Отражение странной эпохи

***

Вспоминаются забытые слова,                                  
Проявляются надежды и улыбки,
Осень, словно новая глава,
Где краснеют розы, как ошибки.

Хочется найти, поднять, сберечь,
Избежать сомнений ненапрасных,
И не искривить прямую речь,
И Луганск нарисовать, как праздник.

***

По улице Советской  
                      иду, иду, иду…
И длится сон, как детство, 
                      и память на ходу
Выхватывает фото
                      полузабытых лет,
Где что-то или кто-то
                      знакомы или нет,
Кто лучше, а кто - хуже
                      Кто хоть чужой, но свой. 
Где тот, кому я нужен,
                       кивает головой.
Где явь сильнее фальши,
                        а сны еще легки.
Где чудеса не дальше
                         протянутой руки.

***

Давление вновь растёт.
Всё это – антициклон.
Мне кажется – я пилот,
И город, в который влюблён,

Даёт мне зелёный свет,
И я поднимаюсь ввысь,
Где рядом – лишь тень побед,
А прямо по курсу – жизнь.    

***

Вечерний город в сквозном тумане,
И память улиц сквозит во мне.
Как осень прячу каштан в кармане,
Каштаны гаснут – привет весне.

Каштаны мёрзнут, я вместе с ними,
Во встречных окнах зажглись огни…
Бульвары кажутся мне цветными,
И, словно листья, кружатся дни.

***

Списком потерь обернулось прошедшее время.
Выдохом-вдохом ещё одного поколения.
Общее небо мерцает, прощаясь со всеми,
Время колеблется – верное или неверное.

Время проходит, запомнившись ветром в карманах,
Время друзей и врагов или бывших товарищей…
Список потерь сквозь пробитое небо над нами
Раной зияет открытой и не зарастающей.

***

Символ-памятник исчезнувшей эпохи –
Тень огня, папаха, грозный вид…
Время кануло – от выдоха до вдоха,
И звезда погасшая молчит.

Время кануло сквозь каменные латы.
Не поймёшь – кто прав, кто виноват.
Вереницей лица птицами сквозь даты…
Как по небу, в памяти летят.

***

О том же – другими словами.
Но кровь не меняет свой цвет.
Всё то же – теперь уже с нами,
Сквозь память растоптанных лет.

Растоптанных, взорванных, сбитых
На взлёте. И всё – как всегда...
И кровью стекает с гранита
Совсем не случайно звезда.

***

Вдоль шоссе развалины завода – 
Символом разваленной страны.
И как будто фронтовые годы
В окнах заколоченных видны.

Узнаваем и неузнаваем
Времени текучий колорит.
Времени, что, замерев над краем,
В окнах заколоченных сквозит.

***

Справедливость ложится спать, повторяя: «Зачем? За что?..»
Герострату плюют опять в окна новенького авто.
Справедливости снятся сны, где Победа кричит: «Ура!»
На поверхности злой войны «завтра» борется со «вчера».

Сквозь пророчества и вражду пробиваются тень и свет.
По обочине дня бреду, потому что полётов нет.
А стервятники всё клюют, но огонь тлеет всё равно.
Это вечность как пять минут. Справедливость как роль в кино. 

***

Тротиловый эквивалент любви
Не убивает, не калечит.
Кому-то расправляет плечи
Пульсируя в восторженной крови.

Ну а кому-нибудь, наоборот,
Ссутулит плечи и фигуру.
И кровь струиться будет хмуро,
Хоть ничего-то не произойдёт.

Но там внутри, где эхо тишины
Не менее взрывоопасно.
Где ничего ещё не ясно,
Слова любви, как выстрелы, слышны. 

И там тротиловое волшебство,
Любовью время разгоняя,
Разгадывает сущность рая,
Где есть любовь и больше ничего.

***

Верят не в правду, а в то, во что хочется верить.
Здравствуй, Мессия, летящий по небу незримо.
Люди взрывают друг друга. А кажется – звери.
Верят, взрывая, что ты не за ними, а с ними.

Верят-не верят… Как все. Повторяют упрямо,
Мир заменив на войну, где «свои» и «чужие»…
А на прощание, вдруг, вспоминается «мама».
И пролетающий в небе незримо Мессия…

***

Прикосновение бьёт электричеством,
Всплеском тяжёлой венозной крови.
Свет исходит от качества сквозь количество
И теряется в случайном слове.

Завтра праздничный день одиночества,
От четверга там дожди косые.
Дроны падают темным пророчеством.
Всё, что позже, напрасно. Прости ей…

***

Перемены погоды не в счёт.
Ожидания их не напрасны.
Обжигающе время печёт.
Этот цвет ожидания – красный.

Предсказания стоят гроши,
И намёки (на что?) не дороже.
Не молчанием время страшит.
От его перемен стынет кожа…

***

Прохожу вдоль неузнанных лиц.
Напевая, меняю пластинку.
Не с судьбой, и не в шахматах – блиц.
Это прошлых фантазий починка.

Там вещает, прощаясь, ФМ
Отражением странной эпохи.
Растворяюсь почти что совсем
В той стране, как в неузнанном вздохе.

***

За вопросом вопрос. Но в конце календарного лета
Безответно молчит календарь. Благодать
Истекает, как время, как свет. Но без ясного света.
Как пресечь погруженье во тьму? Не понять.

Не понять, почему и за что? С виду все – благочинны.
Но на лицах, как тень, отраженье вины.
За вопросом вопрос. Это следствия ищут причины.
И ответы, взрываясь, всё меньше ясны.

***

Как горечь стабильна. Оскомина эта надолго.
И всё, как когда-то – на выдохе или на вдохе.
Сквозь небо, сквозь воздух – стального несчастья осколки,
И чувствуют губы знакомую горечь эпохи.

И опыт былых поколений, как чип внутривенный,
Он делит по-прежнему чётко – направо-налево.
И воздуху тесно от старых обид и сравнений,
А горечь оскомины полнится «гроздьями гнева».

***

Мои пластинки всё ещё звучат.
Уже не разлюблю. Они во мне.
«Сияла ночь. Луной был полон сад…»
Как хорошо… Но речь не о луне.

Мелодию уже не изменить,
Пластинка крутится, поёт труба. 
Дорога длится, превращаясь в нить.
Играет джаз. А кажется, судьба.

***

Вновь время мёртвых душ. Цена им грош…
Жизнь далека от праведного слова.
Тем более, и тень уже свинцова.
А думалось «уж замуж невтерпеж…»

На праздники встречались за столом
И обсуждали тайны винегрета.
И лишь сейчас понятно: было это
У времени под ангельским крылом…

***

Я – проигрыватель старый, и сквозь хрип во мне слышны
Разноцветные гитары эхом сгинувшей страны.
Я пластинку поменяю, словно в зеркало взгляну.
«Широка страна родная…» Не видать уже страну.

Песен время золотое после или до войны…
«Ты да я, да мы с тобою», позабыты, чуть слышны
Эти бодрые напевы, эти слёзы и слова.
Жизнь качнулась вправо-влево… Закружилась голова.

Закружился вдоль орбиты мир, теряющий себя,
Кто-то думал: «шито-крыто», не скорбя и не любя.
Но пластинка заиграла, то слышна, то не слышна…
Вместо шумного вокзала – взорванная тишина.

***

Хрупкое равенство дня и меня,
И времени горький осадок.
А за спиною – всё та же возня,
Где вкус равнодушия – сладок.

Дней оголтелость упрячу в карман,
Тёплой ладонью согрею…
Тают обиды, и гаснет обман.
И даже враги – добрее.