Айгунский договор: «По общему согласию, ради большей вечной взаимной дружбы двух государств…»

28 мая 1858 года в приамурском местечке Айгун представителями России и Китая был подписан договор, устанавливающий границу между государствами по Амуру.

Разговоры о данном документе особенно оживились в последнее время в связи с заметным сближением России и Китая по совместному противодействию американской гегемонии в мире. В связи с чем «независимые аналитики» на содержании вышеупомянутого «гегемона» не устают злорадствовать на тему признания Москвой «вассалитета перед Китаем», а самые нахальные пророчат скорую потерю Россией Дальнего Востока, а то и всей Сибири. 
В качестве же одного из якобы убедительных аргументов подобной ахинеи как раз и приводится Айгунский договор. Как только он не оценивается такого рода публикой! И «неравноправный», и «обидевший китайцев», и «аннексировавший их исконные земли», и много чего ещё. С неизбежным выводом, что, конечно, Китай обязательно захочет взять реванш за старые обиды.

Для начала заметим, что «обидеть» китайцев никакие действия России в районе Амура и Приморского края не могли в принципе по одной простой причине – китайцев там в то время просто не было! И по причине отнюдь не мифических гонений со стороны «российских колонизаторов», а благодаря жёстким мерам китайского правительства, запрещавшим китайцам селиться ближе, чем за несколько сот километров южнее Амура и Зеи. 
Как такое могло быть? Да очень просто – китайское правительство тогда (а также армия, другие силовые и управляющие структуры) состояло в основном из маньчжуров – потомков чжурдженей, полукочевого народа, государственность которого начинается приблизительно с Х века. 
Но к китайцам чжурджени не имели абсолютно никакого отношения, обладая собственным языком, культурой и немалыми завоевательными амбициями. Эти амбиции народ, ставший к XVII веку называться уже маньчжурами, успешно реализовал, в течении нескольких десятилетий захватив власть над Империей Мин.

С тех пор и до самой ликвидации монархии в 1910 году, Китайская империя носила имя Цин – по имени правящей маньчжурской династии. Но хотя смена императорских династий в Китае была обычным делом, маньчжуры до самого конца империи так и не стали «своими» для китайцев. 
Справедливости ради надо отметить, что завоеватели этого не очень-то и хотели, предпочитая ощущать себя хозяевами над своими китайскими подданными, воспринимаемыми в качестве людей второго сорта. Подданные, впрочем, платили своим поработителям тем же – тайные общества, ставившие своей целью свержение Цин и восстановление Мин, успешно просуществовали больше двух столетий, вплоть до успешной революции 1910 года, имевшей отчётливый национально-освободительный характер.
Примечательно, что последний император династии Цин, Генри Пу И, спустя годы после свержения, вновь получил трон марионеточного государства Маньчжоу-Го на территории Маньчжурии под патронатом начавших захват Китая японцев.
Тем не менее, говорить, что он держался исключительно на китайских штыках, не приходится – его немногочисленные подданные были такими же маньчжурами, как и он сам, а потому относились к своему правителю вполне лояльно.

Китайцам, как упоминалось выше, в Маньчжурии императорским Пекином запрещалось селиться вообще, как и вблизи Амура.
Неудивительно, что из-за такой политики эти земли были, мягко говоря, малонаселёнными. Если даже в середине ХХ века маньчжуров насчитывалось всего около 2,5 млн. человек (ныне чуть больше 10 млн.), то понятно, что мало-мальски толковые их представители «рекрутировались» Пекином для руководящих должностей в госаппарате и армии. А селиться в дикой тайге – желающих не было, за исключением разве что сборщиков женьшеня да охотников. 
Но этот край маньчжурская верхушка Китая считала своими «родовыми землями». Отсюда и стычки с русскими первопроходцами, апогеем которых стала «Албазинская оборона», в конечном счёте завершившаяся подписанием в 1689 году Нерчинского договора.
Прибывшая туда русская делегация имела инструкции утвердить границу между государствами по Амуру. Но решающим фактором стал подход к Нерчинску 15-тысячной маньчжурской армии, противостоять которой мог лишь шестисотенный гарнизон Нерчинска. В итоге граница была тогда проведена севернее – по реке Аргуни.

Однако за прошедшие с момента подписания Нерчинского договора почти 170 лет ситуация сильно поменялась. Правда, почти исключительно со стороны России, всё увереннее осваивавшей сибирские просторы. 
Чуть ли не главной подоплёкой подписания Айгунского договора его антироссийски настроенные критики любят называть критическое положение Китая из-за «опиумных войн», ведущихся Западом, чем и воспользовалась Россия.
Действительно, Китай, начиная с 40-х годов XIX века, находился под жесточайшим прессингом западных держав, в первую очередь Англии, требовавших от Пекина открыть свои рынки для сбыта западных товаров. А первым таким товаром и стал опиум, оградить от которого своих подданных и пытались китайские власти. 
В конечном счёте, к 1860 году императорская армия потерпела сокрушительное поражение. Императору пришлось бежать в Маньчжурию, а Пекин, после штурма, капитулировал. А как иначе, если по настоящему боролись с захватчиками лишь офицеры-маньчжуры, в то время как большая часть рядовых не без оснований считали их такими же поработителями, как англичан и французов.
В такой ситуации императорское правительство закономерно начало искать союзников для борьбы с интервентами. Хотя бы по принципу «враг моего врага – мой друг». Ну а кто был в то время главным противником Парижа и Лондона, особенно, в связи с начатой им против России Крымской войной?
Российские власти действительно были готовы оказать Китаю серьёзную помощь, включая военную – оружием, боеприпасами и инструкторами для обучения новым способам боя китайских солдат. 
Переговоры об этом шли вплоть до 1860 года, но из-за интриг маньчжурской элиты так и не закончились чем-то серьёзным, что и привело к полному разгрому Китая. Но, тем не менее, благодаря посредническим усилиям русского спецпредставителя графа Игнатьева, страна, по крайней мере, сохранила и суверенитет над большинством своих территорий, и власть правящей династии.
Тем возмутительнее, что тогдашнее фактическое спасение китайской государственности Россией оценивается нынешними прозападными борзописцами в категориях «выламывания Пекину рук и аннексии его земель».

Правящие маньчжурские элиты имели тогда на этот счёт совсем другое мнение. Именно тогда, после неоценимых услуг российских дипломатов, китайский император наконец ратифицировал Айгунский договор, который до этого в Пекине признавать не хотели. Договор не просто ратифицировали, но дополнили положением, согласно которому земли за рекой Уссури (Приморский край), по Айгунскому договору считавшиеся в «совместном владении» России и Китая, теперь окончательно переходили в российскую юрисдикцию, как и левый берег Амура.
При этом ещё раз стоит подчеркнуть – о какой-то «передаче китайских земель России» речь не шла в принципе! Передавались лишь родовые земли маньчжурской династии, где китайцев не было вообще, легально живущих там, во всяком случае. 
С другой стороны, стоит обратить внимание на многозначительный оборот в тексте Айгунского договора: «от реки Уссури далее до моря находящиеся места и земли, впредь до определения по сим местам границы между двумя государствами, КАК НЫНЕ ДА БУДУТ в общем владении дайцинского и российского государств».

То есть, в данном документе постулировалось, что его положения, по сути, не вносят чего-то принципиально нового, но лишь признают уже сложившуюся ситуацию («как ныне» – как уже есть) с фактическим двоевластием в Приморье и в Приамурье.
Например, город Благовещенск, что на левом берегу этой великой реки, был основан ещё в 1856 году. И никаких силовых акций, дабы помешать строительству, со стороны маньчжурских правителей Китая предпринято не было, в отличие от событий вокруг Албазинской крепости в 80-е годы XVII века.
Династия Цин признавала российскую юрисдикцию над землями, которые сама не могла и не хотела осваивать, взамен получая гарантии дружественного отношения со стороны России и избавляясь от риска удара в спину во время противостояния с европейскими колонизаторами. В этом смысле формулировки Айгунского договора: «по общему согласию, ради большей вечной взаимной дружбы двух государств, для пользы их подданных» ничуть не лукавят – так и было на самом деле.

Современные спекуляции на тему «китайцы мечтают вернуть себе Приморье», «есть даже карты на этот счёт», «какой-то блогер поместил соответствующий пост» – это банальное ИПСО (информационно-психологическая спецоперация).
Собственно, сам факт возможного существования вышеупомянутых карт или блогерских записей ровно ничего не значит. В России тоже были политики, призывавшие «омыть сапоги российских солдат в Индийском океане», но понятно, что дальше пустых лозунгов эта инициатива не пошла. 
И залогом территориальной неприкосновенности российских земель, в том числе, и на Дальнем Востоке, является даже не только самый мощный в мире ядерный арсенал с такими же самыми современными средствами доставки. 
Просто воевать за кусок суши, даже немаленький, ради пустого престижа в современном мире не принято. Даже Япония с её вечными стенаниями о возвращении «северных территорий» регулярно делает громкие заявления по поводу якобы «спорных» российских островов. Однако, когда дошло дело до замораживания российских активов, в Токио отказались это делать, сославшись на отсутствие в местном законодательстве соответствующих норм. 
Хотя на самом деле причина в том, что японцы не хотят терять доступ к быстрым и недорогим поставкам российских энергоносителей, особенно после закрытия у себя всех атомных электростанций.

А уж Китай даже во времена куда более прохладных отношений с Москвой в эпоху Мао Цзэдуна предпочитал для себя роль «мудрой обезьяны, наблюдающей с дерева, как внизу дерутся два тигра (СССР и США)». А ныне, когда решается вопрос о восстановлении многополярного мира и свержении американской гегемонии, Пекин и подавно не имеет никаких резонов ухудшать отношения со своим ближайшим соседом и союзником на Севере. 
И стенания не только откровенных врагов России, но и патриотов-алармистов на тему мнимой китайской угрозы на самом деле отвлекают внимание общества от куда более реальной опасности – продолжающегося снижения численности населения российских земель на восток от Урала. 
И, если в Сибирском федеральном округе такое снижение за период с 1989 по 2011 год составило около 9%, то в Дальневосточном федеральном округе уже 21%. (https://carnegieendowment.org/files/ProEtContra_56_153-171.pdf таблица 3 на стр. 4 документа). Для сравнения – население Московского региона за тот же период увеличилось на 20% – в основном, за счёт приезжих, конечно.
«Рынок», вопреки чаяниям, всё не решает, и советские «повышающие коэффициенты», солидные дотации для компенсации стоимости билетов на поезда и самолёты, другие подобные меры решали проблему роста населения в отдалённых регионах страны куда эффективнее, чем сейчас.
А опустевшие земли долго пустыми не остаются, об этом аспекте истории времён заключения Айгунского договора надо помнить всегда.