«О, букашка!» Рассуждения о бессмыслице в литературе

Когда начинаешь вчитываться в тексты, которые выставляются на интернет-ресурсах или порой в журналах, замечаешь одну беду: отсутствие идеи. Совершенно непонятно, зачем это было написано... И ведь язык хорош, описывает автор всё сочно, ярко, блещет сравнениями, щеголяет юмором. Но по прочтении возникает вопрос: зачем? К чему он столько времени описывал, как главный герой ходит, ест, что любит, как одет? Ради чего мы потратили время на прочтение?
Такое чувство, что человек нанизывает бисер. Разноцветные бусинки. Но нить эта бисерная не имеет конца. И вот ты читаешь, ждёшь, что что-то произойдёт, что тебе будет откровение, а его нет. Герой умирает, уезжает, или просто приходит домой и садится смотреть телевизор. Ну и всё. Хэппи энд.

И тут ты понимаешь, что прочитала творение не лишенного красоты языка графомана. Потому что писателем всё-таки движет не стремление описать быт и ничтожные переживания, а идея. Ему хочется о чем-то прокричать. Высмеять мещанство, как Чехов. Призвать к Богу, к совести, «назвать зло злом», как Достоевский. Воспеть красоту родной земли, как Есенин. 
Мне кажется, многие образованные люди в конце XX века обманулись, когда увидели что писать можно «просто». Прочитали рассказы, скажем, Виктории Токаревой, и показалось что писательство – очень несложная штука. Короткие предложения, самая обычная жизнь вокруг, судьбы подруг, знакомых... 

Так вот, у неё непросто. У неё между кажущимися незамысловатыми предложениями спрятаны глубокие мысли. Они высказаны ясно и коротко, вскользь, потому ты их не выделяешь, а проглатываешь, но именно они придают значение и очарование каждому произведению. В итоге ты всегда можешь ответить, какова главная мысль рассказа, мораль, вывод. Что хотела сказать автор. Что ты вынес из текста. Как это соприкасается с жизнью твоей. Без этих жемчужин, раскиданных по тексту и заставляющих его искриться талантом, текст – просто описание действий героя. Экшн, как говорят на Западе. 
Помню, в 90-е при мне редактор газеты ругал журналиста. «Что это за текст? К чему ты всё это описал? Такое чувство, что шёл человек, увидел букашку и сказал: “О, букашка”. Вот и вся суть твоей статьи». С тех пор я называю бессмысленные тексты (пусть и гладко, и даже красиво написанные) – «о, букашка».
Редактор одного литжурнала как-то пожаловалась на это в интервью. Вот и я не жалуюсь даже, а предлагаю всем нам задуматься, ради чего мы пишем. Что даст читателю каждый рассказ, стихотворение. Времени сегодня у людей мало, выбор информации широк, потому нам надо писать так, чтобы мы выиграли в конкурентной борьбе с теми же соцсетями...

Особенно, на мой взгляд, бессмыслица коснулась поэзии. В прозе ахинею труднее выдать за поиск формы. В поэзии же царит ложный посыл, что автор должен заниматься самовыражением. На самом деле самовыражение тогда будет иметь успех, когда ты личность, близкая по уровню Пушкину, Лермонтову, Пастернаку. Вот тогда самовыражайся – всё будет на ура. А если внутри пока ещё пустовато, то и выражена будет пустота. Так что попробуй для начала выражать не себя, а мысли, идеи. Наполни строчку содержанием.
Прочитала у священника какого-то (подозреваю, у А. Ткачёва, но не уверена), что наша литература пошла от проповеди. Что первые книги пошли из монастырей, что на Руси вначале читали жития и поучения. Что проповеди – это первые эссе, новеллы... Думаю, так и есть. Литература пошла от проповеди, и наши великие писатели и поэты действительно потому и больше, чем поэты, что они проповедовали. Высокое. Незаметно порой и для себя морализаторствовали. Аккуратно подводили к выводу... Хотя сами жили, как придётся. Но читателю преподносили чистейшей прелести чистейший образец. (Сам погибай, а душу читателя спасай).

И русский читатель привык, что в него сеется чистое, доброе. Потому до сих пор вздрагивает от описания дерьма, использованных прокладок и вообще гнуснейших вещей, о которых я вчера прочитала в рассказах, опубликованных на весьма уважаемых платформах. В одном произведении шёл мат-перемат и описывался запах влагалища, в другом было сказано: «Не хочу чалиться за мохнатый сейф» (не хочу сидеть за изнасилование). Это, конечно, тема для отдельного разговора – что допустимо в литературе. И тут были, есть и будут жаркие споры. Со своей стороны, приведу лишь один аргумент: великие обошлись без этого. «Илиада» вечна, и там нет ничего о намокших прокладках.
У писателя, который написал про влагалище, есть фраза в тексте: «В его душе наступила спокойная, молчаливая тьма». Вот-вот. С нами тьмой и делятся. И получается не проповедь, а вовсе наоборот. А значит, это литература наоборот. Справа налево. Изнаночной стороной. Против часовой стрелки. Бесовщина.

И ещё. Когда один молодой человек спросил Достоевского, как стать хорошим писателем, тот усмехнулся: «Для того, чтобы хорошо писать, надобно перестрадать». Хемингуэй писал, что он садится за пишущую машинку и начинает кровоточить. У обоих была очень тяжёлая жизнь. То же – у Горького. В людях, на дне, зато потом было что сказать народу.
Трудно писать благополучным людям. А хочется. Ну, да... да... А не о чем. Вот и описывают, как встали, чем позавтракали, секс, рассвет, закат. На самом деле, это моё личное убеждение: из благополучия не рождается значимых произведений. Сытая душа тяжела, не взлетает. Пушкин и Достоевский боролись с финансовыми проблемами, Достоевский плюс к этому был эпилептик и у него умер ребёнок, Толстой писал «между струйками» – постоянно болели, а то и умирали дети, с женой были напряжённые отношения, от чего он в «Крейцеровой сонате» устами своего героя уже просто взвыл.

Так что же получается? Чтобы хорошо писать, надобно организовать себе страдания? Мне кажется, страдания сами находят совестливого, глубокого человека. Он их притягивает. Видеть недостатки этого мира и не страдать такой человек не может. Это раз. Второе, можно не страдать самому, но глубоко чувствовать страдания других. Можно делиться ИХ опытом, писать с чужих слов. Так поступал Цвейг.
Советская литература была поднята до высот своей цензурой. Да. Цензура как луч пронзала каждую рукопись на предмет «что хотел сказать автор». И если ответа не было, она отбраковывала произведение. Ошибалась редко, прямо по пальцам можно ошибки сосчитать. 
Как нам этого сейчас ее не хватает. Луча в «cпокойной, молчаливой тьме».