Моменты

Моменты – это вдумчивый взгляд неравнодушного человека на окружающий нас мир. Известный белорусский писатель и наш постоянный автор умеет увидеть в обычном необычное, заострить внимание на, казалось бы, будничном факте, чем он охотно делится с читателем. Каждый момент – эта своеобразная психологическая зарисовка, поданная авторам мудро и красиво.

НА ВЛАДИВОСТОК!

Я сперва не поверил в такое. Где мы, а где Владивосток! Представить трудно. Но все же через несколько дней связался по скайпу с родственником, который живет в Киеве, чтобы уточнить одну деталь – а в какое время это было? Василий Антонович Касаков, он также из деревушки Гута, как и я, а мой дед Яков и его баба Фрося – родные брат и сестра, имеет ученую степень кандидата наук, капитан первого ранга в отставке, держит под городом дачу, поэтому я оставил в скайпе просьбу: «Появится возможность – свяжись со мной. Есть дело». Ждал недолго. Вскоре он заглянул по своим неотложным делам в Киев, и мы поговорили. Я попросил его еще раз рассказать мне о том, как мужик из соседней нашей белоруской деревни возил во Владивосток поросят продавать. Надеялся, что родственник улыбнется и признается: да я пошутил, прости. Однако не то было, от прежних слов он не отказался, а только рассказал обо всем более подробно. И в конце нашего разговора подчеркнул не без гордости: «Такие вот люди жили в наших краях!»
Что же, если это действительно правда, тогда хвала тому мужику. Конечно, в середине пятидесятых лет прошлого столетия, когда это произошло, все было значительно проще, чем в те времена, когда капитан Невельской почти три месяца добирался с Дальнего Востока в Санкт-Петербург, чтобы лишь доложить царю о проделанной работе: появилась железная дорога. И все же, и все же… Додуматься ведь, чтобы везти продавать поросят из Беларуси во Владивосток – на край земли! А вот такой человек нашелся. Скорее всего ему кто-то подсказал, что там в большой цене поросята. «Вот там-то ты бы разбогател! Вот там бы ты хватил денежку! А что у нас за тех сосунков возьмешь? Копейки!» Легко сказать, а как осуществить такую задумку? И все же это вообще было более похоже на фантастику. Однако наш герой за такую идею зацепился, как говорят, головой и сердцем. Долго он вынашивал ее или нет, сказать не берусь, однако все предусмотрел до мелочей. Взял на карандаш, сколько дней займет дорога в товарняке. Это – раз. Ну а во-вторых, поросят везти в такую дальнюю дорогу – это, согласитесь, не серьезно. Тогда он рассчитывает, сколько месяцев свиноматка вынашивает плод, и договаривается с железной дорогой, чтобы в товарняке, который следует с грузом почти порожняком во Владивосток, ему выделили закуток. Ему, простите, и свинье. Вот с ней, свиньей, находчивый и отважный торговец-путник держит курс на побережье Тихого океана. Кормит, поит, убирает… и от нечего делать, видимо, почесывает брюшко свиноматки, чтобы та особенно не волновалась, ехала спокойно и лишний раз не хрюкала.
И приезжает туда как раз в то время, когда свиноматке пара приносить приплод. Продает поросят-отъёмышей, а их могло быть и до шестнадцати, возможно, растрогался, слезу пустил, когда прощался и со свиноматкой. Не везти же ее назад. Деньги зашивает в свитку и возвращается домой.
Пожалуй, еще и похвастался землякам, что и денег заработал, и свету повидал… 

А НОЧЬ ЗАЧЕМ?

Иван Сергеевич, герой моего рассказа «Свой», живет один не только в доме, но и во всей деревне. Случается, интересуюсь у его сына Сергея, как там отец, и слышу в ответ краткое: держится. Под этим понимаю: сам себя держит в тонусе насколько это возможно человеку его возраста – под девяносто старику. Но, что интересно, ни за какие коврижки не желает перебираться к сыну в соседнюю деревню. Отмахивается: «Ат!» И отворачивает даже голову: отстаньте от меня. Хотя сын и сноха относятся к старику благосклонно, и пока не продали легковушку, наведывались к Ивану Сергеевичу чуть ли не ежедневно. А так по мобильнику сегодня поддерживают связь.
Как-то пошел старик к своему колодцу за водой. Да не с ведром потопал, как обычно, а с пластиковой банкой. Решил налить в нее кружкой из ведра воды, даже лейку взял, однако конфуз получился: уронил банку в воду. А как достать – не получается: подцепит ведром, а пока тянет его, банка, покачиваясь на поверхности воды в ведре, выплескивается. Несколько раз цеплял банку, казалось бы, и аккуратно тянул, осторожно, а не получилась: то же самое. Как же быть? Банка та вовсе не мешает черпать в колодце воду, однако старик рассуждал так: все же она, задери ее в корень, вся из химии состоит и, если долго будет плавать там, еще, чего хорошего, вреда наделает немало для организма. А воду ведь пить ему!
В один из дней Иван Сергеевич позвонил сыну:
– Достал наконец-то ее, окаянную! Извлек, чтобы ей неладно было! Лежу, а не спится: все время думаю, как банку поднять из колодца. И додумался, а как же, голова еще соображает малость. Отцепил ведро, а вместо него привязал новенькую корзину, с первого раза и вытянул. Вода-то из корзины свищет во все стороны, а банка в это время опускается и опускается на ее дно. Иди сюда, голуба! Как она будет сопротивляться мне? Каким образом? Ты все понял, сын?
А когда положил мобильник на стол, заявил сам себе:
– А ночь зачем? Если бы она не была такой долгой, возможно бы и не додумался… Так что ночь меня выручила… Хотя много раз и проклинал ее, что долго – ой и долго! – тянется…

ДАЛЕКО, ХОТЯ И БЛИЗКО

Карп Федорович запомнился мне много чем. Он мог в нашем сельском магазине, будучи на хорошем подпитии, порвать пук денег (почему-то запомнились купюры по три рубля) и в знак протеста, что ему не продают бутылку водки, на сегодня, мол, хватит тебе пить, доза, те же порванные деньги резко швырнуть – с оттяжкой назад руки – в лицо продавцу: получи! Не его ли выходку подметили создатели картины «Иван Васильевич меняет профессию», когда герой Юрия Яковлева энергично, словно из пращи, пуляет шматки бумаги в лицо героя Владимира Этуша. А если серьезно, то как списано!
Прожил Карп Федорович много лет. Сколько – точно не скажу, однако факт остается фактом: он похоронил старшего сына, которому было семьдесят. Хотя незадолго до этого собирался и сам оставить наш бренный мир. Было как. Лежал он в больнице, а когда выписывался, доктор Сафонов шепнул на ухо жене: «Надежды мало. Но попробуйте поставить дома чугун на чугун…»
Вернувшись из больницы, Карп Федорович лежал на печи – ждал, смирившись с судьбой, своего конца. Соседи и родственники, как бы между прочим, приходили прощаться. Больной почти даже не смотрел в их сторону. Не ел и не пил. Одно кряхтел и кашлял. А тут как-то вспомнила жена про совет доктора, и выгнала самогон. Поднесла ему ложечку, потом вторую… Смотрит, повеселел вроде бы мужик, ожил, есть просит. А потом и совсем с печи сполз. И – не поверите! – прожил еще двадцать лет!
А когда старуха с косой и на самом деле пожаловала к Карпу Федоровичу, он глубоко вздохнул, и едва не выругался:
– Промашку дал. Простить себе не могу.
– Чего еще? – насторожилась жена.
– Где в войну только не был! И в Польше, и в Венгрии, а после и уголь добывал в Донбассе. Полсвета объездил. А вот в Драгунске – нет, не получилось побывать. Сосед называется! Каких четыре километра всего до того Драгунска, а ни единого раза там не показался. Аж стыдно. Ну, что скажешь мне на это, баба? Надо кого-нибудь попросить, чтобы свозили хотя бы сейчас. Далеко оказался Драгунск, хотя и близко… Эх, ма!..
Так и не побывал в соседней деревне Карп Федорович. Не успел.

ИГРАЙ, БАЯН!

Когда еще был Павел Сидорович молодым парнем, приобрел он баян «Рассвет», самый дешевый по тому времени и простой, больно уж хотелось на нем научиться играть. Спал и видел себя баянистом. Даже представлял, как играет в местном клубе, а парни и девчата кружат в вихре вальса. Вальс «Дунайские волны» Павел все же осилил. А потом как задвинул музыкальный инструмент под кровать, так и пролежал он там много лет. Не до него было. Жизнь закрутила. Случалось, что и оставлял деревню надолго, на заработки ездил на Север. Оттуда привез жену, она не согласилась жить в деревне, закапризничала, пришлось перебраться в Гомель. Жили в заводском общежитии, осваивали рабочие профессии. Музыка отошла на второй план. Если не на третий.
Павел Сидорович баян привез в город, как только получил трехкомнатную квартиру. К тому времени подрастали два сына. Может, надеялся, хоть они обратят на баян внимание. Где там! Сыновей он вовсе не заинтересовал, они даже и близко к нему не подходили.
А лет несколько назад позвонил брат из Минска, похвастался, что его дочка Танюшка поступила в музыкальное училище.
– Так пусть возьмет мой баян! – обрадовался Павел Сидорович.
– А это идея! – обрадовался и брат. – Я и забыл, что он у тебя есть!
Брат на следующий же день приехал и забрал музыкальный инструмент. А как-то позвонил, многообещающе сказал:
– Слушай!
Играла его дочь Танюша. Хорошо играла. Чувствовалось, что баян наконец-то нашел своего хозяина, от чего у Павла Сидоровича блеснули в глазах скупые слезинки грусти и радости… 

«СИДЕЛ БЫ В РЕСТОРАНЕ…»

Когда приезжал к родителям в деревню Михаил, то долго без дела не сидел. Быстро находилась для его рук работа. А вечером, уставшие и счастливые, сидели за столом, трапезничали и болтали о жизни. Сын хвалился, что на заводе его ценят, получает хорошую зарплату. Детишки, Ирочка и Стасик, ходят пока в детский садик, там же работает нянечкой и его жена Катя. В садик устроилась только потому, чтобы быть ближе к своим малышам, а как только те подрастут, вернется в библиотеку. Квартиру же вы видели, приезжали на новоселье. Двухкомнатная. Ничего, что еще долго выплачивать кредит, однако свой угол многое значит. Одним словам, жизнью Михаил доволен. Родным, конечно же, приятно. 
Отец слушал Михаила внимательно, часто кивал в знак согласия, а потом вдруг хлопнул себя по колену, вздохнул, посмотрел на сына и спросил с грустинкой в голосе:
– Знаешь, о чем я жалею?
– Нет.
– Мне же предлагали в армии на сверхсрочную остаться. Дурак был – не согласился. Сидел бы сейчас в ресторане…
А бесхитростный Михаил не прятал добродушную улыбку и вспомнил, сколько раз за десять лет городской жизни он сидел в том ресторане. Один. И то на своей свадьбе. Однако отцу ничего не сказал. 
Не запретишь ведь человеку думать о красивой жизни…
    

ЗВЕЗДОЧКА

Смотрел на нашем белорусском телеканале «Культура» передачу «Кадры жизни», которая была посвящена заслуженному артисту Беларуси, преподавателю театрально-художественной академии Владимиру Андреевичу Мищанчуку. Прилип к экрану еще и потому, что хорошо знаю этого театрала. Несколько раз я принимал участие в фестивале белорусской драматургии, который проходит раз в два года в Бобруйске, и в течение недели мы вместе смотрели одни и те же спектакли, а потом было обсуждение, на которых Владимир Андреевич высказывал всегда дельные мысли и предложения. Вообще человек он красив не только с лица, а как позже я заметил при многократном общении с ним, красив душой и сердцем. Основательный человек.
«Кадры жизни», разумеется, посмотрел на одном дыхании. А на экране мелькали они не только из кинолент, в которых снимался герой передачи, но и из театральных спектаклей, где он исполнял как ни есть только главные роли. Исполнял талантливо. Да и на вопросы ведущего отвечал – слушай и учись! 
Тронуло, зацепило меня и воспоминание Владимира Андреевича о своем детстве. Его отец вернулся с войны в шинели, которая аккуратно висела в сенях и мать с нее сдувала пылинки. А когда мальчишке пришло время идти в школу, она пошила ему сумку – для книг и тетрадок, конечно же, и для ломтя хлеба. Но вот беда – нет хотя бы какой пуговицы, чтобы сумку можно было застегнуть. И тогда она набралась смелости, и попросила у отца пуговицу от шинели. Получила, хотя и не сразу, а после некоторых колебаний, разрешение: отрезай, так и быть. Дело нужное.
– С какой же гордостью ходил я по деревенской улице с той сумкой на плече! – припомнил Владимир Андреевич. – Мне казалось, что все люди только и смотрят на пуговицу-звездочку, а она так ярко сияет, что намного светлее стало вокруг. 
Выдержав паузу, Владимир Андреевич произнес:
– Та звездочка весь мой жизненный путь освещала. И сегодня освещает… Спасибо ей…

Продолжение следует

Художник: С. Витецкая.