Марина

С Мариной я познакомилась, когда перешла на второй курс. Тогда моя институтская подруга Лена предложила мне поехать вместо неё в Палангу в компании ещё двух девушек. Из-за каких-то непредвиденных обстоятельств поездка её срывалась, а жильё на троих уже было оплачено. Я с радостью откликнулась на это предложение. Меня никогда не смущало общение с незнакомыми людьми. К тому же с одной из девушек, Вероникой, я была уже знакома.
В Паланге мы жили в одной комнате у хозяйки-литовки по имени Янина. Она была с нами вполне корректна, но по-русски говорила не очень хорошо, возможно нарочито.
С Мариной мы подружились ещё в поезде по дороге в Палангу. Она оказалась очень общительной и покладистой, мы прекрасно сосуществовали. Вставала она рано утром, когда мы с Ликой ещё спали, и делала зарядку. Сквозь сон я слышала, как она маршировала и её домашние туфли на высокой танкетке без задников, соприкасаясь с полом, издавали резкие звуки, отдававшиеся у меня в голове. Мы с Вероникой попросили Марину сменить обувь для гимнастики, и она охотно пошла нам навстречу. Возможно, в силу нашего тогда юного возраста, конфликтов у нас не было. Марина знала много анекдотов и рассказывала их очень артистично. 
Любая история из её жизни, а их у неё в памяти было немало, в Маринином исполнении превращалась почти в эстрадную миниатюру. Девчонки научили меня играть в преферанс, и мы замечательно проводили время, когда была плохая погода, что в тех краях обыденное дело.

Вернувшись в Москву, мы продолжили общение и даже подружились. Мама её, Рузанна, была яркая красивая армянка, работала врачом в кожно-венерологическом диспансере. Отец Марины Семён – еврей, инженер. Он был картёжник и часто уходил играть. В те годы многие мужчины регулярно играли в преферанс и другие серьёзные карточные игры. Это была хорошая интеллигентная семья советского времени, когда быть инженером и врачом было престижно. Главной в семье была бабушка – мама Рузанны. Это была крупная, даже величественная, ухоженная пожилая женщина. Всегда с уложенными седыми волосами и маникюром, в дорогих серьгах, которые она не снимала даже на ночь, хорошо и к месту одетая. Бабушка и мама были московские армянки, говорили без акцента на хорошем литературном русском языке. Бабушка плохо слышала, но не признавалась в этом. К телефону всегда подходила она, даже если все были дома. Звонки она принимала по отработанной схеме, методом исключения. Если я звонила и просила Марину, бабушка торжественно отвечала: «Рузанны нету дома». Тогда я снова просила Марину и слышала: «Семён играет в карты». Но после третьего раза, она звала к телефону Марину или говорила, что её нет дома. У них часто собирались её друзья и знакомые, с которыми можно было поговорить на разные темы и обсудить новости в любой сфере жизни. Это был такой своеобразный салон, описанный классиками 19 века.
Марина с рождения страдала какой-то гормональной дисфункцией – она была очень маленького роста у высоких, статных родителей и, как она сама же мне рассказала, в детстве была очень полной. Когда мы познакомились, она уже похудела, но осталась маленькой. Она продолжала ограничивать себя в еде – сладкое и мучное были исключены из рациона и каждое утро изнуряла себя гимнастикой.
Училась она в инязе им. Мориса Тореза, была очень начитана и эрудирована, с хорошим чувством юмора и самоиронией. Никаких комплексов по поводу внешности у неё не было. Очень доброжелательная, абсолютно не завистливая.

Помню, как-то я ехала домой и должна была встретиться с Мариной у метро «Университет», где мы тогда жили. На эскалаторе со мной заговорил негр. Я сделала непроницаемое лицо и молчала. Тогда он сказал с грустью, что я не хочу с ним разговаривать, потому что он чёрный. Это был беспроигрышный способ вызвать чувство вины у молодой и наивной девушки, начитавшейся романов русских и зарубежных классиков прошлых веков, чем он определённо пользовался уже не раз. Я тут же горячо опровергла его догадку и сделала приветливое лицо. Он представился студентом МГУ и сыном или племянником посла его африканской страны в Москве. Попросил меня помочь ему овладеть русским языком, который он начал изучать. Сразу попросил мой адрес. Слегка шокированная такой просьбой, я быстро пришла в себя и заметила ему, что у нас в стране не принято давать незнакомым людям адрес, в крайнем случае, дают телефон. Он оказался очень изворотливым: «Что подумают ваши родители, если я позвоню? Я ведь плохо говорю по-русски». Я промолчала, но представила, что будет с родителями, если они увидят его на пороге нашей квартиры.
Так мы стояли у метро Университет, где я ждала подругу, и пыталась отделаться от африканца. 
– Вот студент из дружественной африканской республики учит русский язык. Может быть, ты поможешь ему как лингвист? – обратилась я к Марине, когда она к нам подошла, на что она с улыбкой откликнулась, выразив полное согласие, и дала ему свой номер телефона. Не знаю, как там пошло с русским, но он звонил ей несколько раз и приглашал нас обеих в лучшие театры Москвы. Я отказывалась, мероприятие срывалось.
Потом мы как-то потерялись и несколько лет назад я узнала, что после смерти бабушки, а потом и папы, они жили с Рузанной вдвоём. Марина даже чуть не вышла замуж – уже была назначена свадьба, но её близкая подруга увела жениха.
А потом Марину сбила насмерть машина. Рузанна не смогла это пережить и через несколько дней умерла.

Художник: Вильем Хенритс.