Два рассказа

ИРОНИЯ СУДЬБЫ, ИЛИ ПОЧЕМУ Я СТАЛ ОФИЦЕРОМ

Пишу эти строки с душевным нескрываемым трепетом, который испытываю, когда вспоминаю одно из тех мест, где был по-настоящему счастлив. Может быть, потому, что именно в заполярном гарнизоне подводников Гаджиево начиналась моя самостоятельная жизнь. Как новичку, да еще новичку холостому, выпало мне встречать свой первый Новый год на Севере с любимым личным составом.
Матросы у нас в подразделении попались как на подбор: грамотные, сметливые, большинство с неоконченным высшим и средним образованием. Был я старше своих подчиненных ненамного, долгими северными вечерами вели мы с ними разговоры за жизнь. Ребята интересовались моими родными местами, где я вырос, как и почему решил стать офицером. Однажды в пылу вот таких задушевных бесед сознался я старшине 2 статьи Володе Аверину и старшему матросу Леве Петросяну, что решение пойти в училище возникло на гауптвахте.
Срочную служил я проходил в Ракетных войсках стратегического назначения. Полк наш постоянно нес боевое дежурство, никаких увольнений предусмотрено не было, как и отпусков. Девушек за годы службы видели мы разве что по телевизору.
И Новый год каждый из солдат воспринимал не как праздник, а больше как заветную ступеньку к неизбежному «дембелю». В декабре 1971 года я уже был сержантом, и в канун Нового года заступил старшим суточного наряда по столовой.
31 декабря наряд после обеда быстро навел в столовой порядок, и наступила небольшая передышка.
– Командир, на Камчатке люди уже за Новый год бокалы подняли, а мы? – подошел ко мне рядовой Саша Голубев.
– А что мы? На кухне еще даже чай не сварили....
– Есть мысль, – озорно блеснули глаза Голубка (так мы между собой называли ивановского паренька). – Отпусти меня минут на двадцать.
Голубок метнулся вместе с рядовым Балухом в военторговский киоск (он находился в одном здании со столовой). Прапорщику Тимофееву, по совместительству заведующему этим заведением, ушлые ребята навешали «лапши на уши». Дескать, тройной одеколон по моему приказанию покупают для поздравления с Новым годом наиболее отличившихся в наряде солдат. А дальше было дело техники.
Голубок взял большой чайник, вылил туда пять бутылок тройного одеколона, добавил воды, несколько банок сгущенки, которая предназначалась солдатам для вечернего кофе. Все это размешал и разлил по металлическим кружкам.
И тост у кого-то созрел. Типа «Я пью за тех, кто служит здесь. Кто солнце держит здесь руками. Кто женщин видит только на экране. И то лишь в выходные дни!».
Тройной одеколон со сгущенкой сделал с молодыми организмами, которые спиртного не нюхали более года, свое подлое дело. Когда дивизион пришел на ужин, солдат встретили чистые столы и спящий наряд.
Новый год я как старший наряда встретил на гауптвахте. Именно отбывая наказание на «губе», и решил поступать в военное училище...
Знать бы мне, как истолкуют это мое откровение матросы в заполярном Гаджиево. Днем 31 декабря 1976 года с любимым личным составом был старший лейтенант Слава Кочеров. В 22 часа его сменил я, Слава отправился в поселок встречать Новый год с женой и двумя пацанами. Матросы наши постарались на славу.
Стол ломился от всевозможных изысканных закусок и сладостей. Надо отдать должное: в семидесятые годы прошлого века подводников снабжали почти как кремлевских чиновников. Лева Петросян был единственным фотографом на флотилии, кто делал фото на партийные документы. Естественно, знакомых у него среди лодочных интендантов было предостаточно.
Встреча Нового года в кубрике проходила весело. Ребята выпустили сатирическую газету, придумали различные конкурсы, викторины, игры. Когда же куранты на Спасской башне начали отсчитывать двенадцать ударов, на праздничном столе появился огромный матросский чайник. И Саня Тоскин стал из него наполнять кружки жидкостью белого цвета. Пахла она, правда, не тройным одеколоном, а корабельным «шилом»...
Как в той ситуации поступил лейтенант Громак, пусть останется тайной.

«АФОНЯ» ДЛЯ ДОКТОРА

На четвертом году офицерской службы выпало мне Новый год встречать вдали от дома, под толщей океанских вод. Для создания хорошего настроения атомоход внутри (в основном кают-компанию и столовую) не входящие в боевые смены заместитель командира атомохода по политической части, врач, сотрудник особого отдела, прикомандированный корреспондент украсили гирляндами, блестящим «дождиком».
Каждая боевая смена подготовила и свою стенгазету с новогодними поздравлениями. Весь экипаж атомохода на боевой службе делится на три боевые смены. Каждая несет дежурство на боевых постах четыре часа через восемь. Пока одна смена дежурит, у других свободное время, отдых. Ту смену, которая встречает Новый год на боевом посту, по традиции перед наступлением на вахту поздравляет вахтенный офицер. Те же, у кого в Новый год свободное время, стараются насколько возможно отметить праздник и подарить хорошее настроение другим. 
Вот и в этот раз состав свободной боевой смены устроил весёлый новогодний концерт. Были на нем и Дед Мороз и Снегурочка (подходящие по комплекции мичман и матрос). Но в самый разгар веселья в центральном посту атомохода раздался телефонный звонок. Корабельный доктор просил у командира «добро» на срочную операцию.
Штурманский электрик старший матрос Николай Запутряев по характеру не был замкнутым человеком. Любил повеселиться, шутку хорошую любил. Но в канун Нового года старший матрос как-то приумолк, загрустил. Друзья, командир не могли выяснить причины резкого изменения в поведения матроса. Сказывается психологическая нагрузка? Нет, кажется. Повздорил с кем-то из товарищей? Нет. А дело было вот в чем. Несколько дней Запутряева мучила боль в боку. К доктору не обращался. Честно сказать, боялся. А в новогоднюю ночь матросу вообще стало худо, и это сразу заметил старший лейтенант медицинской службы Николай Пахомкин. Но даже при обследовании старшего матроса у того на вопрос: «болит?», был ответ: «Нет...» Но от внимательных глаз доктора не ускользнуло, что даже при надавливании на живот у Запутряева от боли расширялись зрачки.
«Скрывает или ошибаюсь?» Опять детальное обследование, анализы... Поставив диагноз, сверив анализы, Николай Пахомкин принял единственное решение: «Срочное хирургическое вмешательство».
…Командир атомохода после некоторого раздумья дал разрешение и сам спустился в операционную. Каждое хирургическое вмешательство, даже порой самое незначительное, – это риск для командира. А операция в дальнем походе, под водой – риск двойной. Сейчас на хирургическом столе лежал лучший штурманский электрик. Что знал он, капитан 2 ранга, до этого вот звонка в центральном посту о докторе? Запутряева он знал хорошо. Его успехи, его склонности, положение в семье. А о корабельном докторе? Николай Пахомкин был прикомандирован на лодку буквально перед самым выходом в море. Скромен. Молчалив. Срочную служил на малом противолодочном корабле (МПК), успешно закончил военно-медицинскую академии. Вот, пожалуй, и все.
…Героем дня на подводной лодке может стать любой подводник: ракетчик после меткого старта в трудных условиях, гидроакустик, обнаруживший при сложной гидрологии на предельной дистанции цель. По традиции герой дня выбирает для себя фильм, который демонстрируется в порядке поощрения. По заказу старшего лейтенанта медицинской службы Николая Пахомкина 1 января 1980 года в кают-компании показывали кинокомедию «Афоня».