Как в России расстреляли Советскую власть

Главным результатом расстрела Верховного Совета России из танковых орудий 30 лет назад стала не просто победа Ельцина над депутатами, но фактическое уничтожение системы советского народовластия, установленной еще в 1917 году. И всё ради безраздельного торжества адептов самого дикого капитализма.

4 октября 1993 года противостояние между Съездом народных депутатов России и президентом Ельциным достигло апогея – кровавого штурма здания Верховного Совета страны. Хотя, строго говоря, данный тезис не вполне точен с чисто юридической точки зрения – борьба велась не между депутатами и главой государства. Речь шла о защите основополагающих норм действовавшей на тот момент Конституции страны от вопиюще поправшего их Бориса Ельцина. 
Ведь ее статья 121 недвусмысленно гласила:

«Полномочия Президента Российской Федерации не могут быть использованы для изменения национально – государственного устройства Российской Федерации, роспуска либо приостановления деятельности любых законно избранных органов государственной власти, в противном случае они прекращаются немедленно».

Между тем своим печально известным Указом №1400 Ельцин умудрился нарушить эту норму несколько раз. Предписав не просто распустить высший законодательный орган страны, Съезд народных депутатов, но и провести в декабре 1993 года выборы уже в новый, не предусмотренный действующей на тот момент Конституцией, орган – Государственную Думу. Заодно и вынося на всенародное голосование проект новой Конституции, по которой, еще не принятой, гражданам уже предлагалось выбирать себе новых законодателей. 
Конечно же, это был юридический нонсенс, что и было зафиксировано на заседании Конституционного суда сразу же после обнародования скандального Указа. Тем самым президент (строго в соответствии с Основным Законом России!) переставал быть таковым, превращаясь в узурпатора власти. Попросту говоря – путчиста, официально отстраненного решением сначала Верховного Совета, а затем и Съезда народных депутатов, высшего органа государственной власти по действующей Конституции.

***

Но, может, депутаты действительно только и занимались юридическим крючкотворством, мешая «всенародно избранному» проводить свою политику, реально одобряемую большинством россиян? То есть «ставили формальную законность выше легитимности», что обычно адвокаты «цветных мятежей» изо всех сил пытаются представить неким «попранием истинной демократии».
Для ответа на этот вопрос можно посмотреть на несколько важнейших событий в политической жизни России – и до, и после октябрьского расстрела. 
Вот инициированный Ельциным еще весной 1993 года референдум, знаменитый «да-да-нет-да». Зомбирующая «кричалка», навязывающая нужный Ельцину результат, озвученная президентскими пропагандистами практически «из каждого утюга». То есть, «да» поддержке самого президента, «да» политике его правительства, «нет» досрочным президентским выборам, «да» досрочным выборам парламента.
Дело ведь не только в том, что ни один из этих пунктов не набрал абсолютного большинства голосов, поскольку на референдум пришло менее двух третей от общей численности избирателей. Но бросается в глаза откровенная алогичность цифр якобы убедительной поддержки Ельцина – 58,67%, правительства – 53,05%, против перевыборов главы государства высказались 49,49%, за перевыборы президента – 47,15%, за перевыборы парламента – 67,17%.
Разница между сторонниками и противниками продления мандата Бориса Николаевича составила микроскопические 2,3% – ниже допускаемой в научных (в том числе социологических) исследованиях «статистической ошибки» в 3%. И не секрет, как власть без труда за счет админресурса может достичь такого небольшого преимущества – например, на участках для голосования в тюрьмах, где контроль политических партий за подсчетом голосов, как правило, есть только на бумаге.
Но вот что интересно: отчего это добрая седьмая часть из 57% якобы горячо поддержавших Ельцина россиян вдруг захотела досрочных президентских выборов? От добра добра не ищут, правда? Или же придется предположить, что пресловутые «проценты доминирующей поддержки» были в значительной мере «нарисованы от фонаря». При том, что истинный процент желающих перевыборов президента был настолько высок, что с его «подрисовыванием» не смогли справиться даже самые искусные фальсификаторы.

***

В самом деле, уже на продавленных «бенефициаром» расстрела Верховного Совета декабрьских выборах процент голосов, отданных за главную «президентскую» партию либеральных реформ – «Выбор России» Егора Гайдара – составил довольно жалкие 13 с небольшим процентов. После чего даже и не самые «левые» журналисты все чаще стали сокращать название этой партии в виде откровенно-насмешливого «ВыбРос».
И первым спикером новоизбранной Госдумы стал коммунист Иван Рыбкин. Пусть даже он вскоре и «переквалифицировался» в «агрария» (и вообще, по меткому замечанию тогдашних СМИ, чаще проявлял себя как «ни Рыбкин, ни Мяскин»), но и Думу 2-го и 3-го созывов, вплоть до конца 2003 года, возглавлял коммунист Геннадий Селезнев. 
Да, КПРФ не имела абсолютного большинства в парламенте, но и чисто пропрезидентские депутаты все равно были в меньшинстве. И в первом туре президентских выборов 1996 года лидер КПРФ Зюганов заметно обогнал Ельцина, начавшего избирательную кампанию с исчезающим рейтингом в 8%. Проиграв во втором туре лишь из-за хода ельцинских политтехнологов с генералом Лебедем, набравшим около 15% и перешедшим на сторону действующего президента.
Так откуда же могли взяться цифры якобы доминирующей поддержки губительного елицинского курса, особенно, в 93-м году, в самом начале «лихих 90-х»?! Когда рубль обесценился в 26 раз, ВВП упал на 40% (даже в США в самые кошмарные периоды «великой депрессии» такое падение не превышало 25%), зашкаливала безработица, а миллионы людей выживали лишь за счет мелочной торговли. 
Даже глава группы экономических советников Ельцина, тех самых «чикагских мальчиков», и внедрявших через них самые «зубодробительные» рецепты либеральных реформ Джеффри Сакс писал в 1998 году:

«Российское руководство превзошло самые фантастические представления марксистов о капитализме: они сочли, что дело государства – служить узкому кругу капиталистов, перекачивая в их карманы как можно больше денег и поскорее. Это не шоковая терапия. Это злостная, предумышленная, хорошо продуманная акция, имеющая своей целью широкомасштабное перераспределение богатств в интересах узкого круга людей». 

Право, такая оценка из уст столь рьяного «монетариста» с осуждением либерал-рыночного радикализма Ельцина сотоварищи поневоле напоминает расхожий анекдот: «выгнали из гестапо за жестокость».

***

Так что не было у подавляющего большинства россиян причин поддерживать ельцинский курс и выступать в защиту этого обанкротившегося политика. Собственно, это показал даже сам ход сентябрьско-октябрьского противостояния, затянувшегося почти на две недели. И вовсе не из-за какой-то избыточной гуманности Бориса Николаича, якобы не желавшего проливать кровь «дорогих россиян».
Просто в самом начале кризиса Ельцин элементарно не был уверен в лояльности себе силовых структур. Так что дошло до того, что в Минобороны по приказу министра Павла Грачева была отключена не только прямая связь с войсками в округах для всех генералов, кроме него самого и начальника Генштаба, но еще и внутренняя связь между кабинетами. 
Чтобы высокопоставленные военные не могли обсуждать сложившуюся ситуацию без внешнего контроля – это грозило возникновением сначала откровенного саботажа, а затем, возможно, и открытого выступления людей в форме против авторов преступных приказов. Тем более что во всех вариантах военной присяги говорилось о «строгом соблюдении Конституции и законов» и лишь потом – о «выполнении приказов командиров и начальников».
Даже командующие округами выразили поддержку Ельцину лишь к началу октября. Но даже и после этого из целых пяти дивизий, подтянутых в Москву, и массы милицейских подразделений для штурма Верховного Совета удалось наскрести всего-то 1700 человек. А ведь были и ельцинские сторонники из числа гражданских. 
Группы спецназа «Альфа» и «Вымпел» вообще приняли участие в операции лишь ближе к вечеру 4 октября, больше занимаясь не перестрелкой с оставшимися в живых защитниками, а выводом из здания тех, кто желал его покинуть.
Вот и оставалось Борису Николаичу до начала октября применять разве что «коммунальное оружие» – отключая Верховному Совету свет, воду и отопление. 

*** 

А насчет «нежелания проливать кровь»… Не желал бы – так и не пролил бы. На вооружении охраны Верховного Совета к 3-4 октября было около 2 тысяч единиц огнестрельного оружия, но лишь три сотни автоматов. Остальное – это пистолеты (чаще «Макарова»), прицельная дальность которых от силы 50 метров, дальше в цель можно попасть разве что случайно, и пулю от которых останавливает даже самый легкий бронежилет.
Но 3 сотни автоматов против брошенных на штурм парламента 1700 человек, 10 танков, 90 БТР, 20 БМП (боевых машин пехоты) и свыше 60 БМД (боевых машин десанта) – это даже не смешно. Ведь на любой из этих бронированных машин только пулеметов (часто крупнокалиберных) минимум один, а то и несколько, как на БМД. Да еще пушка – либо 125-мм, как на танках, либо 30-мм автоматическая, как на бронетехнике помельче. То есть едва ли не на каждый автомат защитников Верховного Совета ельцинские каратели отвечали из пулемета, а то и из пушки!
Между тем, при желании, сопротивление защитников ВС РФ можно было сломить гораздо быстрее – например, закидав окна здания гранатами со слезоточивым газом. Это если под рукой вдруг не оказалось бы чего-то вроде того, что применялось при освобождении заложников «Норд-Оста» – со снотворным эффектом. Вряд ли внутри парламента было достаточное количество противогазов, да и «ресурс» их фильтрующей коробки в сильно загазованной атмосфере не превышает часа с небольшим, потом фильтр нужно менять на новый. Или потерять всякую боеспособность из-за поражения глаз, после чего человека можно брать голыми руками.
Но, похоже, что Ельцин как раз и хотел «провести показательный урок» на тему «так будет с каждым, кто станет мне сопротивляться». Оттого и небывалый в отечественной истории массированный обстрел парламента собственной страны из крупнокалиберных танковых орудий, не считая пушек и пулеметов поменьше. 
На этом фоне особенно нелепо выглядят обвинения «преступной хунты ГКЧП», боявшихся применить ту же «Альфу» для ареста Ельцина с окружением из-за того, что в таком случае возможны жертвы среди гражданских. Это при точечном-то воздействии грамотных профессионалов своего дела!.. То ли дело «безопасное» применение 125-мм снарядов по окнам здания, где, кроме депутатов и их охраны, находились многие сотни гражданских сотрудников Верховного Совета, в том числе множество женщин… 
Заодно 4 октября был продемонстрирован еще один важный сигнал: смотрите, в Москве идет стрельба, как в столице какой-нибудь латиноамериканской страны, где прежнюю власть свергает новая проамериканская хунта. Но западные посольства как в рот воды набрали – значит, то, что я делаю, и есть «настоящая свобода и демократия». 
Хотя да – сторонники парламента ведь первыми боевые действия начали! Попытавшись аж добиться возможности прямого эфира на государственном телевидении, которое ельцинисты превратили в рупор исключительно собственных идей, для чего вечером 3 октября восставшими была предпринята попытка занять телецентр «Останкино». Причем даже в случае успеха этого плана у президента все равно оставалась бы «вторая кнопка» российского ТВ. Но, видно, он чувствовал столь глубокую правоту своей позиции, что панически боялся даже минимального паритета в донесении мнения депутатов до тех, кто их избрал – граждан России. 

***

И все же: а мог бы итог октябрьского противостояния 1993 года быть другим, с победой защитников конституционного строя над узурпаторами государственной власти? Думается, что вероятность такого исхода – минимальная.
Увы, при всем внешнем сходстве расстрела Верховного Совета РФ и, например, штурма путчистами Пиночета президентского дворца Ла-Монеда двумя с небольшим десятилетиями ранее, были и важные различия в этих эпизодах. Главное – абсолютная непохожесть Сальвадора Альенде и лидеров сопротивления Ельцину.
Безусловно, рядовые защитники были героями, многие из которых отдали свои жизни в неравном бою с либеральной диктатурой. Но что спикер Верховного Совета Хасбулатов, что вице-президент Руцкой, что многие другие крупные политики – они-то все остались живы! И даже настойчиво требовали для гарантий собственной безопасности присутствия послов западных держав – главных патронов творящегося в Москве беззакония.
Еще и с радостью приняли амнистию, объявленную новоизбранной Думой для всех участников событий и октября 93-го, и августа 91-г. Кстати, вместе с арестованными «ГКЧПистами». Из них только один, настоящий офицер и патриот, генерал армии Варенников от амнистии отказался и добился своего оправдания ввиду абсурдности предъявленных обвинений в «захвате власти» в СССР – в стране, последнюю попытку спасти которую и сделали 19-21 августа 1991 года.
Но даже без учета всех этих обстоятельств для большинства россиян вышеупомянутые политики были, в первую очередь, соратниками Ельцина, продвинувшие его в главное кресло России. 
А что представляли собой остальные депутаты? Коммунистическое большинство (83%) на момент избрания в 1990 году на Съезде превратилось к октябрю 93-го во фракцию КПРФ из всего-то 67 депутатов. Прямо-таки сбылась заветная мечта участников «Кронштадтского мятежа» 1921 года – о «Советах без коммунистов». 
Правда, вскоре оказалось, что такой орган неизбежно превращается лишь в видимость прежней структуры реального народовластия, неспособной защитить законный порядок в стране и опереться на широкую поддержку граждан. В контексте чего почти 2/3 голосов, поданных в апреле 1993 года за перевыборы депутатов, выглядят не только как результат ельцинских фальсификаций… 
И то правда, если человек так просто отрекается от организации, которой отдал не один десяток лет жизни, можно ли надеяться на его верность декларируемым в настоящий момент идеям? А может, он не защищает эти идеи, но всего лишь использует их, как обычный инструмент для преумножения своей власти и влияния? 
Кроме того, те, кто выступил против Ельцина в 1993 году, двумя годами ранее проголосовали за введение поста президента, наделив его почти запредельными полномочиями. Это Борис Николаевич и использовал – сначала для развала Союза, а затем и для уничтожения власти Советов. 
Ведь сменившая Съезд народных депутатов России Государственная Дума по объему полномочий напоминала собой больше совещательный орган при почти всесильном президенте. И уж точно перестала быть высшим органом государственной власти, как определяла Советы Конституция советских времен.
Это и стало главным итогом кровавого октябрьского противостояния 1993 года в Москве.