Кумир

1. 

Они играли в волейбол на Спартакиаде школьников в Ульяновске – родине Ленина. Виктор Локтев сидел на скамье запасных, тренер сборной команды области имел на него виды, но выпускать на площадку не спешил: молод-зелен, невнимателен, «не ест начальника глазами». И что-то очень злило тренера: похоже, парня не вдохновляло даже первое место, которое сулило звание КМС (кандидат в мастера спорта СССР), гарантии поступления в институт и дальнейшую спортивную карьеру. Хотя все выпускники в школе, так или иначе, думали об одиннадцатом классе и о единственной возможности поступления в вуз, после неудачи – моментальный призыв в армию. Служить можно, конечно, защищать родину надо, но терять три года, охо-хо... 
– Лохтев! – зашептал прямо в ухо парню стоявший сзади него тренер. – Будет замена. У тебя есть шанс... 
Виктор вздрогнул от неожиданности, таких слов он, честно сказать, не ожидал, сидел в задумчивости, за игрой почти не следил. Машинально встал, несколько игроков, своих и чужой команды, разместившихся на скамейке запасных, посмотрели на него: мощный, красивый торс, сильные руки и длинные ноги делали из него былинного героя мультфильмов. Если бы кто знал, что игроку сборной команды только шестнадцать, паспорт ещё не успел оформить, наверное, вряд ли поверил этому факту. Тем не менее, из милиции пришла бумага, в которой директора школы просили направить ученика девятого «Б» класса Локтева Рудольфа Алексеевича в райотдел для оформления советского паспорта. «Опять выплыло имя Рудольф... – подумал директор школы. – И как они надоели со своими сборами, поездками, тренировками... Нет времени паспорт получить, ну не смех ли? Член сборной области, а нам-то что это даёт? – Директор был практичен, нередко искал в подобных ситуациях выгоду для школы. – Вот наш ТЮЗ, год всего существует, а ему облдрамтеатр уже часть своих костюмов передал, в колхозы ездят, селян радуют... И снова-здорово, опять занимайся Рудольфом-Виктором». 
Вся школа звала одного из лучших своих волейболистов «Виктором», а он по документам был записан – «Рудольфом». Директор выслушал эту невероятную историю от матери ученика, отец которого, командир артиллерийской батареи, был в отпуске в 44-м году, но задержался после Победы с демобилизацией, и когда вернулся домой, увидел малыша, который не только ходил, почти бегал. Его мама – учительница музыки, очень любила оперетту, и в честь автора «Роз-Мари», композитора Рудольфа Фримля, назвала сына Рудольфом. Алексей Фёдорович, капитан-артиллерист, знал из письма об этом факте, просил жену поменять имя сына, но жена думала, что всё уладится само собой, пройдёт незамеченным от радости их встречи. Всё произошло с точностью до наоборот: выпив за встречу, отец устроил такой скандал, что родственники постарались убрать с глаз долой и маму, и сына. Офицер плакал и кричал: 
– Одну гадину, Адольфа, раздавил... Приезжаю домой, а у меня сын – Рудольф, мать-перемать, такая! 
На следующий день тихо-мирно договорились так: в метрике на ребёнка имя «Рудольф» поменяют на «Виктора». И с этого дня малыша стали называть Виктором. Дни бежали за днями, у отца было много работы, связанной с вахтами и командировками, дело забылось, сын привык к этому имени, откликался только на него. Но по документу – он оставался Рудольфом, а мама ничего не хотела менять в его жизни. В школу он пришёл с именем Рудольф, отца кое-как удалось уговорить, менять ничего не стали. Но тогда мальчишка проявил характер, знакомясь, называл себя Виктором. Мама плакала в кабинете директора, рассказывая эту историю, просила помочь. Тот был добрым и чутким человеком, переговорил с учителями, решили: пусть ученик носит два имени. Когда в школах экзамены за четвёртый класс отменили, для семьи Локтевых всё обошлось без накладок, а в девятые классы одиннадцатилетки пришло столько новичков, они создали такую неразбериху с выбором профессии, что, честно говоря, не до имён было. Но по документам всё оставалось по-старому: Рудольф Алексеевич Локтев должен через три года сдать экзамены за школу и получить специальность токаря-универсала на станках с ЧПУ (числовое программное управление). Среди друзей-товарищей Виктора всё оставалось по-прежнему, как те звали его, так он и представлялся при знакомстве. 

2. 

Волейболом Виктор занимался серьёзно, хоть и параллельно с учёбой, но его первой жизнью была всё же игра в команде сборной области. Спортсмены пять раз в неделю ходили на тренировки, в воскресенье, как правило, состоялись какие-то товарищеские матчи: то со сборной перспективной школы (тренеры присматривались к игрокам), то со студентами, то с местным спортклубом Советской Армии. Для собственной жизни оставались поздние вечера, суббота да полдня воскресенья. Почти ежегодно – сборы в загородном спортивном лагере, нередко выезжали на пару месяцев на юг, на море, готовились к Всесоюзным спартакиадам школьников, зная, что «покупатели» из институтов наводнили спортплощадки, приглядываясь к перспективным игрокам. Их поступление в вузы было гарантированным. 
Виктора любил народ, а он любил его, поэтому дружба с одноклассниками для него была отдушиной. С чего бы вдруг именно по субботам он стал приходить в ТЮЗ на репетиции, на прогоны спектаклей и миниатюр. Новый учитель истории, режиссёр и заводила в школьном театре, мало чем отличавшийся по возрасту от старшеклассников, как-то спросил Виктора: 
– Вижу тебя третий раз... Кого-то ждёшь? Может, заменишь нашего актёра – антигероя, приболел он и почти сорвал прогон миниатюр... 
– Давай, – нарочито серьёзно сказал Виктор режиссёру, как равному, – только суфлёр нужен, я ж не знаю текста... 
– Не можешь – научим, не хочешь – заставим, – бросил режиссёр, но, увидев реакцию парня, поправился: – Это так, к слову, из солдатского юмора. Да, помогать тебе надо, и сделает это Светик... 
Из зала, к освещённой рампе, вышла высокая статная девушка в элегантном спортивном костюме, тогда только входили в моду финские, с куртками на молнии, поправила копну смоляных волос на голове, хлопнула длинными ресницами и сказала: 
– Анатолий Вадимыч, насколько мне известно, товарищ – безнадёжен в этом деле. Они всё больше к спорту... 
– Гончарова, не будь язвой, – сказал режиссёр, – присядь к товарищу, пройдись с ним по всем репликам. Я тебя прошу... 
Виктор раньше не видел эту девушку, почувствовал тепло тела, приблизившегося к нему, приятный запах мёда, исходивший от её губ, а ресницы, похоже, точно шелестели при каждом моргании век. Глаза, коричневые, яркие, смотрели на парня с вызовом, но не отталкивали, скорее, притягивали к себе. Почти шёпотом она спросила: 
– Все буквы алфавита выговариваешь? Если есть проблемы, давай поучимся говорить... 
– Давай, – тут же согласился Виктор и почти дотронулся губами до её щеки. – Ты откуда будешь? 
– Из параллельного, я – в «В», учусь на воспитателя детсада. 
– Ни фига себе, почти год не пересекались. И воспитателей – целый класс набрали... 
– Рождаемость хорошая, дети – наше будущее... А вас мы видим только с трибун спортзалов. 
Светлана толково объяснила, что такое подать партнёру конечную реплику, оказывается, до этого можно слегка импровизировать, не идти тупо за текстом. Суть миниатюры была простой: у друзей не было места в зрительном зале, один садится рядом с мужчиной на свободный стул и начинает того дико запугивать: как здесь всё плохо, гадко, на днях зарезали женщину у подмостков... В итоге, сосед не выдерживает и в панике убегает из зала. А герой кричит: «Васёк, иди сюда, место освободилось...» 
Миниатюра показалась Виктору тупой, но ради Светланы, ради тепла её тела, близости лица и шелеста ресниц он готов был сколько угодно произносить этот дурацкий текст. Его соседа в миниатюре играл Юрка Фомин, сидевший рядом с ним за партой в классе. 
– Ну-с, наш антигерой, примите соответствующий вид, – сказал режиссёр, пряча улыбку. 
Актёры просто попадали со стульев от смеха, видя, как играет Виктор: он подражал то Райкину, то залихватскому хулигану с улицы, то несчастному больному психбольницы. Повторов было три или четыре и ни разу новый актёр не повторился в исполнении роли. Режиссёр вошёл в луч прожектора, поднял руки вверх и торжественно сказал: 
– Мы приглашаем вас в труппу. Я серьёзно: у тебя просто дар перевоплощения... 

3. 

В соцгородок шли вчетвером: Светлана, парень с девушкой и Виктор. Автобусы туда не ходили, подъём в гору, хоть и пологую, отнимал много сил, тягун набрал в длину больше двух километров, благо, снег давно сошёл, и молодая трава проросла по всей тропинке.  – А как же транспорт к вам ездит? – спросил Виктор попутчиков. 
– Так в соцгородок заезжают с противоположной стороны, – сказала девушка из ТЮЗа, не глядя на собеседника, – но здесь идти вдвое короче... 
– И так каждое утро? А если дождь или метель? 
– Тогда выходим раньше из дома и на автобусе объезжаем весь район с рынком и фабрикой... 
– Весело живётся вам... 
– Нормально. Кто-то из дальних районов города ездит в школу, ничего, профессия не валяется, чай, на дороге. 
Оставшись вдвоём, он пробовал целовать Светлану, она явно умела это делать, но инициативы не проявляла, поцелуи были осторожными, с длительными паузами. Узнал по ходу знакомства, что у неё есть ещё младшие сестра и брат, мама последнее время «сидит дома» (сказано было без тени осуждения), а отец сам построил и до сих пор работает замдиректора ТЭЦ. Виктор невольно глянул на три стометровых трубы, которые находились от соцгородка в полукилометре и дымили, по очереди, круглосуточно. Дом неказистый с виду, трёхэтажный, из белого кирпича, без лифтов, возводился для ИТРовцев, в нём жило почти всё начальство ТЭЦ. Кроме директора, ставшего большим активистом в партии и получившим квартиру в доме на центральной площади города. Вот эта информация была подана Светланой и с осуждением, и с маленькой завистью (вся ТЭЦ в соцгородке живёт, а этот (о директоре): «и выскочка, и пороха не нюхал, и папочкин сынок...»). Ещё Виктор узнал, что парня у девушки нет, был один, но поступил в мореходное училище на Чёрном море и уже не пишет (да и бог с ним), она якобы всегда недолюбливала его. 
– Будем дружить, Светик? – спросил, улыбаясь, Виктор, понимая, какой непростой будет его жизнь. 
И тут она заметила, что у него нет верхних передних зубов. Просто нет двух зубов, и всё. Он увидел испуг в её глазах, сделал какой-то жест губами и снова улыбнулся: все зубы были на месте. 
– Не боись, это удар заслуженный, тренировочным мячом... Чтоб не засыпал на ходу, а тренировался. 
Виктор вспомнил о том происшествии, вкратце рассказал о нём Светлане. Он всегда был «задумчивым товарищем» (так говорили о нём учителя школы), любил помечтать о той или иной ситуации. А на тренировках – не до задумчивости, реакция должна быть мгновенной. Тренер где-то как-то достал мяч, набитый мягкими гранулами, увеличив тем самым вес «шарика» в два раза, и мог незаметно бросить его игроку в поле... Правда, его предупредили коллеги: сломать палец в игре и так немудрено, зачем усложнять ситуацию. Тогда он стал подбрасывать мяч «заснувшим игрокам». Таким игроком показался ему Виктор: он со всего маху швырнул в него, стоявшего на подаче, этим мячом. Парень не ожидал такого подвоха, не успел даже защититься, удар пришёлся прямо в губы. Через секунду Виктор выплюнул на пол два верхних передних зуба. Дело замяли: школьник из сборной области, значит, нехорошо относятся в спорте к детям. В центре города работал хозрасчётный зубной кабинет, тренер оплатил все расходы, связанные с установкой протезов. Через какое-то время парень так наловчился, что не руками, языком стал снимать и надевать зубные коронки. А тренера понизили в должности, записали в разряд «запасных». 

4. 
На первомайские праздники школьный ТЮЗ был приглашён коллегами из драмтеатра на бал. Начиналось всё по времени поздновато, несколько девочек отказались идти, но Светлана упросила отца довериться Виктору. Она надела белую блузку, юбку-гофре светло-зелёных оттенков, на ногах – дорогие туфли бежевого цвета. В отличие от школьных балов аудитория была здесь достаточно взрослая, представляла всю культуру города, хотя были и студенты музыкального и художественного училищ. По стенам огромного фойе стояли столы, накрытые белыми скатертями, на них – по две бутылки «Шампанского», лёгкие закуски, конфеты и ресторанная выпечка. После небольшой торжественной части в актовом зале, на которой выступили секретарь горкома партии и главный режиссёр драмтеатра, всех пригласили к столам. Анатолий Вадимович, ТЮЗовский начальник, привёл к ребятам довольно молодого по возрасту помощника режиссёра и завлитчастью театра, даму, «приятную во всех отношениях» (как бы сказал Н.В. Гоголь). И первое, чем она удивила ребят, тут же попросила открыть бутылку и налить ей шампанского. 
Юрка Фомин не стал ждать чьих-то команд, ловко откупорил бутылку, спокойно налил пять фужеров, кивнул Виктору, призывая открыть вторую бутылку. Тот тоже не стад ждать особых указаний, наполнил ещё пять, но неполных фужеров, поскольку бутылка открылась с шумом и пеной. Помрежиссёра, представившись Арнольдом, пытался сказать что-то нетривиальное, но всё ограничилось пожеланиями здоровьем и любви во всех её безграничных возможностях. При этом он постоянно поглядывал на Светлану, и та, бедная, даже покраснела. Выпивали несколько раз, но по глотку, стараясь не злоупотреблять доверием Анатолия Вадимовича. Одну интересную мысль выдала завлитчастью, сказав, что с будущего года при драмтеатре открывается школа-студия, которая получит статус среднего специального учебного заведения, позволяющего выпускнику трудоустройство в любом театре страны. 
На первый танец – вальс все, расслабившись, естественно, опоздали. Но оркестр следом, почти без перерыва, заиграл только что появившуюся, потрясающую мелодию «Маленький цветок». Арнольд тут же пригласил Светлану, та посмотрела на Виктора, но не отказала хозяину вечера, наверное, сработали негласные правила поведения старшеклассника на подобных мероприятиях: чем меньше внимания к себе, тем больше свободы в будущем. Фомин и Локтев, не чокаясь, ещё раз сделали по глубокому глотку вина, контролировать их было некому, режиссёра-учителя увела к заграждению на балконе завлитчастью театра, разговор у них был горячим, похоже, они где-то когда-то очень хорошо пересекались. За столом остались ещё двое парней из ТЮЗа и одна неприметная девочка, с которой Виктор не так давно шёл в соцгородок. 
– Так, братцы, разыгрываем мини, – сказал таинственным голосом Виктор, – надо обдать кипяточком Аскольда, чтобы тот не увлекался нашими девочками. Как, принято? 
– Его зовут Арнольд, – парировал рослый парень из статистов. – Это, во-первых. Во-вторых, Светику с ним плохо, что ли? 
– Не открываем дискуссию по Аскольду... – буквально заткнул рот собеседнику Виктор. – Скучно! Можно чуть повеселиться? Идём к танцующим, у нашей пары дружно наклоняемся и начинаем что-то искать на паркете... 
– Так бы и сказал, что хохма нужна, – проявил понятливость ТЮЗовец, – а то девочки, защита... 
Впятером, двигаясь в ритме танго, они прошли до места, где танцевали Светлана и её партнёр, взяли их почти в кольцо, и Виктор первым буквально упал на четвереньки. За ним последовал Фомин, статисты отсекли танцующей паре пути к отступлению. Светлана, с недоумением, даже со страхом, смотрела на Виктора, ползающего по паркету. Танцующие рядом с ними стали останавливаться, спрашивать: «Что случилось? Кому-то плохо?» Фомин громко, почти криком, отвечал: «Дорогое кольцо упало, ищем бриллиант... Помогите!» Пары начали распадаться, многие с интересом начали разглядывать паркет столетней выделки, кто-то предложил «вырубить» к чёртовой матери оркестр и найти палочки или спицы, чтобы пройтись по щелям между паркетинами. Незаметно для себя почти треть танцующих в зале так или иначе уже была вовлечена в поиски «не знаю чего». Светлана, оставив помрежиссёра, подошла к одному из участников розыгрыша, через минуту её лицо расплылось в улыбке. Виктор поднялся с колен, отряхнул руки, подхватил девушку за талию и помчался вместе с ней к своему столу. Музыканты перестали играть, а добрая половина танцевального зала по-прежнему продолжала искать на паркете «кольцо с бриллиантами». 
Арнольд к столу не вернулся, он прошёл к балкону, что-то накоротке обсудил с учителем и завлитчастью, после чего направился к импровизированной сцене с музыкантами, расположившимися в углу фойе. Пощёлкав по микрофону, громко сказал: 
– Товарищи, вы, волей-неволей, стали участниками сюрприза, подготовленного актёрами ТЮЗа. Не будем судить их строго, ведь вечер-бал должен быть полон неожиданностей. Отметим лишь, что миниатюра – «Массовка» им удалась, давайте поаплодируем начинающим артистам, пусть даже немножко... хулиганам. 
Режиссёр ТЮЗа сказал на репетиции через день после бала, что он больше не потерпит такого неуважения к публике и что с этой минуты алкоголь вычеркнут из упоминания в их труппе. «Будем пить квас с хреном и водкой», – пробурчал Виктор и, похоже, его слова долетели до Анатолия Вадимовича, но тот промолчал, понимая, кто сейчас в театре кумир. 

5. 

Аттестаты об окончании школы вручали на торжественном вечере три человека: директор, завуч по старшим классам и ещё один директор – комбината, где больше двадцати парней получили профессии токарей-универсалов для станков с ЧПУ (числовое программное управление) и слесарей-наладчиков оборудования для лёгкой промышленности. Это был рабочий класс совершенно нового типа: с начала года на комбинат завезли четыре станка-автомата из Чехословакии, на каждом из них работали по два токаря, они передавали смену от одного к другому, не останавливая процесс обработки металла. Кто бы видел это произведение искусства и как горели глаза парней, в них – гордость за свою работу. На каждом выпускнике – новая одежда тёмно-стального цвета с бордовыми полосками на рукавах, брюках и куртках, скрытые резервы имели карманы, которые при заполнении увеличивались вдвое, пуговицы сверкали латунью. Все универсалы без особого труда получили по второму, а четверо упёртых в освоении профессии, даже по третьему квалификационному разряду, что соответствовало зарплате в сто и более рублей в месяц (надо сказать, что инженер, после окончания института, имел в то время оклад в сто двадцать рублей). 
В зал вместе с ребятами пробрался сбежавший из школы после девятого класса и ставший токарем ремонтного завода Юрка Фомин. Он до последнего дня учёбы бывших одноклассников приходил на репетиции ТЮЗа и ему разрешили участвовать в двух миниатюрах на прощальном концерте в честь выпускного бала. Все жили рядом со школой, на соседних улицах, знали о жизни друзей практически всё, помогали друг другу в трудные минуты. Фомин после получения аттестата в ШРМ (школа рабочей молодёжи) ездил поступать на журфак в столицу, не добрал одного бала, похоже, горевал, что упустил время с очным обучением, но его зачислили в местный пединститут, правда, пока на заочное отделение с возможным переводом на стационар. Он, конечно, понимал, что нет вернее старых друзей по театру, тянулся к ним, особенно они сошлись с Виктором: до конца его учёбы в школе несколько миниатюр прочно оставались за их дуэтом. 
Все заметили за столом президиума какого-то высокого дядьку, одетого в шикарный загранкостюм и лакированные туфли чёрного цвета, на шею он прицепил трёхцветную вязаную петлю с пряжкой около горла. Это напоминало что-то типа галстука, что ли. Когда директор перешёл к вручению аттестатов ученикам 11-«б» класса, где учился Виктор, то, прежде чем передать слово завучу, сделал паузу и торжественно объявил: 
– Разрешите предоставить слово старшему тренеру сборной команды области по волейболу Веньямину Борисовичу Непомнящему. «Пижон с удавкой» на шее вышел к микрофону, откашлялся и тихо сказал: 
– Великое событие произошло у вас, ребята! Я принёс удостоверение Мастера спорта СССР в вашу школу. Такое редкое явление... В этом году это почётное звание присвоили всего лишь двум школьникам. Один из них – Рудольф Алексеевич Локтев... 
Зал молчал, смотрел по сторонам: фамилия знакомая, а имя – неизвестное, может, родственник Виктора? В дело вмешался директор школы: 
– Виктор, не дурачься, выходи на сцену... Вот такая у нас возникла ситуация: да простит нас милиция и отдел ЗАГС. А позже я постараюсь вам, друзья мои, всё объяснить... 
Тренер достал из бордовой коробочки значок, солидно выглядевший, с большим энтузиазмом нацепил его на лацкан пиджака Виктора. Все, наконец, поняли, кто Рудольф и кто Виктор, а главное, что такая награда стоит дороже самого большого золота в копилке наград. Впервые Фомин увидел растерянность на лице своего друга, подумал: «Что сказать? Вот теперь можно ответить: жизнь удалась! С учётом его подруги – самой красивой девчонки этого выпуска...» 
Светлана, дождавшись возвращения Рудольфа-Виктора со сцены, буквально припала к губам парня, она никого уже не боялась и ничего не стеснялась. Это была их любовь, бал прощания со школой, их общая награда. Тренер успел шепнуть спортсмену: «Прими ещё поздравление: вопрос с энергоинститутом улажен, формально сдашь документы и летим на море: последний сбор в составе команды области. Девушку можешь взять с собой. А далее – институт, желаю попасть в сборную команду страны...» 

Виктор буквально втолкнул в машину, стоявшую у школы, Фомина, тот бухнулся, потеснив Светлану, уже разместившуюся на заднем сиденье за водителем. Локтев сел рядом с шофёром, сказал: 
– Отец Светика выручил с машиной, он теперь большой начальник, директор ТЭЦ. Надо воспользоваться его гостеприимством... А тебя, Юрка, он запомнил из всех ребят, просил привезти на ужин, непременно. 
– Да, у меня не было выпускного бала, аттестат только за десятый класс ШРМ и институт заочный, осенью загремлю под фанфары на действительную... 
– Ладно, не порти праздник, хотя бы сегодня. В сентябре попробуем влезть в очное отделение твоего института... 
– Ты же знаешь, там нет военной кафедры, ребят забирают только так. 

6. 

Звонок из города юности застал Фомина в редакции совсем неожиданно: он собирался в командировку, БМРТ (большой морозильный рыболовный траулер) уходил в море на побитие своего же рекорда по вылову рыбы. Голос Светланы Локтевой Юрий узнал сразу, хотя они не виделись и не разговаривали лет семь, как минимум. Сказала, что Витька, как всегда, в командировке, а через два дня они поедут в Заполярье, ему предложили должность замэнергетика края. У них двое детей, девочки, старшая – ходит в первый класс. С жильём – пока проблемы, придётся пожить в общежитии, но благоустроенном, к зарплате есть коэффициент и полярные надбавки, что так греет ей душу. Просила встретить, хотя детей они временно оставляют у Витиных родителей, а её отца перевели на работу в столицу, каким-то начальником в министерство. Но вещей набралось почему-то много, да и ехать надо в контору мужа за 30 километров от города. 
– В общем, Юрочка, милый, у нас, как всегда, полный бардак, всё так и держится на мне... А он в сборную страны так и не выбился, там «блатных» – своих хватает, обходятся без провинции... И зачем ему этот спорт? 
Фомин отпросился, правда, со скандалом от командировки в море, узнал всё по поездам, на всякий случай, забронировал номер в гостинице, поскольку сам жил в однокомнатной квартире старого дома с женой и маленьким сыном. Поезд прибывал вечером, поэтому с машиной ему обещал помочь шофёр редакции: или сам приедет, или надёжного кореша пришлёт, естественно, не бесплатно. И хорошо, что договорился с водителем: по приезде он понял, что на гостиницу у старых друзей денег нет, Светлана упросили отвезти их прямо в посёлок энергетиков. Водитель из гаража обкома, видимо, хорошо знал Фомина по выступлениям на телевидении, взял с Юрия совсем небольшие деньги за дорогу. Доехали по вечернему шоссе буквально за полчаса, кроме диспетчера и дежурной бригады в конторе никого не было, и все оказались занятыми какими-то переговорами по рации. Наконец, до диспетчера дошло: в дверях стоит живой замруководителя треста. 
– Ох, ёк-козенок, куда ж вас деть-то... Картина Репина – «Не ждали». Щас в общагу дозвонюсь, разместим свого нового зама, неправда, что не смогём... 
Когда вышли на улицу, водителя не нашли, тот, разгрузив машину в вестибюле, видимо, так спешил, что уехал, не дождавшись Фомина. 
– Ну ничего, Юрочка, – запричитала Светлана, – переспишь вместе с нами, а утро вечера мудренее... 
– Сын, садик утром, режим дня... – забормотал Фомин. – Автобусы сейчас есть до города? – спросил у диспетчера. 
– Только частники иногда разгоняются туда-сюда, а так – до утра всё глухо... – Сказал диспетчер и, подняв чемодан, тихо побрёл по тропинке в сторону освещённой площади, видимо, центра города. Виктор тоже взял большущий чемодан, Юрию достались два увязанных ремнями тюка. Света несла сумку и ридикюль. В двухэтажном кирпичном доме тусклый свет горел во всех окнах; он нелепо стоял торцом к центру площади, вывесок не было, но ясно было – это общага. Видимо, народ ложился поздно, но ни ора, ни шума на этажах не наблюдалось. Их поместили в «красный уголок», двое мужиков перетащили из кладовки солдатские койки, комендант, боевая женщина с «Беломором» в зубах, жившая здесь же, выдала постельное бельё, пригласила на чай и, не дожидаясь ответа, ушла, похоже, насовсем. Пока Света всё разложила, заправила кровати, Фомин успел найти на этаже телефон и дозвонился до своих соседей, поскольку дома у него телефона не было. Как реагировала жена, он не знал, думал, что плохо, у неё – школа, занятия с утра, могут быть проблемы с садиком у сына. 
Виктор, вопреки обычному приподнятому настроению, был мрачен, закурил вместе с Фоминым, чего не делал практически никогда, потом вдруг поднялся и вышел в коридор. Вернулся с бутылкой «Водки» и тремя стаканами, сказал: 
– Это нам вместо чая публика прописала... Свет, достань своих сухарей, что ли. 
– Не слишком часто стал прикладываться, муженёк? – Она смотрела на мужа неприятным взглядом, но продолжать тираду не стала. – Юра, угомонитесь, с устатку, на половине... А я – ложусь, сил нет, всё болит, глаза слипаются. – И, поставив на стол пачку печенья и банку горбуши, почти демонстративно разделась и легла на кровать в тёмном углу комнаты. 
– Вот так и живём, земеля, – тихо заговорил будто сам с собой Виктор, достал складной нож, умело открыл банку, разлил в стаканы водку. – А как у тебя с любовью? 
– Не знаю. Семью почти не вижу, пашу как папа Карло, в газете, на радио, на ТВ... Не вылезаю из командировок. Но дело того стоит: в этом году уже выкуплю квартиру в ЖК (жилищный кооператив), осталось немного внести. Сын растёт, жена местная, с Побережья океана, Хельга, почти финка и преподаёт их язык, знает английский... Я её люблю, что ещё нужно человеку для полного счастья? 
– А меня тесть выстроил по ранжиру: вот пару лет отбудем здесь, а потом – в министерство, обещал прописать в столице, чтобы передать квартиру по наследству нам и внучкам... В спорте? Дальше сборной области не смог прорваться. Да я и сам охладел вдруг ко всему, грустно, серо, тоскливо... 
– Что же тебя может всколыхнуть? 
– Что? Игра в сборной Италии, например, или хотя бы в той же Финляндии... Я бывал и там, и там, полмира объехал. Живут же люди, полкоманды – иностранцы, ничего себя чувствуют, зарабатывают «чумовые деньги», особняки и вилы у всех, машины, катера и яхты... 
– Слушай, а тебя как сейчас величать-то, давно не виделись... 
– Все давным-давно зовут Рудольф Алексеич, но ты зови Виктор, мне так намного приятнее слышать родную речь. 
– Послушай совет местного журналиста, только без обиды: здесь сотни километров пограничной зоны, поэтому везде работают сильные отряды абвгдейки, тебя или сдадут в пять минут местные, типа аборигенов, или те «услышат на досуге» сами... И я тебе тогда не завидую. Хотя, думаю, правильно сделают, если впендюрят тебе по самое некуда. Тем более, все твои мечты так и остались мечтами, если верить Светлане, от спорта ты отошёл быстро и навсегда. 
– Жестоко, Юрок, но справедливо. Мне ни сказать, ни добавить нечего. Вот для разрядки настроения, послушай: хочу создать здесь волейбольную команду, буду тренировать, продолжая славные традиции советского спорта. Авось, станем победителями среди команд трудовых коллективов Заполярья. Как тебе такая перспектива? За это меня похвалят обком, абвгдейка и другие органы власти? А орденок не дадут? 

7. 

Фомин молчал, не реагировал, вскоре успокоился и Локтев. Из угла комнаты доносился лёгкий храп спящей жены Виктора. Он налил ещё водки в стаканы, прикурил новую сигарету, сказал, задумчиво: 
– После института прошло всего-то семь лет, я – замдиртреста, был авторитетен в коллективах, где работал, даже обожаем, словно кумир у них, серых и скучных, появлялся в жизни... – Он выпил без тоста, как будто запил водкой свои горькие слова признания, не стал закусывать, продолжил: 
– Но вот ушёл спорт, наскучила лёгкость общения, потому что всё равно, кому-то чем-то ты становишься обязанным, иначе – без общения, взаимных обязательств и т.д. – нет лидерства... А, гори всё синим пламенем, подумал я. Серость будней поглотила и меня, домом-семьёй заправляют жена и тёща, тестю – не до меня, собирается в депутаты, называет это «запасным аэродромом». Не в замминистры прёт, как танк, а в депутаты, с Узбекистаном, вроде бы, договорился... 

Фомин уже почти не слышал заунывную речь друга юности, вспоминал. И самую добрую память за все прожитые годы приносили школьные годы, их спорт, познание профессии, ТЮЗ и его артисты, поездки в колхозы и совхозы с концертами, совместные вечера на праздниках, тайная и горькая зависть к любви Светланы и Виктора. Чего греха таить, он любил девушку с копной смоляных волос и длинными ресницами, искал её бледно-зелёную юбку-гофре на каждом балу, всё надеялся, что она вспомнит о нём и пригласит на «белый танец». Не вспомнила, не пригласила, а после ТЮЗа и знакомства с Локтевым она стала использовать Юрку, как «запасной аэродром» или палочку-выручалочку. И он был счастлив служить ей, ловил каждое её слово, вечерами ходил в соцгородок ТЭЦ и подолгу стоял в укромном местечке и смотрел на окна её квартиры. Он даже простил ей «убийственную сцену» в совхозе, когда случайно после концерта забрёл в клуб и увидел в тёмном углу зала два полуголых тела, слившиеся в экстазе. Это были Виктор и его девушка... 
Юрий буквально вздрогнул, услышав заплетающуюся речь друга: видимо, напряжение последних дней, связанное с переездом в другой город, две ночи в поезде, дорога до городка энергетиков – всё вместе взятое так подействовали на Виктора, что он сидел в «разобранном состоянии». Фомин присвистнул, как прежде, по-пацански, помог Виктору добраться до койки, уложил его, не раздевая, подумал: «Вообще-то, для такого спортсмена – полбутылки водки маловато, чтобы так развезло... Но всё бывает, они со Светиком разберутся». 
Он узнал, когда ходил звонить домой, что первый автобус в город отправляется в пять тридцать утра. Посмотрел на прощанье на спящую Светлану, мысленно поцеловал её, пожелал здоровья и сил, чтобы удержать в норме «своего третьего ребёнка» – мужа, выключил свет и направился к выходу. Солнце, чуть спрятавшись за горизонт, по северному графику жизни, снова вставало из-за сопок. «Приобрёл старых соседей, новую головную боль или позабытое старое счастье...» – подумал он и заспешил к автобусу, пока ещё не зная, где же здесь остановка. 
Удивительное дело: как только Светлана поняла, что из Фомина, встретившего их и помогавшего, чем мог, выжать больше нечего, стала потихоньку уходить от встреч с ним. Но зато с великим интересом начала использовать знакомства с людьми, к которым тот приводил в гости чету «милейших Локтевых». Обойма хороших знакомых набралась весьма приличная: от директора рынка и главврача больницы до зампреда горсовета и замглавреда облгазеты. В промежутке – масса известных журналистов, поэтов и артистов, которые, по мнению Светланы, слишком много пили и болтали, плохо воздействуя на мужа. 
К концу их первого года пребывания на Севере с семьёй Фоминых они вообще перестали встречаться и видеться, теперь они пересекались только на «посиделках» у тех общих знакомых, с которыми их когда-то свёл Юрий. И всё одно и тоже: много слов о радости от неожиданного свидания, о том, что это преступление так редко видеться и только на чужих территориях. Рудольф Алексеевич, кажется, всё понимал, но на этой части встречи помалкивал, а потом много шутил в компании, хорошо пил, ел и персональную машину с водителем никогда не отпускал: до дома он вряд ли сумел бы добраться один. 
На втором году жизни здесь Локтев всё чаще стал поговаривать при встречах о том, что «труба зовёт», совсем скоро тесть, видимо, заберёт его в столицу. Об этом знали все или почти все люди из его окружения. Но Фомина вызвали на собеседование в Москву раньше, он даже сам не ожидал такого скорого решения вопроса с новым местом работы в центральной газете. Ему дали трёхкомнатную квартиру, сына устроили в престижную школу, дочку определили в садик, но жена пока не нашла работы со своими иностранными языками, в школу идти ей не хотелось, поэтому она, занимаясь с детьми, сидела дома. Юрий жалел о своём поступке, ругал себя за мстительность и обидчивость, которые не должны быть присущи интеллигентным людям, но он не поехал к Локтевым прощаться, короче, уехал на новое место работы, не сказав им ни слова. 

8. 

Весть о внезапной смерти замдиректора энерготреста Локтева Рудольфа Алексеевича пронзила Фомина до самого сердца. Он созвонился с собкором своей газеты, но тот ничего толком не мог объяснить, кроме того, что пять раз за две минуты сказал слово – «сердце». Ещё никого не зная в редакции, Юрий набрался смелости и попросил коллегу узнать хотя бы кое-что по поводу кончины своего школьного друга. Собкор перезвонил через час, сказал: «Он участвовал в товарищеской игре сборных команд энергетиков и морского пароходства, во второй партии матча вышел на прыжок для удара и тут же упал на пол с остановившимся сердцем. Ни дежурный врач, ни быстро приехавшая «Скорая» помочь ему не смогли. Похоронят его в Н-ске, так пожелали его родители и жена...» 
«Значит, отец и мама Виктора живы, раз приняли такое решение, – подумал Фомин. – А что, если я попрошу командировку, привезу заодно оперативный материал из глубинки... И поучаствую в похоронах Виктора, надеюсь, повидаю ребят. Если не получится, возьму три дня за свой счёт, успею слетать туда – обратно...» 
Пошёл к ответсекретарю редакции, не стал лукавить, сказал о смерти школьного друга и похоронах, пообещал сделать материал из села или из какого-то предприятия. 
– О, на ловца и зверь... – вдруг расхохотался ответсекретарь. Неизвестно, где и как, а здесь он был третьим человеком в редакции после главреда и его первого заместителя. – Тебе, Юра, завтра в ночь лететь в Никарагуа, наш старичок слёг, а я их предупреждал, что надо молодого посылать... (он погрозил кому-то кулаком). Так что участие в похоронах отменяется, извини, но это газета. Свяжись с Генштабом, у них спецборт туда направляется, оформись по всем правилам, будешь представлять наше партийное издание. 
В Центральной Америке он пробыл около полугода, участвовал в боях партизан, излазил с ними вдоль и поперёк джунгли... Его очерки, переданные с места событий, читали миллионы людей в Союзе. По возвращении, он стал желанным гостем на центральном телевидении, его начали узнавать на улице люди. И жена Хельга, и особенно дети – гордились им. А он вместе с ними начал учить языки: и английский, и финский. Редакция больше не бросала его в такие экстремальные командировки, а через год он стал ответсекретарём газеты. В первую неделю после назначения на должность раздался звонок в приёмной. Секретарь сказала Фомину по внутренней связи: 
– Извините, Юрий Иваныч, я ничего не поняла, но на проводе, кажется, ваша одноклассница, Светлана Локтева...

Художник: А. Сарнофф.