Поколение nickst

Руководитель народного театра из фильма «Берегись автомобиля», предполагал, что сценическое будущее - за народными театрами. Но всё-таки не предвидел. Предположение, увы ему, не оказалось предвидением. Насколько лучше сыграют Гамлета рабочие, простоявшие смену у станка, мы так и не знаем - судьба тех гамлетов неизвестна, на большие сцены они не пробрались. Да и теннисист, выходящий на дворовой корт после рабочей смены, имеющий в качестве спарринг-партнера стенку или такого же рабочего, занимающегося спортом урывками в свободное время, едва ли попадёт на Уимблдон. Конечно, известны люди, ставшие знаменитыми именно благодаря своему хобби, те, что достигли признания «вне основной работы». Но число этих людей несравнимо по сравнению с теми, кто делал своё дело именно профессионально: имел возможность заниматься тем делом, в котором впоследствии добился успехов, был свободен от хлопот по добыванию хлеба насущного «на стороне», мог заработать и всё время посвящать тому делу, которое его и прославило.

Есть профессии, в которых требуется постоянное оттачивание мастерства, кропотливая последовательная работа, при этом некоторая свобода от давящей необходимости зарабатывать на жизнь. Пожалуй, все виды искусства относятся к таким профессиям. Музыкант, не работающий по нескольку часов в день с инструментом, не слушающий других, не может поддерживать даже уровень достигнутого мастерства. О совершенствовании и говорить не приходится.

Писатель, не оттачивающий фразу, стиль, не читающий других писателей (на что тоже нужно время и силы), не попадёт в серьезные списки и в различные шорт-листы. А есть ли нынче у писателей такая возможность – тщательно работать над своими текстами? У каких писателей она есть? По крайней мере, у писателей среднего поколения такой возможности нет. Пришла к убеждению, что среднее поколение писателей специально «выбили». Потому что они - участники и свидетели не самых доблестных действий властей. А правда в освещении этого исторического периода властям не нужна.

Старшее поколение легче перенесло и меньше ощутило на себе ту мясорубку, которую устроило правительство России своим гражданам в период «перемен», потому что было защищено и подкреплено званиями, наградами, пенсиями, дачами и квартирами. И можно было, сдавая в совсем уж трудные времена квартиру на Тверской, в Лаврушенском переулке, жить на даче в Переделкине. И слава Богу, что у людей такая возможность была

Совсем молодые нынешние писатели не вкусили прелестей переходного периода, потому что были защищены в силу возраста родителями, старавшимися оградить, взять все тяготы, принять удары на себя, родители являлись буфером между трудностями жизни и своими детьми. Да и сама молодость сглаживает трагедии. Они могли видеть, могут помнить, но, скорее, в качестве наблюдателей. Это как драка: свидетели могут запомнить мельчайшие детали действа, видеть гримасы боли и страдания, ненависти, проникнуться пылом и азартом этого противостояния, и даже потом описать правдоподобно. Но не сопричастно. Биты-то они не были!

Среднее поколение писателей вынуждено работать где-то все эти годы, не от раза к разу, а ходить ежедневно на службу, и превращается в тех самых актёров народных театров, которые днем стоят у станка, и только вечером могут заняться тем, к чему лежит душа, к чему - талант. Не они поедут за Оскарами. И не те теннисисты, что после трудового дня отрабатывают удар в стенку, поедут на Уимблдон. Хотя задатки у них могут быть лучше, чем у чемпионов. Но условий нет. И останутся они лишь на домашнем видео, в сердцах и памяти приглашенных на спектакль соседей и родственников.

Не потому такое положение ныне у писателей среднего поколения, что так карта легла, а так её положили. Чтобы именно не писали. Но как запретишь? И подействуют ли запреты? А вот отлучить от этого дела финансовым способом, самым действенным в обществе чистогана, можно.

Прожили, пережили, попали на излом времён нынешние 35-45 летние. Они – неподкупны. Творческий человек реализует в своем произведении накопленное переживание. Радости ли, горести ли. Но таких свидетелей убирают. У настоящих творцов, пусть и скромного таланта, не ремесленников, для которых литература - способ заработка (без всякого осуждения это говорю), есть внутренне чувство ответственности за фиксирование эмоций, чувств, которые испытывает человек в тех обстоятельствах, из которых складывалась его жизнь, жизнь его страны. Когда мы изучали древние рукописи, преподаватель обращала внимание на то, что летописи очень точно фиксируют события. На наш вопрос, можно ли верить писцу, он ведь мог и исказить событие, неправильно зафиксировать его, проявить фантазию и допустить домысел, (мы при этом имели ввиду опыт современных писателей), преподаватель ответил, что писцы чувствовали свою ответственность пред Богом за правдивость фиксируемых событий, перед будущими поколениями, с которыми испытывали в буквальном смысле физическую связь через время. И понимали, что нельзя человеку искажать своё время, которое именно через летописи придёт в будущее. Летописец понимал: за искажение течения времени в глазах людей он будет отвечать перед Богом. И не каждому писцу доверялось летописание.

Большинство писателей среднего поколения именно эту ответственность перед тем Богом, которого каждый имеет в душе, даже не будучи человеком воцерковлённым, чувствуют, когда садятся за письменный стол, становящийся порой для них плахой.

Есть ли в мире страны, где летчики, врачи, учителя, рабочие, дворники пишут стихи, рассказы, как это происходит в массовом порядке у нас? Ведь собственное писание предполагает знание литературы и достаточно высокий уровень образования.

Когда шли дискуссии относительно профильного школьного образования, дескать, зачем технарям литература, а лирикам физика и математика, я говорила оппонентам, что вы таким образом практически закрываете возможность сменить человеку свою стезю. Что может решить человек в подростковом возрасте, когда он и должен по вашей идее выбрать профиль своего образования? И существовавшие в советские времена спецшколы предполагали не урезание предметов, а дополнительное изучение профильных. Программа общеобразовательных школ при этом оставалась. Я с седьмого класса мечтала быть астрономом и, если бы пришлось выбирать профиль дальнейшего обучения, то пошла бы в физико-математическую школу, где бы при предлагавшемся подходе не изучалась бы литература. Но после школы поступила на филфак, о котором не думала вообще. У нас на факультете училось немало выпускников математических спецшкол, которые только в десятом классе решили, что хотят связать жизнь с филологией.

Выбивая из ремесла писателей среднего возраста, власти сознательно разрывают пресловутую живую связь времен. Вот так выразиться сейчас даже как-то позорно: что за совковые фразы? Мы же - постмодернисты. Постсмысловисты. Внесмысловисты. Смысла нет - и слава Богу, что и требовалось от литературы в частности и искусства в целом.

Но разрыв живой связи не просто опасен. Он смертелен. Условно говоря, если ваши дети не родили внуков, то ваша история, личная, на этом закончилась. В вашем доме может поселиться множество людей, они даже могут взять вашу фамилию и проявлять уважение к памяти, хранить семейные фотографии, по которым будут даже и находить некоторое сходство с вами, они могут быть наследниками, но не потомками. И никаких ваших генов у них не будет! Эти люди не будут нести ваших родовых признаков. И никогда этого уже не изменить ни при каких условиях.

Поколение, не связанное с русской литературой пульсируюшей связью, будет лихо писать, как они съели собаку, читатель будет жалеть, что их самих собака не съела. Но традиций русской литературы вживую они не восприняли, по наследству им это не передалось. И они что угодно могут передать потом по наследству следующему поколению. Но не живые традиции русской литературы. Можно стать подражателем. Но не продолжателем.

Одним из признаков дилетанта является его убеждение, что до него никто этим не занимался. Он не знает опыт предыдущих специалистов, знатоков того дела, которым решил заняться сам. Как тот персонаж, что говорит банальности, гордясь, что своим умом до этого дошёл. И получается, что не велосипед изобретает, а спицу к его колесу. Ему - интересно. Другим - нет. Только самым близким и заинтересованным лицам или персонам, желающим тормозить процесс развития и призывающим начинать всё с чистого листа. Хотя необходимости в этом не просто нет, а это вредно, потому что повторение истории идет не по кругу на следующем витке, а именно по этому же самому кругу, пройденному предшественниками, и вытаптывается то, что было здесь посажено и взращено ими.

Читая произведения молодого поколения, задумываешься: а читали ли они что-нибудь, кроме самих себя? Они не отягощены опытом прежних писателей. Думается, не надо объяснять, что не призывы к плагиатству здесь заложены. Но вот то накопление опыта, который чувствуется в профессионалах, классиках. Читая Проханова, Галактионову, Полякова, писателей со своим, выработанным почерком, стилем, даже стилями, потому что пишут они в разных жанрах, владея разными «почерками», чувствуешь, какое знание литературы у всех них. Это удивительное и редкое умение: изучив, скопив опыт, пропитавшись литературой, опытом твоих предшественников, выработать свой стиль, не повторять, не заимствовать, не рефлексировать, не грузить читателями этими знаниями, не давить на него, демонстрируя свою осведомлённость и явное превосходство в знаниях и умениях.

А вот молодых читаешь, и при том, что нет у них этого знания и опыта (или не в коня корм, что называется, читали, да не усвоили), складывается ощущение, что они - подражают, даже пародируют.

Книги о том, как заарканить миллиардера с Рублёвки, выходящие стотысячными тиражами, раскупаются жаждущими взять в руки соответствующий, правильный аркан. При том, что миллиардеров в стране около сотни человек, почти все они женаты. И у этих заинтересованных читательниц шансы, расписываемые как архилёгкие - нулевые. Но книги раскупаются. Это чтиво даже физически вытесняет осмысленное чтение. Если человек может выделить в день час на чтение, то, читая гламур, он на него потратит этот час, не оставив времени на что-то другое. Это - свято место, которое навязчиво заполняют пустотой.

Писательство ныне - тягчайшая форма эксплуатации. Издательства, собственно, собирают урожаи на полях, которые не засевали, не поливали, не окучивали. На книгах зарабатывают издатели, а не писатели.

Писателям некогда жить. Они то работают, то пишут, а созерцать, осмысливать, «расслабиться», вырвавшись из потогонной системы, у них нет возможности.

Спрашиваю товарища, мол, куда в отпуск. Отвечает, что в отпуске будет писать. То есть, освобождаясь от одной работы, на которой добывает кусок хлеба, он берется за другую, которая – для души, и не только его души, но и читателей.

Не знаю никакой другой профессии, где творческие люди в массовом порядке так хорошо и совершенно профессионально занимались своим делом бесплатно. Чтобы профессиональный певец выступал совершенно бесплатно - я даже не представляю. А зарабатывал бы на эти выступления, беря дополнительные частные уроки (работая учителем), дежурства в больнице (будучи врачом), делая статьи для изданиий, где хорошо платят. Но душа там не разгуляется. Можно представить, что обладающий голосом человек где-то трудится (зазывалой, например), на заработанные деньги шьёт концертный костюм, арендует зал, зазывает зрителей и бесплатно поёт? А потом ещё и диски свои дарит? Поступают ли так художники, и если да, то где можно получить в дар полотна профессиональных мастеров кисти?

Артисты балета, прочие танцоры на каких площадях демонстрируют своё мастерство таким вот образом?

А ведь писатели среднего поколения именно так вынуждены выходить к своему читателю, они - самые преданные своей творческой музе люди. Кто ещё из мастеров культуры работает где-то на стороне, чтобы, заработав там деньжат, выпускать свет свои творения? Так называемый самиздат. Искорили советскую власть за то, что она не печатала те или иные произведения, что вот сами писатели где-то издавали, вынуждены были это делать. Сейчас едва ли не половина публикуемых книг - самиздат.

Старшее поколение творческих людей государство якобы вынуждало творить «в тему». А разве рабочий у станка мог отказаться делать деталь для ракеты, будучи пацифистом? А учитель мог дать не тот урок или нести на уроке отсебятину? Где свобода? В какой области деятельности, за которую хочешь получать деньги, она есть? Писатель мог писать в стол. А рабочий в свой стол не мог работать на станке. В свободное время - пожалуйста.

В интервью раздатчик премии «Большая книга» объяснил необходимость учреждения этой премии желанием поддержать молодых писателей. Мол, они вынуждены отходить от творчества, чтобы зарабатывать, даже привёл в пример какого-то талантливого несчастного, который бросил писать, занявшись рекламой.

Но кто лауреаты «Большой книги»? Дмитрий Быков, Александр Кабаков, Наум Коржавин. Кто из них настолько молод и горяч, что того и гляди свернёт с писательской стези на дорожку чистогана и таким образом лишит нас возможности читать его шедевры? Или кто из них терпит беспросветную нужду?

То есть «большая книга» не выполнила той функции, для которой и задумывалась. Надо просто признавать устроителям, что они сразу потерпели неудачу, отошли от замысла. По каким причинам? Давление? Что же ёще? Потому что взлётами письменного слова, ради которых не жаль было отступить от изначальных принципов, произведения- лауреаты назвать нельзя никак. Ну никак!

То есть задумывалась эта премия для той категории, собственно, к которой мы обратили взор, но и тут это поколение было обнесено. Оно оказалось литературе в абсолютном материальном вакууме: ни премий, ни заработков, ни литфондовского подспорья в виде квартиры и дачи. Тем для творчества, живого актуального материала, насыщенной судьбы столько, что за жизнь не переписать, а писать-то времени и сил и нету. А старые и молодые, имея вышеперечисленные подпорки, подспорья, гранды-премии, только пиши. А писать не о чем. Судьбы-то нет. Жизнь порой продолжается, а судьба закончилась. Потому в их произведениях какие-то пережёвывания не самых ярких и не перекликающихся с нашим днем историй, воспоминания молодости, брюзжание или выплёскивание комплексов, накопившихся обид на бумагу. Местечковость как она есть. В плохом смысле этого слова.

Молодые бывают лихо оснащены: сел на ферррари, взял видеокамеру, проехался - заснял. Но это будет не документальное кино. Это рабочий материал. Ну и работай с ним. Но не хочется. Движение, темп, клиповое сознание, нарезка, перескакивание с одного на другое…

Позвонила в издательство по просьбе приятельницы, живущей за границей, начавшей писать рассказы. Задала нейтральный вопрос: «Можно ли принести вам рассказы и как удобнее это сделать?» Дама на другом конце почти закричала: «Мы не рассматриваем рассказы никакие вообще. Только полноценные романы». Мне этими словами она задачу бегать по редакциям упростила. Я ей так и сказала. Мы разговорились. Милейшая женщина. Посоветовала мне никуда ничего не носить - откажут везде. «Условно говоря,- начинаю я демагогию, - принеси сейчас Толстой свои «Севастопольские рассказы», Пушкин - «Повести Белкина», а Лермонтов «Герой нашего времени» (все не романы), то их бы отфутболили?»

Да, - подтверждает редактор. Даже не стали бы рассматривать.

А какой выход? Начинать с журналов, например. Рассказик по рассказику.

Однако в журналах мало того, что беспросветная компанейщина, но сейчас и сидят те ещё знатоки литературы. Многие- сами не очень удачливые писатели со всеми вытекающими. Они футболят так, что пробка от шампанского позавидует скорости, треску, с которым вы вылетите из редакции, ободренные устной рецензией неудачников, получивших доступ к редакторскому столу. Второй раз и не сунешься. А журналов мало. Раз- два. И все!

Настоящий писатель- это антенна, индикатор, он должен улавливать тончайшие чувства, переживания, флюиды. Потому он – человек чувствительный и ранимый. Писатель не может быть толстокожим. Толстокожесть для творца- это профнепригодность. Можно быть репортером, но не писателем. Или писать по воспоминаниям о тех чувствах, которые ты описываешь. А это - копия с размытого снимка.

Признаюсь, у самой есть опыт. Не стану называть ответственного за прозу журнала, человек и без того травмирован жизнью и таким неприятным её эпизодом, как коллективный отказ студентов постигать под его руководством основы литературного мастерства. Обо мне даже ему замолвили слово: мол, обратите внимание. Жутко раздраженный мужчина, сетовавший на то, что его заваливают графоманы рукописями. Взяв принесённые мною три рассказа, сказал, что прочитает один самый большой. Мне уже и оставлять не хотелось, потому что так он костерил всех пишущих и напрягающих его необходимостью читать, что было совестно вносить дополнительный разлад в его душу и раздражать ещё больше.

Позвонив в оговоренный срок, услышала: «Прочитал тот, что больше(!) у вас ведь это не рассказ, а примитивный пересказ ситуации». Рецензенту очень хотелось продолжить свои упражнения в литературоведении, в основе которого мера «на вес и размер». Я поблагодарила, попросила воздержаться от дальнейших оценок: если не подходит, то просто благодарю за внимание.

Я не сказала ответственному за прозу, что оба рассказа были уже опубликованы, получили хорошие отзывы в том числе от писателей, уровня которых данный прозаик (я его почитала для ознакомления) не то, что никогда ни одним абзацем не достигнет, но и понять их тексты до конца никогда не поймёт.

Поскольку в толстых патриотических журналах рассказы оценивают на вес и размер, то я не знаю, какой и имеется в виду.

Вот и ищи себе путь к читателю: издательства не рассматривают вообще, в журналах сидят желчные неудачники или бывшие красавицы, которые к любой женщине моложе 80 относятся с ревностью не критикесс, а просто женщин. Это простительно. Но …

Сижу в кабинете известного писателя, редактора. К нему просится депутация. Он принимает. Депутация человек из 10 каких-то активистов излагает цель своего визита: «Уважаемый Иван Иваныч! У нас к вам вот какое деловое предложение: подарите каждому из нас все ваши книги». Писатель несколько смутился, не знает, что сказать, отвечает, что он не держит в кабинете свои книги, да ещё в таком количестве. Но они продаются в магазинах, в частности, в находящемся в этом же здании. «Да нет, зачем мы будем покупать? Вы нам подарите и поставьте автографы. А то, что сейчас нету, ничего, вы нам скажите, когда придти забрать, мы придём и заберём».

По уходе любителей литературы я только высказала удовлетворение, что Иван Иваныч не является архитектором. А то бы ходоки просили подарить им квартиры в спроектированном им доме, соответственно конструктор автомобилей получал бы такие «деловые предложения» о подарке желающим и ценящим его талант автомобили его конструкции. Калашникова, интересно, не обходят вниманием желающие получить автомат?

Даже у вполне адекватных людей нет разумения, что писатель точно так же покупает книгу, выпущенную издательством, в магазине, а если выпустил за свой счёт, то был бы не прочь вернуть хотя бы часть потраченного на издание. У режиссёра же не просят сторонние люди кассеты с его фильмами: твоя идея, ты её воплотил, но производят товар другие люди, их работа стоит денег. Но и у общества впечатление, что писатель рад раздаривать свои книги всем. В том числе незнакомым людям. То есть людьми эта тяга писателей поделиться плодами своего творчества с окружающими фиксируется. И труд писателей востребован, но у самой активной и правдивой части писателей - среднего возраста - нет достойной возможности эту востребованность удовлетворить.