Вильна в 1812 году (продолжение, VI-VIII)

VI.
Вступление французов в Вильну. Въезд Наполеона.

Наполеон на русской территории.

         Переход Наполеона чрез русскую границу совершился благополучно, хотя и при не особенно благоприятных обстоятельствах. Очевидцы разсказывают, что на войска произвел неприятное впечатление случай с Наполеоном перед переправой: его лошадь оступилась (по другим, — ее испугал заяц) и сбросила императора на песок. Наполеон получил легкий ушиб бедра.
          — Римлянин вернулся бы назад... говорили приближенные Наполеона, находившагося в этот день в особом нервном возбуждении.
         К концу переправы случилась гроза. Дороги были испорчены. Движение войск Наполеона становилось затруднительным по местности, представлявшей собой то болота, то пески 1).
         По переходе Немана, Наполеон остановился в Ковне, в доме купца Гехеля, где пробыл три дня 2).
         В числе лиц, видевших в это время Наполеона, находился учитель ковенскаго училища Миловицкий, который, будучи представлен ему, имел с ним разговор... Наполеон между прочим спросил:
          — «Далеко ли отсюда Вильна?
          — Четырнадцать миль, — ответил учитель.
          — На третий день мы будем там. А дорога в Вильну хороша?
          — Хороша».
         Есть известие, что по дороге из Ковны в Вильну Наполеону, при посредстве генерал-адъютанта Сокольницкаго, представлялся помещик имения Шанец — Прозор, с которым он тоже разговаривал. В разговоре Наполеон сказал:
          — Император Александр пирует в Вильне на балу, на который и я постараюсь поспеть, и вскоре с моим другом буду иметь свидание.
         Занять Вильну и в ней утвердить свою главную квартиру побуждали Наполеона стратегическия соображения. «Желая извлечь возможную выгоду из превосходства моих сил, — писал Наполеон в своих записках, я решил атаковать неприятеля по всей его линии, соблюдая однако правило — направлять главныя усилия на решительный пункт». Макдональд из Тильзита должен был угрожать Митаве, Риге и правому крылу русских. Хероним из Гродны должен был действовать против второй армии и отражать ее от общих русских сил, а Наполеон шел по средней между крылами своих армий. Самым крупным центром срединнаго пути была Вильна. Французы не предполагали, чтобы Вильна была отдана без боя и, приближаясь к городу, готовились к бою. И действительно, Вильна, по первоначальному военному плану, должна была оказать сопротивление неприятелю. Сюда велено было свозить из пограничных областей — казенныя деньги и имущество. Здесь сосредоточены были огромные провиантские склады.
         14 июня Наполеон лично повел свою гвардию. Мюрат и Даву пошли во главе кавалерии и пехоты в Вильну, через Жижморы. Туда же по течению реки Жижмы пошли Удино и Ней.
         Большой ошибкой французскаго императора было объявление войскам, что они вступают в неприятельский край, тогда как в этом крае было очень много поляков, симпатизировавших Наполеону. Между тем на войска это заявление оказало свое действие. Оно подало им повод сейчас же за Неманом «разбросаться в мародеры» и совершать «многие разбои и грабежи жителям» 3).
         Военные историки мало говорят о боевых столкновениях русских с Наполеоном по пути к Вильне. Представляется обыкновенно, что наши конные отряды и казаки, при виде грозной армии, уходили почти без боя, обменявшись выстрелами. Вопрос этот пока недостаточно выяснен военными историками. Известно, однако, что, по переходе Наполеона на русский берег, его встретили здесь казаки 1 бугскаго полка и елисаветградские гусары. 13 июня в 8 часов утра французский разъезд капитана Монфора (45 человек) был внезапно атакован казаками, при чем спасся только один француз. Схватка произошла около деревни Тужаны. — Того же числа у Евье произошла схватка казачьяго разъезда, посланнаго из Янова, с 8 польским уланским полком. Несколько казаков было убито, а офицер с письменным рапортом, который вез Тучкову, попал в плен. — 14 июня на большом тракте меж Жижморами и Нов. Троками произошла схватка меж тремя эскадронами французских гусар и двумя эскадронами наших лейб-казаков (взято в плен 7 французских гусар). — 15 июня на берегу р. Ваки лейб-казаки вновь сцепились с французскими гусарами и только к вечеру отступили к Вильне 4).
         Несмотря на то, что французская армия везла с собой все необходимое и даже ручныя мельницы для перемола зерен, она с первых дней пребывания в России стала испытывать большое затруднение в продовольствии и фураже 5). «Французская кавалерия, при вступлении ея в наши пределы, фуражировала своих лошадей незрелым хлебом и травами, коих чрез сие пало неисчислимое множество по дороге из Ковны в Ошмяны, что даже не было свободнаго проезда, а посему администрация принуждена была давать людей и назначать депутатов для закапывания сей дохлой скотины» 6).

Французы под Вильной.

         Подходя к Вильне, французы чувствовали себя порядочно усталыми и не церемонились с встречными жителями и их имуществом. «Войска сии, говорит очевидец, заняв окрестности города, истребили тотчас прилегающия к оному обывательския дачи, а в числе оных и мою, близ города состоящую. Маркуци называемую, забирая всякую находившуюся в оной провизию, скот, лошадей, всякое движимое имущество, истребляя двери, окошки и мебель, находившияся в строениях; а для довершения крайняго разорения, кавалерия, запасшаяся хозяйственными косами, скосила всякаго рода дворовый и крестьянский хлеб для корма лошадей; и, таким образом, в продолжение одного часа, лишился я всего; крестьяне же мои, разогнанные из жилищ, спасались бегством в город, коих я, при великой дороговизне и недостатке, принужден был продовольствовать в городе. Убыток мой полагал я тогда на 4,000 руб. серебром, и хотя правительством нашим повелено было таковые убытки сосчитать, но ни тогда, за возвращением победоносных войск, ни впоследствии времени, не получил я до сих пор никакого вознаграждения» 7).
         16 (28) июня французы подошли к Вильне.
         «Курьер Литовский» называет этот день замечательным и приписывает ему начало новой эпохи в летописи города и края. «В этот день мы удостоились счастья видеть в стенах нашей столицы императора французов... великаго Наполеона, во главе его непобедимой армии». «Весь город был на улице, — говорит очевидец, — все окрестныя горы сплошь были покрыты людьми, чающими первыми увидеть французов. Многие с этою целью полезли на крыши домов, башни церквей и колокольни. Огромныя толпы побежали за ковенскую заставу, откуда ожидались французы. Все это бежало, сталкивалось, галдело, напоминая собою в общем один громадный дом сумасшедших. Между тем новонареченный президент города, генерал Ляхницкий, как ни в чем не бывало, сидел себе, окруженный ратманами, в главной зале городской думы, а перед ним на столе, на красивом серебряном блюде, наготове уже лежали два золотые, а может быть, только позолоченные, ключа, якобы от городских ворот, которых, впрочем, в Вильне уже нет и в помине, за исключением никогда не запиравшихся Замковых, лежащих в центре города, да Острой Брамы, и последния тоже ничем не запираются; да и не нуждаются ни в каких запорах, ибо наилучшею защитою им и городу всегда была и будет Пресвятая Пречистая Богородица, чудотворный образ которой, одинаково почитаемый христианами и нехристианами, уже спас однажды город от шведов. Это знают все. В таком хаосе прошло около двух часов 8).

Французы в Вильне.

         Первым вошел в город полк польских улан, под начальством Доминика Радзивилла (8 полк). За ним 6-й уланский полк варшавскаго княжества, под предводительством полковника Конвовскаго, и французские конные волтижеры с гусарами. «Из всех улиц, переулков, непрерывным потоком, точно из мешка горох, сыпались с гиком и криком польские уланы. Пики на перевес, сабли наголо — точно к атаке. Почти мгновенно вся обширная площадь пред зданием городской думы запестрила флюгерами уланских пик и в то же время уланами была занята городская дума и главная гауптвахта» 9). Магистрат, знатнейшие жители и значительная часть народа с городскими ключами вышли навстречу Наполеону.
         Французы вступили в город в 12 часов дня. Нечего, конечно, и говорить, с какой радостью встретили виленские польские обыватели «своих избавителей». «Разсказывают, передает польский корреспондент, что один помещик, увидя соотечественников своих и избавителей, умер от радости» 10). Французская кавалерия, как лава, разлилась по всем улицам города. Внимание всех обращали французские драгуны, с конскими хвостами у касок. Лошади были изнурены до крайности, некоторыя оступались и становились на колени 11).
         Большой эффект в этот день производил на улицах Вильны Мюрат. «Впереди гусар, на чудном вороном скакуне, в сплошь залитом золотом доломане, в фантастической, на подобие турецкаго тюрбана, с развивающимися страусовыми перьями, шапке, гарцовал, обращая на себя всеобщее внимание, какой то всадник. Потрясая высоко поднятой над головой саблей, которая искрилась и сверкала, точно молния, всадник горячил своего коня и, не переставая, кричал: «Виват, Наполеон! Ура, Наполеон!» То был Мюрат, король неаполитанский, шурин Бонапарта 12).
         «Генерал Ляхницкий, сопровождаемый некоторыми старейшими представителями города, вышел на крыльцо, переговорил о чем то с командиром улан, а за сим, забрав с собою блюдо с ключами, сел в карету и поехал к ковенской заставе, навстречу Бонапарту» 13).
         Все искали Наполеона. Каждаго важнаго французскаго или польскаго генерала принимали за императора Франции. Между тем, Наполеон, подъехав к Вильне, прежде всего принял депутацию от города, которую представил ему неаполитанский король. Так как глава депутации — Ляхницкий не знал по-французски 14), то переводчиком ему служил Александр Сапега, камергер Наполеона. Наполеон благосклонно разспрашивал о лицах, игравших важную роль в предшествующих событиях, интересовался Фомой Вавржецким, бывшим народным начальником после Костюшки, Михаилом Огинским, бывшим подскарбием в. к. литовскаго, пожалованным императором Александром в сенаторы, — виленским университетом и его ученым ректором, известным в Европе, фамилию котораго Наполеон однако в разговоре забыл. Ему напомнили, что это — Снядецкий.
         Отпустив депутацию, Наполеон, имея впереди себя взвод гвардейских улан Красинскаго и окруженный блестящим штабом, не поехал в центр города, а, полюбовавшись видами Вильны, повернул с Троцской улицы на Немецкую.
         Наполеон нервничал. Его армия горела нетерпением сразиться. А русские ушли вглубь своей необъятной страны. Это ему не понравилось....
         С Немецкой улицы Наполеон выехал на Большую... и затем, объехав всю юго-западную и южную части города, остановился на возвышенности около миссионерскаго монастыря. Здесь он осматривал город с другой стороны, потом спустился из Бакшты и въехал в город по улице Савич, мимо госпиталя сестер милосердия.
         Узнав, что Наполеон въезжает с другой стороны города, население хлынуло к Замковым воротам. Император ехал верхом на небольшой серой, но красивой арабской лошади. Он был в мундире конных егерей, со звездою и маленьким крестом почетнаго легиона, в треуголки, надвинутой почти на брови. Быстрым взглядом и еле заметным движением головы, он удостаивал внимания окружающих, кричавших: «Виват, Наполеон!» Окна и балконы на главных улицах были разукрашены гирляндами, цветами и коврами.
         За Наполеоном теснились маршалы, генерал-адъютанты, офицеры разнаго оружия, а затем следовали: взвод мамелюков, гвардейских конных егерей и улан полковника Красинскаго. На Замковой улице Наполеон обратил внимание на дам, находившихся в окнах медицинскаго коллегиума, и приветствовал их, слегка дотрогиваясь рукой к шляпе. Дамы махали платками и бросали цветы...
         Но особенное внимание Наполеона привлекла Замковая гора. Несмотря на крутой подъем, он быстро взобрался на лошади на ея вершину и около ? часа любовался городом с третьяго пункта, с того места, где четыре столетия тому назад основатель города Гедимин следил за движениями крестоносцев, угрожавших неожиданным нападением на Вильну 15). Спустившись с горы, Наполеон проехал мимо костела св. Георгия к берегу Вилии, где дымились остатки Зеленаго моста. «При помощи пожарных инструментов было спасено все, что еще не было охвачено огнем», — говорит очевидец. Заметив поблизости польских улан, Наполеон предложил им переправиться вплавь на другой берег, что и было исполнено при криках: «Виват Наполеон!» Здесь же отдано было распоряжение о наводке трех мостов на плотах: у зеленаго моста, против арсенала (ныне казармы 3 сапернаго батальона) и на Антоколе. Император сидел на берегу, на простой скамейке, и в продолжение двух часов «благоволил разговаривать со всеми, имевшими счастье приблизиться к нему. Он говорил о местных учреждениях и об администрации края, вникая во все подробности. Его ласковое обхождение несказанно восхищало всех» 16).
         О впечатлении, произведенном Наполеоном на виленцев, могут дать понятие нижеследующия строки очевидца. «Над самым берегом реки, левее моста, на простой деревянной скамейке, сидел он, тот самый, от взгляда котораго миллионы людей трепетали, и мановение руки котораго способно было направить миллионы эти на верную смерть и хоть на самый конец света. Так вот он! Да неужели-же это в самом деле он, тот самый, имя котораго везде и всюду повторяется на всех языках человеческих, и слава о котором гремит из конца в конец мира?! Думал увидеть что-либо особенное, но, правду сказать, право, не на что было смотреть... Фигура самая обыкновенная, даже невзрачная; но когда он, повернув голову на нашу сторону, случайно посмотрел на меня, то, сознаюсь, дрожь прошла по всему моему телу, и полжилки на ногах затряслись... Никогда в жизни не забуду этого огненнаго взгляда... Хотя мост был взорван, но вся поверхность реки была покрыта плотами, на которых уже копошились понтонеры, устраивая из бревен пловучий мост. Пока все это делалось, Бонапарт попрежнему сидел на берегу и вел разговор с отцом Глоговским, монахом ордена пияров, котораго заметил в толпе и велел подойти к себе. Выбор Наполеона оказался как нельзя более удачен, ибо отец Глоговский был умнейший и просвещеннейший человек, а по французски знал не хуже, чем на родном языки. Все дивились, как это простой монах так смело может говорить с самим императором» 17).

Наполеон в Вильне.

         Ознакомившись с Вильной, Наполеон уехал в епископский дворец и в 5 часов вечера занял те самыя комнаты, в которых останавливался император Александр. «Толпа народа бежала за ним, по пути ко дворцу, неистово крича: “Виват!” Наполеон отвечал на эти восторги то небрежным движением руки, то едва заметным наклонением головы. Какая разница с приветливостью и добротою Александра!...» 18).
         Прибыв во дворец, Наполеон, уставший и вообще находившийся в этот день в скверном расположении духа (он ожидал, что битва под Вильной решит кампанию), сел обедать.
         Есть известие, что он велел пригласить редактора «Литовскаго Курьера» Каллиста Даниловича и долго с ним разговаривал.
         Наполеона особенно интересовали вопросы: почему русские не дали ему сражения во время переправы через Неман, или под Ковной, или, наконец, под Вильной, — которая, как центр Литвы, должна быть защищена? Спрашивал он также о духе литовскаго дворянства, духовенства, профессоров, студентов, поселян, о численности края, о лазаретных помещениях, о состоянии динабургской крепости.
          — Как велика русская армия? спросил, между прочим, Наполеон.
          — Около 300.000 человек, — ответил редактор.
          — Ложь! вскричал Наполеон и вручил ему разорванный, перехваченный рапорт начальника главнаго штаба главнокомандующему первой западной армией. По этому рапорту оказалось, что продовольствие отпускалось лишь на 32.000 чел. Наполеон резко потребовал от Даниловича, чтобы он сложил рапорт и представил его вместе с переводом.
         Наполеон все таки остался доволен Даниловичем. С нечуждой ему прозорливостью, он видел, что в лице редактора — представителя местной печати — он приобретает очень нужную ему силу общественнаго мнения, и поэтому приказал продолжать издание газеты (которая в тревожные дни смены правительства приостановилась). Цензором газеты был назначен статс-секретарь Дарю, а затем императорский комиссар Биньон.

Виленския настроения.

         Польские и французские полки вступили в город, — по словам польскаго корреспондента, — «в образцовом порядке и в самом лучшем состоянии» 19). Молодежь «горела нетерпением вооружиться и вступить в ряды своих единоплеменников. Вечером дома всех жителей, по их собственному почину и единодушному желанно, были блестяще освещены, так что весь город казался пышно иллюминованным» 20).
         Вильна приняла совершенно необычайный военный вид. Жители чувствовали себя довольно жутко. «Безостановочно проходили через город разнородныя, разновидныя и разноязычныя войска». По свидетельству очевидца, в Вильне показались кирасиры в латах, «которые на солнце блестели, как золотыя огромныя детины на исполинских конях, в железных шишаках, с конскими хвостами позади, что придавало этим и без того страшным конникам еще более страшный вид. Какие-то невероятные и странные бородачи в огромных косматых шапках, с широкими бердышами, как у палачей, на плечах и с кожаными фартуками, точно у кузнецов..., на головах — чалма, у каждаго на поясе огромный кинжал, а на боку кривая и широкая саблища. Говорят, что это какие-то мамелюки с берегов Краснаго моря, того самого, в котором когда-то египетский фараон утонул» 21).
         В Вильне были даже испанцы. Их легион, одетый в необыкновенные мундиры коричневаго цвета, смуглыя южныя физиномии, необычайный гортанный выговор поражали оригинальностью. Но более других обращала на себя внимание старая наполеоновская гвардия. Вид гвардейцев был очень величественный. «Мундир из тонкаго сукна, медвежьи шапки, осанка, полная достоинства, грудь почти каждаго солдата, украшенная крестом почетнаго легиона, рукава с множеством шевронов... — все обнаруживало в них испытанных и храбрых воинов». «Во время парадов впереди их обыкновенно шел тамбур-мажор или дирижер оркестра военной музыки, красивый и рослый мужчина, одетый почти по-генеральски, с булавой в руках» 22).

VII.
Прием Наполеоном Балашева, литовскаго дворянства и университетских корпораций.

Балашов у Наполеона.

         В городе показался русский мундир — генерал Балашев, присланный для переговоров от имени Александра I. Прежде чем видеть Наполеона Балашеву пришлось испытать некоторыя неприятности.
         Как было сказано, 23) Балашов выехал из Вильны 13-го ранним утром к Рыконтам, навстречу надвигавшейся армии Наполеона. По дороге ему все попадались наши отступавшия войска. У Рыконт Балашев встретил последние разъезды казаков. Далее на горизонте цветными точками виднелись передовые посты французскаго авангарда. Узнав от казачьяго офицера, что за Рыконтами стоят гусары дивизии Брюйера, Балашев осторожно поехал дальше и наткнулся на двух французов-гусар. Они подняли тревогу и хотели уже стрелять... Но сопровождавший Балашева казак затрубил. Узнав, что со стороны русских прибыл парламентер, гусары немедленно дали знать начальнику аванпостов полковнику Юльнеру, а последний доложил королю неаполитанскому Мюрату. Мюрат находился невдалеке. Отдан был приказ пропустить Балашева через цепь. Следуя вглубь расположения французских войск, Балашев, в сопровождении конвоировавших его гусар, подъехал к Мюрату, который, увидя русскаго генерала, первый соскочил с коня и, сняв шляпу, приветливо сказал:
          — Я счастлив вас видеть, генерал... Но наденем прежде всего шляпы.
         Балашев с своей стороны приветствовал неаполитанскаго короля.
          — Кажется, здесь все предвещает войну, — улыбаясь, заметил Мюрат.
          — Действительно, ваше величество, кажется, император Наполеон желает вести ее, — ответил Балашев.
          — Вы считаете зачинщиком войны не императора Александра?
          — Я имею при себе тому доказательства.
          — А нота, которой вы повелительно требовали, чтобы французския войска очистили Пруссию, не входя ни в какия объяснения?
          — Сколько мне известно, ваше величество, это требование не было важнейшим из условий ноты.
          — Но все-таки мы не могли принять его. Впрочем, душевно желаю, чтобы императоры поладили между собой и чтобы война, начавшаяся против моей воли, была закончена как можно скорее. Не буду вас задерживать, генерал. Можете продолжать ваш путь. Не знаю наверно, где император, но, вероятно, он недалеко отсюда...
         Мюрат распрощался с Балашевым, вежливо пожелал ему дальнейшаго счастливаго пути.
         Совсем иного рода произошла сцена у Даву, к которому Мюрат отправил Балашева, предупредив Наполеона о прибытии парламентера.
         Даву был погружен в разсмотрение военной карты. Озабоченный, повидимому, предстоящими распоряжениями, он холодно поклонился Балашеву и с недовольным видом сказал:
          — Не знаю, где теперь император. Отдайте мне ваш пакет, и я перешлю его.
         Балашев заявил, что письмо адресовано непосредственно Наполеону.
          — Все равно, — грубо возразил на это Даву: вы здесь не у себя. Делайте то, что от вас требуют.
          — Вот вам письмо, — ответил Балашев, — советую не обращать внимания на мою особу, но прошу помнить, что я имею честь носить звание генерал-адъютанта его императорскаго величества императора Александра.
         После этого Даву ответил, что Балашеву будет оказано должное внимание и пригласил его к столу. Наполеон в этот день не принял Балашева.
         На другой день Даву заявил, что идет дальше к Вильне и оставляет его впредь до распоряжения императора на попечении адъютанта де-Кастри.
          — Прошу вас только об одном, сказал Даву Балашеву, — не говорите ни с кем, кроме адъютанта, и не переходите за цепь часовы.
         Заслуживает внимание то обстоятельство, что прибытие Балашева к французским войскам было приветствовано многими из них с радостью — как предвестие близкаго мира. В пользу мира особенно подавал голос Каленкур. Некоторые генералы разделяли его взгляды.
         Но иначе взглянул на дело Наполеон. Предполагая разбить русских на полях под Вильной, он заранее думал об условиях, который, как победитель, продиктует императору в столице Литвы.
         Прочитав письмо импер. Александра, Наполеон радостно сказал:
          — Мой брат Александр, который был так горд с Нарбонном, уже хочет уладить дело... Он боится... Мои маневры сбили с толку русских. Не пройдет и двух месяцев, как они будут у моих ног...
         Балашева он продолжал держать под охраной.
         И только в Вильне вспомнил о русском генерале и велел пригласить к себе.
         Наполеон собирался говорить с ним как победитель и принял его сначала сурово. Эта суровость должна была быть особенно подчеркнута в виду того, что присланный был не простой посол, а министр полиции.
         Наполеон не мог разговаривать не по военному. Даже в мирных отношениях он сохранял воинственный вид. Собеседник Наполеона испытывал впечатление общения с человеком, который наступает. У него даже и манеры были таковы: сознательно или безсознательно, он постоянно подымал руку, как бы готовясь нанести удар 24).
         Наполеон, вообще, резко критиковал русское правительство и относился неделикатно к русским дипломатам, с которыми сталкивали его обстоятельства 25). Переговоры с Балашевым дали ему еще один случай высказать саркастическия замечания по поводу политики русских.
         Балашев был принят в той самой комнате виленскаго дворца, в которой за несколько дней перед тем с ним разговаривал русский император. Обстановка комнаты была та же. На своем месте стоял стол в стиле Людовика XVI и мебель краснаго дерева. 26) Только император был другой.
         — Я очень рад, генерал, познакомиться с вами, сказал Наполеон, при виде поклонившагося ему Балашева. Я слышал о вас много хорошаго. Я знаю, что вы серьезно преданы императору Александру и являетесь одним из его преданных друзей. Я буду говорить с вами совершенно откровенно и поручаю вам точно передать мои слова вашему монарху.
         Затем Наполеон начал говорить о своем неудовольствии против русскаго правительства и винил русскаго императора в начавшейся войне.
         Балашев с своей стороны отвечал, что государь очень удивлен вторжением французов в наши пределы без объявления войны.
          — Государь поручил мне доложить вашему величеству, — сказал Балашев, — Что и теперь, как прежде, он готов на мир, но с непременным условием, чтобы французы немедленно перешли обратно за наши границы.
          — Неужели вы думаете, что я пришел к вам только за тем, чтобы посмотреть на Неман? — ответил Наполеон. Напрасно вы надеетесь на своих солдат. До Аустерлица они считали себя непобедимыми. Теперь они заранее уверены, что мои войска побьют их.
          — Смею вас уверить, ваше величество, — прервал Наполеона Балашев, — что русския войска... с нетерпением ожидают боя. Эта война будет ужасна. Вы будете иметь дело не с одним войском, а со всем русским народом, который предан Государю и отечеству.
         Наполеон ответил, что в России никто не хочет войны, и что он может набрать одних поляков 200.000.
          — А они сражаются, как львы, — продолжал Наполеон. Уверяю вас, вы никогда не начинали войны при столь невыгодных условиях.
          — Мы надеемся кончить ее с успехом... — стоял на своем Балашев.
          — Вы ничего не могли сделать, — продолжал Наполеон, когда на вашей стороне была Австрия, а теперь, когда вся Европа со мною, на кого вы надеетесь?
          — Мы сделаем, что сможем, — ответил Балашев.
         Предложения русскаго императора были отвергнуты. Тем не менее Наполеон пригласил Балашева к обеду и после обеда долго разговаривал с ним; высказывал мысли о неискренности Александра I, жаловался на приближенных русскаго императора, которые умели поссорить их и решительно сказал, что воротиться за Неман — значит признать себя безчестным. Наполеон старался представить Балашову все безумие для русских вести с ним войну. С улыбкой сожаления он высказывал послу ошибки русскаго императора, его слабость, предсказывал ему неминуемое поражение и близкое унижение.
          — «Россия не хочет этой войны, — говорил Наполеон Балашову, — и ни одна европейская держава не одобряет ея, даже сама Англия, потому что она предвидит гибельныя ея последствия для России и, быть может, падение ея... Император Александр окружен очень плохими политиками... Не стыдно ли ему приближать к себе таких подлецов, как Армфейльд, — безнравственный интриган и негодяй... Штейн, изгнанный из своего отечества, как негодяй... Скажите императору Александру, что, окружая себя моими личными врагами, он наносит мне личное оскорбление. Следовательно, я должен отвечать ему тем же: я изгоню из Германии всех его баденских, вюртембергских и веймарских родственников. Пусть он готовит им убежище в России»...
         Балашев слушал Наполеона, но не оставался в долгу. Заговорили, между прочим, о Москве и о том, что там сорок сороков церквей.
          — «Тысяча шестьсот церквей в наше время, когда нет религии, — сказал насмешливо Наполеон.
          — Извините, государь, ответил Балашев, — религия есть еще в России и Испании...
         Наполеону ответ не понравился.
          — На какие города идет дорога к Москве? — спросил Наполеон.
          — На разные. Карл XII шел в Москву через Полтаву 27).
         Посольство Балашева было последним актом дипломатических переговоров России с Францией. Балашев немедленно выехал из Вильны и 21-го прибыл в Видзы, где в это время была наша главная квартира и где с нетерпением ожидали его возвращения. Опасались, что Наполеон, вопреки основным обычаям международнаго права, удержит Балашева, как военнопленнаго 28). С этого момента все сношения были порваны. Вопрос о мире должен быть решен только оружием. «Начался страшный смертный пир, коего шумный отголосок должен был передаться из века в век» 29).

Смотр войск Наполеона. Представление корпораций.

         22 июня Наполеон осматривал город и делал смотр разным войскам, безпрерывно приходившим в Вильну. В тот же день пополудни, он принял литовское дворянство и объявил ему свое неудовольствие по поводу того, что некоторые из известнейших помещиков удалились за русским двором. Особенно неприятно было ему воспоминание о Михаиле Огинском.
          — Что русские говорили при выходе из Вильны? — спросил Наполеон помещика Роммера, при представлении ему дворянства.
         Роммер повторил слова, слышапныя им от генерала Кока (начальника штаба в корпусе графа Штейнгеля):
          — Русския войска будут ретироваться до известнаго места, где дадут решительное сражение, славнее и достопамятнее Прейсиш-Эйлаускаго»...
          — Увидим! ответил Наполеон 30).
         Наполеону представлялись члены виленскаго университета, ректор котораго Снядецкий сказал смелую речь с упоминанием об Александре I, которому отдал должную хвалу, как возобновителю университета, и при этом высказал чувства благодарности этому монарху за все его благодеяния. «Разсказывая, что этот просвещенный государь (Александр I) учинил для распространения образования в своем государстве. (Снядецкий) в заключение сказал, что виленский университет обязан цветущим своим состоянием и всем, что только находится в нем лучшаго, милостям сего императора. На это Наполеон отвечал: «Да, это превосходный государь» 31).
         Наполеон назначил Снядецкаго, после его речи, членом временной комиссии управления В. К. Литовскаго, разговаривал с профессорами, разспрашивая каждаго из них о преподаваемых предметах, успехах студентов, об учебном заведении и пр., хотя, вообще, нужно заметить, Наполеон мало интересовался вопросами просвещения.

VIII.
Отношение к событиям «Курьера Литовскаго». Мародеры.

Виленская пресса.

         Быть может, во всей истории русской печати не найдется более поразительнаго факта столь противоположно-резкаго отношения прессы к событиям, как отношение виленской газеты «Курьер Литовский» к происходившему в Вильне 15 — 16 июня 1812 г. 32). Положим, что «народное чувство благодарности редко бывает добродетелью», как сказал еще историк М. О. Коялович, но, во всяком случае, никто не ожидал, чтобы почти на следующей день после того, как виленцы получили столько доказательств гуманнаго и, можно даже сказать, сердечнаго отношения к ним русскаго императора, местная печать так резко изменила бы отношение к нему и к русским. Конечно, русские не могли быть особенно симпатичными для поляков, питавших давнишнюю ненависть к России, но чувства элементарного приличия и свежия впечатления вчерашняго дня требовали бы, казалось, более политичнаго или, лучше сказать, дипломатичнаго перехода к фактам. Между тем, при чтении номеров «Курьера Литовскаго», вышедших один за другим, в дни удаления из Вильны русских и вступления французов, получается впечатление, как будто описываемыя события происходили совершенно в разных городах или, по крайней мере, были отделены значительным временем. Редактор «Курьера» из «поклонника» императора Александра вдруг превратился в яраго его ненавистника.
         Поляки не жалели украшающих эпитетов для восхваления Наполеона. Они называли его «избавителем Польши», «непобедимым», «нашим мстителем», «героем нашего века», «солнцем», «земным богом» 33). Каждое распоряжение Наполеона вызывало со стороны экспансивных поляков чувство восторга к великому Наполеону, котораго десница Провидения привела в пределы Литовскаго княжества для указания ему надежд на лучшее состояние» 34).

Мародеры.

         Радостное настроение поляков и литовцев омрачалось лишь неприятными известиями, что французы грабят. Сначала этому не хотели верить, но слухи оправдались фактами. Не всякий знал, что в течение нескольких дней со времени перехода французской армии в Россию более десяти тысяч солдат разбежались для грабежа. Насилию подвергались главным образом дома помещиков, монастыри и более или менее состоятельныя усадьбы крестьян. Мародеры забирали не только съестные припасы, но и домашнюю утварь, платье, обувь. Мародерством особенно занимались: немцы (баварцы), иллирийцы и итальянцы. Французы менее грабили. По французским источникам, число мародеров в области литовскаго княжества доходило до 25.000. На четыре мили вокруг Вильны были расположены особыми отрядами войска Красинскаго для поимки грабителей, которых тотчас же отправляли в город. Запрещено было поздно ходить по городу. Гвардейские гренадеры, составлявшие ночные обходы забирали всех праздношатавшихся. Пойманных мародеров обыкновенно разстреливали на виленских площадях.
         Жители деревень и сел, узнав, что правительство принимает меры к прекращению безчинств, стали смелее защищаться. Имея у себя достаточное количество охотничьих ружей, оставленных мародерами, помещики и их управлявшие иногда с успехом отражали нападения грабительских шаек.
         Сохранились известия о частных случаях нападения мародеров на помещичьи усадьбы. Некоторые из разсказов этого рода хотя и носят несколько анекдотический характер, но очень характерны.
         «Адъютант-подпрапорщик», забрав в квартире одного помещика все ценности с приличной вежливостью, потребовал от хозяина, чтобы тот отдал ему свои сапоги на том основании, что помещик у себя дома может найти другие, а ему в военное время сапоги более нужны. Помещик, раздосадованный такою наглостью, зная довольно хорошо французский язык, опустился на стул и, протянув ноги, сказал:
          — Voila une action digne d’un membre d’une grande nation! 35)
         Эти слова подействовали и сконфузили молодого подпрапорщика.
         Помещик К., дисненскаго уезда, спрятавший семью в безопасном месте, сам лично встретил французов и хотел их угостить, но они обобрали его, оставив в одном белье. В таком костюме помещик был представлен королю неаполитанскому, явившемуся через несколько часов после этого неприятнаго приключения 36).
         «Два каких-то негодяя, разсказывает другой очевидец, пробрались в маленький монастырь св. Троицы, что на Антоколе, и начали было сдирать ризы с образов и разныя золотыя и серебряныя жертвы, которыми благочестивые богомольцы украсили чудотворное изображение Христа. Подобное святотатство, однако, не прошло им даром — схваченные на месте преступления, они в двадцать четыре часа были осуждены военно-полевым судом и тут же на Антоколе разстреляны. Видел я обоих и удивился их безверию и сердечной окаменелости этих еретиков: ни духовника, ни исповеди и никакого напутствия в другой мир принять не пожелали. Идя на место казни, один грыз бублики, а другой курил трубочку, и оба весело разговаривали и безпечно шутили с теми самыми, которые, не далее как через минуту, должны были в них выпалить» 37).
         «В Медниках — опустошение, говорит тот же свидетель. Усадьба, село, корчма, дом ксендза — без окон, без дверей. Костел настежь и тоже весь дочиста обобран. Могильные склепы и те даже не пощажены, а гробы раскрыты и опрокинуты. Внутри костела кучи навоза. Безбожники! Дом Божий превратили в конюшню. Нигде ни живой души, кроме еще нескольких откуда-то явившихся камрадов. Пять-шесть тощих одичалых собак бродили, жалобно воя, около брошенных жилищ, да еще несколько забытых петухов перелетали с крыши на крышу» 38).
         «Таковое несчастное положение безначалия или самовольнаго военнаго правления, замечает граф Хрептович, бывший в 1812 г. одним из чинов администрации виленскаго департамента, — существовало только до 1-го числа июля 1812 г.; но когда Наполеон учредил литовское правление в Вильне, сильно старались воздержать все неправедности военных, за что многие из них разстреляны, а мародеров, разбросанных по лесам, старались вылавливать. На все же доставки велено выдавать боны 39), коих множество на значительныя суммы находится разбросанных в руках помещиков и городов, что было доказательством протекции, какую Наполеон желал дать Литве; сами же лихоимные ордонаторы 40) изъявляли передо мною свое удивление той целости, в которой полагали оставить Литву, сказывая, что в каждом крае, где только находились они с своими войсками, до той степени все оставляли истребленным и выбранным из провиантов и денег, что только небо и землю за собою оставляли, ибо, когда реквизициями ослабляли весь край с провианта и имущества, то принимали методу обирать посредством фурнисеров все наличныя деньги, какия только у владельца могли остаться» 41).

Безпорядки в армии французов.

         Неудивительно, что уже в Вильне Наполеон практически почувствовал все существенныя затруднения рискованнаго похода. Очевидцы подметили изнеможение на его лице. «Заняв город Вильну, Наполеон с первых шагов стал испытывать неудачи, ряд которых окончательно погубил его колоссальное предприятие», говорит барон де-Марбо 42).
         Помещик Эйсмонт, оставивший письмо о пребывании Наполеона в Вильне, говорит об описываемом времени: «Примечая всеобщий безпорядок, водворившийся в разнородных его войсках — неединомыслие и хладнокровие во взаимном друг друга вспомоществовании — тогда как упряжныя лошади изнурились, экипажи оставляемы были, лошади и люди от усталости падали, орудья оставались брошенными так, как будто бы никакой команде не принадлежали, и будто бы никто тем заниматься не должен, — подумал я, что могущество при таком безпорядке не может долго продолжаться и что участь войска непременно должна последовать, такая, какую испытало при Красном море безчисленное фараоново войско, о коем нам гласит Св Писание. Когда же я сие мое замечание сообщил некоторым последователям Наполеона, то едва было не сделался жертвою моей откровенности, ибо один из сумасбродных вынул полуаршинный кинжал и бросился ко мне, закричав: «Умри, неверующий в могущество земного бога и непостижимый его порядок!» — но по счастью удар сей отклонен был рукою другого, и вот от сих пор научился я молчать и поосторожнее быть в сообщении другим моих замечаний» 43).
         Несмотря однако на несколько затруднительное положение армии и безпорядки в продовольственном деле, Наполеон продолжал сохранять кажущееся спокойствие и благодушие. Казалось, этого человека не могли устрашить никакия неудачи. Огромный предшествующий военный опыт давал ему достаточное основание не смущаться таким положением вещей. Наполеон знал, что и раньше, в прежних походах, интендантская часть его армии была не в блестящем положении, что не мешало однако победам. «Недостатку продовольствия и болезням старался он помочь приказами подвозить хлеб из запасов Пруссии и учреждением госпиталей. Иногда просто запрещал он надоедать ему требованиями. «Скажите Понятовскому, — отвечал он, когда тот жаловался на недостаток хлеба и невыдачу жалованья, — что я весьма недоволен, если он говорит о хлебе и жалованьи, когда надобно драться. У моей гвардии нет хлеба: она есть мясо — и не жалуется. Неужели поляки такие плохие солдаты, что не переносят подобных лишений в походе. Надеюсь, что вперед он не будет толковать со мной о подобных вздорах». «Пусть встает ранее и сам смотрит за приготовлением запасов, которые у него есть под рукою», — велел он сказать Жомини на его жалобу. «Если он будет долго спать да хныкать — толку мало. Разве он не знает, что я сам всегда наблюдаю за продовольствием там, где бываю. Спорами и порицаниями других он только вредит делу» 44).

Укрепление Вильны.

         Наполеон вел в Вильне деятельную жизнь. Его можно было видеть на улицах даже в дождливые дни, одетаго в исторический серый походный сюртук, — занимающимся устройством своих разноплеменных войск. Общее ополчение Наполеон признал безполезным и даже вредным. Знатнейших поляков переименовал полковниками и поручил им сформирование полков.
         По свидетельству Каликста Даниловича, редактора «Курьера Литовскаго», Наполеон почти каждый день «прогуливался верхом на лошади, меньше средняго роста... Однажды, въехав на Замковую крутую гору и осмотрев окрестности, приказал установить батарею на горе» 45), чтобы гарантировать себя на всякий случай от нападения русских. Наполеон задумал произвести обширныя укрепления на северной и восточной стороне Вильны (на Снипишках). С этой целью он, на третий день по прибытии в Вильну, в сопровождении инженера Гаксо, осматривал правый берег Вилии. Гаксо отговаривал Наполеона от безполезных работ, так как над укреплениями господствовали высоты леваго берега.
          — По моему мнению, это только напрасно вскапывать землю, — сказал генерал.
         Наполеон тем не менее приказал начать работы на разсвете следующаго дня, а 29-го июня тому же генералу Гаксо велено было для обезпечения мостов возвести тет — де — поны. Наполеон лично наблюдал за возведением укреплений (к работам было привлечено и городское население).
          — Можно ли сделать строющийся тет де — пон независимым от леваго берега? спросил Наполеон своего майора Прево-дю-Веркуа.
          — Государь, это невозможно.
          — Это слово не французское... — резко заметил Наполеон.
         Работы продолжались. Военныя сооружения под Вильной состояли в постройке тет-де-понов, внешняго пояса батарей и подготовки путей сообщения к позициям. Батареи возводились в 2 — 3 верстах от Вилии (на Шишкиных высотах 46)).

Заботы о порядках.

         По улицам Наполеон принимал жалобы от ограбленных его войсками и приказывал платить по оценке просителей. Иногда нечаянно проходящия военныя повозки обыскивал, осматривал в них вещи, спрятанныя после грабежа 47). К. Данилович был назначен директором полиции. Ему предоставлено было право всех подозрительных людей отправлять в Данциг. В частых разбоях и мародерских набегах Наполеон винил начальников военных частей.
          — Господа, вы меня безчестите, вы меня губите! — кричал он на них.
         По поручению Наполеона, одним из ученых виленскаго университета была составлена прокламация к полякам, служившим в русских войсках. Наполеон нашел ее слишком длинной, противной офицерской чести. Он приказал сесть в своем кабинете автору воззвания и написать новое, которое сам продиктовал 48).
         В доме, где жил Наполеон, была устроена домашняя церковь, в которой по праздничным и воскресным дням совершалось богослужение епископом Коссаковским. «По окончании литургии, Наполеон выходил в приемную и за ним следовало все собрание. Там разговаривал он с духовенством и чиновниками о разных предметах. Перед отъездом он подарил епископу Коссаковскому бриллиантовый перстень с сапфиром, ценою в 500 червонцев, а участвовавшему в богослужении клиру приказал раздать триста наполеондоров, в 40 франков каждый» 49).
         Ректор виленскаго университета Снядецкий, оставшийся в Вильне не только для того, чтобы содействовать предполагаемому возстановлению Польши, но и для спасения оставшагося в Вильне ученаго материала — библотеки, архива, эдукационнаго фундуша, не позволил, между прочим, ставить постой в залах, занимаемых библиотекою, кабинетами и архивом. «Когда один французский квартермистр явился на университетский двор с отрядом, которому назначено было помещение в библиотеке, то Снядецкий, став у дверей оной, спорил около часа с квартермистром и грозил лично подать жалобу Наполеону, если захотят поместить там солдат. Убежденный его словами, квартермистр удалился с своим отрядом» 50).
         6 июля (н. ст.) Наполеон ездил по берегам Вилии, осматривал «развалины древняго замка», построеннаго на остроконечной горе. К замку проложили дорогу, ведущую на самую вершину горы, где находится укрепление, господствующее над долиною Вилии 51).
         Во время пребывания Наполеона в Вильне, прибыли из Варшавы драматические артисты Кудлич и Душевский, ставившие в виленском театре пьесы из народнаго быта.
         8 июля, около 6 часов пополудни, Наполеон делал общий смотр войскам на Снипишской площади, за форштатом, двум своим дивизиям Ляборде и Роге, под командою маршала Весьера, герцога Истрии, и гвардии ветеранов, предводимых маршалом Лефевром. Заслуживает внимания, что солдаты иногда выходили из фронта и, делая на караул, заявляли императору о своих потребностях.
         В Вильну на несколько дней прибыл знаменитый князь Евгений Богарне, вице-король итальянский, стоявший с своим корпусом в Троках, для того, чтобы получить от Наполеона известия на счет дальнейшаго движения. Очевидно, князя безпокоило продолжительное пребывание Наполеона в Вильне, не совсем согласное с подвижным характером императора.
         Французов удивляла в Вильне дешевизна жизни, судя по следующей заметке, посланной в парижскую газету (от 6 июня 1812 г.): «Нет, кажется, другой страны в мире, где можно было бы жить так дешево, как в Литве; мясо жирное и сочное, при чем ягненок, например, стоит только 3 или 4 флорина (польский флорин это почти 12 французских су), напиток вроде пива стоит два гроша (лиарда) кувшин; так же дешевы дичь и домашняя птица; утки — лучшия, чем где-нибудь в другом месте 52).

Продолжение: X. Административное устройство края. Присоединение Литвы к варшавской генеральной конфедерации. Выезд Наполеона из Вильны.
 

ПРИМЕЧАНИЯ

Очерк Ф. А. Кудринского публикуется по отдельному изданию. Сохранены примечания автора.
1) Переход Наполеона через Неман описан фр. Тирионом в его «Записках», переведенных с франц. яз. («Вестн. русск. конницы» 1911 г.), Вандалем («Военно-истор. Вестник» 1911 г.) и др.   К тексту
2) В Ковне французами были устроены четыре батареи, которыя «были соединены вокруг города палисадом» (Дело арх. виленск. генер.-губ. № 3, за 1813 г., лист 14).   К тексту
3) Военский: «Акты и материалы...», стр. 409. У Ковны переправились корпуса Даву, Нея, Нансути, Монбреиа и гвардия. Всего свыше 220.000 человек. По другим сведениям — около 250.000.   К тексту
4) Корпус Витгенштейна 16 июня, на разсвете имел серьезное столкновение с французской кавалерией под Мелешовичами.   К тексту
5) По словам франц. историка Вандаля, Наполеон «собирал тысячи лошадей... организовал воловьи баталионы, собирал повозки всех родов и размеров, организовал колоссальный подвижной состав, который должен был следовать за нашими колоннами, снабжать их всем нужным по мере надобности и двигаться вперед, в глубь Востока».   К тексту
6) Записка гр. Адама Хрептовича, бывш. в 1812 г. членом админ. виленск. д-та, о происш. в Виленск. губ. — К. Военский. «Акты, документы и матер. для истор. 1812 г.», т. I, стр. 409.   К тексту
7) Письмо виленск. помещика Эйсмонта о пребыв. Наполеона в Вильне, в 1812 г. — К. Военский. «Акты, док. и матер, для истор. 1812 г.», т. I, стр. 416 — 417.   К тексту
8) М. Лавринович. Вильна в 1812 г. «Исторический Вестник» Год XVIII-й. Декабрь. 1897, стр. 879.   К тексту
9) М. Лавринович. Вильна в 1812 г. «Историч. Вестник». Декабрь. 1897, стр. 860.   К тексту
10) Военский, 257.   К тексту
11) В Вильну вошла кавалерия в 20.000 лошадей, под начальством Мюрата, неаполитанскаго короля.   К тексту
12) М. Лавринович. Вильна в 1812 году. «Исторический Вестник». Декабрь. 1897, стр. 880.   К тексту
13) Там же.   К тексту
14) По словам професс. вил. универс. Франка, Ляхницкий говорил только по-польски и по-латыни и не отличался ученостью; но был человек разсудительный.   К тексту
15) В ХVIII в. Замковая гора принадлежала ведомству казеннаго управления. В XIX в. остатки замка, гора и постройки, окружающия ее, перешли в военное ведомство. — Напоминанием об этом является нахождение на горе старинной пушки и часоваго — артиллериста. В виду того, что военно-инженерное ведомство содержало гору небрежно, она была передана в ведение города.   К тексту
16) Военский: «Акты»... 1812 г., стр. 254.   К тексту
17) М. Лавринович. «Вильна в 1812 году». «Историч. Вестник». Декабрь. 1897 г., стр. 880 — 881.   К тексту
18) М. Лавринович, стр. 881. Разнесся слух, что русские, уходя из Вильны, минировали дворец. Немедленно во дворец были посланы французские военные инженеры, осмотревшие помещение от чердака до подвалов и убедившиеся в неосновательности слухов.   К тексту
19) Военский. Стр. 254.    К тексту
20) Военский, стр. 254.   К тексту
21) М. Лавринович. «Вильна в 1812 году». «Исторический Вестник». Декабрь. 1897 г., стр. 882.   К тексту
22) «Во время нашествия неприятеля прибыло сюда (в Вильну) множество разных купцов, разнаго рода ремесленников, маркитантов, лакеев, фурманов, служанок, солдатских жен и разнаго рода людей, к военному званию не принадлежащих». (Дело арх. вил. ген.-губерн., № 109, за 1813 г., л. 190).   К тексту
23) См. главу V, стр. 28.   К тексту
24)В переписке с государями, в оффициальных прокламациях, в разговорах с посланниками и даже в публичных аудиенциях он постоянно вызывает и угрожает. С большим высокомерием и невежественностью он разговаривает, напр., с князем Кардито в Милане в 1805 г., с Меттернихом в Париже в 1809 г., с ним же в Дрездене в 1813 г., с князем Коссаковым в Париже в 1812 г.   К тексту
25) Еще в августе 1811 г. (3 — 15 августа) Наполеон более двух часов беседовал с кн. Куракиным в присутствии дипломатическаго корпуса и публично высказал все накопившееся у него поводы к неудовольствие против России: «В России есть таланты, — говорил он, — но все, что там делается, доказывает, что у вас или потеряли головы или таят задния мысли. В первом случае вы походите на зайца, у котораго дробь в голове, и который кружится то в ту, то в другую сторону, не зная ни по какому направлению он последует, ни куда добежит». (Шильдер, стр. 26 — 27).   К тексту
26) Полагают, что эта историческая мебель находится в настоящее время в кабинете начальника штаба Виленскаго Военнаго Округа.   К тексту
27) Разговор Балашева с Наполеоном у Богдановича — «История Отечественной войны».   К тексту
28) Любопытное освещение беседы Наполеона с Балашевым дает французский историк Вандаль. По его словам, французский император решил принять русскаго посла для того, «чтобы поощрить на будущее время посылку новых парламентеров, и поддержать, несмотря на войну, возможность последующих свиданий между монархами, чтобы Александр при первом же смятении своей души, после одного или двух проигранных сражений, знал, куда ему обратиться для капитулирования и передачи мирных и покаянных предложений. В то же время желая, приблизить другими способами этот момент безпомощности, он решил проявить пред Балашевым безграничную уверенность в себе, непоколебимое доверие к своим силам. Предполагая испугать русскаго видом своих сил и средств, он решил придать своей вежливости тон подавляющаго превосходства.»   К тексту
29) Записки графа Грабен.   К тексту
30) Военский: «Акты», стр. 393.   К тексту
31) «Историч. записка о состоянии Виленск. губ. в 1812 г., составленная Виленск. Гражд. Губерн. Д. Н. Бантыш-Каменским» — К. Военский. «Акты, докум. и матер, для истор. 1812 г.» Т. I. СПБ. 1909, стр. 393.   К тексту
32) «Литовский Курьер» издавался тогда в пользу камергера б. польскаго двора — Фаддея Влодека, «посредством, избираемых им редакторов»... В 1812 году последовало распоряжение русскаго правительства, чтобы газета издавалась университетом, и чтобы из доходов, получаемых университетом, Влодеку ежегодно уплачиваюсь бы 500 червонных. Однако расчет с Влодеком не так легко было произвести, и поэтому редактору «Литовскаго Курьера» Каликсту Даниловичу предоставлено было право издавать газету до конца 1812 г. Когда французы прибыли в Вильну, Данилович продолжал издавать «Литовский Курьер», не сносясь ни с университетом, ни с учрежденною при нем цензурой. (Военский: «Акты»... 413).   К тексту
33) Замечательно, что, несмотря на неудачу Наполеона, в Литве имя этого гения войны перешло в потомство с большим ореолом величия. Даже в настоящее время старики помнят лиц, которые, при произношении имени Наполеона, вставали в знак благоговения.   К тексту
34) Воззвание комиссии временнаго правл. к духовенству виленской епархии. Военский. «Акты...», 153.   К тексту
35) «Вот поступок, достойный гражданина великой нации».   К тексту
36) Переданы в «Отрывке из записок помещика Виленской губернии».   К тексту
37) М. Лавринович. «Вильна в 1812 г.» «Исторический Вестник». Декабрь. 1897. Стр. 882 — 3.   К тексту
38) Там же, стр. 890.   К тексту
39) Т. е. квитанции (французское des “bons”).   К тексту
40) Ордонаторы (Ordonnateurs, Ordonnateurs-en-chef) — военные чиновники, заведывавшие интендантскою частью в великой армии.   К тексту
41) «Записка гр. Адама Хрептовича о происш. в Виленск. губ.» — К. Военский: «Акты, док. и матер. для истор. 1813 г.», стр. 409.   К тексту
42) В начале 1812 года барон де-Марбо был назначен командующим 23-м конно-егерским полком, находившимся при начале войны в составе 2-й армии маршала Удино. Записки Марбо в извлечении напечатаны в книге Корнилова: «Адам Чарторыйский». Москва. 1896 г.   К тексту
43) Письмо виленск. помещика Эйсмонта о пребыв. Наполеона в Вильне в 1812 г. — К. Военский. «Акты, док. и матер. для истор. 1812 г.», т. I, стр. 417.   К тексту
44) Н. А. Полевой. «Наполеон в России в 1812 г.», стр. 44.   К тексту
45) «Записки К. Даниловича о действиях Наполеона в Вильне». Военский: «Акты, докум. и матер....», стр. 412.   К тексту
46) Об укреплении Вильны Наполеоном говорится в брошюре Бориславскаго: «События в Вильне в 1812 г.». Остатки возведенных укреплений сохранились в виде трех батарей — очень разрушенных — около Шишкиных высот. Против казарм 3 сапернаго батальона сохранились остатки кронверка, устроеннаго Гаксом на правом берегу Вилии.   К тексту
47) Военский, стр. 412.   К тексту
48) «Историч. записка Д. Н. Бантыш-Каменскаго». Военский. «Акты», стр. 394.   К тексту
49) «Историч. зап. о состоянии Виленской губ. в 1812 г., составленн. Виленск. Гражданск. Губерн. Д. Н. Бантыш-Каменским». К. Военский. «Акты», стр. 394.   К тексту
50) Там же, стр. 393.   К тексту
51) Военский, стр. 255.   К тексту
52) В архиве виленск. Св.-Духовск. монастыря сохранилась ведомость о расходах духовенства и певчих, приехавших в Вильну для богослужений в дворцовой церкви. По этой ведомости, фунт говядины в Вильни в апреле 1812 г. стоил 4 коп. (в мае —6 к.), фунт изюма — 20 коп., гарнец пива — 10 коп., две копы (120) яиц — рубль, фунт чернослива — 6 коп., круг сыра — 12 коп., фунт пшеничной икры — 25 коп., фунт чернаго хлеба — 2 коп., пшеничная мука была дороже — 13 коп. фунт. (Бернацкий: «События в Вильне во время Отечественной войны». «Виленский Военный листок» 1912 год, № 605). Вино получалось в Вильне боченками из Риги: боченок (44 бут.) бордосскаго вина стоил 7 червонцев (21 р.), малаги — 9 — 10 руб., бутылка шампанскаго — 12 франков, бутылка портеру — 5 фр. (Там же, № 618).   К тексту
 
 
Вильна в 1812 году. В память столетней годовщины Отечественной войны. Составил Ф. А. Кудринский. С факсимиле Императора Александра I, Наполеона и некоторых русских генералов. Вильна: Издание Управления Виленскаго Учебнаго Округа Типография А. Г. Сыркина, 1912. С. 34 — 60.
 

OCR © Альма Патер, 2009.
Сетевая публикация © Русские творческие ресурсы Балтии, 2009.

Источник:   http://www.russianresources.lt/archive/Vilnius/Kudrin_4.html

***