Высокая судьба. Документальный очерк

Здравствуй, брат.

 

У нас дома все по-прежнему. Как там ты? Как служба?

 

Знаешь, я долго размышлял о жизни, о смерти и пришел к выводу: лучше смерть, чем предательство Родины. Тебе я хочу посоветовать вот что: если случится так, что ты окажешься в окружении, то лучше смерть, чем плен. А если тебя убьют, я пойду на фронт и отомщу за тебя.

 

Твой Дима

 

Был солнечный июльский день 1944 года, когда я написал и отправил письмо брату. Он воевал под Житомиром. Я вложил в конверт эту довоенную фотографию, чтобы она напоминала ему о прежней счастливой жизни и давала силы воевать с врагом. «Посмотрит Иван на снимок и будет еще шибче бить проклятых фашистов», - думал я.

 

Было мне тогда пятнадцать. Брат ушел на фронт, а моя жизнь в селе Колманка, что в степном Алтае, текла своим чередом. Я учился, после уроков вместе с другими мальчишками работал на колхозном поле, помогал матери по хозяйству. Ей было тогда особенно тяжело: не так давно погиб отец, и я всячески старался помочь пережить это горе. Брату мы не сообщали о смерти отца: пусть воюет спокойно, ему там итак лиха хватает.

 

Однажды тихим вечером я возвращался домой. Шел и думал о том, как странно устроены взрослые, кому и зачем нужна эта война, которая отняла у меня отца и разлучила с братом. Зачем люди воюют, почему нельзя жить дружно и просто радоваться каждому дню? Я уже подходил к дому, когда меня догнал почтальон и отдал какой - то конверт. Фиолетовые буквы на мятой серой бумаге расплылись, обратного адреса или подписи не было. Я был мал тогда, но сердце подсказало: в письме - беда. Торопливо, наискось я разорвал конверт, чуть не испортив вложенный в него лист. Это была похоронка. Мой брат погиб. Не помню, как я дошел до дома, как прятал от матери слезы, припоминаю только, что ночевал на сеновале.

 

А утром, с опухшим от слез лицом и искусанными до крови губами, пешком отправился в райцентр, в военкомат.

 

Солнце еще не всходило, но было уже светло. От утреннего ветра по коже пробегали мурашки. На траве блестела недавно упавшая роса. Я шел босиком по прохладному проселку и чувствовал свое одиночество в большом мире и обиду на Гитлера, который разрушил простое мое счастье.

 

Я подошел к военкомату, и сердце билось тревожно: совсем недавно мне исполнилось пятнадцать, меня могли не взять в армию. Но ведь у меня были веские причины идти воевать!

 

Я вошел в маленькую светлую комнату. За столом сидели двое мужчин в гимнастерках. Они смотрели на меня с какой- то глубокой усталостью взрослых людей, которым все ведомо. Один из них спросил:

 

- Чего тебе?

 

- Хочу на фронт. Воевать.

 

- А сколько лет- то тебе, воин?

 

- Семнадцатый год идет.

 

- А не маловат? На фронте не игра. Там и жизнь, и смерть рядом ходят.

 

- Не маловат. Мне надо на фронт. Брат у меня.. - я еле сдерживал проклятые слезы.

 

Мужчины за столом строго смотрели на меня.

 

Глухим голосом заговорил второй:

 

- Ты иди домой, сынок. А повоевать еще успеешь. Мы пока сами справимся. Иди, иди. Матери - то, смотри не говори, что у нас был. Ей и без того хватает.

 

Первый в гимнастерке встал из - за стола, и я увидел: у него не было правой руки, рукав гимнастерки висел пустой.

 

Я вышел из военкомата. На душе было непонятно тяжело, и опять хотелось плакать. Но теперь это было от чего - то другого. Я не обиделся, что они не хотят пускать меня на фронт, но уже тогда знал, что попаду туда. С одной стороны, я ненавидел войну, но с другой - сам хотел воевать, хотел отомстить за брата, за Родину, за мать, за того мужчину в военкомате.

 

Домой шел не спеша. Когда я добрался до деревни, было совсем темно. Устав от всего пережитого за день, я лег в кровать и тут же уснул. Утром за завтраком мать сказала, что моя старшая сестра собирается к мужу, который воевал в части, расположенной недалеко, за райцентром. Я решил напроситься с сестрой, а заодно при возможности договориться о службе в армии. Через несколько дней мы отправились в путь и вскоре были на месте. Сестра сразу отправилась на свидание с мужем, а я воспользовался ее отсутствием и бросился искать командира. Я быстро нашел дом, который охранял солдат с автоматом, сказал, что ищу какого - нибудь офицера, и попросил сообщить обо мне. Через несколько минут солдат вышел и сказал,

 

что я могу войти. И опять я стоял перед взрослыми людьми, и недавняя история в военкомате повторялась точь - в точь. Но теперь я отвечал на вопросы спокойно и решительно.

 

- Как тебя зовут? – спросил один из них.

 

- Скакун Дмитрий Иванович.

 

- Сколько тебе лет?

 

- Семнадцать.

 

Они переглянусь, но промолчали.

 

- Зачем на войну собираешься?

 

- Брата убили, мать плачет. Я обещал, я должен отомстить, я отомщу!

 

Видимо, моя напористость застала их врасплох. Они переглянулись. На их серых от утомления лицах медленно проявились улыбки. Один из них, наверное, командир, сказал:

 

- А что?! Давай возьмем. Парень, вроде, крепкий.

 

Дали мне бумагу и говорят:

 

- Давай, пиши заявление, что ты добровольно вступаешь в ряды Советской армии.

 

Я написал. Сколько было тогда радости, что эти двое поверили в меня, не стали выяснять, сколько мне было в действительности лет!

 

И на следующее утро я уже был солдатом. Мне выдали обмундирование и определили в отделение тяги. Пришлось ушивать гимнастерку, но сапоги так и остались велики. Я тогда и не думал, как же буду воевать в такой свободно болтающейся на ногах обуви. Хорошо было и то, что пилотку не надо было прилаживать: я с детства был большеголовым. Мать не раз любовно называла головастиком и прочила мне ученую карьеру.

 

Так началась моя военная жизнь. Пока войска были на расформировании, я изучал автомобиль «ЗИС- 45». Часами возился с машиной, с удовольствием вдыхал запах бензина, с гордостью обтирал ветошью грязные руки. Через две недели часть оправили на фронт. Первый мой бой произошел под городом

 

Бреславлем. Помню, мне не было страшно. Войну все воспринимали как должное. Не было тут тех вопросов, которые раньше мучили меня. Все знали, что должны воевать, должны защищать, должны победить. Первый бой прошел успешно. Мы разбили немцев и двинулись в направлении Праги. Под Прагой мы пробыли около двух недель. Там я получил свою первую награду – медаль «За освобождение Праги». Впереди был Берлин. Мы уже подошли к фашистской столице и остановились под городом Бород. Была осенняя ночь, лил дождь, небо было затянуто тучами, кругом было тихо. Я стоял на посту. Вдруг я услышал нарастающий гул самолета. Я понял по звуку, что это немецкий бомбардировщик. Надо было что- то делать! А в руках только автомат! Но я прицелился, дал очередь, еще одну - и самолет задымился. Признаться, к тому времени стрелял я уже превосходно, но такой удачи не мог предвидеть никак. За этот выстрел получил «Орден Красной Звезды». Так, в пятнадцать лет я стал кавалером высокой награды.

 

Пришлось мне побывать и в пехоте. Туда я попал после ранения, когда вышел из госпиталя и догонял свою моторизованную часть.

 

Сначала у бронебойного пулемета я работал со своим вторым номером Василием Петрушенко, но в одном из боев он погиб. Пал смертью храбрых, как говорили тогда. Я знаю, что это не было просто красивыми словами. Тогда был тяжелый бой. Немцы оказались в окружении, и совершенно озверели: дрались отчаянно, страшно, на смерть. Поняли, им что не уйти. Вели прицельный шквальный огонь прямо по нашей огневой точке. Петрушенко спас меня: отполз на довольно большое расстояние и открыл огонь, отвлек немцев на себя. Уже после боя мы нашли его, всего изрешеченного пулями. У меня сохранилась фотокарточка моего боевого дружка, хорошего, светлого человека, настоящего солдата той войны. Я рад, что сберег ее и могу сейчас показать тебе, моей внучке. Он погиб ради твоего праздника, в который ты пришла ко мне с цветами. Ради того, чтобы ты сегодня, в День Великой Победы, попросила меня рассказать о войне.

 

 

 

А тогда, в бою, одному мне было не справиться. Командир дал приказ отходить. Я схватил пулемет, рывком поднял его на плечи и побежал. Я пробежал сто пятьдесят метров до второй линии окопов. Потом я долго раздумывал, как мне удалось спасти оружие: наутро после боя я попытался поднять эту махину (почти 200 килограммов!), но не смог.

 

Еще почти полгода продолжалась война, прежде чем мы дошли до Берлина. Многих товарищей потеряли, но меня смерть помиловала. Уже в Берлине я получил легкое, к счастью, не пулевое ранение и снова попал в госпиталь. Глупо тогда получилось. Командир дал задание найти лампочки. Я шел по лагерю, увидел какую- то будку, на ней было написано «электричество». Я по незнанию открыл ее, оказалось, это был трансформатор. Я уже выходил из него, но зацепился за провод. Очнулся уже в госпитале. Электричеством сильно обожгло ноги. Но через два месяца я снова был в строю.

 

Уже после окончания войны мне вручили еще две награды: медаль «За взятие Берлина» и медаль «За Победу».

 

Так случилось, что воевала у нас вся семья. Отец был командиром еще в конной дивизии Буденного, а затем в Отечественную прошел всю Европу. Брат погиб. Я был самым молодым и дожил до конца войны. В общем, солдатская что ни наесть семья.

 

Война закончилась, не было больше боев, огня, приказов подниматься в атаку. Я не сразу понял, как теперь жить, что будет дальше. Все- таки на войне прошли пусть два года, но стоили они целой судьбы. А дальше была жизнь. Яркая, счастливая, полная прекрасных моментов жизнь.

 

В этом рассказе нет вымысла. В нем история моего прадеда, Дмитрия Ивановича Скакуна, рядового войны, мирного труженика, колхозного пенсионера. Он сам рассказал мне о своей судьбе, нелегкой и высокой, как то далекое героическое время, в которое ему довелось жить.

 

Ченбулашкина Анна, 11 класс, КГОУ « Бийский лицей - интернат Алтайского края», г. Бийск