От камбэка до камона: почему новый альбом Земфиры — это круто?

Осенью 2000 года в «каноническом» толстом литжурнале «Знамя» вышла рецензия на диск Земфиры «Прости меня, моя любовь». В публикации, автором которой выступил Л.Ш., шла речь об андеграундном происхождении «девушки с плеером», явившей замученной попсой публике «депрессивно-психоделический» рок. И даже прозвучало сравнение Земфиры с Пушкиным. «Она — это наше все», заключил критик, уверенный, что певица, неожиданно заслужившая всенародную любовь, «не пойдет по пути Пугачевой», а продолжит служить поэзии и музыке в чистом, так сказать, виде.

20 лет и шесть альбомов спустя мы продолжаем говорить о творчестве Земфиры Рамазановой как о литературном явлении. 

«Не новое, а заново…»

За последние несколько лет отечественными исполнителями было перепето все, что было хоть мало-мальски популярно в 90-е/2000-е. Зачастую создатели оригиналов песен (кроме, разве что, Сергея Жукова), к «возращению к истокам» отношения не имели. Так, ЛСП вызвался «реанимировать» песню Губина «Зима-холода», T-killah — освежить в памяти трэк «Люби меня, люби» «Отпетых мошенников». Брались попсовые исполнители и за более серьезные произведения. Певица MASHA дерзнула с миловидным голоском и попсовой аранжировкой подступиться к «Лирике» «Сектора газа», как если бы мы не помнили, что о следах на постели и счастливой ночи положено петь брутальному Юре Хою.
А что же рок-музыканты? Неужели их тоже можно уличить в продуцировании «большого количество ремейков»? 
Можно, но лишь отчасти. Глеб Самойлов, помимо создания новых хитов, подверг «обнулению» сразу две песни «Агаты Кристи» из «Опиума». «ХалиГалиКришна» Самойлов-младший перепел совместно с группой БИ-2. А несколько подновленную «Черную Луну» поместил на Extended Play 2021 года (рок-группы The Matrixx) под названием «Каменное дно». 
По этому же пути пошел и Вячеслав Бутусов. Совместно с недавно созданной группой «Орден славы» он записал немало новых песен, в том числе получившую популярность композицию «Идиот». Но его альбом 2017 года «Гудбай, Америка!» — суть переисполненная «нетленка» Наутилуса («Эта музыка будет вечной», «Одинокая птица», «Титаник», «Дыхание»).
Такая тенденция вынудила отнестись к анонсу седьмого альбома Земфира несколько настороженно. Будет ли это полновесная пластинка? Не попытается ли певица «заполнить пустоту» переиначенными версиями прежних хитов?
Релиз, состоявшийся 26 февраля, развеял все сомнения.

«Вот мой дом, хорошо мне в нем…»

Открывая для себя новый альбом Земфиры, необходимо в первую очередь отмести все второстепенное. Оставим «желтой» прессе привилегию рассуждать о «скандале» с «украденной» у Лео Луганского идеей дизайна обложки. «Бордерлайн» оформлен так, чтобы мы поняли: на оформление как раз всем было плевать, самое главное — внутри. 
 «Бордерлайн» — это мощная попытка собирания воедино многого из того, что было сказано в отечественном роке, в том числе самой певицей. Это как «Deutschland» коллектива «Rammstein», построенный на проговаривании широкого пласта текстов, от «Песни немцев» до композиции «Du hast». С единственной разницей — у Земфиры практически нет исторического контекста. 
Разматывать клубок цитат и самоцитат в седьмом альбоме Земы можно до бесконечности. И нитка этого клубка приведет нас к Бродскому, Цою, «Агате Кристи».
Самая узнаваемая отсылка — к «Печали» Виктора Робертовича:

Дом стоит, свет горит, из окна видна даль…

В этой песне Цой артикулирует рок-версию «жизненной триады» русского человека (построить дом — посадить дерево — родить ребенка). Причем «внутридомовые» элементы здесь не противопоставляются внешним. «Даль» — продолжение своего, домашнего мира, видимая, известная его часть. Понятие, лучше всего выразимое старинным словом «окоем».     
У Земфиры в треке «ок» окоемная «даль» опускается, остается только фундаментная прочность нормального состояния человека:

Дом стоит, свет горит, я окей…

Это пока еще недостроенный мир, но в соседней песне обнаруживается «рецепт» завершения этого строительства: «роди себе сына».

«Вот я стою в распахнутом пальто…»

Два года назад в сингле «Джозеф» Земфира уже цитировала «Новые стансы к Августе», так что мы можем догадываться, откуда взялось пальто, в котором героиня ее песни идет по набережной («пальто»). С Бродским перекликается и трек «жди меня» («Я когда-нибудь выйду из комнаты»).
В «пальто» параллельно с «фирменным» предметом одежды нобелиата-эмигранта существует настроение весны, хрущевской оттепели, эпохи, когда были пусты лагеря, а залы, где люди читали стихи, переполнены. 

Сегодня самый лучший день,
Чтобы сходить к реке,
Мило рука в руке.
Подняться на мост
И прочитать стихи,
Даже если они плохи.

(Заметим, что раньше мост для Земфиры был локацией для суицида: Кто же из нас первым упадет / Вдребезги на Тауэрский мост?).
«Пальто» и «Жди меня» — самые поэтичные композиции альбома, и не только потому, что они обе исполняются под фортепиано. Словесная составляющая этих песен может существовать вовсе без музыки, как наполненное лиризмом:

Я протяну свою ладонь
Мы оба будем без колец.
По мне отроется огонь,
Я твой билет в один конец

Или напоенные любовью и солнечным светом строки:

Жди меня, за меня там все молятся, жмурятся,
Как бы не сгореть мне, как бы не задеть их…

Таких сквозных, интеральбомных мотивов в «Бордерлайне» немало:

Я стою на краю
Дальше звезды и океан…
(«Камон»)

Здравствуй небо, море, облака
(«Небомореоблака»)

«Маме доказано самое главное…»

Еще одна важная смысловая линия в «Камоне» — духовные поиски и сомнения человека, стоящего на границе двух миров: «ни в аду, ни в раю, где-то там». 
Эта строка вынуждает вспомнить легендарную композицию рок-группы «Агата Кристи» (текст — Глеб Самойлов):

И те, и эти говорят: «Ты нам не враг, ты нам не друг. Ни там, ни тут…»

Понятный каждому страх, что «нам гореть в аду, нам сойти с ума», все же побеждается земфировской надеждой на лучшую загробную участь: 

Я когда-нибудь вырвусь из пламени…

И опять-таки приходит на ум «Агата Кристи», Глеб Самойлов:

Я и сам, назло врагам, буду там… 

Там — то есть в раю. 
Так что в альбоме Земфиры, намного чаще, чем может показаться, говорится о близких, понятных каждому вещах. Даже о коронавирусе, названном не в лоб, но явленном в слове по законам поэзии, опосредованно:

Если мы выживем этим летом / То с нами уже ничего не случится…

Земфире удается сказать камню о том, что он камень, а человеку о том, что он человек, а точнее: свидетель и участник ставшего реальностью в XX и XXI веке расчеловечивания человека.
«Сколько боли в нас, сколько злости», — риторически вопрошает она, и снова, уже обращаясь к компьютерному персонажу Остину, задает вопрос: «Откуда столько жестокости?»
Говорит Земфира и о России, которая, успешно или не успешно, но всегда «искала свой путь».
И из этого разговора вырастают вещи еще более значимые. В автобиографической песне «мама», адресованной умершей в 2015 году матери, возникает эпичное: «Я буду скоро». 
Это — уже почти ахматовское:

В отдаленьи Ясный голос: «Я к смерти готов». 

«И крутят мои винилы подростки…»

Что хочется сказать родителям. И в альбоме 2021 года, и в ранних альбомах Земфира одновременно мрачна и романтична, депрессивна и возвышенна.
Однако ее песни не несут разрушительного социального импульса. После Земфиры подросток не озлобится, не преступит закон. Ее слова «хочешь, я убью соседей, что мешают спать» никто не воспримет буквально. 
Но юношей и девушек Земфира вынудит рефлексировать. Заставит задуматься об их месте в мире, подготовит к дальнейшим поискам ответа на главные вопросы. Но не толкнет на незаконный митинг, в водоворот социальных потрясений. Она — не Цой, вкладывавший в умы перестроечной молодежи месседжи о переменах, о том, что они — здесь власть, что «дальше действовать будем мы». Чем влияние Цоя на молодежь закончилось для СССР, мы все хорошо знаем.
Конечно, Земфире присуща «романтизация» наркотиков. На эту тему она может говорить завуалировано («у тебя есть шалфей», «пьяный мачо … знает, как хорошо бывает»), либо же открыто: «под зонтом или под планом». При этом призыва к употреблению одурманивающих веществ ее песни не содержат. Их упоминание — всего лишь дань «традиции», существующей в мировом роке.
А в то же самое время рэпер Гуф буквально воспевает марихуану и другие наркотики и их «заменители», подсказывая детям «универсальные» ответы на критику со стороны взрослых: «Дайте мне пожить, и сами живите, как хотите». Пару недель таких «советов» в наушниках вашего отпрыска — и вы найдете у него спичечный коробок с «травкой». А после Земфиры, будем надеться, если и обнаружите что-то необычное, так только томик Бродского под подушкой.
Главное, что нужно понимать: ребенка, слушающего Земфиру, ДДТ, «Алису», «Агату Кристи» (и сольные проекты Вадима и Глеба Самойловых), Чичерину, «Наутилус Помпилиус», «Би-2», ни в коем случае нельзя ругать за то, что он «не читает». Воспринимайте прослушивание рок-композиций как форму чтения.
Они — не подготовка к «настоящей» литературе, а сама литература, но в звучащем формате.
К тому же, многие из рок-композиций — это Свет, влитый в строфы и аккорды:

Мне снилось, Он мне позвонил,
Когда искал приют
И ненароком обронил, 
Что здесь его убьют.

Мне снилось, что Он пил вино
В подъезде со шпаной.
И били до смерти Его 
Цепочкою стальной.

Больше Христа, чем в этой песне Ильи Кормильцева, написанной для «Наутилуса», можно найти только в «Братьях Карамазовых» Достоевского. Или в Евангелии.
Этим русский рок, по крайней мере бОльшая есть часть, отличается от западного.