Литература «местного разлива»

Есть современная русская литература. Что бы там ни говорили, – а она все равно есть: со своими достижениями и неудачами, с вершинами и провалами… А наряду с российской литературой существует еще и литература региональная и местечковая. Некоторые острословы называют ее литературой «местного разлива». На мой взгляд – определение довольно-таки точное. И хотя такая литература также создается на русском языке, но к общероссийскому литературному процессу она, можно сказать, почти никакого касательства не имеет. Местечковая литература существует по своим собственным законам. Это по-своему очень непростые законы. Подобная литература имеется во всяком российском регионе – от Калининграда до Чукотки. Во всяком случае – так должно быть. Такова логика. Такова жизнь.

 

То, что я хочу предложить вашему вниманию – это, собственно, не статья в ее обычном понимании. Это – некоторые результаты моих собственных наблюдений и размышлений над тем, что можно назвать литературным процессом в отдельно взятом российском регионе под названием Кузбасс. Так сказать – актуальные заметки. Или – заметки на полях. Или – что-нибудь в подобном роде. Почему именно Кузбасс? Потому, что я там живу. Единственное, чего бы мне хотелось, – чтобы в результате прочтения этих заметок у читателя сложилось более-менее цельное представление о региональной (на примере Кузбасса) литературе на современном этапе ее бытия и, разумеется, представление о самих русских региональных литераторах. Вот и вся моя задача. И не судите меня строго за хаотичность и субъективизм. Как виделось, думалось и чувствовалось – так и написал.

 

***

 

Вот говорят – кузбасская литература и кузбасский литератор. Все давно привыкли к подобным определениям, и никто не задумывается над тем, что по сути это – бессмысленные определения. На мой взгляд, не бывает кузбасской (равно, скажем, как тамбовской, магаданской и пр.) литературы и кузбасского (тамбовского, магаданского и пр.) писателя. Есть русская литература и русский писатель. И совсем не важно, где русский писатель обитает, и где он творит русскую литературу. Хоть на Земле Франца-Иосифа… Русские писатели эпох минувших доказали сей постулат как нельзя лучше. Кто-то из них обитал на Байкале, кто-то – на беломорских берегах, кто-то – в Одессе, кто-то – и вовсе в деревне Овсянке, что на берегу реки Енисей… И никто отчего-то не обзывал их «байкальскими», «одесскими», «беломорскими» или «овсянскими» писателями. Все они были русскими писателями, и творили русскую литературу.

 

А вот многие нынешние писатели отчего-то предпочитают называться писателями именно кузбасскими (магаданскими, тамбовскими и пр.). Отчего-то многим нынешним литераторам становится неуютно и тоскливо, когда при них заводится речь о русской литературе и русском писателе. Почему-то нынешние мастера пера и клавиатуры предпочитают быть писателями «местного разлива» и пишут они преимущественно литературу «местного разлива». Никому, разумеется, не воспрещается писать о родимых углах – иначе откуда бы все мы знали, к примеру, об одесской Молдаванке, московской Марьиной Роще, питерском Васильевском Острове… Но те, кто писал о Молдаванке, Марьиной Роще и Васильевском Острове, писали об этом так, что эти сугубо местного значения углы и закоулки на веки вечные стали всероссийскими народными символами. А когда, например, читаешь творения сочинителей «местного разлива», то с первой же строки понимаешь, что те закоулки, которые они воспевают, никогда всероссийскими символами не станут. Вот, не угодно ли:

 

Я люблю тебя, Кузбасс
Ты единственный у нас.
Ты и уголь, и руда,
И бескрайняя тайга…

 

Или:

 

Пройтись по городу приятно:
Чарует душу город-сад.
Фонтаны бьют у драмтеатра,
И побывать здесь каждый рад…

 

Мой Кузнецк-Новокузнецк,
Ты красив и молод.
Расцветай, Новокузнецк –
Самый лучший город!

 

Ну, и так далее: подобных опусов в Кузбассе не счесть. Только не вздумайте над этими сочиненьицами злобно потешаться и обзывать их авторов графоманами. Что вы! Вас в Кузбассе не поймут и даже, возможно, полезут на вас с кулаками. Потому что – их авторы считаются местнозначимыми классиками и увенчаны всяческими лаврами до полной невозможности. Вот так-то!

 

Но, все-таки, отчего же русский провинциальный писатель в массе своей застрял на столь жалком творческом уровне? Тут, наверно, дело в самих писателях и их неуклонном стремлении выродиться из писателя русского в писателя кузбасского (тамбовского, магаданского и пр.). Подобное стремление в настоящее время заметно до такой степени, что, сдается, дальше уже и некуда. В чем суть, смысл и причина сего скорбного процесса? Думается, что в самих писателях. В их массовой, оглушительной бездарности. И в понимании своей бездарности. Как, скажем у Михаила Булгакова в воспетом им МАССОЛИТЕ. Согласимся, что для того, чтобы именоваться писателем российским, необходим какой-никакой литературный талант. Необходимы широта мировосприятия, размах и дерзость, умение в малом видеть великое – да мало ли что еще нежно? А если – никакого таланта и никакой широты мировосприятия у тебя нет и в помине, а мнить себя писателем хочется? Писатель – существо самолюбивое и тщеславное, и потому редко кто согласится с отсутствием у себя литературных способностей. И бездарный сочинитель, движимый тщеславием, стремится изобрести какую-нибудь обманку, дабы тем самым доказать себе и миру, что он – писатель. Обманок, впрочем, тут немного, и горе-писатель впадает в тягостные честолюбивые размышления и начинает скрести свой собственный затылок. Назвать себя русским писателем, и тем самым поставить себя в общий ряд с Гоголем, Чеховым, Шукшиным и Распутиным? Ну, это заведомо проигрышный вариант, потому что, чего доброго, твое творчество начнут сравнивать с творчеством корифеев, и всем тут же станет понятно, что ты корифеям и в подметки не годишься… И потому бездарный писатель воленс-неволенс вынужден прибегнуть ко второму варианту: отмахнуться от корифеев, а заодно и от всей русской литературы, будто ее и вовсе нет на свете, и обозвать себя кузбасским, тамбовским, магаданским, костромским и пр. писателем. Тут-то как раз и можно воздвигнуть из самого себя монумент, и потешить свое тщеславие, потому что тут таких, как ты – почти все… Конечно, краем своего разумения такой «писатель» все же понимает, что он – обманщик, а не литератор, и история очень скоро все расставит по своим местам, но что ему история? «Здесь и сейчас» – таков девиз кузбасского (тамбовского, магаданского и пр.) сочинителя. У местечкового сочинителя нет будущего. Ему не нужно будущее.

 

А теперь оглянитесь окрест и присмотритесь к тем, кто именует себя кузбасскими (вологодскими, магаданскими и пр.) писателями. И не теряйте при этом здоровой к ним настороженности. К ним – и их творениям…

 

***

 

Общеизвестный факт: в российской провинции нормальных и цивилизованных книжных издательств практически нет. Я имею в виду такие издательства, которые готовы на свой страх и риск, за свой собственный счет опубликовать сочинения того или иного провинциального автора и даже выплачивать автору гонорар. В российской провинции есть лишь такие издательства, которые с радостью готовы издать книгу сочинителя за его же собственный счет. Подобные «издательства» обычно не интересуются ни содержанием, ни художественным уровнем издаваемого ими сочинения. У этих ребят цель иная – срубить деньгу. А там – хоть ты «Майн кампф» публикуй…

 

Цивилизованные издания в современной России есть лишь в Москве и Питере. Ну, применительно к кузбасским реалиям, может, еще в Новосибирске… Но редко кто из нынешних так называемых «кузбасских писателей» стремится завязать цивилизованные отношения с московскими, питерскими или хотя бы новосибирскими книжными издателями. Большая часть местных беллетристов стремится опубликоваться во всяческих местных изданиях – вплоть до многотиражек, сомнительных разовых графоманских изданий и даже стенгазет, если, конечно, сей реликт где-нибудь еще сохранился… Или – что гораздо чаще – напечатать книжицу со своими творениями малым тиражом за свой собственный счет в близлежащей типографии за углом…

 

Так называемый современный литературный самиздат (то есть стремление автора напечатать книжку с собственными сочинениями за свои собственные деньги, за деньги доброхота-спонсора либо же за казенные рубли) – есть ярчайший пример вырождения русской литературы как таковой. Полистайте, если хотите, эти самопальные книжицы. Пожалуй, только одна из сотни представляет собой хоть какую-то литературную ценность. Все же прочие – откровенная макулатура, а то и повод для того, чтобы впасть в профессиональную задумчивость врачам-психиатрам.

 

Вот вам очень сжатый мониторинг того, что было издано в Кузбассе самиздатовским способом за минувший год.

 

Более половины всего самиздата – поэзия. Большей частью это – весьма некачественная и дурная поэзия сродни тем образцам, что были приведены выше. Справедливости ради следует сказать, что иногда – разумеется, очень редко – среди всей этой поэтической дряни встречаются и образцы поэзии истинной. Увы, таковы приметы времени: нынче поэтический сборник иным путем и не напечатаешь – будь ты хоть трижды Пушкин. В особенности, если этот самый «Пушкин» обитает в российской глухомани…

 

Дальше идет проза, которая подразделяется на несколько направлений. Собственно рассказы и повести – за редчайшим исключением, чрезвычайно низкого качества и содержания. О содержании следует упомянуть особо. В основном кузбасские авторы предпочитают писать о самих себе – какие они гениальные и умные, и с какими поучительно-назидательными вывертами складывалась их жизнь. А еще они любят писать о своих любовных похождениях – откровенно, подробно и без стеснения. Пишут об этом и юные тинейджеры, и семидесятилетние старцы. Никакие иные жизненные темы, коллизии и проявления кузбасских прозаиков отчего-то не волнуют.

 

Далее идет так называемое краеведение, то есть всяческое восхваление ныне здравствующего регионального начальства и начальников времен минувших. Пишут также о лагерных сидельцах и страдальцах (Кузбасс – сердце Сибири, и потому здесь едва ли не каждый второй – сиделец и страдалец), и, параллельно, о героически охранявших этих сидельцев бравых чекистах. Все в хвалебных тонах (хвалят и начальников, и сидельцев, и чекистов). Самиздатовская литература разоблачительных тонов не знает и не приемлет. Такова, понимаешь ли, у нее тенденция…

 

Далее идет самопальная народная философия. Отчего-то в последнее время на российской земле развелось очень много народных философов. И почти всяк из них стремится издать книгу со своими философическими откровениями. Например, такого содержания: «Я, наконец, расшифровал послания библейских пророков». Или: «Я знаю, куда Моисей вел израильский народ». Или: «Запад и Православие» (невзирая на то, что на подобную тему написано уже множество томов, и потому сказать что-нибудь принципиально новое - мудрено). Или: «Я сам – пророк Иона». И так далее…

 

И вот – множится и множится сей скорбный и бездарный самиздатовский вал, и он уже почти похоронил под собой единичные явления литературы истинной. Попробуй-ка отыщи жемчужину в навозной куче! А мы еще удивляемся, отчего это читателей с каждым годом становится все меньше и меньше! Оттого их и становится меньше, что они устали разгребать навозные кучи в поисках жемчужины! Так вот же вам и выход из положения! Ликвидируйте весь самиздат, и читателей тотчас же станет больше! Здесь, думается, нужны усилия государства. Специальный закон. Цензура. Может, что-то еще. Ибо – обычными словами самостийных провинциальных графоманов не усовестишь и не проймешь…

 

Но – покамест нет ни специальных законов, ни цензуры. И потому графоманы-самиздатели чувствуют себя привольно. Они – хозяева современного литературного процесса, во всяком случае – в российской провинции. Им некогда сидеть в творческих муках над каждой своей строкой. Они убеждены, что их строки гениальны изначально, и потому им поскорее надобно заявить о себе самих и осчастливить человечество. И потому самиздатели-графоманы большую часть своей жизни проводят в поисках денег для скорейшего издания собственных творений.

 

Таких способов эти ребята наизобретали немало. Вот лишь несколько взятых из жизни примеров.

 

Н., бездарный публицист, сквернейший прозаик и такой же поэт. Дабы напечатать очередной том своих творений, он посадил на жесточайший паек свое семейство. Два или, может, даже три года несчастное семейство сидело на воде и хлебе, пока Н. копил нужную сумму. Скопил – и напечатал в соседней типографии никому не нужную дрянь. И вновь, говорят, кормит жену с детьми лапшой «роллтон», ибо в одну книжку все его творения не вместились…

 

Б. другой никудышный писака. У этого, говорят, нет ни жены, ни детей. Работы у него также нет. Все свое свободное время сей господин занимается «спонсорским чесом». То есть – выходит ранним утром на главную городскую улицу и заходит во всякое торговое либо производственное заведение с поразительно однообразной просьбой – выделить ему денег для издания его творений. Само собою, что большей частью заведения отправляют сочинителя Б. по поразительно однообразному маршруту (в некоторых учреждениях, рассказывали, его даже били), однако же удивительное дело – два или три учреждения выделили-таки ему деньги! Б. тут же отдал эти деньги в ближайшую типографию, там ему на скорую руку состряпали книжицу, и теперь Б. с этой книжицей наперевес ломится в двери других заведений. Рассказывали, что в одном из таких заведений Б. опять били, а в другом посулили застрелить – причем, из гранатомета…

 

С., пенсионер и ветеран труда. И – бездарный сочинитель. Экономя и откладывая по десятке и полтиннику, напечатал толстую книжку стихов. Но что такое – одна-единственная книжка? Несолидно получается. И С. разбил свою толстую книжку на пять тоненьких. Теперь он всем так и говорит: я, мол, автор пяти поэтических книжек…

 

Иногда доходит до истинных анекдотов. А., прозаик, поэт, публицист, эссеист, философ, мемуарист – одним словом, отъявленный графоман. Отчаявшись раздобыть денег на издание своих графоманских творений, К. с горя забрел к крестному пахану, то есть самому главному городскому мафиози. Кстати: в том городе, где обитает графоман А., вся мафия состоит из уроженцев одной гордой кавказской республики. Скажем, что так уж оно сложилось исторически, да на том и умолкнем. Ну, так вот: А. предстал перед главным городским мафиози и затребовал у него денег на издание своих многочисленных сочинений. Взамен А. пообещал пахану увековечить его самого и всю его братву в своих последующих сочинениях в поэтическом, прозаическом и публицистическом виде. Выслушав просьбу графомана А., самый главный мафиози впал в весьма противоречивые чувства. Да и было от чего! За те годы, которые пахан находился на своем высоком посту, к нему обращались многие и с просьбами весьма разнообразными. Но вот такую просьбу пахан слышал впервые в своей жизни… И потому вполне естественно, что выпроводив просителя, пахан тут же собрал специальный сходняк, и мафиози стали гадать, какое же потаенное коварство может крыться в просьбе графомана А. Думали-думали, но так ничего путного и не удумали. Однако же денег графоману А. на всякий случай не дали.

 

М., человек без литературного дара, но зато с непомерными амбициями и талантом вышибалы. Он не стал размениваться на всякие утомительные мелочи в виде походов по торговым центрам и общениям с мафией, и попер прямо в администрацию одного из кузбасских городов. Там его никто не знал и знать не желал, но сочинитель М., как уже было сказано, обладал незаурядной нахрапистостью, и выбил-таки из городских чиновников несколько десятков тысяч рублей на издание своей дрянной книжки. Говорят, ныне сей господин со своей ужасной книгой тусуется среди сочиняющей кузбасской братвы, и считается там едва ли не мэтром изящной словесности. Как же – сама власть оценила его талант! Нешто власть стала бы выделять деньги какому-нибудь бездарному графоману! Да ни в жизнь! Наша власть не ошибается!

 

Здесь самая пора несколько слов сказать о взаимоотношениях самиздатовцев и органов местной кузбасской власти. Воистину, это удивительные взаимоотношения! Приведу один только пример. Обитал не так давно в одном кузбасском городе некий господин Х. Недавно он помер, но не в этом дело. Сочинитель из господина Х. был как из собачьего хвоста сито. Но зато Х. был любим местной властью. И власть выдала господину Х. одну серьезную бумагу. Так, мол, и так, говорилось в той бумаге, настоятельная просьба оказать предъявителю сей бумаги посильную финансовую помощь для издания его гениальных творений. И внизу – важная подпись с печатью. И радостный господин Х. пошел с этой бумагой по городским и пригородным учреждениям и частным лицам. Спорить с такой важной бумагой было чревато. Городские и пригородные учреждения и частные лица сквозь зубы матерились, но деньги сочинителю Х. все же выдавали. Таким образом Х. напечатал то ли три, то ли четыре свои книги. И очень сильно этим фактом гордился, обзывая самого себя «выдающимся кузбасским писателем». А затем господин Х. умер. Его книги, впрочем, умерли еще раньше. Можно сказать, что они умерли еще до своего рождения.

 

Вообще, если вы – человек с проблесками писательского дара, то к местным кузбасским властям можете даже и не обращаться. Все едино (за редчайшим исключением) они вам не дадут ни шиша. Чем вы способнее. Тем с большим подозрением будут на вас смотреть руководители провинциальной российской культуры. А вот если вы – человек бездарный, то у вас есть шанс. И чем вы бездарнее, тем больше у вас шансов. Такая вот таинственная особенность бюрократического менталитета… Проверено неоднократными практическими примерами.

 

Что же касаемо вышеупомянутых редчайших исключений, то здесь можно упомянуть помощь кузбасских областных властей в издании замечательной книги «Собор стихов». В этой книге собраны стихи кузбасских поэтов разных поколений. И все эти стихи – о Боге, вере и Православии. Очень много кузбасских поэтов, оказывается, писали на столь животрепещущие темы. В смысле своего содержания книга очень неровная, многие стихи в ней – вовсе даже не о Православии и не о вере, но все едино – среди современного провинциального российского литературного убожества эта книга есть событие примечательное. Можно даже сказать – великое.

 

***

 

И еще о взаимоотношениях провинциальных властей и литераторов. Иногда эти взаимоотношения приобретают очертания не просто удивительные, а прямо-таки потрясающие в смысле загадочности и нелогичности. Вот, например, как это происходит в Кузбассе.

 

Уже несколько лет кряду кузбасские региональные власти за казенный кошт проводят ежегодные областные литературные конкурсы с раздачей внушительных денежных премий победителю. Теоретически рассуждая, в этих конкурсах может участвовать любой кузбассовец, мнящий себя прозаиком, поэтом, драматургом, критиком либо публицистом. Но это – в теории. На практике же власть самолично, безо всякого жюри и общественного мнения определяет победителя. Так, например, в позапрошлом году победителем оказался архибездарный кузбасский сочинитель Ф. И напрасно широкие слои кузбасской литературной и культурной общественности протестовали против такого решения региональной власти. Власть к протестам осталась глуха, мотивировав, впрочем, свое предосудительное решение тем, что этот самый Ф. некогда был сотрудником КГБ. Таков, стало быть, образец чиновничьей логики…

 

А в минувшем году – и того пуще. Где-то – то ли в Вологде, то ли в Коми – кузбасская власть откопала и назначила победителем областного литературного конкурса некоего Ю. Этот самый Ю. творит в стиле фэнтези, а еще он сочиняет философические трактаты. Один такой трактат и попался на глаза кузбасскому губернатору. Воистину, это удивительный трактат. В частности, в нем утверждается, что скоро Северный Ледовитый океан хлынет на материк, затопит все тюменские, оставшиеся от добычи нефти и газа, пустоты, дойдет до границ Кемеровской области и, таким образом, Кузбасс станет регионом, о который разбиваются океанские волны… Отчего-то сей жуткий природно-фантастический катаклизм до такой степени пришелся по душе кузбасским властителям, что они тут же назначили вологодского фантаста Ф. победителем кузбасского областного литконкурса, вручили ему премию и вдобавок поручили сочинить сагу о героическом труде кузбасских шахтеров. Осчастливленный премией вологодский фантаст горячо обещал и даже заявил, что уже приступил к процессу сочинительства, хотя угольную шахту он впервые увидел лишь прошлым летом…

 

А ведь есть же и иные образцы и примеры взаимоотношений региональных властей и пишущего народа! Так, например, в соседнем Алтайском крае ежегодно проводится всероссийский литературный конкурс им. Шукшина. Замечательный конкурс, цивилизованный: стать его лауреатом – честь для любого российского писателя. А в другом соседствующем с Кузбассом регионе – Красноярском крае проводится конкурс им. Астафьева. Тоже замечательный конкурс. И никаких тебе океанских волн у алтайских берегов…

 

***

 

Но, однако же, остался невыясненным вопрос о том, отчего провинциальные писатели в массе своей не желают издавать свои творения цивилизованным образом, то есть посредством издательств. Да оттого и не желают, что понимают: там им ничего не светит. Там таких, как они – хоть в штабеля укладывай. Но кто же из пишущих сознается, что он – не Астафьев и не Шукшин? И потому нынешний писатель «местного разлива» придумает вам сто причин того, отчего он не желает иметь дела с издательствами. Он, например, вам скажет о том, что современные издательства настоящей литературы не издают, а издают одну только коммерческую дрянь и похабель, и оттого он, как писатель истинный, не желает участвовать в сем гнусном процессе, а лучше он будет издавать самостийные книжонки в близлежащей типографии, и много еще чего он вам наврет… И напрасно вы будете убеждать такого писателя, что вот де вы буквально сегодня совершили прогулку по сайтам московских издательств, и там, наряду со всякой халтурой, вы обнаружили немало образцов литературы истинной, которая, слава Богу, не перевелась еще на русской земле. Какое там! Хорошо еще, если кузбасский (тамбовский, магаданский и пр.) сочинитель за такие ваши слова не кинется на вас с кулаками! Но если бы, допустим, какое-нибудь издательство его поманило, то он тот же час позабыл бы обо всех своих принципах, и помчался бы в это издательство с третьей космической скоростью. Однако никто его туда не позовет. Там таких, как он – хоть в штабеля укладывай…

 

Вообще без толку объяснять писателю «местного разлива», что, по сути, никакой он не писатель, ибо – он ничуть не соответствует давным-давно установленному во всем цивилизованном мире писательскому стереотипу или, если хотите, писательскому эталону. Этот эталон прост: ты пишешь, тебя публикуют в издательствах, а не в близлежащих типографиях, тебя читают и критикуют, твои книги виднеются на магазинных полках и их худо-бедно покупают. Вот это и есть принятый во всем цивилизованном мире писательский эталон. Все же прочее – дилетантство или хобби, приблизительно равное по значимости собиранию пивных банок…

 

***

 

А вот вам еще одна горькая примета упадка современной литературы. Я имею в виду просто-таки оголтелое стремление большинства сочинителей «местного разлива» стать членами какого-нибудь писательского союза. Все равно какого – хоть даже членами союза папуасских писателей… Накропал, скажем, сочинитель какую-никакую повестенку либо два десятка стишков, запихнул их в самостийную книжицу, и тут же прется с нею в близлежащее отделение какого-нибудь писсоюза с требованием зачислить его самого в члены оного. Еще и в драку полезет, если, допустим, кто-нибудь ему скажет, что – не заслужил и не достоин. Как, мол, это так – не заслужил и не достоин, коли у него – цельная книжка собственных сочинений! Взгляните, вот она – напечатанная в близлежащей типографии за углом на деньги, униженно выпрошенные у местного капиталиста Ивана Ивановича Сидорова! В сафьяновом, с золотым тиснением, переплете!..

 

И сочинителя, в большинстве случаев, принимают в члены. И вышестоящие писательские инстанции безо всякого душевного содрогания решение своих нижестоящих инстанций утверждают. Теперь писатель «местного разлива» – истинный русский писатель. И не смейте в том сомневаться. Потому что – у него имеется удостоверение, где сказано, что он и впрямь член союза и писатель. Даже у Набокова с Буниным не было таких удостоверений, даже Солженицына лишили такого удостоверения, а у него – имеется! Из чего следует, что наш сочинитель ничем не хуже, чем Набоков, Бунин и Солженицын, а, может, даже еще и лучше…

 

Став членом писсоюза, неофит, по обыкновению, разворачивает бурную деятельность, которая, впрочем, имеет мало что общего с сочинительством и вообще с литературой. Больно оно неофиту надо – мучиться над каждой строкой, когда он и без того – писатель, о чем сказано в его членском билете! Теперь новоявленный член писсоюза напоминает собой охотника из «Обыкновенного чуда» Исаака Шварца. Припоминаете? Этот охотник, будучи обремененным всяческими регалиями, напрочь бросил охотиться и все свои силы положил на борьбу со своими недругами, доказывая им, что он и впрямь – охотник. Ну, так сей персонаж, прежде чем обремениться регалиями, хотя бы настрелял кучу всякого зверья… А у наших членов писсоюзов в большинстве своем – всего-то по две самостийные книжицы…

 

Но новоявленному члену некогда задумываться над такими нелестными для себя сравнениями. Он весь – в литературе. Он – исполняет обязанности писателя. Обязанности эти трудны, но приятны. Пьянки. Выяснение отношений. Интриги. Групповщина. Кляузы. Стремление урвать премию. Одним словом – булгаковщина во всей своей красе.

 

…Это раньше в членстве присутствовала очевидная выгода. Раньше членам писательских союзов, говорят, платили деньги, выделяли жилплощадь, печатали их произведения, устраивали встречи с читателями… Ныне же – ничего этого нет. И не предвидится. Есть только звание члена союза писателей, сильно напоминающее пустой звук, да еще – красное удостовереньице, почти равное по значимости той картонке, на которой оно напечатано. Так неужто ради этих почти неосязаемых символов… Да, ради них. Стремятся. Во что бы ни стало. Интригуют. Отталкивают друг дружку локтями. Сшибаются лбами. Лишь бы только. Любыми способами. Влекомые гордыней, чтобы затем погрязнуть в ней на веки вечные, и ничего стоящего до конца жизни так и не сочинить…

 

И не помнят они о том, что ни Достоевский, ни Чехов, ни Бунин, ни Набоков ни в каких союзах отродясь не состояли, а просто – были писателями…

 

***

 

Интересный вопрос: можно ли научить сочинять приличные стихи и прозу? Или – поэт и прозаик должны учиться самостоятельно? Перед кузбасскими литераторами, похоже, такой вопрос и вовсе не стоит.

 

Здесь очень много так называемых литературных студий. Литературная студия – это когда прозаик либо поэт (большей частью, конечно, поэт, ибо прозаики в Кузбассе почти все повывелись), считающийся едва ли не местнозначимым классиком, собирает вокруг себя группу более-менее одаренного молодняка. И – учит их, как правильно надо сочинять стихи. Иногда местночтимый классик получает за то деньги, иногда – это его бескорыстный подвиг во благо русской литературы. Подобные поэтические штудии имеются почти во всех крупных кузбасских городах. Это довольно-таки многочисленные штудии. Из чего следует, что когда-нибудь, когда процесс обучения завершится, в Кузбассе будет много поэтов – хороших и разных. Вдобавок к имеющимся.

 

И это – замечательно. Но – вопросы все равно остаются. Вот, скажем, Мандельштам, Рубцов или, допустим, Николай Тряпкин не учились ни в каких штудиях. И – стали замечательными поэтами. А из тех, кто обучается в кузбасских штудиях, покамест никто не приблизился ни к Рубцову, ни к Мандельштаму, ни к Тряпкину. Даже и на горизонте никого не видно… Ну так, спрашивается, кому оно все надо? Писатель – это индивидуум, запрограммированный на самообучение. Если в начинающем юноше присутствует искра Божья, то этот юноша обойдется безо всяких штудий и наставников. Он откроет сборник Рубцова, Ахматовой, Пушкина – они-то и будут его невольными учителями. И, может быть, из юноши получится истинный писатель. Имеющий «лица необщее выраженье».

 

А в литстудиях сохранить подобное выражение лица – проблема из проблем. Потому что всякая литстудия – это школа. А школа – это хотя и невольная, но почти обязательная подгонка под стандарты и трафареты. Для чего истинному поэту стандарты – даже если это и высокие стандарты? Всякий стандарт – это ширпотреб. Невозможно стать истинным писателем, если тебя сызмальства пичкают ширпотребом. Истинный писатель должен открывать свои собственные горизонты.

 

Конечно, если руководитель штудии – натура мудрая и чуткая, то тогда конечно… Тогда, может быть, он и заметит, и выпестует нежный росток, не позволив ему превратиться в вульгарное древо. Другой вопрос – имеются среди руководителей штудий мудрые и чуткие натуры? Но чего не знаем, о том и говорить не будем…

 

Скажем о другом явлении из означенного ряда. Помимо более-менее цивилизованных литстудий (то есть таких, которые имеют касательство к филиалам общероссийских писательских союзов), в Кузбассе имеется великое множество иных литературных групп и объединений. Во главе их, большей частью, стоят персонажи довольно-таки любопытные. Возомнившие себя эдакими литературными гуру. А всякому гуру, понятное дело, необходимы свои ученики. В учениках, впрочем, недостатка обычно нет: был бы гуру, – а уж ученики-то отыщутся… В основном это – разновозрастные и разнополые несостоявшиеся литераторы либо те, кто мнит себя таковыми вопреки суровой действительности. Гуру (отчего-то большей частью женщины) учит своих учеников литературе, а, бывает, заодно и жизни. Ученики, несмотря на то, что они – разновозрастные и разнополые, с охотой учатся. И все при этом довольны: и гуру, и ученики. Здесь наблюдаются довольно-таки очевидные психологические моменты, но бывают и подлинные трагедии. Мне известны случаи, когда эти самые гуру настолько подчиняли учеников своей воле, что ученики напрочь оставляли свои литературные упражнения, а некоторые – даже работу и семьи, и всю свою дальнейшую жизнь подчиняли восхвалению гуру и восхищению его литературными и прочими талантами. Чего, собственно, гуру и добивались. Такое почитание и восхищение возвеличивает гуру в их собственных глазах. Для того они и затевают всякие «студии», «кружки» и «школы». А бездарные и разновозрастные ученики при этом надеются, что гуру вытащит их на свет Божий: пропечатает их творения в журнальчике или отправит на какой-нибудь конкурс. Гуру им это обещают, потому что на то они и гуру, чтобы обещать. Я же и говорю – психологические моменты.

 

Такое вот существует на земле Кузнецкой литературное сектанство…

 

***

 

Ну и что же в итоге? Каково же резюме, и какова мораль? Да нет тут никакого резюме и никакой морали. Просто – хочется, наконец, прочитать хорошую повесть русского автора, проживающего в Кузбассе. Или хотя бы хороший рассказ. Но все нет и нет в Кузбассе ни хороших повестей, ни рассказов…

 

О СЕБЕ. Анатолий Ярмолюк. Возраст – 51 год. Родился в Западной Украине. Учился в Одесской спецшколе милиции и в Новокузнецком педагогическом институте (филфак). Работал много кем: оперуполномоченным уголовного розыска, учителем в школе, кузнецом на заводе, частным детективом, администратором цыганского хора, журналистом в местных и центральных СМИ – всего и не упомнишь.

Пишу прозу, публицистику и литературную критику. Публиковался в периодических изданиях. В 2005 году в издательстве «Гелеос» (Москва) вышла моя книга – роман «Нежная душа урода». Был победителем нескольких литературных конкурсов, которые проводились московскими издательствами. В частности, в 2009 г. издательством «Олимп» проводился конкурс на лучший святочный рассказ, где я вошел в число лауреатов.