Как Кострома укрепила могущество Московского государства

695 лет назад, 28 марта 1328 года Московский князь Иван Калита получил ярлык от хана Золотой Орды Узбека на Костромское княжество. Впрочем, это стало всего лишь следствием резкого падения влияния Твери – на то время главного соперника Москвы.

Большинство источников, которые выдают интернет-поисковики по запросу «присоединение Костромы к Москве», чаще всего знакомят аудиторию с предельно лаконичной информацией. Дескать, в 1327 году в Твери вспыхнуло народное восстание против монголо-татарских захватчиков, хан Узбек в ответ послал мощное карательное войско, ему в этом помог московский князь Иван Калита, за что последний и получил в благодарность ярлык на Костромское княжение. 
Правда, дальше даже эти сокращённые источники обычно сообщают, что следствием этого ханского «дара» стало дальнейшее усиление Москвы, получение Иваном Калитой титула Великого князя, который был использован им очень умело – для возрастания не только территорий, но и благосостояния своих подданных, наслаждавшихся с тех пор довольно прочным и доселе небывало продолжительным миром в отсутствии не только татарских набегов, но даже и крупных княжеских междоусобиц.
Столь краткие справки способствуют возникновению у многих читателей своего рода чёрно-белого восприятия тех давних событий и их основных действующих лиц. «Народное восстание в Твери против чужеземного ига, подавленное монголо-татарским ханом с примкнувшими к нему русскими князьями» – что ещё требуется, чтобы в дальнейшем воспринимать тверичей и их князя безоговорочными «патриотами Руси», а их противников – «пособниками иноземных захватчиков»?

На самом деле ситуация тогда была куда более сложной и многогранной. Первопричиной всех неурядиц Древней Руси, включая и завоевание войсками Батыя, была её раздробленность на отдельные княжества с регулярным выяснением отношений между возглавлявшими их князьями и княжескими кланами. 
Междоусобицы между сыновьями Ярослава Мудрого, начавшиеся спустя десяток с лишним лет после смерти последнего действительно Великого Киевского князя, правившего единой Русью, очень быстро вылились в то, что века спустя английский философ Джон Гоббс назвал «войной всех против всех». 
В итоге тумены Батыя достаточно легко разбили дружины отдельных русских князей поодиночке. Причём ещё не разбитые Рюриковичи нередко даже радовались, что их соперников разгромили чужими руками, пока очередь на разгром не доходила уже до них самих.

Впрочем, как это ни печально, но нет худа без добра. Монгольское завоевание, по крайней мере, помешало экспансии католического Запада. Ведь европейские короли и князья были отнюдь не прочь прирастить свои владения землями «восточных схизматиков», как они именовали православных. 
Невская битва и битва на Чудском озере, блестяще выигранные военным гением великого Александра Невского – только верхушка айсберга этой экспансии. Жертвами агрессии Запада, увы, уже к середине XIII века стали земли Юго-Западной Руси, которые удалось воссоединить с материнской цивилизацией лишь спустя четыре столетия, после восстания Богдана Хмельницкого и помощи восставшим со стороны уже окрепшего Московского царства. Да и то, на Правобережье Днепра и Белоруссии этот процесс растянулся до конца XVIII века, а Галичина, «Червонная Русь», вошла в состав СССР лишь в 1939 году.
Впрочем, в действительно единой и мощной, пусть и подконтрольной Руси не были заинтересованы и монголы тоже. А потому, хотя и санкционировали власть Великого князя (часто не только в одном крупном княжестве), на что и выдавали претендентам ярлык, документ на княжение, но, в целом, исповедовали известный ещё с Древнего Рима принцип «разделяй и властвуй», не препятствуя вновь и вновь возникающим княжеским междоусобицам да ещё и принимая сторону то одного, то другого соперника. 
Зато ханам Золотой Орды практически не приходилось держать на русских землях постоянных наместников, обходясь посылкой баскаков – сборщиков дани. Эту работу нередко соглашались выполнять сами князья, под предлогом сбора дани для хана собиравших с населения куда большие суммы, разницу оставляя себе.

На таком фоне в Северо-Восточных княжествах Древней Руси и возникло к концу XIII века соперничество между основными претендентами на великокняжескую власть – княжескими родами Твери и Москвы, которые являлись близкими родственниками. Даниил Московский, ставший фактическим родоначальником самостоятельной династии московских князей, являлся внуком знаменитого Александра Невского, а Ярослав Ярославович Тверской – его братом.
Увы, довольно скоро «родичи-Рюриковичи», враждуя между собой, дошли и до смертоубийства. Только в начале XIV века между тверичами и москвичами состоялось несколько битв – с переменным успехом. Чаще защищаться приходилось Москве. 
Одна из таких битв, в 1318 году, закончилась пленением тверским князем Михаилом жены Московского князя Юрия Даниловича – Агафьи. На беду победителя, она до принятия Крещения звалась Кончакой, являясь родной сестрой всесильного хана Золотой Орды Узбека. А находясь в плену в Твери, по некоторым сведениям, умерла при странных обстоятельствах.
Было это отравление, как решили в Москве, или нет, неизвестно. Но понятно, что смерть таких значительных в политике фигур безнаказанной остаётся очень редко. Михаила Тверского вызвали к хану, где после разбирательства (возможно, и не совсем объективного) приговорили к смерти, причём в исполнении приговора участвовали люди и московского князя Юрия. 

Следствием этого стало возвышение Юрия Даниловича, получение им ярлыка Великого князя. Но в 1325 году Юрий, находясь в Орде, был убит сыном вышеупомянутого тверского князя Михаила, Дмитрием по прозвищу Грозные Очи, за что, впрочем, убийца был вскоре и сам казнён.
Тем не менее, и после этого великокняжеская власть продолжала находиться в Твери. Хан Узбек отобрал её у тогда ещё живого Юрия Даниловича в 1322 году, после того, как тот вместо отправки в Орду собранной дани пустил её в оборот под проценты. 
А соперники из Твери не преминули сообщить об этом хану в выгодном для себя ключе. Конечно, заверив при этом, что они сами будут сборщиками дани для хана куда более добросовестными, чем «московские обманщики».

Как известно, всякая власть предполагает и ответственность. Так вышло и с выпросившим себе великокняжеский ярлык тверским князем. В 1327 году в Тверь приехал погостить двоюродный брат хана Узбека Щелкан (или Чолхан). 
Гостем он оказался беспокойным, его свита вела себя в городе излишне по-хозяйски. В результате горожане подняли бунт, спалив и княжеский дворец, где укрылся Щелкан со своими людьми, при этом погибли почти все монголы.
Был ли причастен к этому бунту князь Александр Тверской – историки спорят до сих пор. 
В отместку хан Узбек собрал довольно большое войско в 5 туменов (50 тысяч человек). Считается, что постоянный состав, например, армии Батыя, с которой он завоевал Русь, составлял всего 4 тумена (40 тысяч человек). 
Впрочем, вопреки распространяемым в Твери слухам о чуть ли не религиозной войне для ниспровержения православия и утверждения ислама, главнокомандующим этим войском был назначен ханский вельможа христианских убеждений по имени Федорчук. Отчего ханские силы и получили название среди летописцев «Федорчукова рать». Как показали дальнейшие события, дальше обычного разгрома мятежного княжества дело не пошло – на веру его уцелевших обитателей никто не посягал.
Сам тверской князь Александр судьбу решил не искушать, понимая, что понесёт ответственность за непринятие достаточных мер по обеспечению безопасности ближних родственников своего сюзерена. 
Стоит заметить, что великий предок и московских, и тверских князей, святой князь Александр Невский в сходной ситуации сумел принять пусть и жёсткое, но единственно правильное решение, решительно подавив бунт новгородцев, выступавших против переписи их ханскими баскаками для последующего сбора дани. Иначе альтернативой, при поддержке такого бездумного популизма, было бы жестокое подавление бунта уже ханскими войсками с огромным количеством жертв и разрушением Новгорода.
Но Александр Тверской, увы, не унаследовал политический гений своего знаменитого прадеда, как, впрочем, и его полководческие таланты. Будь Александр Невский на месте своего потомка в 1327 году, с приближением 50-тысячной вражеской рати он не стал бы идти против неё в самоубийственную атаку. 
Этим, как раз, больше отличались братья Александра Невского. Потому значительную часть своей сознательной жизни и провели в эмиграции, после неудачных попыток свергнуть власть мощной монгольской державы своими крошечными силами, пока под влиянием своего куда более умного брата в Орде их не прощали, разрешая возвратиться домой. 

Александр Тверской предпочёл бежать на границу – сначала в Новгород, потом в Псков, а затем к литовскому князю Гедимину. Его княжество, закономерно, было изрядно опустошено Федорчуковой ратью, которой, правда, помогали дружины и Московского, и Суздальского князей. Но при этом стоит ещё раз напомнить, что на тот момент Руси как единого государства просто не существовало, а отношения Москвы и Твери были враждебными.
Жизненный путь беглого тверского князя закончился в 1339 году после того, как хан Узбек поначалу вроде бы простил его, разрешив вернуться на родину, но потом всё равно казнил за измену.
А поддержавшие противников своего давнего соперника, Твери, Московский и Суздальский князья получили от хана Узбека немалые преференции. Иван Калита, ставший княжить в Москве после убийства Дмитрием Тверским своего брата Юрия, получил власть Великого князя Владимирского. Статус его суздальского коллеги получился немногим ниже. Владыки Золотой Орды по-прежнему старались блюсти принцип «разделяй и властвуй», а также стремились «класть яйца в разные корзины».

Последующая история показала, что победа Ивана Калиты в московско-тверском противостоянии была не просто победой одного князя над другим. Этот человек доказал, что является более умелым политиком, чем его соперники, причём политиком со стратегическим мышлением.
Калита не стал растрачивать всё ещё несравнимо более слабые ресурсы своего княжества в напрасных попытках сбросить власть ордынцев. На помощь сомнительных союзников, вроде Литвы, уже тогда смотревшей на Запад, как те же тверские князья, Калита тоже опираться не хотел.
Вместо этого московский князь, как сказали бы сейчас, взял курс на мирное строительство. Собираемая им с большей части Северо-Восточной Руси дань шла не только в Орду, но и в Москву тоже. На эти деньги строились новые соборы и крепости, платилось жалованье более многочисленным дружинам, что с каждым годом укрепляло мощь ядра будущей великой державы.
А, главное, простые люди наслаждались миром, несмотря на то, что чванливые татарские вельможи никуда не исчезли. Но при Иване Калите эксцессов с ними, вроде Тверского погрома, не возникало. 
В результате росли всё новые, как сказал гораздо позже классик, «непоротые поколения» – люди, не знавшие ужасов монголо-татарских набегов, когда одного панического крика «татары» порой хватало, чтобы жители деревни или даже небольшого городка в ужасе бежали скрываться в ближайшие леса, даже не подумывая о каком-то сопротивлении. 
Тем самым создавались предпосылки последующего триумфа Куликовской битвы. А Москва всё заметнее становилась центром созидания всё более могучей и единой страны.