Чувиха

(М. Косовская «Козлиха», Ридеро)

Обратить внимание на Марию Косовскую, писательницу-прозаика и даже драматурга, да еще и члена Союза писателей Москвы, меня убедил не кто-то там, а сам господин Юзефович. Не то чтобы мэтр мне личное письмо написал со строками: «Новая Гоголь родилась!», а я бы ему ворчливо: «У вас, Леонид Абрамович, гоголи-то с гоголихами как грибы растут...». Нет. А просто набрел я на страничку в периодике, с которой папа известной пиар-критикессы заливался соловьем не хуже дочки: «По моему глубокому убеждению, главное назначение литературы – свидетельство. Остальное вторично. Отразить время, уловить характер, набросать абрис судьбы... Тут можно было бы употребить слово "талант", но поскольку это мутное слово каждый толкует по-своему, лучше его не трогать. У прозаика Марии Косовской есть достоинства более бесспорные – вкус, юмор, чувство слова, понимание людей». 

Отзлатоустил мэтр нашу писательницу, правда, не за повесть «Козлиха», а за ее рассказ «Барби», который участвовал в конкурсе прозы на Волошинском фестивале в Крыму. Мол, другие тексты он забыл, а вот этот рассказ «с отпечатавшимся здесь нетривиальным и болезненным опытом человека, пережившего1990-е в ранней юности» – помнит. 

И тут удивительным образом совпало так, что любимое мной издательство «Ридеро» предложило перечень вышедших у них книг – вдруг что-нибудь да и заинтересует. Увидев в списке Марию Косовскую, я жадно вытребовал повесть, потому что обожаю про нетривиальный опыт, особенно если с юмором, с пониманием, да еще и с чувством слова когда. 

Аннотация книги пообещала историю о девочке из шахтерского городка, которая заканчивает школу, «впервые влюбляется и становится взрослой». Я-то сам впервые влюбился еще в детском саду, но позабыл имя своей пассии, так что это не считается. Зато в первом классе снова втюрился, причем дважды – сначала в одноклассницу Катю, а потом летом на море в цыганского вида девочку Яну. Оттого и люблю читать про необычных или просто непохожих на меня людей, умеющих на медленном газу дотянуть с первой любовью аж до самых выпускных. 
А еще аннотация сообщила, что «вокруг – жестокие девяностые, которые перемалывают людей» и даже намекнула на «алкоголь, наркотики, свидания в подвалах и ''стрелки'' на дискотеках». Ну кто же устоит против такого заманчивого предложения! 

Авторское обращение, в котором выражалась надежда на умение дорогого читателя отделять козлих от козлищ... простите, «художественный вымысел от реальной жизни», меня вдохновило еще пуще – страсть как люблю про реальную жизнь. Но и к вымыслу отношусь положительно, если он действительно художественный и «чувством слова» исполнен, по заветам старшего Юзефовича. 

О словесных чувствах и правде жизни поговорим позже, а пока пару слов о сюжете. Сюжета в «Козлихе» нет, он там и не планировался. Вместо него на читателя вываливается набор мало связанных друг с другом эпизодов, из которых ему и предлагается собрать историю старшеклассницы Саши Козловой, живущей в маленьком городе Венев, что в Тульской области. Собрать-то можно, только результат будет похож на попытку создать картинку из пазлов, часть которых была или утеряна насовсем, или заменена пригоршней из других коробок, а то и вовсе дополнена корявыми самодельными кусочками. Без объяснения причин куда-то неожиданно исчезают многие персонажи – отец-алкаш, Фадей-дурачок, Женька-чебурашка, училка-классручка... Непонятна линия мамы героини – что там, почему, как? Ладно бы это отдавалось читателю на домысливание – но нет, авторша словно забывает о героях своего текста, либо просто не справляется со сведением сюжетных линий и персонажей, бросает их на полпути из текста вон и с глаз долой.

Девочка Саша объявляется начитанным подростком в поисках любви и в прохождении этапов взросления. Доброжелательные критики эту начитанность героини даже благосклонно отметили как факт. Не уточнив, правда, в чем же она проявляется, потому что речь и мышление героини примитивны, она «чёкает» и тупит буквально на каждой странице, а о ее читательских способностях и пристрастиях сказано без затей: 

«Станислав Лем показался Сашке слишком сложным, а вот женские романы она глотала один за другим. «Унесенные ветром», «Джейн Эйер», «Марианна», «Катрин» и все двенадцать томов уже полюбившейся «Анжелики», которая стала для Сашки кумиром...»

По ходу повествования выяснится, что Сашка не знакома с творчеством Есенина – отрывок из «Черного человека» она не понимает и вообще принимает за сочинение начинающего поэта, любителя писать на стенах. Да и с родной историей полный швах – Юрий Долгорукий для нее просто «какой-то мужик на коне». Ясное дело, прочесть хотя бы надпись на памятнике – непосильное дело для любительницы чтения. В общем, кумирша Анжелика всех заломала и поборола в неокрепшем головном мозгу главной героини. 

В чем же сама история? Так как по интеллектуальной части развитие явно не задалось, девочка Саша одержима половым вопросом в плане «с кем бы переспать, чтобы лишиться девственности». Что в этом случае даже похвально – чем бы дитя не тешилось, лишь бы про Анжелику поменьше читало. 

И вот тут-то читатель поражается неприятному открытию. Оказывается, в городе Венев это задача весьма непростая для симпатичной старшеклассницы. Грубо говоря – там ни у кого не стоит. Насчет всего мужского населения можно только предположения сделать, но зато из выбранных авторшей пяти мужчин для свершения акта дефлорации героини все эту миссию провалили. И вовсе не из страха перед статьей УК, а в силу полной недееспособности. Рыночного дядю Георгиса эпилепсия хватила прямо на нашей Саше, но это потому, что он жирный, мерзкий, слюнявый и вел себя плохо: обманом зазвал девочку к себе в логово, угостил «шампусиком» и «рафаэллкой», а потом принялся бегать по квартире с расстегнутой ширинкой, поймал жертву, «...на кровать бросил. Сам сверху навалился, и вдруг как-то задергался, глаза закатились, и слюна изо рта потекла». 
А и поделом дяде Георгису, будет знать, что в его возрасте беготня и силовая акробатика – занятия вредные и опасные. 
 
Вторым незадачливым насильником в тексте выступает чмошный паренек с романтичной кликухой Слямзя. С ним Саша долгими вечерами целовалась в подъезде или на лавочке, но не более того. Однажды Слямзю на дискотеке переполнили половые чувства напополам с алкоголем, и он поплелся провожать возлюбленную, соблазняя ее по пути «райсконасладительной» шоколадкой «Баунти». Что характерно, дама сердца шоколадку взяла, в щечку поцеловала и пошла себе домой дальше. Не вынеся столь чудовищного «динамо», Слямзя даму догнал, повалил на землю, заелозил на ней, ласково шепча: «Не выйдет, целка малолетняя!»
Но в итоге не вышло у самого Слямзи – героиня, хохоча, столкнула его с себя в канаву. А когда тот полежал там и кое-как вылез, то еще и пощечину получил. 
Вывод однозначный: с кондитерскими изделиями подкатывать к Саше Козловой и проявлять несолидную несдержанность – себе дороже. Либо кондратий хватит, либо в грязи изваляют. 

Оставшаяся троица претендентов этот горький опыт предшественников, казалось бы, учла. Но это мало помогло им. Несмотря на то, что все трое – мачо Стас, сосед Денис и качок по кличке Киса – выгодно отличались от жирдяя Георгиса и дрища Слямзи в плане внешности, их объединила общая беда. Да такая, от которой плакать впору. Впрочем, именно этим они и занимаются. 

Например, культурист Киса знатно приуныл после неудачной попытки завалить Сашу в постель:

«И вдруг она заметила, что его огромные, обтянутые рукавами плечи вздрагивают...
– Ты плачешь?
Он повернул к ней лицо, жалко улыбнулся и сказал:
– Давай. Шампанское давай». 

А и правильно, выпьем с горя, где же кружка... 

Хотя вот сосед Денис, ожидая у себя в квартире визита прекрасной дамы, то есть все той же Сашки, так набрался портвейном – целых полбутылки выдул в одну калитку! – что все его попытки помочь Саше повзрослеть и обрести любовь потерпели полное фиаско: 

«Денис дрожал и шарил внизу рукой, будто что-то отыскивая между их телами, потом закрывал глаза и снова тыкался. Результата не было...
– Я так не могу! – со злостью сказал он. – Ты слишком напряженная!»

Эх, Денис, Денис... Знал бы ты, через какое расслабленное равнодушие пропустили твоего коллегу по несчастью Стаса! Ты только послушай, через что ему прошлось пройти: 

«Сашка послушно легла, но у него опять ничего не получалось. Минут десять она терпеливо ждала и почему-то вдруг подумала, что хорошо бы на ужин испечь торт: бисквит с шоколадной глазурью и фруктами, только, кажется, дома кончилось какао – надо купить по дороге домой, оно не может стоить дорого, оставшихся денег хватит».

Ни дать ни взять перед нами авторская переделка известного анекдота, когда усталая женщина бредёт домой с двумя авоськами в руках, думая: «Так, молоко, хлеб, чай, колбасу купила...», а тут из кустов выскакивает эксгибиционист, распахивает перед ней плащ. И женщина такая: «Тьфу, точно – яйца-то купить забыла!»

Немудрено, что мачо местного разлива от подобных проявлений чувств и страсти вслед за Кисой пускает скупую мужскую слезу:

«– Со мной такое впервые. Он не хочет стоять, – плаксивым голосом пожаловался Стас». 

Добро пожаловать в мир взрослых разочарований, сынок.

Некоторые читатели упрекают меня, что, рассуждая о современной литературе, я часто цитирую творчество лидера группы «Сектор Газа». Но что поделать, если настоящий певец девяностых Юрий Клинских был намного талантливее нынешних авторов и давным-давно поведал историю «Козлихи» в песне под лирическим названием «Не дает». Там и про то, как «ее домой приводил, ее кормил и поил, ее я веселил, ей анекдоты травил... ее ласкал я и любил, и это самое просил» есть. И про полный трагизма финал имеется: «но как дошло до этого – он у меня схандрил, на полшестого он упал, и не дышал и не хитрил... вот доломалася она – потенции пришла хана...». Ну и так далее, с настоящим криком мужской души в припевах. 

Отдавая должное попытке Марии Косовской хоть как-то романтизировать приключения своей героини, замечу, что Саша в итоге любовь найдет – в виде главного пацанчика из ее дворовой компании Пашки Штейнера, соседа по подъезду. Оказывается, он давно и тайно влюблен в Козлову, поэтому тихо терпит печальный для него факт, что его зазнобу щупают и тискают все, кому не лень, кроме него самого. Но страдает он не просто так, а с умыслом – копит силы, чтобы в финальном сражении за Сашу – причем не с каким-нибудь банальным мужиком-конкурентом, а с парочкой отвратительных гопниц с квадратными туловищами – врагов победить, скромно возликовать и позвать Сашу к себе домой. 
Занавес. 

Ну а для нас самое время за этот самый занавес художественного вымысла заглянуть, чтобы разобраться, как же авторша справляется с реальностями жизни и чувством слова.

Одна из самых печальных для меня тенденций в современной прозе – это то, что авторы перестали утруждаться проблемой достоверности описываемых ими ситуаций. Придумал абы что да абы как, ухватил сырую картинку из головы – и ну скорей ее в текст, катай-валяй, было бы горячо, а вкус какой-нибудь, верно, выйдет... Вкус же, как правило, выходит такой, что плеваться хочется. 

Вот, например, все тот же Пашка Штайнер, доблестный рыцарь-коротышка и победитель гопниц. Коротышка он потому, что «в седьмом классе он перестал расти – его организму не хватало каких-то гормонов. И теперь, к одиннадцатому, его рост был метр шестьдесят, что на два сантиметра ниже Сашкиного».
Пашка своей низкорослости страшно стесняется, что понять можно. По воли авторши он вынужден смотреть на свою возлюбленную не иначе как высоко задрав голову – два сантиметра разницы это вам не шутка! Того и гляди придется, как в сказке, прыгать на Коньке-Горбунке до окошка с ликом девицы... Чем-то подобным, кстати, Пашка и занимается. Сидит он, например, рядом с Сашей на лавочке, за доминошным столиком. И видит, как на голову ей уселся жук-пожарник. Пашке приходится аж привстать на цыпочки, чтобы стряхнуть с волос любимой обнаглевшее насекомое. Я даже удивился, чего ж он тянулся так, а не на лавку с ногами залез. А то и на стол мог бы – с него уж точно без проблем до головы подруги достанет. 

Во время этой трогательной инсектицидной сцены происходит еще большая нелепица. Дело в том, что появляется Денис – тот самый, который впоследствии будет дрожать, шарить внизу и тыкаться этим низом безрезультатно. Но этот позор случится с ним потом, а сейчас он парень с «вальяжной, самоуверенной походочкой». А еще у него «лучистые брови» (не спрашивайте, как это), ансамбль которых дополняет «рельефный изгиб спины, переходящей в красивые ягодицы». Ясное дело, от созерцания этих прекрасностей наша героиня «даже слегка задохнулась» и принялась выяснять, откудова это к ним такого красивого дяденьку замело... А выясняется, что с Сахалина, в квартиру умершей бабы Тони семья Дениса прибыла. Начитанная Саша, глядя как лучисто-бровастый герой «блатной походкой, чуть пришаркивая новыми кроссовками», идет в сторону ее дома, не сдерживает радости и культурно спрашивает: «Он че, в нашем подъезде живет?» Куколд-коротышка Пашка охотно поясняет: «С месяц как переехали».

Носил бы я, по примеру Станиславского, пенсне – сорвал бы его, швырнул в гневе под ноги и вскричал бы знаменитое: «Не верю!».
Потому что никак невозможно поверить, что в маленьком городке, на райончике, где «серые пятиэтажки окружали двор с трех сторон», живет и тусуется чувиха, которая не в курсе заселения в ее подъезд целой семьи, да еще в которой сынуля – рельефно изогнутый обладатель красивых ягодиц. Даже ее дружки, между прочим, об этом прекрасно осведомлены и уважительно здоровкаются с Денисом за ручку. Лишь главная героиня жесточайше тормозит. Поэтому для нее хочется спеть песню, уже не Юрия Хоя, а другого Юрия, который Лоза: «На-а медленном газу-у-у / Лишь в текст придет Дениска-а-а...» А потом хватить гитарой об землю и сказать сердито: нужен если авторше в тексте эффект «ой, а кто это такой невозможно красивый таинственный незнакомец?» – так надо хоть немного да и поработать над ситуацией. Отправить куда-нибудь Сашу – например, на юга с родителями, лишь вчера вернулась, а если не сезон, то хоть в больницу положить с аппендицитом, мол, только выписали... 

Точно так же главная героиня понятия не имеет о городском криминальном фрике-качке Кисе, рассекающем по окрестностям Венева на салатовых «жигулях». Все его знают, кроме нее. А Киса – чувак экстравагантный даже по меркам современной Москвы. Он не только владелец «качалки» и рэкетир, занимающийся отстрелом крупного рогатого скота у должников-крестьян, он еще и смелый модник самого радикального толка:

«Сашка задрала голову и обомлела. На холме, в лучах солнца стоял обнаженный, широкогрудый, играющий мускулами Минотавр. Его белоснежная грива колыхалась. Лица было не разглядеть – слепило солнце. Он стоял в позе, какие принимают на соревнованиях бодибилдеры. Заметив, что Сашка смотрит, он повернулся боком и продемонстрировал плавки-ниточки. Попа его была совершенна. Сашка так растерялась от всей этой красоты, что ее даже не смутил тот факт, что она впервые видела человека в подобных плавках».

Помимо попы и минотавриного наряда из ниточек, в этом примере прекрасно еще и восхваленное старшим Юзефовичем чувство слова авторши – особенно в сочетании существительного единственного числа «поза» с прилагательным множественного числа «какие». 
Не совсем понятно, с чего это героиня вдруг решила, что Киса-Минотавр ее заметил и завертелся, как избушка, к лесу передом, а к ней боковым задом, если она его лица не могла разглядеть из-за слепящего солнца. Может, он вообще закрыв глаза стоял, наслаждаясь колыханием белоснежной гривы.
Киса не только любит попу боком демонстрировать, а еще и пристрастен к различным неполезным веществам. Чтобы Саша полюбовалась, какой он порочный и разносторонний парень, Киса тащит ее в притон к друзьям-товарищам для демонстрации оздоровительных процедур:

«Сашка, ничего не понимая, переводила взгляд с Кисы на Валька, на незнакомого ей Сику. На Ящера почему-то не хотелось смотреть. Все скалились и как болванчики покачивали головами. Ящер перемотал мощную руку Кисы жгутом, достал шприц с какой-то темно-коричневой жидкостью...»

Мы помним, что у Саши тяжелая форма анжелики головного мозга, поэтому она, как и полагается в таких случаях, веселит всю компанию, спрашивая: «Что это?». Действительно, витамины, наверное. 
Зато спустя какое-то время она поругается с Кисой, и в ней неожиданно проснется опытный фармацевт, устами которого она назовет ухажера не только «бандитом» и «нариком», но и «стероидным качком». Какие слова знает! Стероиды – это вам не «какая-то темно-коричневая жижа», про них вам любая старшеклассница все расскажет. Я уж ожидал, что Саша пожурит бой-френда за злоупотребление инсулином, диуретиками, кленбутеролом, гормоном роста и хорионическим гонадотропином, но обошлось, слава богу. 

С Сашей подобные раздвоения личности случаются не раз. Например, приехав в Москву разузнать, куда бы ей ловчее поступить после школы, она размышляет: пожалуй, лучше всего идти в борзописцы, «потому что в общих чертах понимала, чем занимается журналист – пишет». Учитывая сказочные способности Саши к получению и усвоению информации, можно легко понять, почему наша журналистика сейчас такая, какая она есть. Далее нам заботливо поясняется: «А вот что делает философ или физик, Сашке было непонятно». Насчет философа соглашусь, даже ему самому не всегда понятно, чем он занимается. Но с физикой не все так просто, ведь первое разочарование лучистобровым и рельефнозадым Денисом Сашка испытала, когда вдруг поняла, что:

«Он оказался самовлюбленным, недалеким и каким-то приземленным. Из школьной программы он помнил только таблицу умножения и ничего не знал про корпускулярно-волновой дуализм, который так поразил в курсе физики Сашку. 
Его совсем не волновал тот факт, что Вселенная бесконечна, а материя при разделении на частицы превращается в волну, то есть теряет свою материальность».

Я даже растерялся – а точно ли фамилия героини повести – Козлова, а не, скажем, Кюри или Гёпперт-Майер, просто с оговоркой, что она понятия не имеет, чем физики занимаются? И когда я пропустил вехи стремительного интеллектуального роста героини? И, главное, куда этот рост потом провалился, ибо Саша к концу повести еще глупее выглядит, чем в ее начале?

Из положительных моментов хочется отметить пристрастие авторши к обыгрыванию приема, известного в виде мема «Здесь все: Никита, Стас, Гена, Турбо и Дюша Метелкин»:

«А потом появились местные завсегдатаи: Дрон и Михон. С ними был незнакомый парень невысокого роста, с маленьким и невыразительным лицом. Дрон и Михон звали его Слямзя. Он только что вернулся из армии и, чтобы отметить это, принес литровую бутылку спирта "Рояль". Пока спорили, в какой пропорции разводить, появились девки: Натаха Кирилина и Светка Штырева».

Тут все то же чувство слова по Юзефовичу, в виде дважды повторяющегося в одном абзаце глагола «появились». Но главное – ни Дрон, ни, что еще печальнее, Михон – в тексте больше не появятся. Как и Натаха Кирилина. А вот Штыревой больше повезет – в пяти эпизодах все же мелькнет. В общем, настоящие лавры авторского внимания только одному Слямзе достанутся, с ними он в канаву и будет спихнут. 

В финальной главе прием повторяется: 

«Тут был Сизый, Газаров, Вадик Щербак, Слямзя – все, кто ей нравился, кого она, быть может, немного любила и ненавидела».

Ладно некий Сизый – молодой человек хотя бы упоминался в тексте один раз как некто «с длинной челкой, падающей на смазливое лицо с блуждавшей высокомерной ухмылкой». Про него мы еще узнаем, что он груб, простоват и матерится через слово, поэтому Саша с ним ходила, но недолго – Сизый взял да и изнасиловал какую-то умственно отсталую девочку в подвале, объяснив свой поступок действительно грубо и простовато – «обвиняя Сашку в том, что это она его довела». 

Но, Мария Геннадьевна, откройте мне тайну – а кто такой Газаров? Не друг ли упоминавшегося в начале повести некоего Сашки Азарова, в которого когда-то была не по-настоящему влюблена главная героиня? Кто такой Вадик Щербак – не брат ли покойного, тьфу ты, мелькнувшего тоже в начале повести Вовки Щербака, которого тоже раньше понарошку любила Саша Козлова? Вы же сами писали на восьмой странице повести:

«По-настоящему, а не как до этого – в Сизого, в Вовку Щербака, в Сашку Азарова. С теми она встречалась просто от скуки. Они были почти безразличны ей». 

Признаюсь: запутался я в Сашиных сложных чувствах и этих хитросплетениях всяких полутёзок. Хоть заново повесть перечитывай. Но будет ли толк? Сомневаюсь. Лишь один момент в тексте мне понравился по-настоящему, а не как до этого. Это когда Сашка прилипала лбом к стеклу и смотрела на свой ночной город Венев и отмечала, что название города читается одинаково с начала и с конца. 
Точно так же обстоят дела и и с повестью «Козлиха». Повесть эта, выражаясь по-научному – полная фигня. Попробуйте прочитать слово «фигня» с конца – увидите, что тоже получается полная фигня, сколько не перечитывай.

А у прозаика Марии Косовской, если вернуться к похвале господина Юзефовича, действительно есть достоинства более бесспорные. Просто Леонид Абрамович их не разглядел, а они имеются – Мария Косовская очень симпатичная женщина и она прекрасно танцует. 
На этом, пожалуй, все. 

В оформлении использована работа художника Ксении Зениной.