Время оборотня и камертона

Эстетические идеалы надо отстаивать с оружием в руках.

«Самое сильное оружие – это слово».

(Аристотель)

Если отталкиваться от знаменитого высказывания фон Клаузевица «война — это продолжение политики другими средствами», то и психологическую войну можно определить как половецкие набеги или нашествие монголо-татар тоже другими средствами. Нашествие можно заменить вторжением Наполеона или Гитлера в зависимости от хронологического порядка, но сути психологической войны это не меняет.

Советская власть дискредитировала себя террором и лагерями, никто ей не верил, когда она предупреждала о холодной войне. Да и какое у нее было право критиковать занозу в чужом глазу, когда из собственного не было вынуто бревно? Но, видимо, это неверие тоже было выпестовано средствами психологической, на том этапе называемой холодной войны. Это прием отталкивания от обратного. Пропаганда ругала западно-американскую модель, лживая коварная пропаганда, а мы к этой модели рвались через колючую проволоку, Берлинскую стену и прочие видимые и невидимые препятствия (см. фильм «Восток-Запад»). И дорвались. Целые поколения павшие на фронтах холодной войны 70-х - 80-х годов, даже если физически остались живы и без увечий, но с чудовищными потерями и с изувеченными судьбами. И, в конечном счете, никого, кроме себя, винить в этих потерях и заблуждениях нельзя. Ведь советская пропаганда честно предупреждала нас. Пусть эта честность составляла часть, а может, гвоздь программы той жестокой, беспощадной, холодной войны, которая велась против нас, наших душ и прямых интересов. И что же теперь в международный суд в Гааге подавать за нанесение колоссально морально-гуманитарного ущерба? На кого подавать? На Пентагон? Политбюро? Или Британскую корону? А может, на радиостанцию «Голос Америки» вместе с «Немецкой волной» из Кёльна? Или же подавать в товарищеский суд на собственную глупость и невежество, наивность и доверчивость, это поле Куликово всех психологических воен? Почему советские люди зачастую верили Кёльну и Америке больше, чем Москве? И кто будет подавать? Жертвы этой войны? Но ведь жертва она потому и жертва, что у нее нет больше сил не то, что бороться, а чаю себе вскипятить. Для многих та холодная война кончилась только, когда американские бомбы стали падать на Белград и Сербию.

Против нашего человека в мире действует четыре силы. Первая — бюрократическая, вторая — военно-правоохранительная, третья — средств массового одурачивания; все три под правительственной крышей. А четвертая сила — это иноплеменная алчность и жажда наживы. Раньше она проявлялась в половецких набегах, сейчас в арендах наших предприятий иностранными фирмами. И наш оклеветанный, очерненный человек, до недавнего времени прозванный гомо советикусом, должен лично, один в поле воин, противостоять этим гидрам, должен продержаться хоть лет до сорока, чтобы продолжить себя, и на свое место поставить того, кто дальше будет им противостоять. Он перестоял батыев; и сейчас он выстоит, наш человек, отстоит и себя и Русь, ибо нет ему равных, ни в чем: ни в низости, ни в величии.

Война против него сейчас продолжается всеми средствами: криминогенными, когда в разборках гибнет молодежь от 25 до 30 лет; терактами; уничтожением лучших людей в любом деле; коммерческо-экономическими мерами и, конечно же, психологически. Причем психологическая война сняла с себя маску и вышла на свет. В печати появились книги вроде «Секреты психологической войны. Цели, задачи, методы, формы, опыт», уж в 1999 г. изданной в Минске авторами Крысько и Тарасом. И коль мы поставлены в условия того, что спасение утопающих — дело самих утопающих, то дисциплину о методах распознания психологической войны, выявления ее шпионско-разлагательного, подрывного процесса, надо, подобно предмету гражданской обороны, безотлагательно вводить в детсадах (вспомните о росте детских самоубийств после мультфильма о Покемоне, pocket-monstre — карманный монстр (англ.), школах (церковь обвинила «Гарри Потера» в сатанизме), вузах, гуманитарных и технических, в армии, а на производстве и даже в сельском хозяйстве в порядке политинформации. В наше «мирное» время идет ожесточенная хитро-коварная война. Под прицелом — мы и особенно наши дети. Будущие в том числе. В упомянутой книге приведены указания к ведению организованной психологической войны древнекитайского фон Клаузевица IV-ого века до н.э. Сунь Цзы. Одно из них гласит: «подстрекайте молодежь против стариков». А вот пара других: «сковывайте волю противника песнями и музыкой», «делайте все возможное, чтобы обесценить традиции ваших врагов и подорвать их веру в своих богов». Книга развенчивает средства и приемы психологической войны разного типа и разных эпох, от Первой мировой (что смягчает вину красноармейцев) до Афганистана и Чечни, от Кореи до США, но не затрагивает тему искусства, в частности, языка и литературы, и культуры вообще. А они тоже сейчас, как никогда прежде, активизировались в штурме и натиске на наши души. Культура, живопись, поэзия, изящная словесность, изначальное назначение которой воспитывать благородство, возвышенные чувства и достойные нравы, в эпоху текущей психологической войны стала орудием разложения этих чувств и нравов, превратилась в оборотня.

В последние века полтора у нас самый высокий показатель мастерства и признание таланта — это быть убитым. Вспомните, Александр II, Столыпин, Есенин, Маяковский, Павел Васильев, Святослав Федоров, Михаил Евдокимов. Одни пали жертвами терактов, другие «самоубийства» — все, как сговорились, кто от аварии. Такие люди сами не умирают. Талькову тоже не дали допеть.

Произошла перестановка мест в искусстве андеграунда, в переводе с английского «подземелье, подполье». Кто при советской власти был гоним, Пригов, Сапгир, Кабаков, сейчас стали визитной карточкой официальной культуры и даже, порой, авторами из школьных учебников. А те, кто тогда был официальной культурой, сейчас оказались в подполье или в полуподполье. Очутился там даже генерал Варенников со своими «Воспоминаниями», которому не дали слова по радио Международной книжной ярмарке 2002 в Москве. Хорошо, генерал Варенников никогда не сражался под знаменем Мельпомены, но ведь и многие из ее солдат тоже сидят в подполье. Вы лучше меня знаете их имена. Подозреваю, что и эта перестановка была подготовлена и заранее спланирована холодной войной.

Появился термин культуринтервенция, приведшая к net-культуре. Впрочем, это вчера была культуринтервенция, а сегодня она развернулась в культурагрессию, то есть организованный массовый разбой в интересах его организаторов. Интересы же войны психологической совпадают с интересами войны вооруженной, они всегда одни и те же — это нажива, путем ли грабежа драгоценной утвари в эпохи до изобретения пороха, путем ли создания нового рынка для сбыта средств массового уничтожения.

В журнале «Народное обозрение» несколько лет назад была помещена одноименная статья «Культуринтервенция» Н. Марковой. Она описывает признаки новой напасти: демократизацию, секс-пропаганду, уничтожение табу, подражание, Д-моду (антимоду), манипултрование информацией, к чему можно прибавить десакрализацию (т.е. когда ничего святого) родителей (06.04.2010 СМИ сообщили о 19-летнем юноше из СПб, успешно заказавшем своих родителей), упоминает демонизацию Англии и моделирование поведения. Иными словами, снова лепят человека нового типа, но уже не по коммунистическим шаблонам, а по меркам прокрустова ложа нынешней демократии, творят такого бритоголового недочеловека зомби с кольцом в носу и черными ногтями. Как в Англии. Гомо советикус в сравнении – эпический герой.

Но постепенно закрадывалось сомнение, а не подсадная ли утка эта статья, под видом негативных примеров информирующая о них? А сама автор не жертва ли культуринтервенции, о которой глаголила? Хотелось надеяться, по простоте, а не по умыслу или заданию. Ох, уж эта простота — хуже воровства. Вечно она стремится вставить слова непонятные, заморские, чтоб свои лапотники говорящего за очень ученого приняли. Этот феномен академик Ю.М. Осипов назвал «обнаучиванием науки». Оно случается с теми, кто от сохи – нет, не будем оскорблять кормилицу-соху – из грязи выбился в люди. «Нет, кто уж кулак, тому не разогнуться в ладонь! — писал Н.В.Гоголь. — А разогни кулаку один или два пальца, выйдет еще хуже... Попробуй он слегка верхушек какой-нибудь науки, даст он знать потом, занявши место повиднее всем тем, кто в самом деле узнали какую-нибудь науку. Да еще, пожалуй, скажет потом: «Дай-ка себя покажу!» Да такое выдумает мудрое постановление, что многим придется солоно... Эх, если бы все кулаки!»

Постепенно статья Н. Марковой, человека из РАН, начинала казаться диагнозом именно из-за числа нерусских слов, над которыми надо задуматься, чтобы расшифровать. Пожалуй, иностранцу это удалось бы легче: « девиантность приводит к девиантности» — из трех слов два иностранных. Девиантность — отклонение. Но о том, что скоро русский язык не потребуется переводить на иностранные, в «Литературной России» восемь лет назад была опубликована статья «Урезание языка» Г. Злотина. Он живет в Америке, а заграницей язык воистину становится последним оплотом национального лица человека, поэтому сильнее травмируют и бросаются в глаза всякие опыты над этим оплотом. Во Франции уже давно принят закон, запрещающий в официальной речи употреблять английские термины. Почему бы России не последовать этому примеру? Ведь у нас так любят моду из Парижа. Закон, объявляющий наш язык заповедной зоной, где всякое браконьерство, устное, а тем более, письменное, на исконные слова и замена их, живых, здравствующих, родных и привычных, на космополитные и карающий это административно-моральными мерами — от штрафов до позорного столба, такой закон надо ввести по правилу «промедление смерти подобно», решительно, без всякого предательского кокетства с либерализмом, равноценного отказу ампутировать ногу, зараженную гангреной.

Еще Владимир Даль высказывался против «чужеречия» - введения в обиход иноязычных слов там, где прекрасно можно обойтись русскими. Но, увы, во всех отраслях вводятся новые словообразования, в основном, англо-латинского разлива. Порой, ч... ногу сломит со всякими мерчеиндайзерами, плоттерами, рэйвами, делинквентостью (немного преступностью, немного приблатненностью) , ну маркетолога кое-как можно раскусить — нечто среднее между маркитанткой и болтологом(болтуном). А иногда не о чем жалеть. Пусть французскую «афишу» заменили французским же «анонсом». Было чужое слово и стало чужое слово. Произошла замена. Но не подмена, как в случае самоубийства и суицида. Беда, что суицидов в жизни стало больше, чем было самоубийств. Только вот писателю надо быть чутким и сведущим в заменах, и знать, какое из слов надо употреблять в зависимости от периода, когда разворачиваются действия его повествования. Но появление в нашем быту нулевого этажа на месте первого — это уже холуйство за рамками филологии.

Потихоньку ведется подкоп под кириллицу. Мало того, что убрали «фиту», «i», «ять» и «еръ», теперь начинают вытеснять букву «у»... по техническим причинам. Видите ли, на клавиатурах компьютеров «у» часто пишется как «и греческое» то есть игрек. А если к шквалу иностранной лексики и покушению на алфавит еще прибавить и опыт болгар, под турками лишившихся падежей, то в самом деле изучать русский язык для понимания иностранцам отпадет надобность.

Когда шли обсуждения вероятности очередной реформы языка, в Институт русского языка им А.С. Пушкина приходило множество писем. И допускалась единственная реформа — это возвращение «ять» и «еръ». На самом деле это возвращение уже началось. Под видом стилизации ретро. Сколько реклам и названий появилось с твердым знаком на конце. Он ставится также с целью показать, что фирма начала свое существование еще при царе-батюшке. Водку производил СмирновЪ, а водку особую ШустовЪ, мороженое «Русский холодЪ». Салон красоты называется «Ливадiя» — у царя там был летний дворец, магазин «ТоварiщЪ», изд-во «Русскiй хронографЪ». Да и в среде писателей некоторые в частном порядке не пишут иначе, как по старой грамматике. Вышеупомянутый г-н Злотин прислал свою статью в старой орфографии, требующей и знания упраздненных правил, и соответствующей технологии в печатании. А это уже не частный порядок. А как бы возвопил Акакий Акакиевич, сей страстный жрец завитков и вензелей на письме, если бы ему попался современный текст? За Акакием Акакиевич надо прозревать Николая Васильевича. Ведь кому-то мешали завитки на письме. «Еръ» — она как брошь на платье. Можно обойтись и без броши. Особенно, на одежде заключенного. Действительно, зачем она нужна? Но почему-то английская корона с ажиотажем приобретала украшения императрицы Марии Федоровны на аукционах, пущенные с молотка, и не считала, что они ей не нужны, наоборот, пользовалась оказией. Сколько нашей крови было пролито, чтобы создать эту оказию. А нам почему-то украшения и броши не нужны на платьях, не нужны «ять» и «еръ» на письме. А ведь денег от всемирно-валютного фонда не надо, чтобы их вернуть, а только немного здравого смысла в здоровом теле. Попробуйте писать с «ять» и «еръ», а потом без них. И вы увидите, что без — это общипанная курица. Или двуглавый орел без перьев. Реформа языка, существовавшего без реформ со времен Петра Первого, на основании декрета совета народных комиссаров от 10 октября 1918 года и постановления Академии Наук от 11 мая 1917 года была произведена по одиннадцати пунктам. И только благодаря «Не пой, красавица, при мне» мы догадывались, что оне ( с «ять» на конце) — это множественное число местоимения «она». А потом еще было «одне» в соответственном склонении по всем падежам. Остальное все было стерто с нашей памяти. Можно только удивиться тому, что русская классика после этой реформы двоечников выжила. Гарсиа Лорка говорил, что если убрать все, из чего делается поэзия, а что-то останется, то это что-то и есть поэзия. Русская классика прошла через это испытание. Она сохранилась, несмотря на реформу — акт политический, а не гуманитарно-филологический. Учебники русского языка даже спустя пятнадцать лет после этой экзекуции, которую большевики провели, как только захватили банки и телеграфы, давали сведения о прежней орфографии из практических соображений: все дореволюционные книги были написаны и изданы по ней и все русское зарубежье продолжало писать и печататься также по ней.

Хорошо бы эти наблюдения надоумили какое-то расторопное издательство выпустить учебники старой орфографии. Можно было бы смело заключить пари, что они будут разлетаться. Ну да наверняка, эта мысль уже пришла в какую-нибудь светлую издательскую голову. Ведь современный русский язык нуждается не в реформе, а в защите, спасении и реставрации. Писатели в первую очередь должны поднять за это голос, потому что язык — это их орудие труда, при помощи которого они добывают свой хлеб насущный.

Литература в старые добрые времена по отношению к языку выполняла функцию камертона. Современный литературный язык был «настроен» дарованием и творчеством Пушкина, предыдущая эпоха подготавливала для этого инструмент — язык. Пушкин, естественно, не мог оставаться глухим к новшествам. От камертона требуется абсолютного слуха. Пушкин обладал и чувством меры и чутьем золотой середины, что невозможно без совестливости:

«... панталоны, фрак, жилет,

Всех этих слов на русском нет;

А вижу я, винюсь пред вами,

Что уж и так мой бедный слог

Пестреть гораздо б меньше мог

Иноплеменными словами».

В итальянской культуре аналогичным камертоном был Данте Алигьери . Он, будучи флорентийцем, сумел возвести самый богатый из диалектов на полуострове, родной тосканский, на престол литературного языка, который действует поныне с ХIII-ого века.

Академик В. Г. Костомаров в своей лекции «Состояние изучения русского языка сегодня», прочитанной на семинаре для преподавателей соответствующего профиля 24 июня 2002 года, в Институте русского языка им. А.С. Пушкина, изложил эту же мысль. Отследив изменения в языке, он сказал, что приводить его в порядок — задача писателей. Наша с вами задача, господа писатели, собратья по перу. Ученый даже такого высокого ранга, как В.Г.Костомаров, по-своему сверхчеловек, не берется за это. У Данте, поэта, однако, были научные труды о языке («Convivio», «De vulgari eloquentia»), не на пустом же месте он стал «демиургом» и «отцом итальянского языка».

 Но почему ученый, академик не берется за настройку разлаженного рояля — русского языка? Потому что наука не создает законов, а изучает их. А художник — творческое начало. Он может влиять на законы в искусстве, ибо он их и создает. И трижды надо подумать, какая на писателей (или на Писателя?) ложится ответственность за каждое слово, которое не вырубишь топором. Никто не виновен в том, что он не Байрон, но зато с каждого можно спросить, если он вместо вероисповедание пишет конфессия, а вместо законно легитимно. Не надо путать нормальную речь с научными терминами. Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан.

 Однако, увы и ах, именно литература еще на заре советской власти превратилась в оборотня и занялась подменой идеалов, вспомните сказку о Кибальчише Гайдара. Кибальчиш ведь сражается за свою землю, готов умереть за нее, подобно трем богатырям, но в руке он сжимает не крестик, а кроваво-красную звезду Бафомета. Ту, что мы видим на знамени Соединенных Штатов или Европейского Сообщества — меняется цвет, но не форма и не содержание. Сказка пишется для детей, чтобы с нежного возраста привить понятия о Добре и зле. Гайдар же учит умирать за зло, как за Добро. Народная мудрость на этот случай предупреждает: «Дьявол он оборотень». Рядится в одежды Добра, распознать его — порой, непросто, потому-то люди нередко сильны именно задним умом.

Но в подмене первых лет советской власти все-таки угадывался стиль, хотя и она выполняла свое задание на фронтах психологической войны. Литература тогда стала инженером человеческих душ, никак не меньше. Сейчас определенная ее часть, увы, ведет ту же подрывную работу, но уже в духе нашего времени. Во-первых, какая определенная часть? Те, кто из искусства сделал свой бизнес, кого природа обделила талантом. Они с пеной у рта употребляют всякие темные экшены и пролонгации в разговоре и думают, что их принимают за умных. Кто? Иностранцы, которым они хотят продать свою продукцию?

Анти-искусство, контр-искусство, враг искусства, оборотень в маске искусства разлагает вкусы молодежи, дискредитирует само искусство, производит «размывание культурных норм и барьеров» (из «Культуринтервенции»), подрывает «веру подростка в святость печатного слова» (там же), оно привлекает на себя внимание тем, что позволяет себе недозволенное в местах, для того не предназначенных. Что естественно, то не безобразно — философия анти-искусства. Каждый оглянется на безобразие, но не каждому оно понравится. А цель анти-искусства — чтоб понравилось. Вот оно и мутит души прежде всего отроков, элементов неустойчивых по малолетству. Превращает их в мутантов. И в наркопотребителей.

Подростки быстро становятся переростками. Почва из-под ног у них выбита, родителей с их мнениями они имели в виду, смотрите пункт из древнекитайского философа, они находят убежище в наркотиках, но за них надо платить. Вот мы и дошли до главной задачи и цели анти-искусства как одного из видов психологической войны — формирование наркопотребителей. С какой целью? Чтобы нарко-олигархи набивали себе карманы. Для этого им не жалко кому-нибудь из своих апостолов Иудушек кинуть кость в виде международной премии — ведь это все с лихвой окупится в самые кратчайшие сроки.

Сейчас нет отдельно литературы, отдельно языка, музыки и отдельно олигархов, занятыми своей наживой. Самой доходной ее статьей оказались наши души, особенного молодого поколения. Все СМИ обрабатывают их в нужном русле. Иными словами, оболванивают и одурачивают. А дурак — хуже злодея. И кто начинает колоться, совершает злодейство против своих родителей, страны в исконном смысле, истории, здоровья, генетики — у него рождаются уроды. Народ, совершающий геноцид самого себя, — что может быть более злодейским? Происходящее в языке и литературе, творится во всех отраслях и сферах государства. Чтобы защитить их, надо было не разваливать Союз, а создавать инфраструктуру, защищающую наш народ от... нашего народа. Праведников от предателей.

Воистину сейчас на новом витке пришел час, когда «в Россию можно только верить». Ибо «...преступно думать, что родина умерла» — писал Михаил Булгаков в не менее сладком 1919 году. Но « мы будем завоевывать собственные столицы.

И мы завоюем их».

Библиография

«Секреты психологической войны. Цели, задачи, методы, формы, опыт» В.Крысько, А. Тарас. Минск, Харвест, 1999.

Журнал «Москва», июнь, 2002

Журнал «Народное обозрение», 4, 2002

Bruno Migliorini, «Storia della lingua italiana», изд. Sansoni, Флоренция, 1960

Гутман и Полледро «Grammatica russa teorico-pratica», Lattes Ed, Torino, 1933 г.

Газета «Литературная Россия», 35, 2002 г.

А.С. Пушкин «Евгений Онегин», Москва, изд. «Андреевский флаг», 2002

Н.В. Гоголь, «Мертвые души»

М.А, Булгаков «Дневник. Письма. 1914-1940» Москва, «Современный писатель», 1997 г.