«Певчий в хоре неземном…»

К весенней музыке

I 

Издалече начиная,
Не обмолвиться ли мне,
Что отдушина хмельная
Приоткрылась при луне?

В душах что-то надорвалось –
То ли небыль, то ли боль – 
И напруживает жалость
Лунных бликов канифоль.

В душах что-то надломилось – 
То ли ветка, то ли свет –
Но оправдываем милость,
Ну а ей пределов нет.

В душах что-то отворилось,
Закружилось, как жара,
Как дитя, зашевелилось – 
И теперь уже пора!

То ли Моцарт поселился
В этом сердце, как в гнезде,
То ли небу изумился,
Чтоб искать его везде.

В этих лужах да разводах
Подмигнёт оно потом – 
Значит, в наших небосводах
Добывается с трудом.

Лучше голову закину
Да губами прикоснусь – 
До чего же ломит спину! – 
Знать, уверую, вернусь.

По хребту в поту горячем
Ощутима ты всегда,
Незаметна лишь незрячим,
Нашей музыки звезда!

Изначальнее причалов
К нам протянуты смычки,
Чтобы чувство привечало
Над течением реки.

Что за Стиксовы пороги
Да химерный Ахерон,
Если ангелы и боги
Окружат со всех сторон!

Мне языческие чаши
Для того даны судьбой,
Чтоб сияла вера наша
Надо мной и над тобой.

Чтоб изнеженнее жёнам
Вырастал любви цветок,
Встану с ликом обожжённым,
Отопью воды глоток.

Возле косного истока
Им, единым на веку,
Шепот Юга и Востока
Шёлком истинным истку.

В неразумности шаманства
Закипит из синевы
Инкрустация пространства
Шевелением листвы.

Изобиловали боли – 
Обовью их, как ручей,
Словно дали в Диком Поле,
Изреченьями ночей.

Именуемой минутой
Мы насыщены сполна –
И прекрасна потому-то
Интуиции цена.

II 

Очи долу опуская,
Ну-ка, Шуберт, шепотком
Расскажи на грани края,
С кем ты коротко знаком.

Знаю, знаю – там, налево,
Кознодействуют кусты –
И величие напева
В том, что сам он – это ты. 

Не грусти же, стриж мой венский!
Не столица в том виной –
Пусть она улыбкой женской
Одарит тебя весной.

Век напрасно надрывался –
Ты и сам его принёс
Для смущающих сквозь вальсы
Вечных мельничных колёс.

Нет на свете состраданья
Тем, в чьём сердце, как пчела,
Еженощные желанья
Пьет не молодость, а мгла.

Насмотрелся в зеркала ты,
Манускрипты искромсав, –
Оттого-то и хвала-то,
А не просто – ледостав. 

Испытующе шумяща,
Привлекла тебя листва –
И вода струилась чаще,
Чем кружилась голова.

В этой вещей круговерти
Точат казни остриё –
Но, однако, нету смерти,
Если с нами – бытиё.

III 

Где загубленное благо
Состраданьем не вернёшь,
Пробуждается отвага,
Хоть веди её под нож.

Только даже под нажимом
Гибче ласки и лозы,
Дышит в неопровержимом
Приближение грозы.

Точно жертвенная чаша
Опрокинута рукой,
Чтобы шествовали краше
Хрипота и непокой.

Где заглазным пересудам
Надо ставни открывать, – 
Набродившимся повсюду,
Нам-то нечего скрывать!

Нас не схватят и не сыщут
Там, где мера, как слеза,
Загребущие ручищи,
Завидущие глаза.

Оттого ли, как подмога,
Запрокинута листва? –
Запредельная тревога,
Заговорные слова.

Где раскинуты потише
Задушевности мосты,
Там и мы бродили свыше –
И прищуривался ты,

И была тоска уступки
Заклинательницей змей – 
Но без права на поступки
Задевать её не смей.

Домовиты идиомы,
Как привычки у крестьян, –
Ты опять остался дома,
Семизначный Себастьян.

Каждый звук в небесной гамме
Был отчётлив и велик,
Точно почва под ногами, –
До того к нему привык.

Как заласканные дети,
Эти звуки извели,
Перед ними ты – в ответе, 
Пред тобой они – вдали.

Мне виднее не напрасно,
Где замаливать грехи –
Это сказано прекрасно
У Матфея и Луки.

Это читано запоем – 
Что же! Вместе запоём – 
Для того и дан обоим
Это вешний окоём.

Возвышаясь и скитаясь
Во спасении дневном,
Пред Тобой, Господь, склоняюсь,
Певчий в хоре неземном.

 

Пора хризантем

Наступает пора хризантем – 
За мостами низовий не видно, – 
Ты одна затворись насовсем,
Чтобы сумеркам было обидно, – 
Ни в друзья, ни в полон не берут,
На поруки принять не желают, – 
А кому приглянулся уют,
Те поют и глаза опускают.

Занавесок сквозящая ткань
Шевельнётся к вискам своевольно – 
И покамест осознана грань,
Чем на свете ты столь недовольна?
Опустевшую грудь не теснит
Пребывание в зале зеркальной,
Где подземной воды хризолит
Откликается, эха печальней.

Сердце горлицам станет сродни,
Приютясь под железною крышей,
И оранжевый шорох в тени
Пробежит за лисицею рыжей, –
Ну а если холмам лиловеть,
Винограду хмелеть на закате,
Чтобы лучше тебя рассмотреть,
Появляется белое платье.

По аллеям, где шёл не дыша,
Чтобы к тихой руке прикоснуться,
Приближаешься ты, хороша,
И, наверное, надо вернуться, –
Приглянулась ты осени вновь,
Не забудь о плащах и ненастье, – 
Ближе губы и поднята бровь,
Всепрощенье сегодня у власти.

Как избыток любви ни храни,
Грустно ласточкам в хижине ветхой,
И на ветках мерцают огни
Золочёной шумящею клеткой, – 
Не припомню и я сгоряча,
Что грядущая стужа бормочет,
Где подводного царства свеча
Отражаться в желании хочет.

Мы теперь не зовём за собой,
Набродившись вдвоём в переулке,
Где пора бы идти за судьбой, –
Ну и что же? – всё то же – прогулки, – 
И стоим на виду между тем,
Что открыто и что – за открытьем,
И окно, как октябрьский тотем,
Не гордится теплом и наитьем.

Золотого вина набирай – 
Утешенья огнём добывают, – 
И бредущие в будущий рай
О неслыханных снах вспоминают, – 
А пока мы вздохнём наяву,
Успокойся – светло и невольно
Я и в горе тебя назову – 
Задержаться дыханию больно.

Это, найденных дней не щадя,
Не пылает хрусталик зелёный,
И подобен струенью дождя
Перламутровый гребень Вероны,
Избавительных заводей звон
Изобилием листьев украшен – 
Если имя им впрямь легион,
Остеречься бы шахматных башен.

Я издревле хранил и прощал
То, что в слове сказать не сумею, – 
Словно жилки его ощущал – 
Озари меня жизнью своею, – 
Чтобы свидеться в этой игре,
Ты навек разгляди и запомни
Коронацию крон в октябре,
Глазомер запестревшего полдня.

И замедленный ход кораблей,
Уводящих к обители граций,
И в садах развлечения фей
Объясни мне сегодня, Гораций,
Здесь, где празднество было вчера – 
И оставлены ратью хмельною
Негасимое пламя костра
И летучая мышь – Алкиноя.

 

Из лет былых

Кому не пели соловьи?
Мы выпили по капле 
Ресницы мокрые свои 
И поняли – не так ли? –
Что этот лес из лет былых,  
Помянутых в рассказе, 
Благословен для нас, иных, 
И ясен в первой фразе.

Он всеми помыслами там, 
В покинутом далече, 
И так и тянется к устам 
Окрестностями речи, 
Чтоб этот год и этот дом 
И гроз долготерпенье 
Увитым розами жезлом 
Сменили омертвенье.

Причин прощупывая пульс, 
Найдёшь ли ты сегодня, 
В наивном выговоре пусть, 
Присутствие Господне, 
Чтоб слово, сказанное нам, 
Теперешним и мудрым, 
Росло, как лес, по сторонам 
И радовало утром?

Тетрагональная тетрадь
Заполнена на ощупь,
Как будто твердь и благодать
Смятение полощут –
И счёт поступкам в тягость мне,
И нету избавленья
От этих родственных весне
Примет благодаренья.

Камедью вишни изошли 
На юге приютившем –
И вышли, а не снизошли, 
К считаемому бывшим –
И смотрит прошлое на нас, 
И жест его сдержали 
Уже увиденные раз 
Державные скрижали.

И бродит где-то рядом с ним, 
Угадываем смутно, 
Незаменимый аноним, 
Теряясь поминутно, 
Чтоб, с нотной грамотой листвы 
Приученные знаться,
Его не спрашивали вы, 
Куда ему деваться.

Знавал и я его давно –
А нынче в осужденье 
Деревья плещутся в окно 
И ленное владенье –
И нет названья для лица,
Что выглянет так редко, – 
К ногам катился мудреца 
Динарий ариэтки.

Так царствуй, память, наяву 
Звездою незабвенной! 
Ещё я мысленно живу 
Порою сокровенной –
А время сотканную нить 
Напрячь не позабыло, 
Чтоб книгу давнюю открыть 
Заветами Сивиллы.

 

На окраине слов

Ты живёшь на окраине слов,
Где в ночи шевелится листва, –
Отчего же не вспомнится вновь
То, чем чуткость, к примеру, жива?
Отчего же как часть высоты, 
Пламенеющей нехотя днесь, 
Выступают из лета цветы, 
Поднебесья украсивши весь?

Зацелованный мальвами сад
Еле дышит – а время не ждёт –
И с тобою сдружившийся взгляд
Не привык огорчать наперёд, -
Примечая, как червь или плод
В поединке своем победят, 
Отличаешь ты меры оплот
От широт, что ведут и щадят.

Учащённое сердце скорей
Восприятию выстроит лад – 
И как смотрят на брег с кораблей,
Я с собой ощущаю разлад –
Значит, незачем с крыши моей
На округу глядеть и глядеть,
И смыкаются дали темней,
Чтобы тайну, быть может, воспеть.

Что же долго так в этом году 
Добирался ты, друже, сюда?
Иль судьба поджидала звезду
И сюда покатилась звезда? 
Покатилась, упала, взошла, 
Заповедную грань одолев, – 
И, веленью вверяя тела,
Перед нею смиряется Лев.

И туда ты вгляделся как раз,
Где разбег приторможен земли 
Там, где устья днепровского лаз 
Урезонил навек корабли, – 
Там театров оптических час
Вроде пробил, на убыль уйдя, – 
И, чтоб вымолить счастье сейчас, 
Не хватало мне даже дождя.

Там заката широк оксамит
И разбег сухотравный велик,
И присутствие моря томит,
И гортанный рождается крик,
И пространство, не знавшее стен, 
Разрывает подарок степной,
Где ясней и доходчивей всем 
Надхождение стени иной.

Ах, бурьяна таманского ворс, 
Перемирие жёлтых стеблей! 
Воспретят ли Даждьбог или Хорс 
Покоренье благих пропилей?
Где акрополь – белеющий лунь –   
Представал в невозможной красе, 
Вероломную пестрядь июнь 
Рассовал наугад вдоль шоссе.

Где колонн возвышался канон, 
Поднимаются горы вдали,
Чтобы этот прощальный поклон 
Мы для муз беспечальных нашли, 
Чтобы в наших мучениях впредь 
Уживались и сумрак, и свет,
И толикая виделась твердь,
Где окна потаённого нет.

Виновато ли сердце теперь,
Что отрывисто дышащий хлад 
Городит очертанья потерь, 
Нетопырь пролетает чрез сад?
Я-то знаю, что мы не в гостях,
И затеи ещё не во мгле,
И придётся нам прок в новостях
Почему-то любить на земле.

Застывает роса второпях,
Привыкая забывчиво спать,
Но и промах и лемех в степях 
Не пожалуют каждую пядь –
Где не сжата пощады щепоть,
До поры торжествующий сев 
Охраняя как дух свой и плоть, 
Околесицей сдерживай гнев.

Раскошелив Тамань на ветру, 
Боевая тревога дремот
Обнимает деревьев кору
И картавое бремя широт, – 
Я не только живу наверху,
Чтобы честь за версту узнавать
И в порыве своем ко стиху
У колодца в степи колдовать.

И не только я в белом луче, 
Ковылём подпоясан худым,
И ладони лежат на плече,
И печаль убаюкивал дым, –
Не дожди меня в ночь уведут
И калитка не сказку шепнёт –
Только, если водой разольют,
Кто ушедшее время вернёт?

Ну а если на Север взгляну,
Где оставил, обрёл, растерял 
Растяжимую ширью страну, 
Одержимости зрю ритуал, – 
И мятущейся гарью холмов 
Набегает на осень Москва,
И смежаются крыши домов,
И потешность умов здорова.

До чего же люблю силуэт, 
Величавый колышущий лоб,
И доверчивый волчий билет 
Аргентинского танго взахлёб!
Или ртуть электричек уйдёт, 
Затопив подъездные пути, – 
И почти примиряется тот,
Чьи пророчества вновь перечти.

До чего увела свысока
Удивлённую братию ты,
Если, бросив себя на бока, 
Прямиком простираешь мосты –
У тебя и река, чтобы вплавь,
И при случае – голову с плеч, –
Но со мною ты всё ж не лукавь –
Не тебе ли излучиной лечь?

О рачительный лепета пот, 
Простодушия бренная рань,
Где и так, что ни шаг, эшафот
И до прав дорывается брань, –
Как рубахи к заутрене, спят
Над корыстью твоей облака,
И одежду надежды до пят
Ты не прячь, почивая пока. 

Удержи, государыня, гнев,
Отыщи дорогую красу
В этом скорбном явлении дев, 
Теремах и лесах на весу,
Чтобы, ахнув над хохотом зим, 
Пронеслось над тобой вороньё
И совиная невидаль с ним
Уходила скорей в забытьё – – 

Опуская глаза и весло,
На челне среди рек и морей 
Поплыву, умудрённый зело,
Во пределах отчизны моей,
Чтобы чуять готуемый ков
Над приютом осенним моим, 
Чтобы жить на окраине слов, 
Сохраняя почтение к ним.

 

Причастность к стаям

Повторения выговор кровный 
Мне напомнил о доле племён, 
Чтобы чувствовал выбор неровный 
И очнулся, грозой опалён, – 
Раболепная лепта нагорий 
В этот список давно внесена, 
Чтобы жаловал дружбою вскоре 
И от тяжбы щадил рамена.

И намучившись нынче со взмахом, 
Расстоянье вполне одолев, 
Перелётным приходится птахам 
Привыкать к осыпанью дерев, – 
Да откуда за птицею птица 
Возникают над Югом, крича, 
Чтобы Север не мог позабыться, 
Где лишились тепла сгоряча?

Ведь не столько они виноваты, 
И уже примириться должны 
С тем, что все от рожденья крылаты, 
И от этого нет им вины, – 
И тогда разрешится, пожалуй, 
Неземная загадка высот –
Семизвездье Медведицы Малой 
Напоило их сутью красот.

Этот жест, повторяемый часто, 
Обозначил судьбу навсегда –
Послушанье павлиньего царства, 
Обретенную краску стыда, 
Голубятен забытую Трою, 
Воробьёв невеликий уют, – 
И причастности к стаям не скрою, 
Даже если они не поют.

Мне теперь остается, наверно, 
Подобрев, на себе испытать 
Лишь во сне уяснённый мгновенно 
Летаргический способ летать, –
И тому, что случится, случиться –
Не с тебя ли как с гуся вода? –
И напеву нельзя позабыться, 
Если он дотянулся сюда. 

Или облачной тайны пустыни, 
Исчезающей там, вдалеке, 
Никогда уж не встретишь отныне 
С тополиною веткой в руке? 
Со слепым ты не бросишь немого! 
Вот и мы пребываем в ночи –
И какое-то вещее слово 
Произнесть ты меня научи.

Ты явилась, как исповедь лета, 
И опять меня манишь и ждёшь –
Если к вечеру мало нам света, 
Ты в очах его сразу найдёшь 
Или выглянешь вдруг из потемок, 
Приподняв полукружья бровей, 
Несуразна, как гадкий утенок, 
И прекрасна повадкой своей.

И пускай изгоняем из виду 
Истомлённый отчаяньем след 
Лебединого зова Обиды 
Из подверженных прошлому лет, – 
Ни за что мне с тобой не расстаться –
Знать, и впрямь не грустнели ничуть –
И всегда позволяет собраться 
Предназначенный Господом путь.

Это шествия шаг невесомый 
Над увиденным нами вокруг, 
Это вести для выси искомой, 
Озаряемый песнями юг, – 
Цену звонкому слову я знаю, 
Принимаю в нем всё, что ни есть, – 
И затверженность эта земная
Остаётся незыблемой днесь.

 

Сто строк

В сентябре мы выходим в сад,
Где несносен цикад раскат,
Где как мост, что высок и пуст,
Он хранит в себе спящий куст.

Наконец-то мы выйдем, друг,
В те края, где тепло вокруг,
В эту ночь, где крыльца уж нет,
Да и мой затерялся след.

Вот и вышли мы сутью всей
Из безличья чужих людей – 
И теперь, где прохлады скит,
Сигарета меж лилий спит.

Что нутром ту почуешь, сад?
Предначертанный бред оград,
Где калитка давно темнит
И кольцо на руке звенит.

Сто столов тебе ставим здесь – 
Ты и так простирался весь,
Чтоб ни лампочка, ни луна
Темнотой не была больна.

Да пребудешь премудр и твёрд,
Приоткинув завесу орд,
В этом скифском сиянье звёзд,
Где ответ на вопрос не прост.

Оттого и слова горьки,
Что не думают спать сверчки,
Оттого и рука легка,
Что под нею течёт река.

Месяц юный, как прежде юн,
Потому и греховен вьюн, –
Так апостольски жребий чист
И зелёный склонился лист.

И не надо ни слёз, ни зол,
Чтобы пестовал нас и цвёл,
Но первичность ветвей и жил,
Словно песню, ты нам сложил.

Ни на что не пеняй, внимай – 
Там томился недавно май,
Понимая, что полдня нет,
И вовсю осыпался цвет.

Еле виден зари разрез – 
Что воспримешь на вкус и вес?
Пролегли посреди двора
Борисфен, Танаис и Ра.

Три виталища примут нас,
Где от гибели душу спас, –
Вспомнит август, Немейский лев,
Стародавние чары древ.

Не гадал звездочёт-халдей,
Что избавлен от злых затей,
За которыми в небо зван, – 
Терем ивовый да талан.

Я лицо пред тобой открыл – 
За Мефодием шёл Кирилл – 
И поёт о святых местах
Изумрудных дождей чета.

Преуспела земная персть
В обещаниях помнить весть – 
Что ни горсть, то семья семян
Безмятежно летит в туман.

Этот плен горделив и хмур – 
Помоги мне бежать, Овлур!
Даже здесь я от вас не скрыл
Лебединых Обиды крыл.

Не дрожи – я тебе не враг – 
Фессалийский пробрался маг – 
И покуда цела юдоль,
Отдаление рыщет вдоль.

Там раины равнинный жест
Одолел города окрест – 
И не будет полнощный плат
Покрывалом Изиды снят.

Пятиструнная цитра ждёт,
Чей сегодня играть черёд,
На Восток провожая звук,
Чтобы помнить колчан и лук.

Там очертами очерет
Укрывал – Аллах Берекет! – 
От измен подневольных гроз – 
Зенаар – салами – Навроз.

Отзовись, семихолмный град!
Бореады сюда летят – 
И нагонит Селена сон
На истекшие дни племён.

Скифы-пахари! – где вы? где?
Не подступишь к седой воде – 
С этой степью, смуглящей лик,
Одинаков у них язык.

Неизбежное зреет – иль
Неподкупен звериный стиль,
Неприступен заветный знак – 
В землю воткнутый акинак.

Мне бы пить под своей звездой
Песни таборной той настой – 
Ты-то таивал столько раз
Истомлённых набегов сказ!

Ты прости, понимая их,
Тайнобрачие чад твоих, – 
Но изведанный чтим обряд,
Сентябрю посвящая сад.

 

Ночная ворожба

Полунощной звездой таврён
Кобылицы сарматской круп, – 
Речь как зёрна взрастил племён,
Оживил шевеленьем губ.

Сводов семь небеса томят,
Отягчают числом седым, –
Не пленяй меня, месяц злат,
Завораживай, лёгкий дым.

Не зови ты к себе, зима, – 
Что искать мне во льдах твоих?
На Тамани темны дома,
На Дунае туман затих.

На пороге ключам лежать,
На дороге шагов не счесть,
На весу мотылькам дрожать,
На лету приголубить весть.

Кто направо ушёл – забыт,
Кто налево ушёл – богат,
У колодца орех разбит,
У околицы смех распят.

На Дунае туман прошёл,
На Тамани дома белы – 
Но стекает образчик смол
С острия золотой иглы.

А в серебряных иглах – звон,
Врачевания чёрный глаз, – 
И кровей раздаётся стон,
И стекает по капле час.

Припади к роднику скорей,
Сыновей народи троих, –  
Ты, зима, ворожить не смей – 
Что мне делать в снегах твоих?

Ну а ты причащайся вновь,
Пробуждайся, как знак сквозь сон – 
Здесь по капле стекает кровь
И часов раздаётся звон.

Мне никто не мешал дышать
И перечить никто не смел – 
И загадки умел решать,
И в догадках остался цел.

Меотида в лазури въявь
Наводила на верный шлях – 
И когда приходилось вплавь,
Приютил и тоску, и страх.

Рассыпался в ногах песок,
Разбивался о скалы вал, –
И узрел я высот висок,
И весло я в руках знавал.

А налево – Эвксинский стон
Мне надсаживал ветром грудь,
И когда-нибудь станет он
Обещаньем ещё вздохнуть.

Адриатики дорог брег,
Долог день у лесных дриад,
Ветер бриг превратил в ковчег
И незваных достиг рулад.

Что пророчишь ты мне, друид?
Что стволы про себя таят?
На виске седина дрожит,
Долог взгляд у морских наяд.

Ядовит наважденья вид – 
С воскуреньем прими фиал – 
Трианон в полнолунье спит,
Скрыт ветвями Эскуриал.

Мавританский теней изгиб,
Запорожский бровей излом, – 
Неужели же птиц и рыб
Ворожбе задевать крылом?

Ненавижу неверий рой!
Разбужу мимолётный лад – 
Не поладишь ещё с игрой,
А костры на земле горят.

А костры на земле целы – 
И стекает по капле час,
И вдыхаем настой смолы,
И взираем в последний раз,

Пробуждаясь в надежде дня
И рождаясь ещё живей,
Чтобы зов испытать огня
Посредине земли своей.

 

***

Я ничего не видел, кроме
Крыльца впотьмах и света в доме,
Собак на сене и соломе,
Нагого пламени в кострах,
Ветвей, исхлёстанных ветрами,
Лица неведомого в раме, –  
И потому гадайте сами,
Кого охватывает страх.

Казалось зрение усталым –  
Пора довольствоваться старым,
И ни к чему кичиться даром,
Тянуться к чарам и углам,
Где ветер выглядит сутулым
В обнимку с книгою и стулом –  
И целит умыслом, как дулом,
В простор с водою пополам.

Промокла времени громада,
Зола рассыпана по саду,
Пропета лета серенада
Кому-то, скрытому в глуши, –  
Зато дарована свобода
Зеркальной двойственностью года
Тому, кто в гуще небосвода
Приют отыщет для души.

Листвы шуршащее свеченье,
Ненастных сфер коловращенье,
Молчанье и столоверченье,
Шарады, ребусы, часы
Уже не скуки, но желанья
Негодованья, пониманья
Томленья, самовозгоранья
Неувядаемой красы.

Кто правит бал и дружен с ленью,
Кому подвластны поколенья –  
И кто на грани изумленья
Откроет невидаль вокруг?
В печи моленье и камланье,
Поленьев щёлканье, пыланье,
Как бы от памяти посланье, –  
И некий жар почуешь вдруг.

Играя с истиною в жмурки,
Срезая вянущие шкурки,
Гася то спички, то окурки,
Перебирая всякий хлам,
Найдёшь нежданные подарки –  
Свечные жёлтые огарки,
Проштемпелёванные марки,
Тетрадей брошенных бедлам.

Никто на свете не обяжет
Учесть твой опыт – весь, что нажит, 
Никто, конечно, не подскажет,
Что в этом нечто всё же есть, –  
Беспечность рожицу скукожит,
Октябрь уже почто что прожит,
И жизнь пока что не тревожит,
Готовя завтрашнюю весть.

Ну что же, выглядишь неплохо –  
Уже на краешке эпоха,
Уже на донышке подвоха
Шестидесятников запал,
И всё, что было, не помеха, –  
И между тем нам не до смеха,
И так далёко до успеха,
Что эха чудится оскал.

Но ты подпитывай сознанье
Всем тем, что будит осязанье,
Иголки ловит ускользанье,
Синицу или журавля,
Покуда прежнее везенье
Не надоест до оборзенья,
Другим оставив угрызенья,
На всех глазея с корабля.

Очнись и выйди на дорогу
К иному празднеству и к Богу,
Ищи защиту и подмогу,
В невзгодах имя сбереги, –  
Мозги захлёстывает влага,
Прибой кобенится, как брага, –  
И укрепляется отвага,
Чтоб слышать вечности шаги.

 

Художник: А. Сулимов.