«Собираюсь рисовать этюд…»

Родина

Я напрасно защищал свое сердце:
Ты была лучшей
Из снайперов.

Твоей целью была моя голова,
А мое сердце
Было всего лишь опорой
Для твоих ног.

***

Твоя любовь 
приговорила меня к смерти
Твоя любовь 
изгнала меня на остров одиночества.

Жаль, очень жаль.
Была объявлена амнистия.
Но клеймо осуждённого
Так и осталось
У меня на лбу.

***

Я сжег
Пожухлую траву в своем саду.
Сладкий дым
Будил воспоминания.
Лишь одного я так и не узнал:
Сколько муравьев и насекомых
Стало жертвой в этом фейерверке.

***

Чтобы освободиться от армии,
Я притворился безумным.
Не поверили.

Какие бы коленца ни выкидывал –
Не верили.
Я даже взял и влюбился.
Все равно – не поверили.

И тогда, уже вконец отчаявшись,
Я взялся писать стихи.

***

Собираюсь рисовать этюд.
Но вместо этого
Беру блокнот
И заполняю его глупыми стихами.
Нет ни одной
Сколько-нибудь приличной строки,
Которая могла бы сравниться
С неумолчным щебетаньем
Этой пичужки-болтушки.

***

Я всех оставил,
Я предал всех,
Я встал в одиночестве
Между временем
И между светом.
И я увидел
Свое титаническое,
Свое ужасающее
Ничтожество…

***

Зеленые ростки подсолнухов
Тянутся вверх;
Вскоре они зажгут
Свои солнечные огоньки,
И огни будут мне улыбаться,
Когда я прилягу на землю.

***

Любовь – поцелуй,
А поцелуй – предательство.
Так зародилось христианство.

И Он, который
Во имя Отца своего
И ради вечной жизни на земле
Без колебаний принял
Проклятия в адрес
Всего человечества,
Завершил свою миссию
В Оливковой роще,
Наделив способностью
Вечной вселенской любви
Того, 
Кого пригвоздили к кресту.

Любовь – поцелуй,
А поцелуй – предательство.

Жизнь

Я давно уже нахожусь
В этом кинотеатре.
Здесь крутят
Всё тот же фильм –
В трёх измерениях,
Плохо смонтированный.

Я время от времени
Машу руками,
Перебираю ногами – 
Словно являюсь участником фильма.
Но все кадры проходят
Независимо от моей воли,
От моих мыслей и чувств.

Ах, я ужасно устал!
Мне уже невтерпёж.
Так и хочется засвистеть,
Закричать благим матом:
«Сапожник»!
«Сапожник»!
«Сапожник»!

***

Я встал на краю бездны,
Закрепил один край верёвки
За линию горизонта,
А второй – за свою поясницу.
Вспомнил, что верёвка – бельевая,
На которой висели
Дрожащие на вечернем ветру
Чистые саваны памяти.

Как хорошо, что ты – далеко,
Что ты очень, очень далеко,
И что бездна наполнена
Ароматом спелых абрикосов,
И что мне нужно очень спешить
К месту встречи с Деревом и Богом…

***

Я остался.
Я не пришёл за тобой…

Мне хотелось увидеть
Восстание,
Увидеть, что всё изменилось.

А потом произошло восстание
И всё изменилось.

Я не стал королём,
Я не стал полководцем.
Ты досталась другому,
Который также не был королём,
Который также не был полководцем.

А сейчас я роюсь в своих книгах,
Чтобы найти в них твои следы.
Я иду рисовать этюды,
И повсюду ищу твой образ.
Я пью абрикосовую водку
И думаю: как всё же здорово,
Что я здесь остался,
Что я не пришёл за тобой.

Я думаю, что вскоре
Снова будет восстание
И снова всё изменится,
И ты, как позабытая принцесса
Достанешься какому-нибудь принцу,
А может быть, герою-полководцу.
А я давно уже отдал
Свою корону, меч, свои доспехи
На хранение музею этнографии.
Ты не забыла?

Расстрел

Мороз пробирает
До самых костей.
Борода и усы мои заледенели,
Как усы и борода
У доктора Живаго.

Красные обвиняют меня в том,
Что я не признаю красных.
Белые – в том,
Что не признаю белых.

А я вообще не различаю
Цвета и оттенки.
В моем представлении
Все люди похожи на листья,
Которые падают на землю…

А Лара сейчас далеко,
По ту сторону океана…

Не стреляйте!..

Перевёл с армянского Гурген Баренц.

Художник: Владимир Шиганов.