Железная звезда британской литературы: Редьярд Киплинг, 130 лет со дня выхода «Книги джунглей»

Британский лорд Генри Джон Темпл (речь в Палате общин 1 марта 1848 г.):
«Британцы всегда были мастерами именно таких инструментов — плащ, кинжал, полное отсутствие морали и жалости. <…> Поэтому я утверждаю, что недальновидно считать ту или иную страну неизменным союзником или вечным врагом Англии. У нас нет неизменных союзников, у нас нет вечных врагов. Лишь наши интересы неизменны и вечны, и наш долг — следовать им».

Железная звезда… Погасшая, но ещё не остывшая, светящаяся длинноволновыми колебаниями тепловой части спектра чёрным (инфракрасным) светом... Масса и поле тяготения её — огромны! Притягивающая всё, прижимающая к себе силой своего тяготения, спрессованная из плотно-сжатой материи… Мир, замкнутый сам на себя… А на планете-спутнике этой тёмной звезды — царит мрак, и страшные призраки: энергетические образования живой природы, притягиваемые светом, убивающие, парализующие тех, кто этот свет несёт — людей. Так описал нам своё космическое видение советский учёный, писатель-фантаст Иван Ефремов в «Туманности Андромеды».

Иллюстрация Киплинга к ефремовской "Туманности Андромеды"

Таким же миром вечного мрака, кружащим вокруг своей путеводной "железной звезды", видится мне и сам «железный Редьярд», Джозеф Редьярд Киплинг, писатель избранной британской «триады» : Шекспир, Диккенс и Киплинг. Именно в таком порядке британцы упоминают самых талантливых и выдающихся писателей «Туманного Альбиона».
Мы в России привыкли рядом с гением Шекспира ставить поэтический гений лорда Байрона. 
Бунтаря, философа, бойца. Человека бесконечно сильного, но и бесконечно оболганного. Поэта бури и океана, природы и идеалов человечности для всех людей. Того, кто вышел за рамки узко национальных представлений и целей. 
И именно в силу этого — отторгнутого британским обществом, строившим свою колониальную мировую империю власти и свободы для себя... разорения, рабства и крови — для побеждённых…
Горе проигравшим! Они исключаются из списка разумных существ и переводятся в разряд «разговаривающих приматов», к которым идеалы «демократии» не применимы. Восставший лорд Байрон был обречён.
Но это — лишь наше российское видение. Видение во всём альтернативное западному. 
Во всём. 
До полного разрыва ткани человеческих понятий.
А что если взглянуть на члена британского Парнасского триумвирата Редьярда Киплинга глазами его соотечественников? Взглянуть попристальнее... возможно, кое-что станет понятнее не британцу и более объяснимо?
Давайте сложим свою "Книгу джунглей", джунглей Британской короны, и путеводной нитью пусть послужат нам названия глав из этой книги Киплинга.

Глава 1. Как страх пришёл в джунгли. Британские

Киплинг и отец

Родился наш герой 30 декабря 1865 года в Индии. В городе Бомбее, где служил его отец.
Это была поздне-викторианская и пост-викторианская эпоха. Время безжалостной индустриализации и беззастенчивой промышленной эксплуатации детей, женщин. Время, когда старых солдат империи отбрасывали на обочину жизни с нищенской пенсией и букетом инвалидностей.
Когда голодные, бездомные и беспризорные малыши уже ни у кого не вызывали сочувствия. Скорее, раздражённую досаду…
Время изощрённого цинизма, направленного как на колонии, так и вовнутрь — на жителей самой Британской империи. Мы знаем это время по романам Диккенса, пусть и излишне эмоциональным и эпатажным, но верным в своей основе. Мы читаем об этом в сардонических стихах Киплинга:

...Знал черную хворость, знал горькую горесть,
Прицельную прорезь и смертную тень,
Но стар я и болен,
И вот я уволен,
А выслуга, воин, — по шиллингу в день.
("По шиллингу в день", перевод И. Грингольца)

Британская колониальная империя как присосавшийся клещ спешила вытянуть всё возможное из колоний, создавая необыкновенно-громадный аппарат колониальных чиновников и армию, способную захватить, удержать, подавить, кованым сапогом наступить на горло… исконным жителям благословенных Индии, Азии, Африки.
Управление колониями исключительно в эгоистических интересах Короны требовало создание новых форм управления — через "правильное" воспитание местной элиты, через внедрение европейского начального образования и медицины с одной стороны, через безумно сложную шпионскую сеть информаторов и внедрённых агентов империи — с другой.
Сначала шёл сбор информации о местных религиях и особенностях культуры, языка, идеалов и представлений о жизни. Затем при помощи искусственно созданного «толка» местной религии с помощью внедрённых эмиссаров британской разведки, талантливо маскировавшихся под местных жителей, начинала вноситься вражда любого вида.
Распри — вот главное оружие британца. Жители малого острова, не очень-то многочисленные, они управляли огромными массами своих колоний посредством ослабления единства, внесения вражды между жителями и путём вовлечения этих жителей в искусственно созданные экстремистские религиозные секты, по сути своей — безбожные.

...Меня послали
По злое золото
На крайний свет...
("Руны на виландовом мече". Перевод М. Гаспарова.)

Конечно, среди служащих британской колониальной администрации были и добрые, совестливые люди, искренне полюбившие «жаркие края» своей службы… Таков был и Джон Локвуд Киплинг, искусствовед, художник и великолепный дизайнер керамической скульптуры. Профессор архитектурной скульптуры в местной школе искусств в Бомбее. Столько талантов в крохотном теле… Мать, Алиса (Макдональд) Киплинг, дочь священника, блистала литературными талантами и при дворе вице-короля Индии.
А что же наш герой?
Картины, музыка, цветы, пряные ароматы, блаженная лень жаркого дня, строгий этикет, няня-португалка, индийский «дядька», положение «короля» среди своих подданных —многочисленных индийских слуг, души не чаявших в хорошеньком мальчике Ридди.
Походы на базар, слоны, странные животные, яркие краски, таинственные сказки на ночь, рассказанные ласковыми и красивыми индийскими женщинами, сам язык, певучий и горячий, бездонный, как их глаза.
Ридди говорил на индийском лучше, чем на английском. Заботливые нянюшки предупреждали хрупкого мальчика, ростиком и сложением пошедшего в отца, правильно сказать на английском "Доброй ночи" родителям, когда перед сном его выводили к ним в гостиную… Мальчик привык повелевать, чувствовать искреннюю любовь к себе, знать, что его слово тут же будет с готовностью исполнено. Он привык жить в атмосфере комфортной и сказочной… Жизнь была прекрасна!
Но всё изменилось в одночасье.

Глава 2. Тигр, тигр! Британсвкий Маугли встречает своего личного Шер Хана

Если графически изобразить жизнь Киплинга, это будет океанская волна в шторм! Резкий взлёт — и тут же — низвержение в пропасть. И так — всю жизнь. И без конца — до самого конца. И не умолить судьбу, не выплакать, не выпросить, только прорываться, сцепив зубы и спрятав свои чувства глубоко-глубоко…
И вот случилось первое низвержение малыша Ридди в ад.
Следуя установленной для колониальных чиновников традиции, родители пятилетнего мальчика и его трёхлетней сестрёнки отвозят детей в Англию в первый попавшийся пансион, который содержат старый отставной капитан шхуны и его злобная, жестокая жена. Пансион супругов Холлоуэй. Мать, ничего не говоря детям, не подготовив их к неизбежному… просто бросает там, в незнакомом месте с незнакомыми, неласковыми людьми… Даже не прощаясь… Что же, таковы были нравы… Бросает… на несколько лет! И только пишет письма.
Маленький "король" Ридди, не умеющий даже самостоятельно одеться (всё за него делали любящие его слуги), маленький повелитель своего королевства… оказался не только в изгнании, но просто в каземате под надзором садиста-тюремщика. Старый моряк был снисходительный и добрый человек, но сильно пьющий. Образ мудрого и доброго капитана Холлоуэя неоднократно возникает в рассказах Киплинга. Но мистер Холлоуэй вскоре умирает. И остаётся только его жена, мадам Роза… Это её образ мы встречаем под именем всем известного и мерзкого тигра-людоеда Шер Хана.
Злая, ограниченная, подлая, упрямая и мстительная, не любящая детей хозяйка жестоко измывалась над малорослым, слабосильным, нежным, не приученным к самостоятельности ребёнком. 
Она даже била его. 
Хозяйка поселила Ридди в комнату вместе со своим сыном и позволила тому, мальчику много старше и несравнимо крупнее, жестоко обращаться с малышом (впоследствии именно сын мадам Розы послужил прообразом шакала Табаки)…
Самой изощрённой пыткой было запрещение даже читать. Мальчику приходилось сидеть в полутёмной комнате и притворяться играющим, постоянно двигая по полу стул, чтобы «Она» слышала… А сам тем временем, напрягая глаза лихорадочно читал, проглатывал страницу за страницей…
"Она" могла придраться к любому навету и отправить его в школу через весь город с табличкой на груди и спине «Лжец». 
"Она" требовала от детей досконального знания Библии. Зачем библия такой «тигрице»? Уж точно не для научения добру, а только чтобы затруднить жизнь ребёнка, заставив того выучивать наизусть непонятные и сложные тексты. 
«Она» последовательно ломала характер мальчика, стремясь из «маленького короля» сделать дрожащее и подлое пресмыкающееся.

Мальчик нашёл единственный способ защиты в такой ситуации — полностью ушёл в себя. Он стал жителем и полновластным повелителем выдуманного им мира. Мира его грёз. И безумно напряжённое воображение талантливой и творческой личности дало ему защиту… не физическую, но духовную.
Безумное одиночество маленькой жертвы, постоянное внушение ему «жизни по правилам», по викторианским законам, гласящим, что детей должно быть видно, но не слышно... Ребёнок вначале даже пробовал любить свою мучительницу… а на кого же было опереться малышу? Сообщить матери о своей жизни он не мог. Писала письма только «Она». Поэтому, когда мать приехала… через пару лет... навестить детей, то увидела издёрганного и почти слепого от такой жизни мальчика, инстинктивным привычным жестом вскидывающего руки, чтобы защитить лицо от очередной пощёчины. Мать в ужасе от увиденного в тот же час забрала детей на некоторое время домой — прочь из этого «диккенсовского ада»... ммм... пансиона.
Однако, вскоре Редьярд продолжил обучение в только что созданном Девонском училище для детей служащих индийской колониальной администрации «Вествард Хо». Родители предполагали для сына стать курсантом престижной военной академии.
Не случилось.
От страшной жизни в пансионе супругов Холлоуэй Редьярд почти потерял зрение и стал носить очки. Он приобрёл маниакальное стремление к порядку, системе. Он стал слышать «голоса» , результат ухода в «свой мир»… его мучили ночные кошмары и страхи неожиданно и неотвратимо грядущего наказания, странные жуткие видения… он на всю жизнь потерял сон.
Но, как его путевая железная звезда, Ридди научился так сконцентрироваться, так сжать свою душу, свой талант, что в творчестве смог «выстрелить» эмоцией, идеей, и поразить как пулей. Наповал.

Глава 3. Закон джунглей Британской Империи. Маугли вошёл в свою стаю

В училище хилый и слабовидящий подросток опять стал мишенью издевательств и грубых выходок сверстников, но вскоре он дал волю своему таланту рассказчика.
Рассказчиков не бьют — это закон везде. Муштра в училище, как можно догадаться, только усугубила стремление Редьярда стать винтиком в «отлаженной машине», вписаться в порядок и систему. Он, уже приученный безоговорочно подчиняться, теперь стал боготворить государственный строй британской империи и преклонялся перед военной машиной Древнего Рима, в его понимании — идеал эффективного управления и мироустройства. Высший порядок и армейская дисциплина стали для Редьярда «Законом джунглей», принадлежность своей стае — жизненным кредо. Он мог протестовать внутри, но тут же склонялся перед внушённой ему «железной» необходимостью... бедная, изломанная душа!

Быстро, грубо и умело за короткий путь земной
И мой дух, и мое тело вымуштровала война.
Интересно, что способен сделать Бог со мной
Сверх того, что уже сделал старшина?
(Эпитафии. Перевод К. Симонова)

Директором училища был давнишний друг отца Редьярда. Звали его Кормелл Прайс. Это он заметил и стал поощрять художественные способности подростка Киплинга, его лихорадочный интерес к книгам…
Пять лет очередной муштры и школы выживания окончательно убедили Редьярда в суровой необходимости системы подчинения без, как ему казалось, потери собственного «я».

О Господи, затми тщетой
Мятущийся наш взор,
Чтоб слепо шли мы на убой
И слепо на костер.
(«Молитва Мириам Коэн», перевод С. Степанова)

Он вывел для себя закон разрешений и запретов… Даже жестокость стала для него явлением целесообразным…Так окончательно сформировался «железный Редьярд».
И на литературном небосклоне взошла железная звезда его славы. Притягательная и страшная.

Глава 4. Весенний бег. Юность и упоение. Борьба света и тьмы

Но получить диплом об окончании училища или поступить в военную академию юноше не пришлось. Хилый и болезненный, он вернулся домой — в жаркую, любимую и сказочную Индию. Индию его воспоминаний, поддерживающую его в мыслях и мечтах все эти 12 невообразимо тяжёлых лет…
Отец устроил Редьярда в Лахоре в маленькую редакцию «Гражданская и военная газета». А вскоре юноша был принят в масонскую ложу с её обрядностью и духом полного подчинения.
Редьярд колесит по Индии, пишет репортажи для газеты. Его очерки одновременно и цветисты, и лаконичны. Не более 1200 слов в рассказе. Он оттачивает мастерство.
К тому же он был тем, что принято называть «хамелеон». Свой среди чужих, свой среди своих …его двуязычность и знание тонкостей обычаев и обрядов как всех каст индусов, так и всех слоёв англичан распахнули перед ним все двери. От гостиной вице-короля Индии до самого тайного наркопритона и публичного дома на базаре.
В игривом стихотворении «Четыре цвета глаз» мы встречаем строки:

«Серые глаза — рассвет,
пароходная сирена»...

Его любовь — серые глаза — Флоренс Геррард, его практически невеста — вернула ему слово. И «Свет погас». Таково было название автобиографического романа об этой странице жизни Редьярда. Свет погас и в душе его.
Ночь поглотила миниатюрного юношу, как кот, гуляющий сам по себе (ибо в оригинале сказки это именно кот, не кошка), каждый вечер отправлялся он бродить по злачным и опасным местам или на светский раут своих соплеменников… наблюдая, подмечая, впитывая в себя…Темнота и тайная жизнь пленяли его. И тогда, и потом, в заокеанской администрации, под внешними приличиями кипели тёмные страсти, которые так язвительно и жёстко обнажил в своих колониальных рассказах и в романе «Разрисованный занавес» Сомерсет Моэм. Так явно и скандально, что повторный визит Моэма в описанные им колонии уже не представлялся писателю возможным. Редьярд Киплинг тоже не особо церемонился с соотечественниками в Индии. Но в силу иного характера его дарования — романтичности, цветистости слога, знаний местных особенностей и тонкостей, а также несомненно большей художественной ценности, чем у Моэма — рассказы Киплинга принесли ему славу и популярность, а не позорное имя сплетника.
Сборник «Простые рассказы с гор» уже окончательно оформил Редьярда как писателя. Его жизненный путь теперь был ясен.
Лондон покорился молодому человеку в одночасье. Его талант «выстрелил», и слава рухнула к его ногам.
Редактору газеты, выходящей в Аллахабаде (теперь Пакистан), пришло желание издать серию очерков о жизни в других колониях. Можем только строить догадки, отчего это произошло и не явилось ли прикрытием разведывательной деятельности, сбора информации, так талантливо (и чуточку автобиографично) впоследствии описанной в романе Киплинга «Ким». Так или иначе Киплинг с восторгом и упоением побывал в Китае, Японии, Бирме, Северной Америке. Отчитавшись перед редактором, Редьярд Киплинг отбывает в Лондон и садится перекладывать впечатления на бумагу. В сырость, смог и холод Лондона ворвались яркие краски, сочные описания... Таинственные и незнакомые берега манили, восхитительные картины заманчиво заклубились перед внутренним взором жителей Туманного Альбиона. Пленяя, соблазняя.
Навыки газетного репортёра, тщательное, безжалостное взвешивание слов позволило Киплингу вкладывать в один рассказ или стих больше слоев смысла, больше тонкости и сложности, чем это мог бы сделать другой романист в целой книге. 
И его лексика...
В литературных и просто салонах прозвучало живое слово реального, не книжного солдата и офицера, сдобренное и клятвой, и богохульством, и ругательством. Боже, как это шокировало рафинированный Лондон.

У нас с ними битвы в любом кабаке — и мы, и они удалы,
Они нас «костлявой блевалкой» честят,
а мы им орем: «Матрослы!
(«Солдат и Матрос — заодно». Королевскому полку морской пехоты. Перевод А. Щербакова)

Глава 5. Охота Каа. Притяжение железной звезды Киплинга. Поэзия разбоя

Но бесспорный талант автора, талант ритма и рифмы, эпитета и метафоры, талант, притягивающий к себе как гипнотический зов удава Каа, что принуждал обезьян идти к нему на смерть, приворожил, подчинил читателя. Любое стихотворение Киплинга сразу помещалось в передовицу.
«Поэзия бьется в такт с нашей кровью и соответствует частоте нашего дыхания. Ритм — костяк всякой хорошей поэзии, да и прозы тоже», — слова иного человека в иное время, но Ван Гулик, дипломат и посланник, всю жизнь проработавший на Востоке, знал, о чём говорил.
Редьярд Киплинг был поэтом и в прозе. Чёткий ритм чеканных строк уносит читателя в ту звенящую, высоко энергетическую область, которая сродни гипнозу.
Это магия! Магия таланта, магия поэзии!
Как звучат его стихи с обязательным повторяющимся рефреном! Все его стихи — марши. Они — об имперском солдате, инженере, офицере. Они — о тех, кого Британская империя посылает исполнить свой долг перед Великобританией и Короной. И горе побеждённым! Раз прочитав, уже не забудешь эти стихи потому, что они горели в крови и стучали вместе с сердцем каждого армейца и флотского... от рядового до полководца.

День-ночь-день-ночь — мы идем по Африке,
День-ночь-день-ночь — все по той же Африке
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!
(«Пыль». Перевод А. Оношкович-Яцына)

Так и видишь пропылённые колонны... британских солдат? Римских легионеров? Шагающих по пыли чужой земли, через кровь и пот, через дезертирство и мародёрство...
Только вот морок от колдовства «вуду» строф «железного Редьяра» рассеивается, когда в душе твоей вдруг зазвучат совсем иные слова совсем иной песни.

Да, мы умеем воевать,
Но не хотим, чтобы опять
Солдаты падали в дыму,
На землю горькую свою...

Свою... вот что главное!
Киплинг, зовущий молодых людей исполнить свой «долг» перед империей, это человек, зовущий за собой в чужие пределы! Зовущий на грабёж, разбой, убийство. И прикрывающий эти неприглядные цели — красивыми идеями долга, служения кому? Гуманным общечеловеческим целям? Нет, только расширению Британской империи... Редьярд романтизирует контрабандистов, доведись — и пиратов... Главное — не думать о смысле приказа, главное — исполнять!
И тем страшнее талант, направленный на милитаристские, по сути, национал-фашистские цели, чем он больше. А у Киплинга дарований — в избытке. Он мог всё. Его можно назвать британским Геббельсом. 
Правда, до крайности честным и искренним. Он и сам свято верил всему, о чём проповедовал, к чему призывал.
Кому много даётся — с того много и спросится. 
И с Киплинга спросили. 
В избытке.

Глава 6. Нашествие джунглей. За всё приходится платить

6.1. Американские приключения.

Сначала умирает его близкий друг, Уолкотт Бейлсир, молодой амбициозный издатель-американец.
В 1892 г. Редьярд Киплинг женится на сестре усопшего друга — Каролине и, казалось бы, обретает в Вермонте США столь желанный покой. Настолько, что даже выражает желание постоянно проживать в Зелёных горах. Но рок настигает его уже в свадебном путешествии. Происходит оглушительное банкротство банка, где Редьярд Киплинг держал свои сбережения... Молодые с трудом смогли вернуться домой. Но, окрылённый любовью, Редьярд накидывается на работу с удвоенной силой и скоро восстанавливает утраченное благосостояние.
Свет проник в пределы этой тёмной железной звезды — источник его — своя семья, свои дети, своё личное тихое счастье.
Его любимые... любимые настолько, насколько мог вместить человек столь замкнутый на себя, погружённый в собственное « Я», свёрнутое в тугой мяч. В засыпанном снегом раю, возле уютного камина под лепет детей (девочек Джозефины и Элси, а также мальчика Джона) появились самые светлые произведения Редьярда Киплинга, пришедшие из воспоминаний индийского детства, тех, которые спасли его в страшный час, давали стержень и силу ему — ребёнку. Из прошлых бесконечных поездок по Индии, из рассказов друзей возникли и оформились и «Книги джунглей», и «Рикки-Тикки-Тави», стихи... сказки о животных... повесть об одиноком мальчике Маугли... не волке, но и не человеке... Это было рассказано для его, Редьярда, детей и стало самым лучшим, самым чудесным и жизнеутверждающим в его творчестве. Сколько поколений малышей всего мира читает эти милые, смешные и мудрые сказки, упивается многослойностью и необыкновенной художественностью книг о Маугли.

Один из критиков остроумно заметил: «Его голос звучит с необычной для него терпимостью и человечностью именно тогда, когда он пишет о героях и героинях, которые вообще не принадлежат к числу человеческих существ». Другой критик указал на «прекрасную серьёзность» Книг джунглей.
Реальность, настоящая жизнь со своими крайностями и противоборством, жизнь без тени притворства или слащавости, без уступок человеческой лицемерной морали, одна жестокая целесообразность, не доброта, но отказ от бессмысленности извращённой и подлой жестокости — жестокости, воплощённой в образе тигра Шер-Хана — весь пышный круговорот жизни и смерти предстаёт перед читателем в рассказах о Маугли.
И как удивительно у Киплинга отсутствие привычного нам «очеловечивания» животных. Да, в книге они разговаривают. Но не как люди в карнавальных костюмах, нет! А так, как говорят с нами в жизни наши кошки, собаки, лошади... мы понимаем их знаковую речь, их просьбы, страхи, всю гамму чувств. Но ведь при этом они остаются кошками, собаками, лошадьми... И животные — герои Киплинга — остаются пантерой или волком, не приобретая иносказательной басенности, не становясь аллегорией.
И ещё. Как прекрасны иллюстрации самого автора к своим произведениям. Да, Киплинг был и художником. Ведь он вырос в семье художников. И сам обладал недюжинными способностями. Киплинг как бы сам жил в этом мире своих героев... видел их... он уже не мог оторваться от воображаемой «второй реальности». Чудесные истории текли из-под пера писателя, издатели их расхватывали, не торгуясь, мировая известность была достигнута, жена отвечала всем надеждам и чаяньям: добрая, благодарная, заботливая, всегда рядом чтобы улыбнуться, ободрить и надёжно защитить... от бытовых забот...
От назойливых репортёров.
А те клубились вокруг. Но дом был так построен, что даже ворвавшись внутрь, репортёры попадали только в комнату Каролины... Не далее. А она умела тактично их выпроводить. Обиженные журналисты провозгласили: «Если нам не дают сведения — мы их сами придумаем»! 
И придумали. Весьма немало...

Но жизнь не хотела подарить писателю покой. В 1896 году семья Киплингов бросает насиженное место и переезжает назад в Англию. Причиной столь резкой смены настроения стала невозможность терпеть пьяные выходки брата жены, чей дом располагался неподалёку. 
Деверь пил. И становился при этом буйным. 
Однажды Киплинг выехал на велосипедную прогулку — и тут же был нагло сбит автомобилем, за рулём которого был пьяный деверь. 
Киплинг вспылил... и ошибся. 
Он, боготворивший закон и порядок, пошёл законным путём — подал в суд. Но не учёл мстительный нрав репортёров. Те так раздули этот незначительный семейный эпизод так, что скандал в газетах достиг вселенских масштабов! Весь мир разделился на "За" и "Против"! 
Это был прямой ужас! 
Киплинг бежал из США с их наглыми «жнецами сплетен» и поклялся, что более ноги его здесь не будет! 
Зря поклялся.

6.2. "Сказки старой Англии". Смерть любимой дочери.

В Англии Киплинги покупают себе загородный дом — старинное строение в графстве Сассекс — и начинают скупать земли вокруг, чтобы исключить непрошенное репортёрское вторжение. Именно в случае Киплинга английская поговорка "Мой дом — моя крепость" приобретает просто буквальный смысл! Там прерванное было счастье возобновляется. Семья живёт уединённо и дружно.
Отец рассказывает детям волшебные сказки (изданные только в1902 году и наряду с "Книгами джунглей" вошедшие в золотой фонд литературы)... 
Однако свет начинает понемногу тускнеть... В этих произведениях уже звучит нотка обречённости. В сказке "Холодное железо" Киплинг прямо пишет о своём жизненном выборе:

«...Это кольцо Тора сегодня означает только одно — отныне и впредь он должен будет жить среди людей, трудиться для них, делать им то, в чем они нуждаются, даже если сами они и не подозревают, что это будет им необходимо. Никогда не будет он сам себе хозяин, но не будет и над ним другого хозяина. Он будет получать половину того, что дает своим искусством, и давать в два раза больше, чем получит, и так до конца его дней, и если свое бремя труда он не будет нести до самого последнего дыхания, то дело всей его жизни пропадет впустую.
...Мальчик мог бы снять кольцо. Да, мог бы. Мы стояли и ждали, сделает ли он это, но он решительно поднял руку и защелкнул замок навсегда.
“Разве я мог поступить иначе?” — сказал он».

Так Киплинг видел и описал свой выбор и свой путь.
Путь во тьме.
Бремя, которое он сам себе избрал.
Шёл 1899 год. Каролина уговорила мужа отправиться в Америку, повидать её мать, по которой она так скучала. Их корабль попал в жестокий шторм. На берег США семья ступила с двумя больными: сам Киплинг и его старшая дочь. Воспаление лёгких —страшный диагноз в то время. Они оба оказались на грани смерти. Каролине пришлось выбирать, за кем ухаживать. Она отвезла дочь к знакомым. Ездила туда через 20 кварталов...
Её самоотверженная забота спасла Редьярда, мучимого не только болезнью, но и призраками жуткого детства, одолевавшими его в горячечном бреду... Он всё время звал жену на помощь...
И помощь всегда была рядом. 
Киплинг пошёл на поправку.
Каролина помчалась к дочери и успела услышать её последние слова: «Передайте папочке, что я его люблю».
Занавес опустился.
Никогда Редьярд не смог оправиться от чувства вины перед дочерью... Никогда не забывал её. И среди невыносимых видений, преследовавших его всю его жизнь, теперь то тут-то там мелькал милый силуэт его любимой дочери, то играющей на лужайке, то бегущей ему навстречу, прямо в его объятия... Он простирал руки, но тень растворялась, взор его прояснялся и боль привычно кусала сердце.

6.3. Дикие собаки. Акела промахнулся! Смерть сына.

Киплинг много писал и был на пике мировой славы. Британская империя была огромна и требовала всё больше солдат для усмирения и подавления. Киплинг рьяно и ...простодушно... был её рупором, «бардом империализма», «поэтом казармы»... «литературным хулиганом»... так называли его критики.
Как тут не вспомнить другой «рупор» — Владимира Маяковского: «Слушайте, товарищи потомки агитатора, горлана, главаря!» Да, причудливо воздействие таланта ...
Вдохновлённые набатом его звучных строф молодые солдаты шли вперёд... чтобы вернуться сломленными, ожесточёнными циниками, если им всё же довелось вернуться домой.

«Ша-агом…» Грязь коростой на обмотках мокрых.
«Арш!» Чехол со знаменем мотает впереди.
«Правое плечо!» А лица женщин в окнах
Не прихватишь на борт, что гляди, что не гляди.
Даешь! Не дошагать нам до победы.
Даешь! Нам не восстать под барабанный бой.
Стая Хищных Птиц
Вместо райских голубиц —
И солдаты не придут с передовой.
(«Марш хищных птиц», войска заморской службы. Перевод И. Грингольца)

Довольно наивно выглядит самый известный (и считающийся лучшим) роман Киплинга «Ким». В том смысле, что там автор сам действительно не видит, не отдаёт себе отчёта о двойных стандартах, им применяемых (и расцветших ныне пышным цветом).
Он с придыханием описывает «геройства» британцев в Индии и Афганистане, полагая захват колоний — «бременем белых»... но не всех белых! А только британцев! Британцы, богоизбранный народ! Несущий (скорее, выносящий всё прочь из захваченного ими чужого дома). С точки зрения Киплинга русские хоть и белые, но просто «белые индийцы», не более того. Дикари, оттого и находят с другими темнокожими дикарями общий язык.
Британцы вводят в Афганистан войсками, неся «свет культуры и просвещения» (боже, помилуй заблудшую душу бедного автора!).
Русские же войска входят в Туркестан как захватчики и слуги дьявола! (Увы. Тогда Редьярда просто «отвели» его полуслепые глаза...)

Отец русофобии? Не он. Но он исправно трубил в эту иерихонскую трубу. И довольно смешно читать его строки о русских, строки Киплинга так же нелепы, как и теперь западные фильмы о России. Но если мы стараемся вжиться в образ старой Англии (и того же Шерлока Холмса), справедливо оценить и воздать должное за хорошее, то с их стороны, увы и ещё раз — увы, даже у самых талантливых из них мы встречаем незнание и высокомерие, мешающие увидеть и понять истину, исключающие объективность их оценок.
Спесь и гордыня — первый во Вселенной грех Первого ангела, падшего и низвергнутого в Ад.
Киплинг «посетил» англо-бурскую войну. Вместо романтики героизма он с содроганием увидел рутинную цинично-бездушную машину убийств. Он, во тьме своего упёртого, вколоченного в него убеждения, вдруг начал прозревать сполохи света... истины...

Разве грабить, отбирать, убивать, захватывать — это геройство?
Разве защищать свой дом, свою семью, свой край — это дикарство?
Но оправданием для Киплинга звучало:
— Мы несём культуру, а они глупы и борются против нашего бога и наших культурных ценностей. Поэтому мы вынуждены их наказывать, как наказывают непослушных детей ради их блага. Как наказывали в детстве и меня...

Твой жребий — Бремя Белых!
Как в изгнанье, пошли
Своих сыновей на службу
Темным сынам земли.
(«Бремя белых». Перевод В. Топорова)

Что видел Киплинг на войне? Казнь солдата, убийцы товарища (стихотворение «Дэнни Дивер»), дезертиров, инсценировавших свою гибель (стихотворение «Добровольно пропавший без вести»).
Куда как героические эпизоды... Низкая цель принижает людей и их поступки. Вор не может быть беззаветным героем.
Агрессор и защитник — люди , мотивированные абсолютно по-разному.
Если сравним стихотворение Киплинга («Погиб товарищ. Погиб в бою...») и Высоцкого («Он не вернулся из боя»), то увидим, что никакой ритмический талант Киплинга, никакой старательный отбор слов не скроет отсутствие святой цели, духовной высоты и самоотверженности. Образно говоря, Киплинг надевал красивые одежды на прокажённого, стремясь замаскировать его язвы и разлагающуюся плоть, перебить одеколоном запахи его трупного запаха.
Кольца удава Каа танцевали свой гипнотический танец, голос убеждал: «Придите ко мне...» И молодые люди, поддавшись на магию слов, ритма... шли... Поэт и писатель играл на самых чувствительных струнах молодой души.
Программным стало стихотворение Киплинга «If» — « Заповедь», написанное и посвященное его юному сыну Джону. Но этот свод правил, импонирующих молодым, говорящих о долге, чести, родному сыну поэта принёс одни огорчения. Другие школьники задразнили его. Твой отец пишет — «если»! Если ты будешь то, если ты будешь это! Значит, ты не такой, как он хочет! Джон неимоверно страдал...

Киплинг и сын

...Люди, несущие свет на планету железной звезды в царство мрака, становятся жертвами страшных чёрных «призраков» — энергетических сущностей, обитающих во тьме железной звезды. Астролётчики у Ефремова окрестили их «медузы». Но наиболее смертоносные были «чёрные кресты». От них не было спасения... И скоро могильные кресты в Британии возникли во множестве... в том числе и благодаря Киплингу.
Грянула первая мировая. Воспитанные на воззваниях и пропаганде Киплинга молодые люди Британии спешили записаться в солдаты. И в первых рядах — даже не достигший полных 17 лет Джон, любовь и надежда отца. Слабый здоровьем и зрением, Джон был отвергнут приёмной комиссией! Казалось, судьба на стороне Киплинга...
Нет. «Железный Редьяр», отравленный собственным красноречием, сконцентрированный на правоте своих идей, сам подчинённый ритму своих слов и мыслей, высокомерно отверг милость Судьбы, на краткий миг сжалившейся над ним. Каролина Киплинг произнесла их с мужем общее роковое мнение: «Почему сын наших друзей или соседей должен умереть, чтобы наш собственный сын оставался жив?»
Киплинг собрал все долговые расписки, выданные ему его приятелями, военными чинами, и пошёл в кавалеристскую атаку! Он фактически оплатил смерть сына, ибо Джон — пропал без вести.
Перед отъездом в армию Джон навещал мать и, обернувшись к ней, произнёс ту же знаковую фразу: «Скажите папочке, что я его люблю...» Джон пропал без вести в сентябре 1915 года. Каролина никогда не смогла перешагнуть через это, простить себе, забыть...
Мир рухнул.
Свет погас окончательно, даже сполохи не нарушали чёрный инфракрасный свет железной путеводной звезды Редьярда.
Около пяти лет родители искали сведения о сыне... Киплинг основал общество родителей по поиску погибших, много ездил... безуспешно. Могила его сына отыскалась только после смерти Киплинга.
Акела промахнулся! Белый волк промахнулся! 
С полей первой мировой возвращались отрезвевшие и прозревшие люди. Видевшие смерть во множестве. Это была война с равным противником, а не босоногими дикарями в колониях... Боевые отравляющие газы... Страх, растерянность, обида на обман...
Вот ровно то же самое испытал и сам Киплинг. Он наконец отрезвел, повзрослел, потеряв на этом пути двух детей и всю свою популярность...

Глава 7. Княжеский анкус. Разочарования и награды. Смерть писателя

Политик.
Я трудиться не умел, грабить не посмел,
Я всю жизнь свою с трибуны лгал доверчивым и юным,
Лгал — птенцам.
Встретив всех, кого убил, всех, кто мной обманут был,
Я спрошу у них, у мертвых, бьют ли на том свете морду
Нам — лжецам?
(Эпитафии. Перевод К. Симонова)

Пришло разочарование. 
Пропал стержень и смысл. 
Жизнь шла своим чередом. Однако, "Железный Редьярд" исчез из передовиц газет. Стал объектом только иронии.
Но и сам он вдруг разглядел подтекст жизни. В стихотворении «Пикты» есть строки, заставляющие заподозрить автора в разочаровании им даже в масонстве... уж не масонов ли, уж не их ли цели описал Киплинг под видом пиктов? Ведь исторически сами пикты ну никак не могли вызвать к жизни следующие строки...

Мы очень малы, видит бог,
Малы для добра и зла,
Но дайте нам только срок —
Мы сточим державу дотла.
Мы — червь, что гложет ваш ствол,
Мы — гниль, что корни гноит,
Мы — шип, что в стопу вошел,
Мы — яд, что в крови горит.

Отрезвлённый писатель и поэт продолжал жить уединённо в своём доме, его «крепости». Настолько тихо, что пресса даже однажды опубликовала сообщение о его смерти, которое писатель опротестовал. Последняя дочь скрашивала жизнь отца и матери. Но всему свой срок. Вот и она вышла замуж и оставила родителей. 
Тишина и мрак, потусторонние голоса и видения воцарились в доме. Хозяевам уже ничего не было нужно, ничего не важно. Отчуждение стало между мужем и женой. Дело дошло до того, что однажды Каролина даже пожалела, что покушение маньяка на её мужа окончилось неудачей... и у неё нет сына.
Такова была семейная «награда» за прожитую жизнь...
А как же империя наградила своего паладина?
Какими только высочайшими государственными наградами в разное время не желало британское правительство и Корона возвысить писателя, но вот что важно и удивительно, он вежливо, тактично, но всегда твёрдо отказывался их принимать!
Он, винтик в британской имперской машине, желал остаться известным только своим трудом и наградой считал лишь своего читателя. Поэтому он принял и очень гордился назначением его почётным ректором университета Святого Андрея.
В 1907 году Редьярд Киплинг был удостоен Нобелевской премии в области литературы (за его «Книги джунглей» и другие произведения для детей). Он стал самым молодым соискателем этой награды.
Редьярд Киплинг до 1935 года на своих книгах ставил их с отцом логотип — свастику, древний знак огня, с головой слона, который держит в хоботе лотос. Но когда народившийся германский фашизм присвоил себе этот символ, Киплинг распорядился убрать логотип с фронтонов его книг. Не то чтобы идеи Гитлера отвращали пожилого писателя, нет. В сильной Германии Киплинг видел угрозу его Британской империи...
Даже с этой стороны пришло разочарование и потеря.

Как воспринял писатель революцию 1917 года в России? Киплинг, который ужаснулся бы в юности, назови его кто-нибудь антисемитом, объявил русскую революцию результатом «международного еврейского заговора». Позднее они с Райдером Хаггардом делали пожертвования для недолговечной «Лиги свободы», боровшейся против все того же «еврейского заговора», большевизма и профсоюзов.
Отказавшись от наград империи Киплинг принял только личную дружбу сначала принца, потом уже короля — Георга Пятого. Они были почти сверстниками и хорошо понимали друг друга. Судьба, то вздымавшая Киплинга к небесам, то ронявшая его в пучины отчаяния, оказала писателю последнюю милость. Он умер чуть раньше своего венценосного друга, позволив тому почтить своей эпитафией английского писателя великого таланта, запутавшегося в своих бесконечных видениях.

Джозеф Редьярд Киплинг умер 18 января 1936 года в Лондоне. Тело писателя кремировали, прах его погребли в Уголке поэтов Вестминстерского аббатства. Рядом с ним покоятся известные личности — Томас Харди и Чарльз Диккенс. Гроб, накрытый британским флагом, несли премьер-министр Стенли Болдуин (родственник Киплинга) и фельдмаршал Монтгомери; пришли телеграммы от короля, королевы и членов королевской семьи, на похоронах присутствовали послы Франции, Бразилии, Италии, Бельгии.
…И не было ни одного сколько-нибудь заметного писателя, художника, композитора, музыканта...
Официальная Англия торжественно проводила Киплинга в последний путь. Те, кого принято считать совестью нации, похороны подчеркнуто игнорировали. Они словно бы вычеркнули этого писателя из памяти.
Вспомнили о нем лишь много десятилетий спустя…

Глава 8. Братья Маугли. Или воздействие магии личности Киплинга на современную литературу

Странны дела твои, Господи. Как так вышло, что английская писательница Этель Лилиан Войнич в своём лучшем романе «Овод», опубликованном в 1897 году, предвосхитила события, случившиеся в жизни Киплинга в 1915 году и так сильно и жестоко описала страдания отца (Падре), вынужденного отправить на смерть своего сына (Артура). Описала терзания совести отца, его видения и разбитое сердце.
Смерть Джона Киплинга обрушила весь остаток жизни отца — Редьярда. И до последнего вздоха Редьярд Киплинг винил себя за смерть двух любимых детей, нёсших свет во мрак его жизни.
Необыкновенная, сильная, магнетическая личность Киплинга притягивала, очаровывала писателей и после его ухода. Магия его слов продолжает действовать. События его жизни нашли отражение в современной литературе.
Дафна дю Морье — самая мистическая писательница Англии — мастер нагнетания напряжённости, предчувствия беды, закручивания тайных струн сюжета, в одном из своих рассказов взяла один из эпизодов личной жизни Киплинга — болезнь и смерть его дочери. Дю Морье несколько переиначила события, однако тень умершей от воспаления лёгких дочери, пытающейся предупредить отца об опасности, ряд мистических, таинственных происшествий прямо указывают на первоисточник сюжета.

Но более всего личность Киплинга чувствуется в современном потусторонне-мистической детской ли книге Джоан Роулинг о Гарри Поттере. Кто же ещё, кроме Ридди, маленького мальчика в очках, лишённого родителей, отданного во власть злых людей и внезапно открывшего в себе мир магии из другого измерения, кто же ещё мог быть прототипом Гарри Поттера? Даже портретное сходство на лицо. Оба маленькие, темноволосые, с твёрдым взглядом карих глаз, оба в круглых очках. Гарри с отметиной на лбу — это Ридди, ко лбу которого прикоснулась прекрасноречивая муза Каллиопа. Мир волшебства и реальностей творения фантазии, силы ума и ума магической силы слова — это о ком? О Ридди или о Гарри? Сильный характер и умение выстоять...
А рассечение личности надвое? Когда одна часть тянется к свету, а другая — полностью во мраке? Нет, я не пытаюсь сказать, что «Гарри Поттер» это попытка биографического переосмысления, вовсе нет. Но действует там личность, явно навеянная впечатлениями писательницы от жизни и магии таланта Редьярда Киплинга, навеянные волшебством его книг.
Указанием на именно такое прочтение служит имя змеи тёмного лорда Волан-де Морта. Имя ей — Нагайна.
И победа в нашумевшем романе о Гарри Поттере светлой стороны раздвоенной личности над, как казалось, более сильной тёмной стороной свидетельствует о реабилитации имени Киплинга, о восстановлении его популярности и авторитета в его родной стране.
Волна его судьбы из пучины забвения и отторжения ныне опять возносит нашего героя к облакам. И опять по новому звучит его заветный стих «Заповедь»:

...Умей прощать и не кажись, прощая,
Великодушней и мудрей других.
Умей мечтать, не став рабом мечтанья,
И мыслить, мысли не обожествив;
Равно встречай успех и поруганье,
He забывая, что их голос лжив;
Останься тих, когда твое же слово
Калечит плут, чтоб уловлять глупцов,
Когда вся жизнь разрушена и снова
Ты должен все воссоздавать c основ.
(Перевод М. Лозинского) 

Киплинг. Британская семья в индийском интерьере.