности составить какой-нибудь план, хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день?»
Известно ведь, от сумы да от тюрьмы…

И ещё одно высказывание Прилепина: «Из России приехал только я».
Угу! Не было ни Игоря Стрелкова, ни Моторолы, ни других русских добровольцев. Приехал только Прилепин!
А это уже пахнет манией величия.
Самодовольный, самонадеянный, самовлюблённый индюк!

На эту статью могут налететь поклонники Прилепина и начнут кричать: «Да вы все там – неблагодарные! Да он – вам! А вы – его!»

Лично я Прилепину ничем не обязана.
Он мне денег на табак, хлеб и оружие не давал. Гуманитарку не привозил. Да я у него бы и не взяла.
Я обязана тем русским добровольцам, кто сложил голову за нашу свободу, или сейчас сидит в окопах – без громких слов, пафосных заявлений и публичных выступлений. Молча и с достоинством. Мы даже всех их имён не знаем.
Я обязана нашим ополченцам, павшим и живым.
Но, повторяю, Прилепину я ничем не обязана.
Вам он нравится?
На здоровье!
Не всем он нравится как писатель или как человек.

Книга Прилепина сумбурна, неровна, плохо продумана, наспех написана, и, честно говоря, лучше бы он её вовсе не писал и, тем более, не публиковал, потому что книга написана на радость врагу. Автор постарался изо всех сил дискредитировать Республику.

А теперь самое время выскочить на сцену коту:
– Сеанс окончен! Маэстро! Урежьте марш!

Донбасс – это трагедия.
В своей книге Прилепину блистательно удалось превратить трагедию в фарс.