«Душа застыла на кресте…»

Прощание

Уже пора. Не был ещё, а вышел
весь. Облаком лети на крыльях сна
туда, где этот мир
ещё как будто выше,
туда, где свет звенит
и пахнет, как весна.
Пора. Не собирай сумы. Прощайся
с могильной пылью, преданной тобой.
Ты медлишь. Уходи
и снова возвращайся.
Ты слышишь? Уходи!..
Возьми меня с собой!
Мы вместе унесём весь мир в карманах,
мы, голые и спелые, как плоть,
сольёмся навсегда
в космических туманах,
где волю долго жить
богам не побороть…
Уже пора. Целую. Не забуду.
Я – тень твоя, пустынная земля,
распахнутая дверь
(могилой я не буду).
Не медли, сын, иди
ко мне. Войди в меня!

Автофагия

Я съел себя, как ЯблокО
иль фигу в том саду.
Сожрал всего, хоть нелегко,
хоть кушал в том году
уже. Я съел себя, как боль,
как белый чистый лист.
Я съел, как шубу злая моль,
себя, свой крик, свой свист;
свою сердечную беду,
своей судьбы капкан.
Я съел не яблоко в саду
иль фигу – целый чан
их. Съел души сырец, сырой
земли кусок родной.
И всё не ртом я съел – дырой
души во тьме ночной.
Душа себя кусает, как
змея, за длинный хвост.
Душа пожрать всегда мастак,
ведь всё уходит в рост.
Пусть наедается дитя
своим плохим нутром,
чтоб быть хорошей. Плоть – не яд,
как сад – ещё не дом.

Одиночество

В пустой холодной тьме я одинок едва ли.
Когда один, всегда в округе кто-то есть.
Не ты ли это сам, бесплотность не твоя ли,
когда уснула плоть и пошатнулась честь?

Я сам себе огонь, невидимый, не сущий,
несущий сам себя в ладонях пустоты.
Куда? Хоть нет пути, но есть всегда идущий,
кто видит над собой любимые черты.

Нет, я не умирал, и честь со мной поныне
(читайте лучше «жизнь», когда сказали «честь»).
Я только приуныл, один в своей гордыне,
и обнаружил вдруг, что мир имеет вес.

***

Вот и всё. Вот и кончилось лето.
Отшумела лихая листва.
Только тёплое сердце поэта
всё шумит, подбирая слова.

Всё шумит… Мне не надо другого.
Я спокоен за выбранный путь.
Как дыханье, как ветер, как слово,
я могу в эту осень шагнуть.

Тоска

Пустой листок постылой жизни,
немая книга бытия.
Живу, из плена мрака вызван.
Живу, обратно брошен я.

Живу во мраке небывалом,
дышу подземной глубиной.
Пишу о смерти, жизни мало.
Мне жизни мало: я живой.

Пусть смерть, как точка этой строчки,
коснется девственно листка –
моей души, грязнее ночи.
Пусть успокоится тоска!

***

Меня не будет. Но меня и нет.
И не было. А было, есть лишь то, что
несёт какой-то несусветный бред:
«Я существую, но ещё не точно.

Я только буду, стану быть. Я есть
лишь потому, что в будущем имею
свою любовь, а может быть, и честь.
Но вот сейчас, сейчас я каменею».

А если перспектива дней и лет –
иллюзия, гипотеза плохая,
то нет меня, но есть какой-то свет,
что льётся надо мной, не потухая.

Он тонок, для меня не уловим.
В его лучах я таю, словно дым.

***

В моей руке лежит добро.
Я взял его с земли.
Я рад. Тепло мое нутро.
Что-лИбо надо лИ?

Я есть. Я взял добро с земли,
кусок скудельных благ.
Я с ним всей плотью плоти слит,
но я, как камень, наг.

***

Ничего я не хочу.
Только тихо умираю,
будто в пустоте лечу,
но куда, я сам не знаю.

Тихо-тихо жизнь идёт
легкой лунною походкой.
Смотришь, снова новый год.
Смотришь, новый день короткий.

Ничего не надо мне.
Только радость тихо верить,
что, когда умру, луне
я останусь слепо верен.

***

Пусты слова. Оставить их, и точка.
Но дрогнет вдохновенная рука,
когда наступит снова злая ночка,
когда взойдёт луна, пьяна слегка.

И я, как пьяный, снова в позу сяду
писания, марания бумаг.
Писать, писать, писать и до упаду.
Писать ведь, как дышать. Разве не так?

Но зря исписаны неверные бумажки,
и зря потрачено полночи на туфту.
Я – не поэт. Я – чёрт многоэтажки.
И спать ложусь, как пахарь, весь в поту.

***

Приходит ночь. Уходит вера
в хороший и удобный свет.
Мир, как ужасная пещера,
нас окружает. Бога нет.

Во тьме холодной, как могила,
мы различаем жизнь одну.
Она – надежда, слава, сила,
но, как корабль, идёт ко дну.

Нам остаётся любоваться
глухой до боли чернотой
и в пустоту её вперяться
душой, немыслимо пустой.

Наоборот

Живи, дыши. Ведь воздух хилый
и не ответит – всё простит.
Ты ешь его, как плоть могила.
Ты портишь всё, что лишь лежит.

Ты – дрянь, каких с огнем не сыщешь
и самым ясным Божьим днём.
Ты – ночь. Черны твои глазищи,
душа твоя пуста притом.

Ты – корень зла. Что только мочи
есть, ты во всю гортань живёшь
и жить желаешь очень-очень,
напоминая этим вошь.

Живи, дыши. Земля немая
тебя, небесного, снесёт.
Ты волен жить, судьбой играя,
ты волен быть «наоборот».

Остановка

Осталось лишь немного подышать
и постоять на тёмной остановке.
Автобус на подходе. Сделай шаг,
используя подобие сноровки.

Общественного транспорта предел – 
история лишилась очертанья, – 
где каждый суетливо не у дел
живёт и едет, едет вне сознанья.

Конечная уже. Пора платить
за пыльное подобие вселенной,
где каждому дано себя убить,
как будто это необыкновенно.

И снова воздух, тихий и немой,
приправленный отсутствием чего-то,
что называют просто вечной тьмой,
а лучше называть тупой дремотой.

***

                Всем лесным пожарам Сибири посвящается

Я умираю хорошо.
Я не живу – дышу украдкой
простором мира и ещё
каким-то дымом очень сладким.

Горит земля. Родимый край
в пожаре, Господом хранимом,
напоминает белый рай
своим безумно-вечным дымом.

***

В могиле есть уют весёлый.
Не стоит презирать её.
В земле лежишь холодный, голый.
О, как прекрасно бытиё!

Дышать воздушной сладкой ватой
мы все привыкли, как один.
Но это как-то нагловато:
сегодня вышел карантин.

Не умереть бояться люди,
а в пустоте существовать.
И люди верят: счастье будет,
а дважды два, конечно, пять.

***

Тепло и липко в пустоте
густого солнечного рая,
где, не живя, не умирая,
душа застыла на кресте.

***

Нет напряжения, нет силы
в пустой душе, в немой душе.
Лишь облик дремлющей могилы
меня преследует уже.

Могила – мир, и сон, и мука,
могила – терпеливый рай.
Могила – дверь. Входи без стука,
живи и честно умирай.

Живи, живи, дыши и ведай:
тебя не ждет покой и тьма.
Могила – гибель и победа,
могила – это мать сама.

***

И плана нет у нас, забытых Богом.
И Бога нет у нас: мы так живём.
Как Бог положит, тихо, понемногу –
работаем на хлеб и хлеб жуём.

Мы «Бога» не кусаем, только лижем.
А как смягчится, прямо в рот кладём.
Мы с каждым мигом к дальней цели ближе –
насытить наше тело, «Божий» дом.

Художник: Г. Матевосян.