Оглянулась на горестный дом

***
И сошлись однажды наши да враги,
призывает каждый: «Боже, помоги!»
Все несут иконы, крестятся пучком,
все кладут поклоны, падают ничком...
Магазин заряжен, через грудь калаш,
наши в камуфляже, вражий камуфляж.
Если глянуть с неба — как одна семья!
Что вам: мало хлеба, люди-братовья,
нету в реках рыбы, зверя нет в лесах,
овоща в садыбах, солнца в небесах?!
Не сыскали слова, чтобы мир сберечь —
чи скiнчилась мова, аль иссякла речь?
Голубые очи, светлые чубы —
и никто не хочет утром лечь в гробы,
серые, зелёные, в ранней седине —
словно спепелённые в проклятом огне,
чёрные да карие, волосы как смоль —
всем одно мытарить, всем едина боль.
Завтра снова битва, затишь недолга.
Слышится молитва в лагере врага,
наши в храмах тоже, наших не сломать!
Вот кому Ты, Боже, будешь помогать?..

Юре Юрченко

                                               больничное

уйди поганка бледная луна и так уже подушка солона
ну что приливом да отливом душу маешь
уж лучше вены мне поддень да вынь а то (тут мат врачебная латынь)
ширяют в кисть аж тихо подвываешь
мятутся тени ночью на стене взрывают сердце мысли о войне
что свет налечит — темень накалечит
и только облик сына как магнит к рассвету снова тянет и манит
и слово «жизнь» укутывает плечи
я думаю о том кто там в плену и вновь своё бессилие кляну
сердито плачу и взываю помоги же
мученья здесь не стоят ни гроша когда в железной клетке чуть дыша
ты смерти ждёшь и вот она всё ближе
а знаешь брат когда б я там была то тоже бы себя не берегла
что нам беречь в такие наши годы
чем в закутке с болезнями стареть уж лучше бы в сраженье умереть
за наши два любимые народа
я написала так и вспыхнул страх что за привычка говорить в стихах
о том о чём подумать даже больно
но на свободе чудом ты и вот — Господь тебе вторую жизнь даёт
звучит под сердцем оклик колокольный
рассвет медсёстры с топчанов встают в далёком крае петухи поют
что за окном Россия Украина
нет просто родина — одна она у нас и я лечу над нею в судный час
на крыльях утра и новокаина

***
а вдруг это не я убита под Донецком
в овраге у куста роса на волосах
и кофточка моя и рюкзачок простецкий
и мой нательный крест и стрелки на часах
стоят на пять ноль пять как раз сверкнуло солнце
когда снаряд влетел в отцовскую «газель»
что ж не прикрыли нас герои оборонцы
что ж дали помереть среди родных земель
да вон они лежат вповалку кто как падал
с простреленной главой с распоротым нутром
а с краю я тычком с пригожим парнем рядом
Иваном Василём Георгием Петром
и это я добыть семье воды и хлеба
не смогшая опять в халупе ледяной
лишь об одном молю безжалостное Небо
пускай они умрут в единый миг со мной
и это тоже я весь покалечен катом
стою под минный вой на проклятом мосту
а смерть в лицо орёт давай отборным матом
меняй скорее жизнь на лучшую на ту
и старики чей мир опять войной разорван
погибшие в боях отцы и сыновья
и матери в слезах и дочери по моргам
все эти люди я
все эти люди я

Ку-ку — и стихла

иль тебя «вертушка» накрыла бешеной раскруткой лопастей
взвилась ли алой белкой огневушка — на радость дикторам горячих новостей
по крыше рощи по ветвям воздетым к небу по горке — где среди полынь-травы
стою держа в руке краюху хлеба — хабар судьбе охочей до жратвы
до жертвы
мне не страшно хоть убейте — один лишь в жизни страх известен мне
он словно воздух в поперечной флейте мятётся в самой тайной глубине —
боюсь однажды пред святые вежды предстать иным составом бездн дыша
и посрамить как тварь Его надежды что в ветхом теле теплилась душа
нет есть ещё один мой страх — за сына
ведь если завтра рухну на ходу
в наш дом припрётся пьяная скотина ведя с собой шалаву в поводу
представлю только — и морозом схватит и вновь псалом открою сто восьмой
коленями упрусь в ребро кровати прижмусь к иконам бедной головой
молюсь в слезах и так умру я знаю — ничком в Псалтырь
пока же лития
всё длится —
спи кукушка часовая
молчи лесная вестница моя

Инне Кукурудзе

чем дольше длится это искупленье тем мне страшней что ноши не снести
боль пригибает голову к коленям прости меня родимая прости
не дай забыться Господи в покое пока там люди умирают так
кто б мог подумать что придёт такое обстрелы мины шквал ночных атак
укоротила жизнь мне Украина как тут заснуть во всем себя виня
глаза закрою — предо мною Инна она всё смотрит смотрит на меня

Двоюродному брату Володе

убив брата рiдного
тай шурина вiрного —
покотилися голiвки
як тi макiвочки...
украинская народная песня

мак ни хороший ни плохой
на вышитой подушке
ребёнок маковкой сухой
шумел как погремушкой

что на гряде — то на столе
на всех одни галоши
не может беднота в селе
на цацки тратить гроши

а подрастёт дитя — так что ж
стекло гвоздок верёвку
и курий пух и дедов нож
в игрушки сладит ловко

из толстобоких кабачков
и маленьких арбузов
сооружали мы бычков
воткнув им палки в пузо

а кукуруза-то краса
власы по пояс русы
в зелёном платье телеса
из волчьих ягод бусы

листва — заменой денег нам
подсолнух — щит да зёрна
селянским детским племенам
и скудость плодотворна

а мак — он вам и сяк и так
цветк прекрасней нету
войны и крови алый знак
и млечный сок поэта

он в лепестках — уста любви
усохнет — дряхлый пшука
всё — детям спать благослови
теперь наука — ну-ка

рapаver самоопыле-
ему присуще -ленье
муж и жена в одном стволе
сам град сам населенье

он и парфюм и маргарин
он утоляет голод
он опий и папаверин
он сразу стар и молод

горазд пугать и веселить
сыпняк головоломки
знать где упасть бы — подстелить
сноп маковой соломки

брат вырос и в Одессе жил
всем так бы жить бы нам бы
потом в Германии служил
как чемпион по самбо

был избалован и любим
и дома и в Европе
верховный близким господин
один «як дiрка в .опе»

определенье не моё —
так мама выражалась
была в метафорах её
фолькматерная жалость

к ней Надя — кровная сестра
мне крёстная тем паче
была по-своему добра
но в Умани ж иначе

любых могла бы засмущать
не знавших их
вначале
мамуси крепкая печать
на сестриных печалях

то сплетни то раздоров дух
горячим диким ветром
раскидывали обедвух
за триста километров

но друг без друга тошно им
и праведная сила
под кровом матери родным
мириться приносила

и вдруг — слушками по ушам
мол Вовка бабынастин
по пунькам гутам шалашам
своё шукает счастье

не девок статных щемит он
с пунцовыми щеками
не пьёт пшеничный самогон —
скупает мак мешками

аж из «адесы» принесло
за наркотой курьера
беда позор на всё село
неслыханное дело

эх братец пожалел бы
скот
бабуси Насти сердце
она ж тебя из года в год
тащила как ведерце

из глубины кирничной тьмы
родной же ревенковый
а он в отца — бубон чумы
внук вовкулак не вова

совала что послаще в рот
и мать сыночку шмерцу
всё отдала — пустой живот
и дом пустой
и сердце

не те корма — ему б дерьма
винта марчухи торча
ну и пошло дурдом тюрьма
гепак шизуха корча

хоть тётя Надя с прибылей
ментам коньяк метала
конверты гривен да рублей
и жёлтого металла

мой братец душу загубил
ударом тоби гэри
в кумаре мать свою убил —
побочные потери

ну каратист самбист же ать
скачи лупи ногами
киай
бей в грудь родную мать —
а как ещё с врагами

и вот смотри
пылает май
горит Дом профсоюзов
и вовки воют — добивай
режь грузной бабе пузо

и вовкадавр вонючий клоп
пластается на трупах
трёт мак аж очи прут на лоб
чёрт в черепах как в ступах
........................................
да
всё закончится — и вновь
на пепелищах травы
взрастут
к другим придёт любовь
остынет след кровавый

но высший помнит Прокурор
то
нет чему отсрочки
и Он исполнит приговор
до маковой
до точки

***
ангел с ангелом встречается ангел ангелу ручается
сохраню я своего ты храни же твоего
только новый день развиделся брат на брата вдруг обиделся
ты мне должен вон того я не должен ничего
в чистом поле братья сходятся бьются досмерти как водится
нет ни споров ни обид тот убит и тот убит
ангел с ангелом встречается ангел ангелу печалится
ох не спас я своего ох не спас от твоего
полетели к Богу белые что ж мы Господи наделали
Небо Отчее скорбит братом брат родной убит
горя горшего не видели плачут ангелы хранители
ведь по правилам родни видно братья и они
сохраняли всеми силами нынче плачут над могилами
так вот ненависть сильна что сильней любви она
что ни ангельское бдение ни молитвенное пение
не помогут не спасут
но грядет
Исусов Суд

Маме

оглянулась на горестный дом пронизало морозом и солью
пощади меня Господи что ли ведь уже доживаю с трудом
ни бежать ни прикрыться невмочь ветер горя летит по равнине
до конца позабочусь о сыне но плохая наверное дочь
лишь молиться за маму могу не пошлёшь ведь заботу в посылке
там она — на другом берегу — словно девочка в белой косынке
всю-то жизнь против мира одна как травинка что бури сильнее
берегла б я её как стена
а теперь защитить не сумею
 

***
отличаю белое от чёрного отличаю лебедя от ворона
да сужу частенько сгоряча
в человеке тьмы и света поровну — если я встаю на чью-то сторону
у кого-то гасится свеча
о своем бы нарыдаться вволюшку да молиться без конца за Колюшку
да беречь запечного сверчка
уж пора бы вроде успокоиться день и ночь передо мною Троица
в самом центре сердца и зрачка
мир исправить — скорбная утопия что ж я лезу и ломаю копия
когда след бы слушать зов земли
на пороге смерти и прощания Боже дар смиренного молчания
мне такой безпосульной пошли

***
Я не хочу чужих святынь,
Свои обеты не нарушу —
И мне переполняет душу
Неизъяснимая полынь.
                О. Мандельштам

Полынь цитварная, цветы обоеполые!
О, как манит меня твой запах дарминоловый,
плывёт, пьяня, средь сырдарьяловых долин
сесквитерпеновый лактон твой сантонин.
И вдоль полей — полынь, и вдоль песков — джунгарская,
кивая цацками соцветий, nutans царская,
свои владенья расширяешь, войско высеяв,
дочь Эукариота, Артемисия!
И меж белёных хаток на Черкасщине,
где кровный род мой, прекращённый от «покращення»,
растил детей на землях предков, где отныне —
лишь дым емшановый клубящейся полыни.
Полыну в край родной, вдохну — и с плачем заячьим
в ладонь полынную уткнусь... а чем — не знаю, чем:
бедой последней или детскою обидою...
Впитай печаль мою, трава солянковидная,
абсента, вермута, тархуна кровь зелёная,
терпенья терпкость, в бочке мира растворённая…
Полынь — любовь моя, другой уже не надобно,
ты и постель, и платье вдовие, и снадобье,
что пить-не выпить мне теперь до края дней:
чем горше —
тем
воспоминания сильней...