НА КРАЮ СУДЬБЫ. Стихотворения
НА КРАЮ СУДЬБЫ. Стихотворения
НА КРАЮ СУДЬБЫ
Я на самом на краю судьбы,
Где тоска себе избрала лёжку,
Часа жду у чахленькой вербы:
Он на Русь укажет мне дорожку.
Звали журавли меня весной
Голосом рыдалистой валторны.
Старый день смыкал врата слезой
И шептал, что будет ещё вторник.
Землю украшают тополя
К празднику кручины белым пухом.
На дорожках дождь да конопля –
Нет ни вторника, ни часа... Глухо.
Может, заболели невзначай,
Может, на шляхах крутых отстали,
Может, приголубил их токай,
Где веселий молнии сверкали?
Но когда на вьюгу ветер зыкнул,
И поставил дали на дыбы,
Я увидел их...
Но не окликнул.
Далеко ведь... На краю судьбы.
ПЛАЧ
Нет, не о женщине плакучие слова,
Не о любви к ней душу рвёт мне смута.
То по России тужит вешняя трава,
И смотрит преданно в глаза цикута
А мне бы правду – всю и до конца:
За что в беде покинула Россия?
Что с нею и в Литве – до смертного столбца?
Что белокур и очи голубые?
И всё ж, когда нутром предчувствую беду,
Или грызут обиды, неудачи,
Одну её зову, как в детстве мать, зову,
И сердцем чую – не могу иначе.
И верю – день придёт... И вспомнит Русь меня,
Протянет руку мне неторопливо.
Зачахнет в травах небреженья головня.
Усохнет и цикута молчаливо.
И будут ярко звёзды падать с высоты...
И, может, хоть одной из них вдогонку
Успею я желанье загадать: чтоб ты
Признала, Русь,меня своим ребёнком.
СЛУЧАЙ
Я подсадил его к себе в машину –
На полпути от станции домой,
Когда хохлатки – камнем в клещевину,
Напуганные тучей грозовой.
Уже упали на капот дождинки.
От яркой вспышки – небо пополам.
А он – чуть вздрогнул, словно лист осинки,
От сквознячков, шалящих по полям.
Он был обут в дырявые опорки –
Запыленные пальцы ног видны.
Ветошка на плечах от гимнастёрки –
На латке латка сплошь, как и штаны.
Через плечо на синей сворке – торба,
На голове – замызганный картуз...
Я сожалел, что подобрал особу...
Из нищих, видно, этот чернопуз.
Ещё натрусит тут бациллы всякой...
Чесотки мерзкой, вшей тифозных, гнид...
Спросил:
- Куда путь держишь, забияка? –
Молчок. Скребёт под мышкой и молчит.
Откуда топаешь, пацан, откройся?
В глухих полях не страшно? Вот...гроза...
- Сейчас скажу. Дай руку мне... Не бойся,
И пристальней всмотрись в мои глаза.
Я – первый твой рассвет, я - крик твой первый,
Я – детство горемычное твоё,
В костре войны его истлели перлы –
Застлался гарью светлый окоём.
ОСТАЮСЬ
Стою у поля, слышу как тепло
Согнав снега, на землю прибывает.
Зелёным клювом комья пробивая,
Ржаное к солнцу тянется стебло.
На нём искрится бисером роса.
А небо – бриллиантовая призма...
Вот тут и начинается Отчизна,
Её могучая,как жизнь, краса.
В глубокой синеве печальный клин
Зовёт меня в свой вечный строй усталый,
Как будто всхлипывает ветер шалый
Над жидким серебром моих седин.
Что ж растревожило среди весны
Меня у нивы будущего хлеба?
Не окоём ли дымчатого неба,
Иль поднебесья грустное «курлы»?
- Веди, вожак, ослабший клин, - кричу, -
В родимый край... А мне и здесь удобно!
Но если будет Господу угодно...
Тогда я с вами, птицы, полечу.
МОЯ ПОТЕШНАЯ
Не умирай, моя родная крошечка,
Один-единственный земной дружок.
Ты для меня, что свет звезды в окошечке,
Когда душе милей, чем жизнь, курок.
За годы маеты пронзённой болями,
С тобой сдружились мы ничуть не вдруг.
Я не уверен, есть ли кто под зорями,
Нежней и преданней, чем ты, мой друг.
Благодарю тебя, моя кисявочка,
За дружбу мягкую в тугом житье.
И потому зову не Сара – мамочка,
И ты на этот зов трусишь ко мне.
Подобных кошечек на свете тысячи.
Есть, может, красочней и шерсть, глаза.
Но вот единственной нигде не сыщется,
Чем Сары старенькой своя краса.
Судьбою мы на штырь гнилой подвешены.
Болезни старости – вовек родня.
Ты выздоравливай, моя потешная,
Иначе, как же жить мне без тебя.
ЗАБЫТЫЕ
У времени вечна одна лишь работа,
(И даже еврею тут выбора нет,)
Немая, как Божьи уста у киота,
Солёная, словно бесстыдный извет.
Так кто же забыл нас на этой Планете,
Оставив нам крошечный ум и печаль,
И эту работу, придав ей бессмертье,
Чтоб инеем стать нам средь жита и мальв.
СНЕГА КНЯЗЯ ТЬМЫ
Магнитное поле вращает седую Планету.
Слоняются люди. Снега засыпают жнивьё.
Раскрытые настежь ворота в извечную Лету,
Которая помнит всех канувших в водах её.
То плачет, то пляшет пурга равнодушья, как тризна:
От трезвой молитвы к хмельному идёт «Ча-ча-ча»...
В снегах умирает моя деревенька-отчизна,
Над белым безмолвием чёрная тает свеча.
НАШ ВЕК
Навалился бездумно-бессмысленный век,
Положивший державу на плаху.
Власть в стране подобрал скудоумный партсек:
Стоеросовый Еле Можаху.
Захлестнули нас жадность, презренный металл.
Одичали советские люди –
Только деньги в зубах – основной идеал,
Да на лицах чернеет безлюбье.
ЧЕТВЕРГ. УТРО
По дождям в колеях, по раскисшему полю,
Мчались кони под вечер, теряя подковы...
Я пошёл по стерне – и нашёл свою долю
И к порогу судьбы днём прибил четверговым.
Те подковы – лишь след на земле скрытой боли,
Их залечит росы предрассветная млечность.
И кому-то, как мне, пусть приснятся те кони,
На том поле, где дождь, где мозоли да вечность.
НЕПРЕХОДЯЩЕЕ
Дозревают хлеба... Жизнь себя повторяет.
Солнце, в праздник дождей, пьют века чередом.
И вихрастый юнец о любви напевает
Той земле, где пшеницы с родимым лицом.
Истекут сентября пожелтевшие сроки –
Для него я никто. Для меня – чувств надлом:
Страшно скромным словам, чадно мыслям высоким...
Всходят в думах пшеницы с родимым лицом.
ВЕЗДЕСУЩЕЕ
Я поставлю железные двери
И запру их на все три замка.
Заживу, как библейский Лука,
Ни звонкам и ни стукам не веря.
И улягусь на тяжкое бремя,
Доберусь до его кадыка...
Но без стука, ключей, без звонка,
Ухмыляясь, войдёт ко мне время.
НЕ ГРУСТИ
Была весна. Дарило лето просинь...
Но время листья вдоль дорог метёт...
Ты не грусти, что на исходе осень –
Для нас ещё полынь-трава цветёт.
Пусть смотрят встречные на нас печально,
И пятаки пусть кто-то достаёт.
Ты не грусти. Звенят дожди хрустально,
И поздняя плынь-трава цветёт.
ДО И ПОСЛЕ
1.
Знамёна, флаги да плакаты
И тут и там – везде видны,
Как будто красные заплаты
На скудном вретище страны.
2.
Растяжки да щиты рекламы,
Куда ни глянь – везде видны,
Как будто оспенные шрамы
На испитом лице страны.
РАЗМЫШЛЕНИЯ У МОГИЛЫ НИКОЛАЯ РУБЦОВА
Проеду я леса, поля, сады,
И у его креста остановлюсь,
И луговые возложу цветы,
И, как России, низко поклонюсь.
Цевницы русской – русский каллиграф,
Движеньем чувств – Есенину под стать.
В краю отцов затёртый, как во льдах,
Поэзой пришлой, наглой, словно тать.
На книжных полках – пестрота томов
Трёхподданных великих «россиян»,
В них секс и лень,кудрявый мат и кровь,
И выписанный розовый наян.
За спинами лежалых пыльных книг,
Где книжный червь – и сошка, и сатрап,
Его там сборничек к стене приник,
И слёзы катятся на гадкий кляп...
Перекрещусь, молитву сотворю,
И вскину взор на горний Синь-Престол,
И сотни раз прошенье повторю:
Дай, Господи, Николе Ореол.
БЕЛЫЕ СЛЁЗЫ
На белый жар осенних георгинов
Не нагляжусь пред стужей декабря,
Не нагляжусь и белый свет покинув –
Не нагляжусь – ты их сажала для меня.
Пусть жизнь одна, а молодость – дождинка,
Её до дна испили мы с тобой...
Прости-прощай зелёная куртинка,
У звонкого ручья, под тихою сосной.
Вплетала жарко звёздная камея
В иголки чувств пьянящих волшебство.
Иглу сердечную таю в душе я,
В избытке страсти чтоб не ранить никого.
Не стану я в мораль твою вторгаться –
Век двадцать первый: совесть не в цене...
На скромных стеблях лепестки теснятся,
Такие белые, как слёзы при луне.
О ЛЮБВИ
(Мысли, невысказанные вслух)
Март. Ненастье. Слёзы на окошках.
Сердце истомилося моё...
Кот ваш бегает за нашей кошкой,
И ночами спать нам не даёт!
Темноту глазищами пронзает,
Словно рассыпает адский жар.
Если ж песней чувства выражает –
Это нескончаемый кошмар!
Порот беспощадно был намедни
Сластолюбец ваш, но всё равно...
Киски, красивейшие в деревне,
Отдались ему уже давно.
Только наша красотулька Хана
Не бывала в лапищах его.
Отвергает все попытки хама –
Норова мы с нею одного.
По какой к ней подойти дорожке?
Не скажу. Ещё не пробил час...
Пусть страдает кот без нашей кошки,
Так же, как страдаю я без вас.