Подснежник

Мать с ребенком лепили кизяки к стене амбара. Мальчик выносил из помещения, где хранятся дрова и уголь, в старом ведре остатки угля, превратившегося в порошок, и, пыхтя, приносил маме. А мама, засучив рукава до локтей, перемешивала угольный порошок с коровьим навозом, голыми руками хорошо разминала эту массу, потом из нее лепила кругленькие кизяки и прилепляла их к стене для сушки. 
Мальчик был очень зол. Он иногда высоко поднимал сплющенное ведро, потом опрокидывал его на землю и со злостью пинал ногами, обутыми в старенькие ботинки. Хотя мать видела это, но и ухом не вела. А мальчик сильно вспотел от желания скорее закончить эту ненавистную ему работу и старался все быстрее таскать угольный порошок. Он время от времени вспоминал о том, что сейчас на холмике Илонтепа вовсю идут мальчишеские игры, и ему хотелось плакать навзрыд…
Со стороны улицы послышался знакомый топот копыт. Мальчик собрался было отбросить ведро в сторону и ринуться на улицу, но, увидев строгий взгляд матери, сник. Мать наклонила голову на бок, словно могла видеть улицу ушами, потом сердито посмотрела на сына и приказала:
– Иди, посмотри, кажется, кто-то пришел!
Мальчик бросился на улицу. Человек в длинном халате привязывал лошадь к горбатой иве, растущей у ворот.
– Мама, приехал дядя Тош!
Мальчик обожал своего дядю-пастуха, живущего в горах. Дядя Тош каждый раз приносил ему странные подарки. К примеру, красивую каменную гранату или деревянный пистолет.
– Ох, молодец, племянничек, как ты вырос! – воскликнул дядя Таш, резко схватил мальчика сильными руками и поднял высоко – выше своей головы. 
В этот момент Кузыбай увидел желтый цветок, прикрепленный к лисьей шапке дяди, и он перестал слышать его ласковые слова. Ведь только вчера мальчики под руководством Мурада чилима¹ целый день в степи искали подснежники, но не смогли найти и вернулись чертовски уставшие, с пустыми руками и испачканные с ног до головы. Несмотря на свой возраст, Мурад уже пристрастился к курению, поэтому ребята его называли Мурадом чилимом. Увидев маленького Кузыбая, которого Мурад чилим обзывал «лилипутом», с подснежником в руках, он, наверное, очень удивится… 
Даже когда дядя Тош вошел во двор, Кузыбай не мог оторвать глаза от его шапки. Хотя по природе он был очень стеснительным, но все-таки не смог выдержать и осмелился спросить у дяди: 
– Дядя, откуда это взяли?
– Кстати, я принес тебе подснежник, – сказал дядя, только теперь поняв, почему глаза его племянника умоляюще сверкают. – Посмотри, какой он красивый!
– И вправду это мне?! – воскликнул мальчик, запрыгав от радости. 
– Конечно, тебе! – сказал дядя, потом бережно вынул подснежник из шапки и протянул племяннику. – Вот, держи! 

– Раскопав твердую землю, расцвел
 под-снеж-ник!
В мягкой земле, сверкая, появился
 под-снеж-ник!

Кузыбай, держа подснежник осторожно, как большое богатство, со всех ног бросился в сторону холма Илонтепа. 
– Ура-а-а-а! 
Мальчик, высоко держа цветок над головой, бежал, как резвый жеребенок. 
– Смажь луковицу глиной, а то цветок завянет! – крикнул ему вдогонку дядя Тош. 
Когда Кузыбай подошел к холму Илонтепа, мальчики, живущие на верхней улице, уже проиграли. Мурад чилим, командир мальчиков, живущих на нижней улице, с важным видом ходил туда-сюда перед «пленниками», у которых руки были связаны, и придумывал им наказание. По правилам игры, кого-то надо было приговорить к расстрелу, кого-то к повешению, а кого-то к ссылке.
Мурад чилим, который прославился своей жестокостью, был очень хмур. Он, поигрывая в воздухе своим «наганом», нервно шагал перед пленниками, его шпага, висевшая на поясе, и свисающие с голенища сапог мокрые и грязные портянки при каждом шаге, громко шлепая, ударялись об ногу. 
– Товарищ командир, идут враги!
Командир подпрыгнул от неожиданности. 
 «Пленники» все разом посмотрели в сторону подножия холма. Кузыбай медленно поднимался наверх. Увидев его, минутная радость в глазах «пленников» исчезла: «Чем может им помочь этот лилипут? Вот если был бы на его месте Атабек…»
– Докладывай численность врагов! – приказал командир, обращаясь к часовому, хотя отлично видел, что Кузыбай идет один.
– Похоже, он один.
– А если точно?
– Один, товарищ командир...
Трое «вооруженных воинов» начали окружать Кузыбая. 
– Я не играю! Я несу вам подснежник! – закричал Кузыбай, задыхаясь от быстрой ходьбы. – Вот!
Он высоко поднял руку с подснежником. Желтые лепестки подснежника блестели под лучами солнышка как золотые.
– Ух ты! 
– Где ты его нашел? 
Сверкающие на солнце золотистые лепестки ромашки положили конец вражде в сердцах мальчиков, кроме Мурада чилима. Хотя при виде подснежника сердце Мурада дрогнуло, но в душе он проклинал лилипута за то, что лишил его восхитительных мгновений победы, которую он еле достиг. 
– Браво! Это не бумажный цветок? – спросил он, после всех беря цветок в руку. – Лилипутик, ты пришел очень вовремя. Теперь это тоже будет нашей добычей!
Он вытаращил хитрые глаза. 
– Почему цветок будет вашим?! – кричали мальчики с верхней улицы. 
– Мы победили вас? Победили! – победным голосом уточнил командир. – Значит, все ваше имущество теперь будет нашим.
– Правильно, правильно! – подтвердили мальчики с нижней улицы, восхищаясь умом своего командира. 
– В правилах игры нет цветка! – возразил Рузыбай (поскольку сегодня Атабек не пришел играть, он был вместо командира). – Если не отдашь, тогда позовем Атабека!
Хотя Атабек и Мурад были ровесниками, но Мурад боялся его.
– Я буду считать до трех. Если отдашь цветок, то хорошо, если нет… Раз, два, два с половиной, без четверти три...
Мурад растерялся, но решил не показывать виду. 
– Меня не запугаешь Атабеком! – крикнул он, вытягивая тонкую шею. – Мошенник! 
– Ого, значит, теперь мы превратились в мошенников? – воскликнул Рузыбай, сердясь от такого оговора, потом приказал мальчику, стоящему рядом с собой. – Асад, беги, позови Атабека!
Назревал большой скандал, и все мальчики это ясно почувствовали. Даже Мурад понял это и остановил Асада, готового побежать в сторону своей улицы.
– Хватит, не орите! Хотя по закону подснежник должен быть нашим, но мы договоримся с вами. Но с одним условием: подснежник будет общим!

Мальчики двух улиц давно соревновались в воспевнии этого цветка. Те, кто первыми спели эту песню, долго держали преимущество над соперниками. Мурад всегда пел такие слова о подснежнике, которых никто еще не слышал.
– Нет! 
Рузыбай попытался отвернуться, но Мурад удержал его. 
– Не торопись, может, Кузыбай согласится на это. Он умный малый, понимает, что нехорошо ругаться из-за всякой мелочи. Правда, Кузыбай? 
Ребята только тогда вспомнили про Кузыбая, который остался в стороне. Как говорится в пословице, они не были на жатве, не были на подборе колосьев, а на току вдруг появились. И Кузыбаю, со злостью думающему о нечестном поступке своих товарищей, ласковое обращение известного командира и его улыбка, обращенная только к нему, очень понравились. 
– Ведь хорошо же, если мы все вместе споем. И собаки не смогут нас атаковать, правильно? 
Было видно, как колебается смущенный Кузыбай. 
Рузибай рассердился: 
– Ты хочешь послушаться его? Тогда знай, если сейчас не заберешь обратно подснежник, мы с тобой не будем играть! 
– Пусть не играют, не обращай на него внимания! – сказал Мурад, стараясь уговорить Кузыбая. – Вот, с нами можешь играть. Эй, Рузыбай, так не пугай маленького ребенка, а то морду тебе разобью! 
– Значит так? – с досадой крикнул Рузыбай, но глядя не на Мурада, а на Кузыбая. – Предатель! Пошли, ребята!
Мальчики, живущие на верхней улице, сердито вытаращив глаза на Кузыбая, начали спускаться вниз. Ошеломленный Кузыбай тоже последовал за ними, но Мурад удержал. 
Кузыбаю хотелось что-то сказать, но он не смог – как будто комок застрял у него в горле, поэтому, шмыгая носом, молча смотрел вслед своим товарищам. А когда ребята с верхней улицы исчезли с глаз, Мурад объявил:
– Кузыбай – хозяин цветка, поэтому он получает в три раза больше остальных! 
После такой справедливости командира лицо мальчика прояснилось. 
…Вечером над кишлаком разнеслись звонкие детские голоса, поющие песню в честь подснежника²:

– Весною раннею первым он расцветает,
Духом весны хороших людей встречает,
Под-снеж-ник, под-снеж-ник!

Эти голоса как будто эхом отдавались на еще не посеянных полях, в деревьях, на ветвях которых только-только начали появляться почки, в звездах, мерцающих на ясном, чистом ночном небе. 
Они запланировали начать петь песенку «Подснежник» возле дома гадалки Фатимы. Она жила одна в доме, расположенном на окраине кишлака. Трое ее сыновей погибли на войне, и скорбь по детям оказала глубокое влияние на психику старой женщины. По разным слухам, ходившим в кишлаке, гадалка проводила вечера в кругу ангелов и небожителей, иногда у пруда устраивала вечеринки с плясками под аккомпанемент литавр для злых духов. Если кто-нибудь досаждал гадалке, злые духи тому человеку искривляли рот и парализовали ноги...
Глинобитная стена, когда-то окружавшая двор, сейчас развалилась и осыпалась почти до земли, а остатки слоев глины напоминали лежавшего на земле верблюда, большеголового медведя и еще чего-то. Верблюжья колючка, высящая на выступах по краям плоских камышово-глиняных крыш, защищающих стены хижины от осадков, тряслись, как борода сказочного старца Хаттабыча. Скрюченное тело старой джиды было похоже на тысячеголового дракона и пугало человека.
Увидев цветок, глаза гадалки Фатимы сверкнули. Она, осторожно держа подснежник пальцами, бережно целовала его нежные лепестки и с почтением провела им по глазам, при этом приговаривая:
– Милый цветок, вестник весны! Слава Богу, немного осталось до жарких деньков, избавляющих меня от боли в спине!
Гадалка Фатима долго копалась в многочисленных складках своего платка, потом нашла что-то и протянула Мураду:
– Держи, сынок, это тебе подарок за приятную весть!
Когда дети вышли на улицу, при свете уличных фонарей Мурад проверил деньги, которые дала им гадалка Фатима, и недовольно заворчал: 
– Ой-ей-ей, она так долго копалась в складках платка, но дала всего-то тридцать копеек! 
– Скажи спасибо и за это, ведь дело не в деньгах! – спокойным тоном заметил Бахрилла, которого за интеллигентность называли «профессором». – Бедная бабушка так обрадовалась, увидев подснежник! Ты же видел, как она заплакала!
– Ну да, выдумал еще чего! – махнул рукой Мурад.
– Ей-богу, заплакала! Я стоял рядом с ней, точно видел, как бабушка Фатима заплакала, – Кузыбай поспешил подтвердить слова Бахриллы. 
– О, ты превратился в Соколиный глаз, да?! В такой темноте человек едва узнает человека, а этот молодец увидел слезы на глазах старухи! – надсмехался Мурад, потом, решив пойти на компромисс, добавил. – Хорошо, может быть, она и заплакала, ну и что с того? Все старые люди, которым осталось уже не долго жить, становятся плаксивыми. Ну-ка, не отставайте. Не дай бог, вдруг кого-нибудь укусит собака!
Ребята подошли к следующему двору.
– Здесь придется хорошенько постараться, – сказал Мурад, входя в ворота дома. – У дяди Шадмана нет детей, его надо обрадовать.

– За крышей вон того дома улыбается луна,
Среди всех домов богачей выглядит вот эта! 

Улыбающаяся полная луна заполнила двор молочного цвета лучами и осветила маленькие лужи на поверхности глиняного возвышения, устроенную для сидения в середине двора большую опрокинутую корзину. Вот ребята, поющие песенку «Подснежник», уже подошли к шпалерам виноградника, но из дома никто не выходил. 
– Кажется, под корзинкой стоят сливки или кефир, – сказал один из нетерпеливых мальчишек, засовывая голову под корзину. – Если никто не выйдет из дома, тогда заберем эти кувшины с собой.
Будто ожидая его слова, сзади – в одном из окон дома, расположенного рядом с воротами, появилось красное сияние. Потом, перекинув через плечо свой широкий халат в разноцветную полоску, кашляя, вышел во двор дядя Шадман.
– Эй, почему так орете?! Надоели уже! Проваливайте отсюда! 
Дети, не ожидавшие такой угрозы, попытались убежать на улицу, но Шадман загородил им путь:
– Стоять! Никуда вы не пойдете! Сейчас позову свою собаку Муйнак, и она разорвет всех вас на части. Муйнак, эй, Муйнак! 
Испуганные мальчики сгрудились у стены. Кто-то даже заплакал.
– Кто плачет?
Никто ему не ответил.
– Скажи, что ты заплакал! – почему-то Мурад подтолкнул Кузыбая вперед.
Но Кузыбай был так испуган, что не мог даже слово вымолвить. 
– Это ты плакал? Ну-ка, еще раз заплачь! Нет, лучше запой! Ты знаешь какую-нибудь песню? 
Мальчик еле покачал головой.
– Если споешь хорошую песню, тогда вот это все будет твое! – дядя Шадман вынул из своего кармана горсть скомканных денег. – Ну-ка, пой! А то Муйнак тебя съест! Гав-гав! 
Слова песни, услышанные от Мурада и укоренившиеся в сознании Кузыбая, вдруг сорвались с губ мальчика:

– У вашего двора мы воспели подснежник, 
Пусть Бог подарит Вашей колыбели сына, 
Под-снеж-ник… 

Слушая дрожащий голос мальчика, дядя Шадман внезапно смягчился. Он наклонился и погладил лицо мальчика своими большими, как кетмень, ладонями. От зловонного запаха водки у Кузыбая закружилась голова.
– Сынок, дорогой сыночек, еще раз спой… 
Кузыбай повторил песенку. 
– Сынок, пусть будет так, как ты сказал… 
 Дядя Шадман опустил голову и замолчал. Его большая голова еле касалась груди мальчика. 
По природе Шадман был немногословный и мягкий человек, но когда выпьет, сразу менялся и становился грубым, черствым. В такое время никто не хотел верить разговорам о том, что дядя Шадман на улице раздавал детям сладости.
Лунный свет, струящийся сквозь листья тополя, освещал дрожащие плечи дяди и его длинный, полосатый халат, упавший на землю. Мальчики, ошеломленные таким странным поведением, стояли молча.
– Теперь уходите! – сказал дядя Шадман, поднимая голову через некоторое время.
Кузыбай взял деньги, протянутые дядей Шадманом, и побежал в сторону ворот, за ним с шумом и гамом последовали остальные. При свете уличного фонаря пересчитали деньги: двенадцать рублей! Это было больше, чем все деньги, собранные до сих пор.
– Сегодня до утра не будем спать!
– Не умрем, если не будем спать один день в году!
Щедрость дяди Шадмана вдохновила детей.
Они начали ходить по всем домам. Везде их встречали с радостью, старики и старухи целовали нежные лепестки вестника весны – подснежника и с почтением проводили им по глазам и, несмотря на трудные послевоенные годы, дарили детям сладости, изюм, орехи, деньги. Деньги забирал сам Мурад, а остальное нес в мешочке плосколицый мальчик по имени Артык. Если бы не инцидент в доме Хромого Исмата, то мальчики еще долго ходили бы по домам. 
Когда они переступили ворота Хромого Исмата, в нос ударил запах кизяка. На стенах амбара, примыкавших к воротам, очень плотно прилеплены кизяки, не оставляя между ними ни пяди. Рядом с хлевом телега поднялась оглоблями кверху, а ишак, привязанный к шесту рядом с телегой, жевал стебли верблюжьей колючки. 

– В казане полный айран, 
Золотые лепестки,
Под-снеж-ник… 

Песенка застряла в горле мальчиков. От ледяной воды, вылитой на их головы с крыши, промокла одежда и заставила их вздрогнуть. Потом раздалось злобное рычание собаки. Опешившие дети начали бежать куда глаза глядят. Кузыбай, испугавшись, вцепился в подол Мурада. Мурад сильно ударил его по руке, вырвал из его рук подол своей одежды и крикнул:
– Бегите все в сторону старого сарая! 
Мурад исчез в темноте ночи. К счастью Кузыбая, собака бросилась вслед за мальчиками, убежавшими в сторону старого сарая… 
Через некоторое время мальчики собрались возле старого сарая. Кто-то собрал сухие ветки и разжег костер.
Мурад присел рядом на застеленную газетой землю и в свете костра пересчитал собранные деньги.
– Восемнадцать рублей.
– Быть не может! Ведь дядя Шадман дал двенадцать рублей, дедушка Алишера дал пять, а бабушка Гулсара – три…
– Это все! – грубо перебил товарищей Мурад. – Похоже, когда я убегал от собаки, потерял часть денег!
Ребята с подозрением посмотрели на «командира».
– Что, не верите?! Вот, посмотрите сами! – кричал Мурад, выворачивая свои карманы. 
– Ладно, раздели то, что осталось! 
– Нужно доверять человеку. Мне не нужны чужие деньги! – отчитывал Мурад мальчиков. – Оказывается, нас двенадцать.
– Тринадцать!
– Двенадцать.
– А Кузыбай?
– Он не в счет! 
Услышав эти слова, у Кузыбая перестали стучать зубы от испуга, даже дрожь в теле куда-то улетучилась. Все ребята с удивлением посмотрели на «командира».
– Кто облил нас водой? Его друзья! Этот лилипут, сговорившись со своими друзьями, захотел нас заморозить!
– Перестань молоть чушь, он ведь с полудня ходит вместе с нами! – сказал Бахрилла, стараясь защитить маленького мальчика. – Нужно ему дать хоть немножко. Знай меру во всем...
– А ты иди к своей тете и окажи свои любезности ей! – набросился на товарища Мурад. – Если тебе жаль его, тогда дай ему из своей доли! 
– Почему ты так поступаешь? Ведь я принес подснежник! Ты мне обещал дать в три раза больше? – чуть не плача, спросил Кузыбай. 
– Что?! Это твой подснежник? На, вот, съешь свой подснежник! 
 Разгневанный Мурад небрежно поднял лежавший на краю газеты подснежник и бросил Кузыбаю. Подснежник упал в лужу. Золотистые лепестки начали тонуть в грязи точно так, как осеннее солнце тонет в глубине черных туч. Кузыбаю хотелось кричать во весь голос, топтать ногами землю, дать взбучку лукавому мальчику, но какое-то непонятное чувство надевало оковы на его язык, от обиды и унижения мальчик не мог даже говорить.
И глаза других детей также были прикованы к тонущему цветку. Их сердца были заполнены ненавистью к своему «командиру», но никто из них не осмеливался высказать свое мнение. Вот Бахрилла не смог терпеть. Он вдруг нагнулся, сунул руку в грязь и поднял подснежник.
– Мурад, не надо так. В чем вина подснежника? Это… это… 
– Ой, перестань умничать! – с угрозой прикрикнул Мурад с таким видом, что, если Бахрилла не замолчит, тот покажет ему, где раки зимуют. 
Бахрилла едва проглотил свою боль. Он кончиком подола своей куртки протер лепестки цветка и протянул Кузыбаю:
– Вот, возьми, Кузыбай, и не расстраивайся, мы можем поделить мою долю. 
Доброта Бахриллы стала последней каплей, от которой лопнуло терпение Кузыбая.
– Я… мне не нужно! Я хотел отдать его Усману. У него мать больна! – с болью в голосе закричал Кузыбай. 
Мальчик не выдержал обиды, заполнившей его маленькое сердце, и заплакал навзрыд.
Услышав его слова, и Бахрилла, и другие ребята задрожали. Даже у Мурада, который только что кричал как воинственный петух, содрогнулось все тело, будто током ударило. 

Усман был близким соседом Мурада. В конце войны пришло извещение о смерти отца Усмана, поэтому забота о больной матери теперь на нем. Мурад каждый день носил им еду, которую готовила его мама, поэтому положение Усмана было известно ему лучше всех. А он... чтобы завтра купить сигареты, украл деньги у своих товарищей...
– Слушай, Мурад...
Мурад резко повернулся в сторону Бахриллы. Хотя сначала Бахрилла собирался высказать все товарищу, но потом передумал и просто сказал:
– Тебе трудно что-то объяснить… Ребята, вы знаете, Кузыбай прав. Давайте отдадим все деньги Усману?
– Согласны!
– Бедный Усман очень обрадуется! – загалдели мальчики.
Мурад колебался.
– Почему ты молчишь? – спросил Бахрилла, по-своему поняв его молчание. – Ты не хочешь? Ну это твой выбор, мы тебя не заставляем. Возьми свою долю…
Мурад резко поднял голову. Он хотел что-то сказать, но не смог. Тогда он просто сделал шаг в сторону Кузыбая:
– Что же ты сразу мне не сказал?
Он, не найдя, что еще сказать, вздохнул. Потом обернулся к товарищам, которые смотрели на него с отвращением, снял сапоги, вынул из-под портянок скомканные бумажные деньги и высыпал их на газету.
– Ого, как хорошо спрятал-то! – воскликнул кто-то из мальчиков. – Он еще называется командиром! 
– Я... я... – Мурад вскочил, сжал портянку руками и бросился в объятие ночи...
– Так ему и надо! – сказал один мальчик.
Бахрилла завернул деньги в газету. Мальчики, чувствуя себя послами, спешащими сообщить самую хорошую новость своим соотечественникам, с шумом и гамом отправились в дом Усмана. Бежащий впереди всех Кузыбай не мог сдержать свою радость. В его воображении цветок в его руке казался факелом, освещающим им всем путь. Поэтому мальчик шел, высоко подняв руку.

Примечания
¹ Чилим — род кальяна, обычно много курящим людям дают прозвище «чилим».
² У узбеков считается, что подснежник отражает борьбу между зимой и весной и является вестником победы второй. Поэтому дети исполняют разные песенки в честь подснежника, а люди дарят им сладости и деньги.

Перевод с узбекского Мухаббат Юлдашевой.

Художник: Д. Репин.