Возделанность души народа, или Взрослые сказочки Юрия Нечипоренко

Объясняем, кому, как и зачем читать эту книгу?

Юрий Дмитриевич Нечипоренко. Смыслы русской культуры, 2025. ISBN 978-5-00165-902-0, 280 стр.

«Скажи, кто тебе близок, кто твои родные и родители, кто твои предки
 — и я скажу, кто ты…» Фраза из книги

Сказочки, сказочки, сказочки… [Это я сразу прыгнул во вторую часть книги. Почему? — объясню дальше.] И ведь «Историю государства Российского» Карамзина многие этнографы-антропологи считают не менее чем сказочкой, — условно, конечно. Сказочники Пушкин, Гоголь, Даль, Афанасьев, затронутые в книге, — они ж историки тоже, нет? И несомненно, это ведь не просто сказочки. Это — суть народного знания, его генетический код. Что же такое сказочка?.. — в ракурсе всей русской культуры: в оптике видения Юрия Нечипоренко. Поразмышляем малёхо… Вместе с ним.

​

Сказка как политика

Первое волшебство в жизни, с которым встречается человек. Она приходит в колыбель с шёпотом матери, голосом бабушки, ворчанием деда из-за печки. Она рисует в воображении ребёнка золотые цепи учёного кота, свист Соловья-разбойника, стук копыт коня Ильи Муромца. Учит мечтать, верить и бояться, — но так, чтобы страх был сладким, а победа — неминуемой! Сказка не ведает автора. Она растёт, как дерево, впившись корнями в чрево глубинной памяти, плывёт по небу, как еле зримое облако. Кстати, поясните, кто придумал про Бабу Ягу или Кощея? Эти образы — древние камни, обточенные ушедшими эпохами, переваливающиеся из уст в уста, пока не превращаются в часть само́й души народа. Её «возделанностью», — как пишет Нечипоренко.
Но есть те, кто собирает эти камни в узор. Такими собирателями были многие персонажи рассматриваемого (немалого) труда. Люди, чьи имена у каждого на слуху, — кто хоть раз открывал сборник русских сказок. Они не сочиняли заново, не перекраивали на свежезвучащий лад, — лишь аккуратно складывая воедино то, что веками жило в памяти людей.

Но сказки — не только древние верования. Это ещё и оружие, перелицованное со временем в острую публицистику. В XIX веке Россия стояла на перепутье: крепостное право, поражение в Крымской войне, брожение умов. Одни хотели реформ, другие — революции. Так, в сказке Афанасьева «Правда и Кривда» герой, выбравший честный путь, сначала терпит неудачи, но в конце — побеждает! Афанасьев тоже выбрал свою правду — и поплатился за то: увольнение, нищета, ранний уход от чахотки. Сие — итог сонм отечественных «сказочников» в большом смысле слова: публицистов, глашатаев правды-матки. Многие из них, уйдя в мир иной в безденежье и унынии, оставили после себя целый мир — тот, что живёт в каждом, кто слышал в детстве: «В некотором царстве, в некотором государстве…» — Сказка сильнее цензуры. Сильнее времени. Сильнее даже смерти. Потому что пока их рассказывают — они теплятся и дышат, являясь, сутью, кровью, человеческой молитвой. И это лишь преамбула…

Диалектика искусства

Начав свой обзор со сказок, я как бы прослеживаю творческий путь автора: от простого к сложному. [Что отмечено в предисловии.] Юрий Дмитриевич взялся, конечно (и как обычно!), за неподъёмную ношу. Тем не менее, зная его художественно-литературные приверженности (кроме огромной физико-технической, генно-биологической научной библиографии, что совершенно другая история: я ж не физик, а — эзотерик-лирик: шутка…); предположу, дескать, именно эти невообразимо трудные задачи — в данном случае писательско-собирательные (компиляция заняла более года) — вдохновляют Ю. Нечипоренко на «неравный бой» с самим собой: битву с мифами (статья «Физика мифа»), внедрение в многовековые поиски истины, бытописательство, в конце концов (автобиографические повествования). 

Дабы хоть как-то очертить и понять задумку книги, давайте коротенько пробежимся по мнемоническим слоям фолианта:

• Философия, бесспорно, на переднем плане — древняя, западно-восточная: от Сократа до Гегеля, от Лосева-Бахтина — до современного профессора-философа-математика Н. Непейводы
• Лингвистика
• Литературоведение
• Языкознание
• Психология
• Детская психология
• Психиатрия
• Генетика, эпигенетика, — ну, кто бы сомневался в авторе-биофизике
• Геология
• Социальные коммуникации
• Сказки опять же — структуры мифов-преданий, «кодовое», психо-физиологическое окружение древних снов, слов…

Это ещё не всё. Но вы наверняка догадались, дорогой читатель: вы — улетаете во вневременной континуум размышлений о насущном, «прошлом в прошлом» и — будущем через настоящее: всех нас, страны, мира.

Далее — семантические пласты:

• Украинский пласт — Киевская Русь vs Московия: как великие украинцы оборачиваются орудием междоусобных конфликтов
• Совместимость русской лингвистической школы с иностранной: «взаимопроникновения vs отторжения»
• Значение свободы слова как таковой — без предубеждений и политических замашек — свобода «мёртвых слов» в том числе: из разряда неадекватного реагирования на происходящее
• Значение прав человека
• Божественное очищение в поисках исконных смыслов
• Нормы и сверхнормы пост-, мета-, супер-: модернизма и ещё всяких «измов» — «дилетантизм-аскетизм-механизм…»
• Кризис религиозных императивов
• Архетипические смыслы империализма etc. 

Тоже не всё затронуто в схеме — лишь основное. Чтобы уразуметь, кому, как и зачем читать эту непростую «сказочно-несказочную» книгу:

«Сказочную» — в проекции адекватного объяснения многих сложных социопричин: как отец истолковывает сыну. 
«Несказочную» — в расчёте на серьёзность выводов, кои сможет сделать читатель, осиливший авторские сентенции-теоремы, вокабуляр, порой сугубо научный. 

Непредубеждённо возникает вопрос: вроде бы зачем автор всунул в текст сказки-то? и не только сказки, — но и новеллы о далёком детстве, течении жизни: весёлых случаях и т.д. Ну, соорудите специальный манускрипт — чисто по сказочкам, а? Собственно, сами тексты, составляющие «плоть», — как говорил Твардовский, «плоть фактуры», «дневную плоть»: — реально трудны для восприятия. В них надо вчитываться, думать, искать источники проникновений, возвращаться, перелистывать. Но… В том-то и суть — внедрённые в тело книги скетчи, были-небылицы — как бы выводят зрителя из «концертного зала» — в буфет! Дают читателю не то чтобы минуту отдохновения, а — как бы даже закрепляют материал: нагрузка-отдых, серьёзное-смешное. 

Понятно, Юрий Нечипоренко, — изначально гоголевед (уже потом всё остальное: Ломоносов-Пушкин-Даль), — выставил на обозрение любимый гоголевский материал: компилированный, обобщённый. Помнится, как-то давненько, в эпоху царствия ЖЖ, была даже некая категориальная перекличка Нечипоренко с ещё одним «монстром»-гоголеведом — И. Золотусским. Я тогда намеренно сравнивал их тексты на предмет того — как, насколько нетривиально подойти к одним и тем же вопросам, одному и тому же гению! Оказывается, можно! Их подход абсолютно разный. И — абсолютно одинаков — в отношении любви к русскому слову, бесхитростным гоголевским людям-хуторянам: грустным-потешным-озабоченным.

Многие тексты Юрия Нечипоренко датированы 2010-ми годами. Когда — я же их и ставил (как редактор) на сайт «Русской жизни» (проект «“Хронос” — История в интернете»). И стоило возникнуть в поле зрения знакомым заголовкам, предложениям-абзацам, как всё смысловое полотно вспыхивало в сознании опять — будто прочитал вчера! — настолько авторская маркировка фраз ярка и запоминаема. Так врезались в памяти великолепные публицистические трактаты:

• «Элита как суперэтнос» (в «бумаге» — 1994 г., инет-публикация — 2011); 
• «Новая формация» (2011, выросшая как развитие идеи «Элит»); 
• «Империя и постмодерн» (первая бумажная публикация в 1995 г.).

Можно сказать, мол, зарисовки о художниках (Черкашины, Косаговский, Захаров, Москвитин); творцах С. Красовицком, Г. Оболдуеве, Бунине, Газданове — звучат вообще как обособленная часть: книга в книге (не вытравить любовь к молекулярно-клеточным структурам!). Оттого как довольно сложно совместить философско-политические рассуждения с жизнью и творчеством отдельных писателей-поэтов. (Тут ещё и сказки!) Тем более что Газданов — и вовсе дан на волне недавней книги «Гайто Газданов: грани личности и таланта», где Юрий Дмитриевич был научным руководителем совместно с составителем В. Таказовым; я же, как всегда — простым редактором. Впрочем, Газданов, наравне с Гоголем, — старинное пристрастие и предмет  углублённых научных работ Юрия Дмитриевича.

Вот эта книга:

А вот некоторые картины упомянутых в тексте художников:

Хотя глава о Газданове достаточно увесиста. И, предположим, какой-нибудь будущий кандидат наук по газдановедению обязательно должен принять её во внимание, до такой степени всё сделано филигранно и, повторюсь, — с огромной любовью. Ведь Газданов — тот же сказочник, увы, пропустивший свою большую славу при жизни, так уж получилось. Только «сказочник» он — мистериальный, «ночной», «сумеречный», если уместно так выразиться.
Вообще на исходе XX столетия российская политическая элита обратила искусство в инструмент управления, стремясь «утилизировать» наследие распавшегося СССР. В кондициях формирования новых властных структур возник закономерный вопрос: применима ли проверенная «вакцина» против социального хаоса — постмодернизм? — спрашивает Нечипоренко.

Кризис искусства в эпоху гегемонии постмодерна

В книге прослеживаются два взаимосвязанных процесса:

1. «Политика как искусство»: имиджмейкеры и сценаристы превращают государственное управление в перформанс, где важна не суть, а эстетика жеста. (Ещё одна обожаемая тема Нечипоренко.)
2. Наоборот, «Искусство как политика»: художники, эксплуатируя актуальную повестку, рискуют стать проводниками идеологии, теряя творческую автономию.

А ведь Джордж Оруэлл предупреждал: художник вправе иметь убеждения, но подмена искусства пропагандой равносильна предательству профессии. Однако где грань между гражданской позицией и ангажированностью? Тут-то и возникает новая социальная парадигма…
В свою очередь, XXI в. породил уникальный феномен — «форматизм», где ключевым критерием стратификации становится не собственность, а доступ к информации. Медиа, выполняющие роль «четвёртой власти», интерполируют не только новости, но и саму реальность, отбирая, канализируя «удобные» нарративы. Пример: «Мода как код». — Одежда превратилась в язык социальной идентификации — каталоги Vogue и Aliexpress определяют принадлежность к разным полюсам общества. [Это я рефлексирую трактат Ю. Нечипоренко «Новый форматизм».]

Постсоветское инкорпорирование: вечный конфликт форматов

Распад СССР уподобляют перезагрузке жёсткого диска: старая система ценностей стёрта, но «биос» традиционного рассудка остаётся неизменным. Генетическая память народа сопротивляется внешним модернизациям:

1. Провал «манкуртизации». Даже насильственное перепрограммирование (как в романе Айтматова «И дольше века длится день») не способно искоренить архетипы справедливости и достоинства.
2. Неолиберальный эксперимент 1990-х. Попытка импорта западных моделей столкнулась с «антителами» коллективного бессознательного.

Искусство же второй половины XX века — демонстрирует парадокс: при росте геополитического влияния сверхдержав их культурные достижения пахли всё более эфемерно. Колоритный пример: замалчивание конструктивизма. Так, на выставке «Великая утопия» (1992) работы Карла Иогансона были исключены из англоязычного каталога — США предпочли сохранить миф о своём технологическом превосходстве. Глобализация не отменила борьбу идентичностей. Традиция, как глубинный код, продолжает сопротивляться политическим «апдейтам», а искусство балансирует между свободой и служением Системе. Вопрос остаётся открытым: способен ли художник быть «вирусом», перепрограммирующим реальность, или он всего лишь интерфейс для чужих сценариев? Об этом, кратко, — политико-социальный элемент  работы. [Моё видение главы «Смыслы культуры».]

Финал книги — трогательные воспоминания об ушедших друзьях: О. Кургузов, К. Драгунская, И. Гансоновская. Поистине заключительный Гимн любви, дружбе, ярких открытиях и вдохновенному творчеству, равному Вселенной смыслов. И в том — весь Юрий Нечипоренко.

Аннотация книги здесь

​

​