Два рассказа

 Измена

В кишлаке стали ходить слухи: «Жену Муратали видели с таким-то...», «Гульча с лысым Эргашем…». 
Гульча – это жена Муратали. В кишлаке почему-то называют ее именно так. Ее настоящее имя может быть Гулиоро или Гулирано, но для сельчан она Гульча с того дня, как приехала в этот кишлак в качестве невесты. 
Муратали женился на ней по любви. Он очень любил ее! 
После школы Муратали начал работать трактористом. Отслужил в армии, а потом вернулся к своей профессии. Девушкам нравился этот высокий, статный, смуглый парень. Они, не уставая, восхищались кудрявыми волосами Муратали. Может быть, его любили не из-за кудрявых волос, а за простоту души и скромность?.. Но кроткий парень не выбрал ни одну из девушек, живущих в его кишлаке.
Однажды трактористов отвезли в райцентр на концерт, который проходил на большом стадионе. Было многолюдно – очень много молодых парней и девушек. Вот здесь, на концерте, Муратали и попался на «крючок» одной девушки. 
Беленькая, стройная девушка сидела на заднем сиденье. Она оказалась очень шустрой.
– Ой, какой Вы высокий! – воскликнула она с огорчением.
Муратали наклонился немного влево.
– Это не поможет, – раздался сзади ласковый голос.
Муратали повернулся назад. Девушка пристально смотрела на него.
– Вы загораживаете сцену! – со смехом сказала она. – Ну ладно, ничего, я потерплю. Буду любоваться Вашими шикарными волосами!
От ее приятных слов Муратали совсем растерялся! Внутри стало жарко, по телу побежали мурашки. А в ушах все звенел голос незнакомой девушки. Он уже не видел ни концерта, ни людей, сидящих рядом. Он был очарован беленьким личиком и пухлыми запястьями девушки.
– Как Вас зовут? – пробормотал он.
– Гульча.
– Гульча?!
– Да. Меня все зовут Гульча. Я уже привыкла. Может, из-за того, что рост маленький, меня так называют. А как Вас зовут?
– Муратали.
– У вас имя такое же длинное, как и вы. 
Муратали пожал плечами. Он все еще не мог отвести глаз от девушки.
– Смотрите вперед, – шепнула Гульча.
Ее теплое дыхание ударило ему в шею. Он вздрогнул. Молча отвел глаза от девушки. 
Вечерело. На стадионе зажглись разноцветные огни. На сцене пели артисты, танцевали девушки, красивые, как бутоны роз. Муратали уставился на них, но ничего не слышал и не видел. Все его мысли были направлены на девушку, сидевшую сзади. 
Концерт закончился. Они один за другим направились к выходу стадиона. 
– У Вас, наверное, шея болит? – спросила девушка. 
– Почему? 
Она опять засмеялась:
– Ведь из-за меня Вам пришлось все время наклоняться...
– Нет, шея не болит. 
Вот так они и познакомились. Он проводил девушку до дома. Оказывается, она жила в махалле, расположенной рядом со стадионом. 
Гульча рассказала о том, что работает швеей в Доме бытовых услуг. 
– Приходите к нам шить одежду, – предложила шустрая девушка. 
– Приду! – поспешил ответить Муратали.
Они попрощались. Было понятно, что парень влюбился в нее по уши. С этого дня он по любому поводу спешил в райцентр. Через два месяца, осенью, состоялась их свадьба.

Гульча в качестве невесты приехала в кишлак. Муратали был счастлив. Он, пачкаясь в мазуте, целый день возился со своим трактором. А вечером дома его встречала жизнерадостная жена. 
Шустрая Гульча хоть уже и немного остепенилась, но продолжала смело разговаривать с мужчинами. В кишлаке нашлись люди, по-другому воспринимавшие это ее качество. Муратали аккуратно попытался объяснить жене: «В кишлаке невеста должна быть немного сдержанней», – говорил он. Гульча согласилась с ним.
Через год у них родился сын. А после этого начались капризы Гульчи: «Купите мне стиральную машину! Мне нужна швейная машинка!..»
Муратали покупал то, что мог себе позволить. «Потерпи немного, позже купим и остальное!», – говорил он. Но Гульча оказалась нетерпеливой.
– Я пойду работать, – сказала она однажды.
В то время их сыну исполнилось два года.
– Куда? – спросил Муратали.
– На свою работу. Я ведь швея. Хочу работать.
– Но сын еще маленький, – удивился Муратали.
– Ваша мама может присмотреть за ребенком. Мне скучно дома!
Муратали был кротким парнем. Он задумался. Что же делать? Если согласится, то как же ребенок? Да и маме нелегко весь день с малышом. Гульча замучила свекровь своими капризами и постоянным ворчанием. Если она что-то задумала, то добивается этого таким образом. А мать Муратали терпела все ради своего единственного сына. Она не все ему рассказывала. Берегла его. Ведь он рано остался без отца. Мать в одиночку вырастила сына, поэтому Муратали был готов сорвать луну для нее. 
Муратали тоже устал от капризов жены. Наконец, он согласился. Ладно, работай! 
Гульча начала работать в райцентре. После этого по кишлаку начали ходить разные слухи...
– Сынок, скажи своей жене, пусть не садится в первую попавшуюся машину, – сказала однажды ему мать. – Недавно она села в машину лысого Эргаша... Зачем ей эти слухи?
Муратали разозлился. Лысый Эргаш был настоящим ловеласом. Он работал мясником на рынке в райцентре. В кишлаке многие недолюбливали крепко сложенного нахального Эргаша.
В глазах Муратали потемнело. А душа казалась опустошенной. Руки задрожали, ноги стали ватными. Он вошел в дом, невольно опустился около низкого столика – хантахты. Казалось, его жизнь закончилась. Он вспомнил о своей первой встрече с Гульчей на стадионе. Ее ласковый смех, нежный голосок... «Неужели?! Нет! Не может быть! Никто не может разрушить его жизнь! Может, поехать к Эргашу домой? Задушить его?!»
Муратали сжал кулаки. Кости рук затрещали! Он вскочил на ноги. Пошатываясь, как пьяный, вышел во двор. Уже стемнело. Он направился к воротам. Но пока дошел до них, маленькая дверца открылась. Зашла Гульча!
Муратали остановился. Жена не видела его. Она шла, склонив голову и пошатываясь. Муратали бросился к ней. Гульча врезалась в него. Испугавшись, подняла голову и посмотрела на мужа. От нее пахло алкоголем!
– Где ты была? – воскликнул Муратали и оттолкнул ее от себя.
Гульча, качаясь взад-вперед, невнятно пробормотала:
– На вечеринке...
– С кем?
Гульча молча уставилась на него.
Муратали приблизился к жене, собрал всю свою душевную боль в кулак и ударил жену по лицу! Гульча закричала! Тяжело дыша, Муратали опять хотел ударить ее. Но вдруг распахнулась дверь дома, и выбежала его мать.
– О, Боже! Что здесь происходит?!
Муратали посмотрел на мать. Она босиком бежала к ним. В тускло освещенном дворе он не мог увидеть ее лицо. 
– Помогите! – раздался голос Гульчи.
Муратали посмотрел в сторону ворот. Гульча с громким криком выбежала на улицу. Он немного расслабился. Застыл на месте, не зная, что делать. Пойти за женой или помочь матери, которая выбежала босиком?
– Сынок! – тяжело дыша, мать обняла его. – Я видела все из окна. Что ты сделал? 
– Ударил ее! 
– Ударил ее рукой? 
– Да.
Его мать громко заплакала. Обняла сына еще крепче.
– Сынок, единственный мой! Родненький мой! Ты моя опора! – старуха громко зарыдала. – С каким трудом я вырастила тебя!
– Мама, давайте я выйду на улицу, – сказал Муратали.
– Нет! 
– Почему? 
– Если ударил ее рукой, тогда пусть уходит! Пусть уходит подальше от нашего дома! – закричала мать. – Не возвращай ее! Пусть эта чума уходит подальше от тебя. Мой кроткий, честный сыночек! Мой единственный! 
Мать громко заплакала. В этот момент Муратали забыл о только что произошедшем страшном инциденте с женой. Его сердце заполнило чувство жалости к матери. Ему самому хотелось плакать. Хотя он сумел подавить внутренний поток в сердце, но на глаза навернулись слёзы.
– Мама, зайдем домой, – сказал он.
Мать послушалась его. После того, как вошли в дом, он разжал свой кулак. Пальцы были липкие от крови. Кровь! «Попал в нос ей, наверное», – подумал он.

Он вышел во двор, хорошенько вымыл руки. Только после этого зашел в дом. В это время его мать сидела, обнимая плачущего внука. Увидев сына, она снова расплакалась.
– Пусть уходит, скатертью дорога, – сказала она тихим голосом. – Не горюй, сынок. Ты не знаешь, а я не могу сказать...
– Чего не знаю?
– Почему ты ее ударил? 
– Она была пьяна! 
– Сынок, это не в первый раз. Каждый раз я надеялась, что она одумается. Жалела внука, поэтому не говорила тебе. Ты мужчина. Ты целый день на работе. Мужчины не говорят о таких вещах, но женщины все замечают и спешат сообщить. Наши соседки давно перешептываются. Твоя жена сбилась с пути! 
Муратали задрожал. Он не мог говорить. Задыхался. И мать, качая в объятиях внука, молчала. Но когда Муратали собрался сказать, вдруг мать заговорила:
– Не отдам ей внука! – она стукнула рукой по земле. – Она погубит ребёнка!
Муратали молча слушал мать. Он вспомнил о своих прежних сомнениях. «Так много всего произошло! – подумал он. – А я такой простак! Чего ей не хватало?! Что теперь будет? Она мне не нужна! Подлая тварь! Пусть уходит подальше!». 
Гульча пропала на два дня. Потом к ним пришел участковый инспектор. В это время Муратали был на работе. Старуха испугалась. 
– Тетя, ваш сын плохо поступил, – сказал молодой инспектор. – Его жена лежит в больнице. Она написала жалобу. Мы заберем Муратали.
Бедная мать плакала, умоляла, старалась объяснить произошедшее. Наконец, послала сына соседей к Муратали. Участковый инспектор забрал его.
Муратали в тот день не вернулся домой. Этот инцидент вызвал большой ажиотаж в кишлаке. Соседки навещали его мать, вместе с ней проклинали лысого Эргаша. «Ничего не случится с Вашим сыном, ведь в этом инциденте явно виновата невестка», – утешали они ее.
Вечерело. Двухлетний малыш был на руках у бабушки, поэтому она не смогла никуда пойти. Умоляя Бога помочь ее единственному ребёнку, она до утра не сомкнула глаз. Ранним утром, оставив внука невестке соседки, она поехала в райцентр – в управление внутренних дел. «Ваш сын находится здесь, – сказал ей дежурный части. – Он немного погорячился, но в молодости такое бывает... Не беспокойтесь, через три дня отпустим».
– Можно мне увидеться с ним? – женщина чуть не заплакала. 
– Можно, можно, только не плачьте!
Через полчаса вышел Муратали. Он был бледен, но улыбался.
– Сынок, ты улыбаешься, чтобы утешить меня? – спросила мать, обнимая его. – Что теперь с тобой будет, а? 
– Мама, не беспокойтесь! У нее из носа пошла кровь, и всего! Ее уже выписали из больницы. Она написала жалобу на меня, и суд приговорил меня к трехдневному аресту. Скоро я вернусь домой. Жаль только, моя работа приостановилась. 
Она протянула сыну продукты, которые привезла. 
– Мама, присматривайте за сыном, – сказал Муратали.
– Не беспокойся, сынок. До сих пор я сама присматривала за твоим сыном. У тебя спокойный малыш. Он мне не в тягость. Сейчас под присмотром соседей. Твоей непутёвой жене и ребенок не нужен!
Через три дня Муратали вернулся домой и стал заниматься своими обычными делами. Через неделю на машине приехали несколько женщин со стороны сватов. Они подняли большой шум. 
Конечно, и мать Муратали не уступала. 
– Ваша дочь приходила с работы пьяная! Пошли разные слухи! – сказала она.
– У нее на работе была вечеринка. Ну и что, если она немножко выпила? Сейчас все молодые женщины пьют! – возразила мать Гульчи. 
Сваты никак не могли прийти к компромиссу. 
– Пусть сын сам и решит, – сказала в конце мать Муратали.
Они вызвали с работы Муратали.
– Я не буду жить с ней, – резко сказал он.
Сваты опять подняли шум.
– Если не хочешь, пожалуйста, не живи! – кричала мать Гульчи. – Дорогая бусинка на земле не заваляется! А ребёнка возьми себе в подарок! Он нам не нужен! Сколько ни корми собаку, она все равно не пригодна для жертвоприношения! 
Эти слова тёщи оборвали последнюю нить. Сваты, ворча, ушли. Собравшиеся на шум соседи начали осуждать мать Гульчи за то, что она накричала на зятя. 

 ***

С тех пор прошел год. Уже подросший сын Муратали начал говорить. Жизнь матери, сына и внука текла, как раньше. 
В кишлак дошли слухи о Гульче. Она не ужилась со своими братьями и ушла из дома. «Ее братья дорожат своей честью, – судачили женщины кишлака. – Они не стерпели позорного поведения сестры». 
Одна из женщин принесла новость. «Гульча сейчас живет в доме вдовы, прославившейся безнравственным поведением, – говорила она. – Вот, гадина, нашла свое место!».
– Хорошо, что Муратали избавился от нее, – сказали соседки.
Вскоре нашлась невеста для него. Она жила в этом кишлаке. Девушка, которая через месяц после свадьбы вернулась в родительский дом. Ее жених оказался наркоманом. Соседи засватали ее к Муратали и поженили их.

 ***

Вы хотите узнать о судьбе Муратали? Он до сих пор работает трактористом и управляет фермой, которая выращивает хлопок. Его вторая жена родила ему троих сыновей. Говорят, что старшего сына Муратали она любит больше, чем своих. 
А как же сложилась судьба Гульчи? Об этом лучше промолчим.

Перевод с узбекского Мухаббат Юлдашевой.

Преданность

Хамро биби слегла в свои девяносто два года. Ничего у нее не болело, ничего она себе не повредила; утром проснулась, и с той поры ее постель больше не заправлялась. А ведь она всегда была той Хамро биби, которая никогда не знала покоя и, несмотря на уговоры снох, внуков, внучек не заниматься делами, бралась выполнить что-нибудь, ну хотя бы подмести двор. Словом, была старухой, полной энергии. Даже приковавшись к постели, не жаловалась, не стонала. Только когда начали опухать ноги, она немного обеспокоилась. Врачи, навещавшие ее, сваливали это на «старость». Вся седая, смуглая, исхудавшая старуха совсем перестала говорить. Два её сына дед Шадияр и дед Ядгар, которым было за семьдесят лет, заходили к матери и сидели над ней с опущенными головами, о чем-то между собой советуясь. А мать молча лежала, уткнув свой тоскливый взор на стенку перед собой. 
Унылый взгляд Хамро биби как-будто немного оживал, когда к ней входила её золовка тётушка Саври. Словно пытаясь что-то сказать, Хамро биби слегка причмокивала, а в глазах мелькали слёзы. Иногда её задумчивое лицо на какой-то миг освещалось, как появление солнечного лучика на облачном небе.
Самой тётушке Саври тоже давненько было уже за восемьдесят лет. Она щупленькая, худенькая, с умным взглядом, очень рассудительная старушка ещё достаточно бодренькая. Часто, читая назидания племянникам деду Шадияру и деду Ядгару – сыновьям своего брата – не устаёт напоминать, чтобы они чаще навещали свою маму. «Так говорить я имею полное право, – думает она, – ведь их мать, моя невестка, была любимицей моего брата. Всю долгую жизнь она прожила в одиночестве, всегда помня его, пропавшего без вести на войне, никогда не думала о каком-нибудь другом человеке, не имела нечистых помыслов, утешение находила в работе, бедняжка. Всегда пыталась быть веселой, улыбчивой, моя любимая невестушка. Жизнь прожила в ожидании моего брата, сильно тоскуя по нему. Так что теперь пусть насытится своими сыновьями…» 
Страдания, переживания домашних, их заботливость не влияли на Хамро биби, она была в ожидании чего-то и в постоянном беспокойстве о чем-то. Словно в этом тленном мире все же таилась, теплилась какая-то надежда.
А дни проходили. Оба сына, внучатые невестки по очереди «охраняли» её. Они замечали, что тетушка Саври, оставаясь наедине словно беседует со своей невестушкой. А на самом же деле она говорила сама и сама же отвечала. Дед Шадияр и дед Ядгар стали даже поговаривать, что «тетушка, видать, свихнулась». Но ей самой об этом молвить не решались. Ведь их мать свои глаза открывает только тогда, когда она приходит. Много раз они были свидетелями этого. Слушая золовку, у матери появлялись слезы, как у младенца, и поднималась грудь, как при выдохе. Вот и сейчас она тихо лежит, слушая болтовню золовки.
– Я знаю, вы слишком долго ждали моего брата, – говорит тетушка Саври, – было иногда, я как золовка обижала вас, наверное, от того, что я тогда, видать, была глупышкой. А вы, невестушка, походили на ангела. Видать, это божье веление, что брат не вернулся с войны. А мы же даже и не узнали, дошел он до так называемой Германии или нет. Ушёл без вести и всё… Вы овдовели в свои двадцать лет, я знаю, это очень тяжело. Хотя ваше сердце и обливалось кровью, вы, молча, продолжали ждать моего братца…
Ввалившиеся глаза Хамро биби вдруг широко раскрылись, и она учащенно стала глотать воздух.
– Что с вами, невестушка?! – Взволнованная тетушка Саври стала гладить холодный лоб невестки. – Что вас так сильно забеспокоило? Вы что-то хотите сказать, но я глупая не могу понять! Вы пожали мою руку… Почему?! Или вы вспомнили, как тогда почтальон принес телеграмму?.. О-о, но ведь это было так давно, невестушка моя… В той телеграмме было написано «Я возвращаюсь, во вторник позвоню». И стояла подпись «От Таштемирова» и почтальон тогда по незнанию принес ее нам. Тогда мы все поверили, что брат жив. Как много лет пролетело после войны, а?! Тогда мы подумали, что брат попал к немцам, теперь, видать, освободился. В тот день был вторник. Всей семьёй мы поспешили на почту. Ждали до рассвета. Но никакого звонка не было. Со слезами вернулись домой. Оказалось, что почтальон ошибся…
Тётушка Саври утёрла слёзы концом белого плотного марлевого платка и бросила взгляд на Хамро биби. Она всё ещё лежала, уткнувшись на стенку. Тётушка машинально повернулась в ту сторону. Перед её глазами появилось изображение улыбающегося брата в тюбетейке. И ей даже послышался его требовательный голос: « Саври, из дома не выходи, спокойно оставайся около своей невестки». Вдруг у неё сердце так сильно затрепетало, словно предчувствуя, что сейчас дверь отворится и войдёт брат!
– Ой, братец мой родной! – вскрикнула она. – В свои двадцать пять лет вы покинули нас! Ушли таким молодым! – Саври закрыла лицо ладонями.
Лежащая в постели Хамро биби вдруг застонала. Тётушка Саври убрала с лица ладони и наклонилась над ней:
– Я только сейчас поняла, невестушка, поняла-а! – Вскрикнув, она захлопала глазами и закачала головой. – Вы до сих пор не можете забыть моего брата. И думаете, что он может быть жив и может вернуться, да?! – Чтобы не разрыдаться, тётушка Саври закрыла лицо ладонями.
Потом, едва собирая свои костлявые ноги, поднялась. В комнату вошла одна из «дежурных» внучатых невесток. Она стояла в коридоре и слышала всё, что говорила тётушка. Только недопоняла последние сказанные ею сквозь слёзы слова. О чем только она не передумала сейчас: «Может быть, так говорят перед чьей-то кончиной? Или это такая молитва, которую читают в такое время? Ведь родимая бабушка уже совсем замучалась? Ведь старшие об этом много говорят. Неужели такое происходит с такими мучениями?! К бабушке заводили почти всех родных. Думая, что «кого-то, видать, она хочет видеть, с кем-то хочет попрощаться, с кем-то по-доброму пообщаться». Но никакая попытка не помогла. Даже были такие, которые поговаривали, что «у старухи есть припрятанное золото, но она не может сказать». Разозлившиеся, дед Шадияр и дед Ядгар, выпроваживали их из комнаты. Так почему же не может покинуть этот мир любимая бабушка?».

Вот с такими болезненными думами прошла ещё одна беспокойная ночь. На следующий день спозаранок пришла тётушка Саври. Когда она вошла в комнату, глаза Хамро биби, на которые бросали тень её редкие ресницы, были закрыты.
– Она спит, – вымолвила дежурная невестка, вскочившая с места в знак уважения к тётушке Саври. Она говорила тихо, словно боясь разбудить бабушку.
– Пусть, детка, оставь, пускай поспит, – прошептала тётушка.– Сон человеку даёт силы.
В это время глаза Хамро биби, лежащей бездвижной статуей, вдруг резко раскрылись.
– Ой, ужас, неужели я её разбудила?! – закачала головой тётушка и прикусила губу.
– Бабуля проснулась, – промолвила тихо дежурная невестка, стоящая рядом с тётушкой со сложенными на груди руками.
– Невестушка, как вы себя чувствуете? – спросила Саври, присев на одеяльце рядом с постелью Хамро биби и сложила ладони для молитвы. – Аминь, Всевышний, помоги моей невестке исцелиться.
Она погладила своё лицо и обернулась к молодой женщине, которая стояла в ожидании распоряжения:
– Невестка, вы можете идти.
Невестка молча вышла. Старушки остались одни. В комнату опустилась бессловесная тишина. Казалось, что сейчас здесь в объятьях тиши бродили юность Хамро биби и тётушки Саври. Они завороженно глядели друг на друга и казалось, что они с каким-то таинственным чувством ждали свершения чего-то. Тётушка Саври, сидя на месте, сгибала свой стан, словно исполняя духовное радение, и приговаривала:
– Не осталось человека, который бы мог понять вас, бедняжку, как я. Все наши родные ушли в мир иной… Если я не смогла стать вам утешением в тяжелые дни, простите меня. Ведь и я была зависима.
Она с каким-то сомнением поглядывала на совершенно седоволосую, с каждым днем высыхающую старушку, лежащей подобно младенцу, тихо и смиренно, и снова заговорила:
– Ах, моя родненькая невестушка, жизнь наша прожита, прошла вся жизнь. Теперь же вам известно, кто-то из нас раньше, кто-то позже уйдем в нетленный мир… Я, глупая, только вчера поняла, почему вы не можете отказаться от этого мира…
У тётушки Саври из глаз слезы потекли струёй. Морщинистыми руками она погладила белоснежные, мягкие волосы Хамро биби и ее плечи:
– Я поняла все, когда мой взгляд упал на фотографию моего брата, поняла всё… Вы… боитесь явиться к моему брату… в таком виде… Вы не мучайте себя, не мучайте… Ведь хватит, в конце концов, то, что намучались, ожидая его всю свою жизнь! Оказывается, туда все являются молодыми. А вы помните себя невесткой, когда выходили в нарядном атласном платье? Брат мой не мог отвести от вас взгляда. Он носил вас на ладонях! А сколько слёз вы проливали, когда он уходил на войну! Выходит, уже тогда вы почувствовали, что ваша встреча теперь будет на том свете, – Она взяла в руки портрет брата, стоящий у изголовья, которую принесла с собой и показала Хамро биби.
Лицо немощно лежащей старушки вдруг посветлело, озарилось. Пытаясь поднять голову, она застонала. Из глаз потекли слёзы.
Она бросила взгляд на портрет в большой рамке с изображением солдата с очаровательной улыбкой, вдруг ахнула, и глаза её сомкнулись.
Тётушка Саври же всё ещё продолжала говорить, уткнувшись в одну точку, вспоминая былые годы, а из глаз и сердца лились потоком слёзы. На лице безжизненно уже лежавшей Хамро биби застыли признаки удовлетворённости.

 Перевод с узбекского Нодиры Рашидовой. 

Художник: В. Петров.