«Памяти поэта...» На девятый день ухода Дм.Сухарева

11 ноября скончался выдающийся русский поэт Дмитрий Сухарев, а в мире науки — известный ученый-биолог, доктор наук, академик РАЕН Д. Сахаров. 1 ноября ему исполнилось 94 года.

Всем известна песня «Александра, Александра…» из кинофильма «Москва слезам не верит». Однако не все помнят, что соавтором текста является москвич Дмитрий Антонович Сухарев (творч. псевдоним Дм.Сахарова), чьи стихи изрядно поются современными бардами.

Многие помнят песенные шедевры на стихи Сухарева — «Каргополочка», «Альма-матер», «Куплю тебе платье», «Пароход», «Брич-Мулла» и многие-многие. Скорбим о кончине коллеги и в качестве прощального венка публикуем здесь небольшие фрагменты переписки Дмитрия Сухарева и Станислава Минакова, которая затрагивает разные аспекты бытия, личной жизни, поэзии, литературы в целом. Думается, этот сохранившийся живой диалог (в виртуальном пространстве интернета) интересен не только зараженным «высокой болезнью».

О «гнедом муже», паломничествах, Борисе Слуцком, вере и неверии

Из переписки поэтов Дмитрия Сухарева и Станислава Минакова 

 
Сухарев в Харькове. Д.Сухарев и С.Минаков, Харьков. 30.01.2007

13.01.2003, старый Новый год

Дорогой Дмитрий Антонович!
Бичевская рассказывала, что на концерте в парижской «Олимпии» название песни «У меня, молодой, — муж гнедой...» перевели как «у меня, молодой, муж — негр». А я-то подумал: нет ли в русской строке зоофилистской подоплеки? Или, может, прям-таки отсыл к «животной составляющей эроса»? ))

Ну, первый срез гнедого, конечно, — «живой, работящий, резвый». Но тогда он мог быть и сивым, и каурым. Для звуку (рифмы)? Масть, цвет волос — исключается. 
В невероятной живости строки и образа, однако, сомневаться не приходится.
Есть ли у Вас видение по сему поводу?

Ваш Минаков

Дорогой Станислав Александрович! 
Вопрос о гнедом муже показался интересным. Я не понял, почему вы с ходу отвергаете масть. Мне как раз это объяснение (наряду с рифмой) кажется естественным. У нас ведь есть фамилии по масти, например, Саврасов. Дочь поэта Яшина звалась, если не ошибаюсь, Таней Чаловой. Значит, фамилии предшествовала кличка, вызванная окрасом. У гнедого мужика должно быть, как я понимаю, сочетание рыжей растительности с черной, — обычное дело! Но вот что тут еще интересней. Замечали ли вы, что слова «гнедой», «саврасый», «каурый» стоят в словаре вне гнезд? Даже чалая масть как с луны свалилась и не имеет смыслового отношения к корню «чал» (глаголу чалить). Возникает мысль, что названия мастей, хоть они и похожи на русские слова, — не производные языка, а произвольное изобретение, арго. (Есть, конечно, исключения — «вороной».) Покопался в Дале и нашел некоторое подтверждение этой мысли: «Знатоки и барышники дали мастям конским особые названия». 

Всего самого хорошего всем Минаковым! Ваш Дм. Ант. 

Дмитрий Антонович! 
Спасибо за интересный комментарий к «гнедому». Цвет волос я отвергал как слишком простой подход. Но Ваша аргументация возвращает меня к этому простому взгляду. 

Вторник, январь. 16, 2003 
Тема: Гнедое продолжение 

Дмитрий Антонович!
Не провоцируя Вас на дальнейшее развитие темы, хочу сообщить на всякий случай вот что.
Я не выдержал и нашел запись волнующей песни.

Открытия:

1. Кажется, первая строка звучит и вовсе «У меня младой муж гнедой…», с ударением на первом слоге в слове — «мла́дой». Так, кстати, написано на диске, и Аня так слышит. Мне же, хоть убей, слышится еще один гласный меж М и Л. Ну ладно, у Аньки — абсолютный слух, поверим. Так рифмовка внутренняя выглядит еще изысканней.
2. Вторя же строка: «Детки мои пегие по улице бегали...» Сие означает, что речь идет все ж таки о масти, о цвете. Так что Вы — как всегда правы. Правда, это не снимает проблемы — как при гнедом-то муже детки у ней пегие образовались? Но тут Вы, как биолог, скажете, как именно, — мол, это — в порядке вещей, ибо они, значит, — в матушку.

Ваш Минаков

С. Минаков — Д. Сухареву, 10.10.2002 г.

Дорогой Дмитрий Антонович 
(моя ошибочная скоропись выбила забавный вариант отчества «Питонович»)! 

Спасибо, что не забываете нас, далеких, но не дальних, и, быть может, не недалеких. Последний эпитет — уж совсем каламбурный, поскольку, по сути, по прочтении сочинения такого уровня, что Вы мне прислали, чувствуешь себя «современным образцом снобистского графоманства». Я далек от мысли, что Вы прислали мне свой опус о Слуцком с целью моего унижения, а потому сохраняю иллюзию, что мои барахтания на ниве русской поэзии складываются в два-три внятных — людям и Богу — слова. 
Ваша статья — замечательная, нужная, важная. Вы умеете (как никто) говорить «об алгебре», за которой явно открывается связка «гармония — горнее». Я Вами восхищаюсь. Эта работа — в ряду и на том же уровне, что и бардовская апологетика в антологии. Может, Вы удивитесь (а скорее, нет, поскольку прислали мне свою статью), но мне чрезвычайно близка, родственна Ваша стилистика (и в статьях, и в стихах). Возможно, это будет поверхностным объяснением, а, может, и сущностным: думается, все дело — в первоистоках, фольклоре, который объемлет нас всех как океан — и Слуцкого, и Вас, и меня.
 
Я написал «удивитесь», т.к. «моя поэтика» (тошно о себе говорить столь возвышенно) отличается от Вашей и слуцкой, быть может, наличием кой-каких умеренных выкрутасов, которые мне кажутся «имманентно присущими» и видятся мне изнутри ненарочитыми.
Возможно, Вы решили отправить Ваше сочинение в Харьков, на родину Слуцкого (к тому ж, литератору, получившему самую первую (1998) Харьковскую муниципальную премию им. Б. Слуцкого — горделиво распрямлены плечи). Всё верно, посыл точен. Всё попало в «десятку». И будет востребовано. Я распечатаю статью и передам тем, кто воспримет ее адекватно. К сожалению, «Вопли» у нас труднодоступны. 
 
Да, я часто хожу по улице, где находится детская музыкальная школа им. Бетховена (моя дочь-пианистка как-то выступала там в 11-летнем возрасте), я знаю дом, где живет племянница Бориса Абрамовича — Ирина Слуцкая. Один раз в неделю я закупаю для семьи продукты именно на Конном рынке (самые низкие в городе цены и, по счастью, самый близкий рынок к моему дому). Все это есть в стихах Слуцкого, так что он для меня длится и в реальной жизни. Что нового? Белгородцы изыскивают средства для приглашения Вас (в первую очередь) на конференцию в марте. Васильева и Мирзаяна слушают в записях перед походом к спонсорам. Не все безоблачно на их денежной стезе, но надеюсь, что все сложится. Я тоже постараюсь подъехать на конференцию. Хотелось бы свидеться. 
Хожу по кругу спонсоров в поиске денег на свой 400-страничный том избранного: стихи, эссе, проза, переводы. Пока никто не отказал, но и не дал ничего. У моей 17-летней дочери Анны вышел второй поэтический сборник. Я передам его для Вас с Васильевым (в конце октября едет в Москву), через Иру Хвостову. Любопытно будет услышать Ваше мнение в контексте «современных образцов снобистского графоманства». Один стишок ейный, «Мокрый рыжий смотрит пристально с кормы…», последний в книге, прилагаю. Возможно, он прилепился ассоциативно — от моего понимания Вашей приязни к покойному Борису Рыжему. 

Ваш Минаков

Д. Сухарев — С. Минакову, 13 октября 2002 г.

Дорогой Станислав Александрович! 
Я очень рад Вашему письму, хоть в нем есть некоторый перебор самоуничижения. 
На самом деле, Вам я послал бы эту статью и без таких дополнительных поводов, как Харьков и премия имени Слуцкого. А кому еще послать? Некому. В том-то и беда. А то, что Ваша поэтика иногда (не всегда) для меня слишком плотна, так это вызывает во мне только уважение и немного зависть. Если это и выкрутасы, то никак не головные, а (воспользуюсь Вашим словом) имманентные. Наверно, Вы правы, связывая всё это с общим интересом к фольклору, хотя и тут непросто. 

Д. Сухарев — С. Минакову, 4 декабря 2002 г. 22:23

Дорогой Станислав Александрович!
По поводу мокрого рыжего: это стихотворение Анны, а также ее «Абрикос» я по случаю читал нашим семинаристам. Там, в Переделкино, вообще звучало много стихов — своих, чужих, любимых, разных. Было, как и в Германии, довольно утомительно, но хорошо. Мы с Таней Бек радовались своим семинаристам, особенно девушкам: милые, умненькие, деликатные при разборе стихов более слабых собратьев. Об уровне их поэзии можете судить по двум стихотворениям из лучшего (на мой вкус) — они на прищепке. 
Само «совещание молодых писателей» было из тех советских пережитков, которые не грех бы сохранить. Впечатление советскости усиливалось питанием, в котором доминировали блюда и напитки (чай-кофе из чайника) забытой столовской поры с их неистребимым привкусом плохо вымытой посуды. Тем не менее, повторяю, мне было очень даже хорошо и интересно.

Ежедневные выступления в Германии оказались для меня чрезмерной нагрузкой — подскочило давление (криз?), с трудом дотянул до дома. Только сегодня, кажется, оно стало возвращаться на исходные рубежи. Но и там, за этим малым исключением, доминировали приятные эмоции — нас везде хорошо принимали, мы насмотрелись на страну из окон взятой напрокат машины, в которой, подобно бременским музыкантам, ездили из города в город, преоезжая в отдельные дни до 600 км. Попробую теперь отдохнуть, если позволят обстоятельства. 

Всего самого доброго Вам и Вашим! 
Д.С.

 
Д.Сухарев и С.Кекова, Харьков. Чичибабин-фест, 2007 г.: Г.Красников, Д.Сухарев, В.Костров, С.Минаков. Москва, 27.02.2008 г.
 

From: Dmitri Sakharov 
To: Станислав Минаков 
Sent: Tuesday, November 11, 2003 9:21 PM
Subject: Д Сухарев: Записки паломника

Дорогой Станислав Александрович!
Радетельница Ира <Хвостова> сделала мне распечатку Ваших «Записок паломника», и вот я прочитал этот объемный труд и готов откликнуться. Прежде всего хочу сказать, что я всей душой разделяю самый порыв направить свои стопы туда, где ожидаешь найти нечто такое, что для тебя сущностно важно. Сейчас, задним умом, я понимаю, что именно этим объяснялась странноватая, на взгляд друзей, манера нашей семьи проводить летний отпуск.
Это началось, если не ошибаюсь, году в 1960-м и длилось лет 11 или 12. В ту пору у людей нашего круга были в фаворе байдарки, палатки, спальники, и отпускное время проводили исключительно среди своих, со своими песнями под гитару, главное — чтобы как можно дальше от людей. Мы с Аллой поступали иначе: брали небольшую кладь, сына подмышку, садились на поезд и ехали в присмотренные по картам и книгам заповедные веси. На умозрительно выбранной станции садились на случайный автобус или грузовик. Вот сверкнуло озеро — слезаем. Я оставляю своих и иду в ближайшую деревню узнать, не возьмет ли нас кто на постой. Брали всегда с неизменным радушием, говорить об оплате, как правило, отказывались. Иногда кто-то зазывал к себе еще в дороге — на том же автобусе или, был случай в Брянской области, в вагончике узкоколейки. Через месяц расставались как родные, хозяева звали приезжать на следующее лето, но у меня был зуд — тяга к новым местам путешествий.

Наверно, я немного утрирую, мы не всегда руководствовались случаем, иногда ездили по наводке. Такой была упомянутая поездка на Брянщину в Бытошь (там лес клиньями врезался снаружи между улицами, сходившимися к середке игрушечного городка). Таким было чудесное лето на Кокшеньге, берега которой (как я потом прочитал) густо заселили новгородцы, бежавшие от погромов Ивана Грозного. Нас там приютила семья, в которой было пять девочек, одна другой краше, — наш Петя до сих пор с гордостью вспоминает, как вместе с ними работал на уборке льна. (Опять же задним числом я узнал, что именно в это лето неподалеку, тоже на юге Архангельской области, проводил свою плодотворную ссылку Бродский.)
Случались и неприятные эпизоды: В Себеже Псковской области сели на катер, пересекли озеро, сошли вслепую в деревне Чернея, а там чуть было не загостили у веселого голубоглазого старикана, — как потом оказалось, полицая, который отдал немцам затравить собаками еврейского мальчонку. Господь нас уберег — мне не понравилось у полицая обилие мух, и мы прожили лето у только что овдовевшей старухи, которая была рада неожиданному неодиночеству. 

Так вот, если подумать, наверно можно найти немало общего в наших и Ваших мотивах приобщения к родине, к людям, которых Вы называете «простыми», хотя святыни тут у Вас и у меня свои. Тем для меня интересней Ваш текст — свидетельство о себе человека, близкого мне во многих отношениях (вплоть до того, что у нас с Вами одни и те же любимые картины Нестерова) и далекого, кажется, только в одном — религиозном. Да, я нерелигиозен. Отношусь к верующим в Бога с пониманием (мне доводилось писать об этом подробно), но сам устроен иначе. Насколько это разделительно? Можем ли я и мне подобные рассчитывать на встречный порыв любви с той стороны расщелины? Глубока ли она? 
……
Неприятно задели меня и выпады в адрес науки. Что тут сказать? В свое время я сам принимал участие в исследованиях дофаминовой системы мозга, которые позволили понять природу болезни Паркинсона и додуматься до средств, облегчающих участь паркинсоников. Сейчас, в числе многих больных, этими средствами пользуют Папу Римского. Казалось бы, он-то по рангу своему мог бы непосредственно обратиться за помощью к Богу, так нет же, пользуется разработками нейрофармакологии. Да и наш Патриарх временами ложится в ЦКБ вряд ли потому, что оттуда удобней возносить молитвы. Так что, как говорится, не плюй в колодец. 
Не хочется, однако, зацикливаться на аксиоматике, это дело малопродуктивное. Для меня достаточно очевидно, что склонность к вере или безверию это в последнюю очередь результат религиозной или атеистической пропаганды, а в первую — просто врожденная черта, как склонность или отсутствие склонности к полноте. Носителям веры (безверия) стоило бы относиться к противоположному типу так, как человек с музыкальным слухом относится к лишенным такового — неагрессивно, без желания извести под корень. И мне кажется, что в наши дни безбожники ведут себя в этом отношении куда миролюбивей, чем люди воцерковленные. …

Из ваших <встроенных в очерк> стихов очень понравился «Сон о Христе». Из оставшегося неясным в ваших записках — что такое «земли Слобожанщины», почему Цветаева названа великой грешницей (великой страдалицей — это бы я понял) и почему медные кольца у блаженного Иоанна оказались на «тайных удах» (насколько я знаю, уд у нас, мужиков, как правило один). А упомянутая Н. Павлович — не та ли самая «блоковская» Надежда? 
Открытием для меня стали стихи юного Льва Николаевича, сразу объяснившие его раздражение на более удачливых поэтов. Исключение, сделанное им для Фета, напомнило о том, что ненавистники пения поэзии Кушнер и Корнилов делали исключение для Окуджавы, признавая тем самым свою неправоту. В целом — прочитано с явной пользой и часто с большим удовольствием, спасибо.

Обнимаю Вас и Анну,
Ваш Д.Сухарев.

From: Станислав Минаков 
To: Dmitri Sakharov 
Sent: Thursday, November 13, 2003 8:20 AM
Subject: Re: Д Сухарев: Записки паломника

Дмитрий Антонович!
Большущее спасибо за обстоятельный труд по части моего «полотна». Многое — точно и важно. Буду размышлять. А коль наберусь сил, то и правку кое-где поделаю по Вашим замечаниям. Что касается «ополчения» на науку, то сие не совсем точно. (Не припомню, где там у меня нападение на науку). Речь идет лишь о том, что «Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное» (1 Кор. 1.27). Присоединяю файл с текстом Юрия Кабанкова, моего друга — на эту ж тему. Кроме того — фрагментик своего нового очерка, где выстраиваю триаду: Серафим Саровский, Пушкин, Лобачевский. Однако скажу сразу, что вести полемику дара у меня нет. Тем паче — с академиком естественных наук. 
Касательно же грандиозного заявления преп. Серафима о добрых деяниях Христа ради — скажу вам, что это и для меня предмет больших раздумий. Я, правда, на ставлю свой разум столь высоко, чтоб полагать себя способным понимать всё. Поэтому отношу на счет своей духовной недостаточности. Буду работать над собой, чтоб понять, отчего ПРОСТО добрых дел мало, а нужно творить их именно ради Христа. Но дело в том, что преп. Серафим не запрещает делание ПРОСТО добрых дел. Он лишь говорит, что душу делателя это не спасет. Я этого, прямо скажу, пока не домыслил. А в том, что «если ты не собираешь, то расточаешь», — я твердо убежден. Иначе получается умножение дурной бесконечности. При сем — никакой ненависти к атеисту быть не может. Ну, разве не пример наши с Вами отношения? 

У меня есть знакомый харьковчанин, целитель травами, 77-летний Иван Иванович Смольянинов. Ярый спорщик по религиозным вопросам. Доктор биол. наук, как и Вы. Он спас от жутких болезней, в том числе онкологических, тысячи безнадег. Он — просто святой. Хоть и нервный. Вот Вам и ответ. 
Изменить здесь «отвне» ничего нельзя (да и зачем) — он Господа не зовет и Господь, уважая его свободную волю, к нему не идет. У афонского Старца Софрония (между прочим, Сахарова!) на такой случай приводится замечательный образ: тот, у кого есть радиоприемник, слышит всяческие звуки музыки, голоса эфира и проч., а у кого нет — тот ничего не слышит, и потому отрицает существование радиоприемника и Передатчика. Ну — нечем принимать! — что тут поделаешь. Молиться можно. Спаси и помилуй, Господи, раба Твоего Димитрия, и яви ему Себя по велицей Твоей милости в меру, Тобою определенною для сей души, Тобою созданной. Вот и все.
«Уды тайныя» — обыкновенно употребляются во множественном числе; не помню сейчас — почему это так, надо бы найти. Хотя у протопопа Аввакума пишется (в письме к Феодору) — «уд тайный». И у меня во стишке новом о плоти: «Тот юродив, кто вериги нацепил на тайный уд?».

Молюсь о Вас и обнимаю.
Как говорится, «никакой ненависти кроме любви». 
Поклонище — от Ани. 
Минаков. 

Минаковы дома у Д.Сухарева. Москва, 6.12.2012 г.

​