Отец Александр Егоров - пастырь, любимый Москвой

В нынешнем августе исполнилось бы 85 лет протоиерею Александру Егорову. Основные годы его священнической деятельности пришло на время восстановления Хрущевым «ленинских норм во взаимоотношениях церкви и государства» (то есть запрета священникам всяческой деятельности за стенами храмов, число которых Никита Сергеевич уменьшил вполовину, а монастырей – в пять раз, пообещав вскоре показать по телевизору «последнего попа»). Однако нива Христова не оскудела деятелями, чьи голоса слышали многие тысячи людей, истосковавшихся по Истине, жаждавших Евангельского слова. Среди пастырей, работавших на этой ниве в годы хрущевских гонений, протоиерею Александру Егорову принадлежит видное место. В ближайшие дни трудами московского Зачатьевского монастыря выходит книга об этом замечательном священнике…

***

– Батюшки мои, девки, какого мальчика-то нам прислали! – не могли сдержаться уборщицы Аня и Катя, когда увидели юношу в священнической рясе, выходящего из Царских Врат храма св. Пророка Илии, что в московском Обыденном переулке. Новому батюшке, это был отец Александр Егоров, в том 1951 году исполнилось 24 года, а выглядел он моложе своих лет. «Это сейчас не диковинка – все молодое духовенство, - вспоминал потом сам отец Александр. - А тогда служили в основном все недостреляные, не убитые до конца, – старейшее духовенство старого уклада, оставшееся в живых, старого дореволюционного рукоположения». 

Не дать пресечься священству в Русской Православной Церкви, сохранить ее многовековые традиции призвано было новое поколение молодых русских батюшек, к которому принадлежал отец Александр Егоров. Это поколение составили выпускники духовных семинарий, открытых после знаменитой беседы Сталина с митрополитами Сергием (Страгородским), Алексием (Симанским) и Николаем (Ярушевичем), состоявшейся в Кремле в сентябре 1943 года.

Вступительные экзамены будущие семинаристы сдавали на втором этаже Новодевичьего монастыря. Услышав свою фамилию, Александр Егоров вошел в большую комнату с великолепными иконами. За столом сидели маститые протоиереи. После вопросов ознакомительного характера был задан такой:

– Почему вы избрали этот путь?

Поступающий ответил:

– Очень желаю послужить Господу, нашей матери Святой Русской Православной Церкви и нашей великой Родине.

Абитуриент Саша Егоров был выходцем из семьи потомственных московских мастеровых людей. Для этой среды была характерна крепкая вера, прочный быт, трудолюбие, уважение к старшим, патриотизм. Его отец Александр Никифорович Егоров, освобожденный от службы в армии по состоянию здоровья, во время Великой Отечественной войны был награжден медалью «За оборону Москвы», то есть его трудовая доблесть была приравнена к солдатской. При этом следует учесть, что награжденный в тридцатые годы подвергался репрессиям. В 1932 года его забрали в Бутырскую тюрьму, где он проходил по одному групповому следственному делу с такими исповедниками Православия, как священномученики Серафим Звездинский, Владимир Амбарцумов, Гавриил Красновский, Арсений Жадановский. Рабочее происхождение спасло от ГУЛАГа, но на заметке у «органов» он остался. «За участие в контрреволюционной группе» Александр Никифорович был потом на три года «лишен права проживания в режимных местах», иными словами, выслан из Москвы. Однако репрессии не сломили Александра Никифоровича. Сына он воспитал твердым исповедником христианской веры.

«Тогда были безбожные пятилетки, - вспоминал отец Александр свое детство. - Ну, а я – с крестиком. По отношению ко мне обструкция была – и учительница смотрела косо, и ребята. Увидели крестик и прозвали меня «Поп». Жестокость детская намного хуже жестокостей взрослых людей. Сколько раз мне приходилось окольными путями пробираться, (даже по трубе спускаться) – ватага ждет лупить «попа»! А уж плевки, сколько плевков – ой, батюшки мои! Сколько пришлось испытать… Много, много. Тяжело, конечно, тяжело. Вскоре война началась… Желал бы я сейчас увидеть их. Многие из них, может быть, на войне убиты были, а меня так Господь хранил: на военном заводе была броня. Работать некому было».

То, что Саша Егоров, не претыкаясь, хранил в своем детском сердце чистоту православной веры и способен был за нее пострадать, было обусловлено всем строем его домашнего воспитания, авторитетом отца и, безусловно, влиянием духовного отца протоиерея Алексея Добросердова, окормлявшего будущего отца Александра в детстве и юности. Отец Алексей никогда не снимал рясы – у него вообще не было гражданской одежды. И Господь хранил его. Отец Алексей 47 лет служил в одном храме, такое постоянство – исключительно редкий факт для тех времен: власти не давали священникам подолгу находиться на одном и том же месте, опасаясь роста их известности и влияния. Отец Александр в этом отношении повторил судьбу своего духовника. В храме пророка Илии Обыденного отец Александр прослужил столько же и еще один год – всего 48 лет.

Храм, где почти полвека трудился Богу отец Александр, Обыденным называется в силу традиции. В допетровские времена на его месте была деревянная церковь. Построенная «об один день», она встала здесь, как полагают многие специалисты, в XVI веке. Историки объясняют появление «обыденки» сильной засухой – надо было срочно молиться святому Илии Пророку о ниспослании дождя. В пять часов вечера, с начала церковного дня, рубили деревья, а уже к утру сруб был сложен, на него поднимали крест и служили первую Литургию.

После революции церковь св. Пророка Илии Обыденная оказалась одним из немногих московских храмов, где служба не прерывалась. Церковь собирались закрыть, но помешала война: последняя служба здесь должна была состояться 22 июня 1941 года.

Церкви и монастыри беспощадно разрушали, и верующие, спасая святыни, укрывая их в храме св. Пророка Илии, сами находили прибежище в его стенах, становились прихожанами Обыденной церкви. Здесь сливались разные духовные школы: окормлялись духовные чада святых Алексия и Сергия Мечёвых из храма Святителя Николая в Кленниках на Маросейке, братия Высокопетровского монастыря, сестры Зачатьевской обители, члены других разоренных приходов.

 Они прилеплялись к этой церкви не только оттого, что она располагалась в центре нашей столицы, не только потому, что здесь были великие святыни. В храме св. Пророка Илии Обыденном сохранялись многовековые традиции московского благочестия, это был Божьим чудом сохранившийся островок Святой Руси. Его прихожанами значились потомки Голицыных, Трубецких, Бобринских, Раевских, Самариных – представители той части дворянской интеллигенции, что не изменила вере своего народа, не польстилась на многочисленные соблазны от теософии до марксизма, на которые оказалась падкой значительная часть русского общества, в том числе, аристократия…

Священники, служившие в храме, были не молоды, а тогдашний настоятель Александр Толгский уже в преклонных годах, поэтому ходить по вызовам (исполнять требы, крестить, освещать жилища, исповедовать и причащать на дому и в больницах престарелых, недужных, умирающих) стало преимущественно обязанностью молодого батюшки. И начав исполнять ее в 1951 году, отец Александр до конца своего служения, не считаясь с возрастом и самочувствием, не переставал ездить по различным адресам прихожан Обыденской церкви. Это способствовало росту доверия и любви к нему: нельзя было не ценить его самоотверженность. Закончилась служба, батюшку зовут в трапезную, но он отказывается: надо ехать, причастить старушку: «Как же я буду есть, когда старый человек меня ждет, сидит дома голодный».

С приходом к власти Хрущева батюшка, как и раньше, продолжал ездить по требам, хотя это стало опасно: начались новые гонения на Церковь. В октябре 1958 года вышло постановление ЦК, в котором предписывалось «развернуть наступление на религиозные пережитки в сознании и быту советских людей». С 1959 по 1962 г. было закрыто около семи тысяч церквей – примерно половина действовавших в стране. Закрытия часто сопровождались разрушением храмов. Из 90 православных монастырей осталось 18. В 1961 году Хрущев, выступая по телевидению, обещал: «Вскоре мы вам покажем последнего попа». Власть потребовала привести церковный Устав в соответствие с религиозным законодательством 1929 года. Отец Александр рассказывал, как священников вызвал уполномоченный и разговаривал так: «Бумагу и ручки убрать. Руки – на стол. Я вам показываю постановление совета народных комиссаров РСФСР от 8 апреля 1929 года «О религиозных объединениях». Знать его вам не надо. Но арестовывать и судить по этому постановлению мы вас будем. Знать вам надо только одно: за стенами церкви вам ничего нельзя. На дому можно только отпевать умершего»… В соответствии с этим постановлением священника запирали в церковных стенах. Тысячи иереев были лишены регистрации и не могли служить. В 1961 году запретили совершение служений и треб на дому у верующих, а также на кладбищах.

Протоиерей Николай Скурат из храма Пророка Илии Обыденного, с детства знавший батюшку, пишет: «Отец Александр был одним из тех, кого органы в период кинопередвижек, крутивших по селам фильмы о броненосце и Чапаеве в оскверненных храмах, называли «поп-передвижка». В простой одежде, с маленькой бородкой, с рясой, спрятанной в небольшом чемоданчике, или запрятанной под пальто, а чаще в ношеном гражданском костюме, он шел по тротуарам, ехал в трамваях и электричках, неся на груди Святые Дары больным, умирающим и просто погрязшим во "страхе иудейском" (Ин. 20.19). Такие, как он, были трудно уловимы для преследователей Церкви и ненавидимы ими».

Зато прихожане его любили. Люди чувствовали любящее сердце отца Александра и тянулись к нему. Подкупали душевная деликатность, мягкость батюшки, искренний интерес к человеку, неравнодушие, идущее из самого сердца желание помочь, уберечь, спасти. Он умел быть своим для всех: и для потомка знатного аристократического рода, оставившего след в истории России, и для ученого, занимающегося вопросами мироздания, и для простого рабочего – батюшка на своем опыте знал его проблемы, – и для молодого человека, только что пришедшего в храм и непривычно озирающегося на иконы. Отец Александр Егоров стал известен в верующей среде как ревностный и добрый пастырь. Православные москвичи делились со своими знакомыми впечатлениями о том, как благоговейно служат в храме св. Пророка Илии, как там поставлена исповедь.

К исповеди батюшка приступал за полчаса или даже за час до всенощной, а заканчивал около 23.30, чтобы люди успели прийти домой, перекусить до полуночи и начать готовиться к причастию. Все это время он стоял у аналоя, никуда не отлучался. Так продолжалось много лет, особенно большой нагрузка была в 90-е годы, когда верующих стало больше, а новые храмы еще не открылись или не были обустроены. Сотни людей тянулись к батюшке, чтобы разобраться в собственной душе, покаяться, исправить свою жизнь, и он понимал, какая душа стоит перед ним, в чем она нуждается. Понимал это больше, чем сам кающийся. К отцу Александру Егорову вполне могут быть приложены слова, сказанные епископом Арсением Жадановским о праведном Алексее Мечеве: «Было совершенно бесполезно таиться от этого ясновидящего пастыря: первые же вопросы, первые же ответы показывали, что он не только понимал и видел чужую жизнь, но способен был находить ее разгадку, неведомую часто самому пришедшему». Характерно в связи с этим замечание духовного сына отца Александра И.А. Кузменкова: «Сколько стоит людей на исповеди, столько он примет. Иногда смотришь – быстро отходит от него один, другой, третий… Когда подходишь к нему, понимаешь, почему: батюшка знает, что ты ему хочешь сказать, он сам один за другим называет твои грехи. Потом спросит: «Все?» И накрывает епитрахилью».

В числе духовных чад отца Александра была Серафима Чичагова-Черная, будущая настоятельница Новодевичьего монастыря, которую батюшка благословил заниматься реабилитацией ее деда, митрополита Ленинградского Серафима. Труды внучки святителя, расстрелянного на Бутовском полигоне, принесли плоды: митрополит Серафим (Чичагов) причислен к лику новомучеников.

 В отце Александре счастливо сочетались опытный сердцеведец, глубокий молитвенник и неутомимый деятель на ниве Господней. Заботы о храме Святого Пророка Илии он брал на себя, решая практические вопросы вместе со старостой и церковной двадцаткой. Батюшка многое сделал для восстановления звонницы Храма Христа Спасителя. Трудно переоценить его роль в восстановлении Зачатьевского монастыря. Возрождение этой древнейшей московской женской обители началось с молитвы Пресвятой Богородице. В мае 1991 года у главной святыни монастыря, образа Божией Матери «Милостивая», которая хранилась в храме Ильи Обыденного, от свечи, зажженной от Благодатного Огня, загорелась неугасимая лампада. По инициативе отца Александра с целью возрождения Зачатьевского монастыря было создано сестринство в честь этой иконы. Каждый четверг сестры читали акафист «Милостивой». Сестринство возглавила батюшкина духовная дочь Мария Каледа. Отец Александр исподволь готовил ее к монашеству, к тому, чтобы ей стать игуменьей, настоятельницей восстанавливаемой обители. Сестры стали самоотверженно трудиться. Отец Александр укреплял их молитвой, поддерживал советом, благословлял прихожан жертвовать на возрождение обители. По крупицам шло ее возрождение. В 1993 году начались первые службы в надвратном храме, По инициативе отца Александра на территории монастыря в 1996 году был разбит сад, где он своими руками сажал яблони. «Ему тогда уже тяжело было, - вспоминает настоятельница обители Иулиания (Каледа), - поэтому земельку мы сыпали, а он ставил деревца, и с ними чуть ли не разговаривал».

Первые признаки болезни у отца Александра проявились в середине девяностых годов: ему стало трудно подниматься по лестнице, он начал жаловаться на боли в пояснице. Но батюшка, не обращая внимания на недомогание, служил с той же ревностью подвижника, исповедовал сотни людей, стремившихся попасть именно к нему, продолжал ездить по требам, активно занимался делами приходского совета, всячески содействовал паломническим поездкам прихожан Ильинского храма, неоднократно возглавлял их. Последняя его паломническая поездка состоялась в 1998 году: отец Александр посетил Святую Землю.

Священник Константин Кобелев, бывший вместе с ним в этой поездке, вспоминает: «Батюшка как ребенок был счастлив, что попал в Палестину. Он все время повторял напев, с которым когда-то возвращались из Святой Земли русские странники:

Во Иордан-реке мы от грехов омылись,
Господень Гроб сподобились узреть,
Святым местам усердно поклонились -
Теперь спокойно можем умереть.

Было в этом обращении к песне русских паломников что-то пророческое: на Святой Земле батюшка ненадолго исцелился, а затем раковая болезнь быстро взяла свое».

Сердце отца Александра перестало биться 5 марта 2000 года. «Батюшка не писал ни книг, ни богословских статей. Но у него был талант живого общения, и это живое общение продолжается и сейчас - когда помнящие его уже одиннадцать лет ездят к нему на Немецкое кладбище», - говорит отец Константин Кобелев. Связь с отцом Александром заключается не только в той помощи, которую его чада доныне получают от своего духовного отца. Батюшка и сегодня участвует в жизни Церкви: можно говорить о школе отца Александра Егорова, воспитавшего целую плеяду священников, которые служат Господу, подражая в ревности своему духовному отцу. Это священники Константин Кобелев, Николай Скурат, Антоний Игнатьев, Алексей Матюшин и многие другие. «Мы, я имею в виду духовных чад отца Александра, ставших священниками, - говорит отец Константин, - далеки от его идеала, но все же по мере сил и возможностей стараемся воплощать его заветы, следовать его уроком».