По волнам памяти. Серго

Поселок Оротукан расположен, насколько мне помнится, на триста тридцатом километре Колымской трассы. Корреспонденты «Магаданской правды», отправляясь в командировку на редакционном «газике» утром, прибывали туда поздно вечером. Все-таки Колымская трасса – это не германский автобан и даже не Симферопольское шоссе, по ней особо не разгонишься. Так что мы, местные газетчики, непременно останавливались на ночлег в поселковой гостинице, предупредив об этом администрацию заранее по телефону. И всякий раз, даже если приезд гостей был далеко за полночь, их встречал Серго.

Серго Трифонович Мигейнишвили был в начале 70-х годов прошлого века заместителем директора Оротуканского завода горного оборудования по общим вопросам. В его ведении было все поселковое хозяйство, включая местную птицефабрику и, конечно, гостиницу. И все подвластные ему заведования были в идеальном порядке. 

Дорогих гостей Серго встречал с грузинским радушием и гостеприимством. Следует отметить, что шеф-повар местного ресторанчика был тоже грузином (говорят, что Серго «выписал» его из Тбилиси), так что на столе магаданских репортеров ждали сациви, кебабы, чахохбили и прочие экзотические для этих мест блюда. Не говоря уже о волшебных грузинских винах – «Хванчкара» или «Киндзмариули». Их Серго присылали его многочисленные родичи. 

По тем временам это была небывалая роскошь. Еще бы! В послевоенные годы, вплоть до 70-х годов прошлого века на Колыме единственным хмельным напитком был «Питьевой спирт», который, как правило, отпускали с нагрузкой в виде полкило красной икры. Правда, на моем веку, помнится, были исключения из этого режима. Скажем, однажды в Нагаевский порт забрел пароход с грузом ямайского рома, на этикетке которого была изображена смеющаяся негритянка. «Ну что, задушим Анжелу Девис?», – говорили магаданские мужики, решившиеся употребить это кошмарное пойло, сработанное, ясное дело, не на Ямайке, а на подпольной фабрике где-нибудь в Одессе или Бердичеве. А еще как-то завезли в Магадан болгарскую кислятину под названием «Медвежья кровь», получившую в обиходе погоняло «Мишка-донор». 

Но не только и не столько меню этих поздних ужинов влекло нас, магаданских репортеров, в Оротукан. Серго был настоящей легендой для тех, кто интересовался историей колымской геологоразведки. После Великой Отечественной войны, которую Мигейнишвили прошел от и до рядовым бойцом пехотной дивизии, он закончил Московский геолого-разведочный институт им. Орджоникидзе, работал в поисковых партиях на Кавказе, в начале 60-х годов был направлен в Магадан, в распоряжение Колымского геологического управления, вошедшего в 1965 году во вновь образованное объединение «Северовостокзолото». В Тбилиси у Серго остались жена и двое сыновей. Жена наотрез отказалась следовать вместе с ним в эту северную «Тмутаракань», да он и сам не намеревался оставаться на Колыме дольше, чем на три года. Именно такой срок был предусмотрен в договоре. Но как это часто бывает с людьми, впервые попавшими на Север, Серго влюбился в него с первого взгляда и остался здесь навсегда. Я сам планировал работать в Магадане три договорных года и затем вернуться в родной Харьков, а проработал на Колыме и Чукотке, в Охотском море 13 лет, да и простился с Магаданом по глупости, в порыве гнева и обиды, о чем жалею до сих пор. 

Серго охотно рассказывал нам о своих приключениях в геолого-разведочных партиях на Колымских просторах. Рассказывал живописно, с юмором, с умением посмеяться над собой. Мы, газетчики, были благодарными слушателями, некоторые из воспоминаний Серго легли в основу зарисовок, опубликованных в «Магаданской правде». Вот один из таких рассказов, который мне запомнился. К сожалению, мне не передать всех оттенков, нюансов юмора рассказчика.

Лагерь геологов

«Все лето и добрый кусок осени наша поисковая партия (я, кстати, был ее начальником) работала в верховьях реки Индигирки. Открыли месторождение олова, что от нас и требовалось. Пора бы и домой возвращаться, близились ноябрьские праздники, а вертолета все не было и не было. Я не раз связывался с Управлением, говорил, что мерзнем, из продовольствия остались лишь макароны и горох, но начальство отвечало – потерпите, вертолет неисправен, как только, так сразу. Нам не привыкать, терпели, пока терпение наше не лопнуло. Дело в том, что не только продовольствие у нас подошло к концу, спирт кончился. Чем отметить праздник Великой октябрьской социалистической революции? Принялся я перебирать наши вещи в надежде отыскать хотя бы флягу живительной влаги, спирта не обнаружил, зато – о счастье! – нашел кем-то из коллекторов припрятанную коробку с тройным одеколоном. Двадцать флаконов по двести граммов каждый! Конечно, это не армянский коньяк, но на безрыбье, как говорится, сам раком станешь. Так что проблема праздничной выпивки была решена. Оставалось решить проблему закуски. Не будешь ведь закусывать – пусть даже одеколон – горохом с макаронами. И мы с моим помощником решили прочесать заросли тальника на берегу Индигирки. Авось посчастливится подстрелить хотя бы пару куропаток. Долго бродили мы вдоль берега реки, все без толку. Решили уже вернуться в наш лагерь, как вдруг заметил я в зарослях оленьи рога. Переведя дыхание, прицелился, выстрелил и... Убитый мною олень оказался вьючным домашним животным. На его спине висели две пудовых торбы муки. Судя по всему, бедный олень отбился от аргиша эвенов, кочующих по этой тундре. 

Кочевье эвенов

Что было делать? Ничего не оставалось, как приготовить из оленины праздничное угощение, отмечать праздник и ждать, когда эвены придут требовать от нас расплаты за причиненный им ущерб. Запах жареного мяса разносится по тундре далеко, семья кочевых эвенов нашла наш лагерь очень быстро. Глава семьи лет пятидесяти и два его взрослых сына были вооружены карабинами и настроены решительно, но не враждебно. Я объяснил им ситуацию, пригласил за стол и предложил деньги. Приглашение они приняли, с удовольствие выпили по кружке одеколона, но от денег отказались. За оленя пришлось платить натурой. Десять флаконов тройного одеколона наших гостей вполне устроили...

Вертолета мы, в конце концов, дождались, хотя и намерзлись до предела. От нашего лагеря до Оймякона всего ничего, а это, между прочим, полюс холода. В ноябре здесь жмет до 40 градусов. Впоследствии выяснилось, что вертолет действительно сломался, но не в рабочих рейсах, а на охоте, на которую перед праздниками отправились руководители Управления и кое-кто из партийных вождей области. И чтобы его починить, пришлось отправлять ремонтную бригаду на другом вертолете, который «одолжили» за кругленькую сумму у портовиков. Не мы одни, около десяти поисковых партий ждали вертолет, как бога, на студеных просторах Колымы. Мы, геологи, попытались было призвать к ответу виновников этого безобразия, было даже возбуждено уголовное дело, но его, как и множество других, спустили на тормозах. И, помня этот урок, я, отправляясь в очередную экспедицию, всегда, в качестве НЗ, прятал в загашник коробку-другую тройного одеколона...»

На счету геолого-разведочных партий, в которых работал и которые возглавлял Серго Трифонович Мигейнишвили, десятки россыпных и рудных месторождений золота, олова и вольфрама – металлов, которыми богаты недра Колымы и Чукотки. В канун 50-летия Октябрьской революции в числе других заслуженных геологов Мигейнишвили был представлен к ордену, то ли Трудового Красного Знамени, то ли Знак Почета. Все претенденты на высокие государственные награды их получили, кроме Серго. И вот почему.

Накануне праздника новый размах обрела борьба трудовых коллективов за звание коммунистического труда. В это движение включились бригады заводов, фабрик, строек, колхозов и совхозов, экипажи теплоходов и т. д. и т. п. Не остались в стороне и геолого-разведочные партии объединения «Северовостокзолото». В парткоме объединения начальников партий обязали создать агитационные палатки и подтвердить свою активность наглядной агитацией. Их наличие будет проверять комиссия обкома партии. Всем геологическим коллективам предписано быть на высоте.

Серго со своими орлами уже второй год разведывал россыпи золота в долине одного из притоков Колымы, его лагерь представлял собой небольшое поселение, геологи обитали не в палатках, а в балках – деревянных домиках с насыпными стенами на полозьях. И чтобы выполнить предписание парткома о наглядной агитации, вход на территорию поселения украсило подобие триумфальной арки и красочный плакат с надписью: «Наша партия борется за звание коммунистической!» Комиссия обкома была сражена наповал. 

Не буду вдаваться в подробности разбирательства недостойного поведения начальника поисковой партии коммуниста Мигейнишвили, но строгач с занесением он получил, а орден прошел мимо. Серго не очень переживал по этому поводу, у него было предостаточно боевых орденов и медалей.

Охотно повествовавший о своих приключениях в экспедициях, Серго ничего не говорил о своей личной жизни – о семье, о Грузии, которую он боготворил и по которой тосковал. Кое-что мне рассказал об этом начальник Дукатской геолого-разведочной экспедиции Феликс Стружков, с которым мы подружились во время моих командировок на эту «территорию мужества». Так был назван очерк об открытии и освоении этого золото-серебряного рудного месторождения, опубликованного в журнале «Камертон» 15 июля 2019 года. Феликс 
Эмильевич в свое время работал с Серго «в одной упряжке» и поддерживал с ним дружеские отношения. Оказывается, жена Серго, не надеясь на возвращение мужа и не собираясь покидать Грузию, развелась с ним и вскоре вышла замуж за другого. Серго оставил ей квартиру, поскольку новый ее избранник своего жилья не имел. Сыновья взрослели, Серго дважды летал в Тбилиси на их свадьбы, вручив каждому сыну в качестве подарка ключи от новой квартиры. Старшему сыну подарил он свою «Волгу», которая простаивала в тбилисском гараже, младшему через несколько лет отправил деньги на «Жигули». Впрочем, особой благодарности от сыновей за все это он не получил – они восприняли дары отца как должное. Да и в дальнейшем обращались к нему исключительно за материальной помощью. Жизнь отца их не интересовала.

Бесконечные экспедиции в суровых условиях Колымы и Чукотки не проходят даром. В 45-летнем возрасте 20 августа 1975 года там же, на горе Дукат, внезапно скончался Феликс Стружков. А инфаркт настиг Мигейнишвили еще в 1969 году. С геологией пришлось расстаться навсегда. Так стал он замдиректора Оротуканского завода горного оборудования.

В середине 70-х я стал собкором радиостанции «Тихий океан», затем – первым помощником капитана дизель-электрохода «Гуцул». Сухопутная моя жизнь кончилась, по Колыме я больше не путешествовал и не пил «Хванчкару» с прекрасным человеком Серго Трифоновичем Мигейнишвили. О его дальнейшей судьбе я узнал уже в Риге, из писем бывших коллег по «Магаданской правде». 

После второго инфаркта Серго решил вернуться на родину. Своего жилья в Грузии у него не было, но он не сомневался, что один из сыновей приютит его и скрасит заботой остатки его дней. Увы, никто из них даже не ответил на его письма. И завершил свою жизнь Серго в полном одиночество в Магаданском доме престарелых. Светлая ему память!