Вильна в 1812 году (продолжение, XIII-XVII)
Вильна в 1812 году (продолжение, XIII-XVII)
XIII.
Вильна в летние месяцы 1812 г. Болезни. Административныя распоряжения временнаго литовскаго правительства, вызванныя войной.
Вильна летом 1812 года.
Вильна в летние месяцы 1812 г. представляла военный пункт с специально-военными функциями. Торговая жизнь значительно ослабела. Сношения с городами почти прекратились. От Петербурга, Минска, Москвы, Киева — Вильна была отрезана войсками, общение поддерживалось только с Варшавой и западными городами.
Вильна была не только пропускным пунктом войск, шедших с запада, но и артерией, питавшей огромную наполеоновскую армию. Как следствие таких обстоятельств — в Вильне явился недостаток жизненных средств. Если бы город обладал несравненно большими средствами, то и тогда едва ли он был бы в состоянии удовлетворить всем потребностям великой армии. В результате такого положения явились болезни, от которых Вильна долгое время не могла оправиться.
В месяце июне, особенно с прибытием французских войск, появился кровавый понос, который особенно распространился среди еврейскаго населения. Дизентерия уносила массу жертв. Комиссия временнаго правительства предписала виленскому медицинскому обществу (основано в 1805 г.) принять меры в борьбе с дизентерией и рекомендовать одного из своих членов на должность санитарнаго чиновника. В экстренном заседании общества (22 июня 1812 г.) были выработаны правила борьбы с эпидемией и указаны способы лечения болезни 1). Правила были немедленно напечатаны и розданы жителям города. На должность санитарнаго чиновника общество рекомендовало своего члена д-ра Мяновскаго, выказавшаго много энергии и уменья в борьбе с эпидемией.
Вслед за дизентерией стали появляться заболевания сыпным тифом, принявшия характер злокачественной эпидемии.
Тиф появился в Вильне еще в 1807 г. Его называли здесь «гнилой горячкой». Развился он, по свидетельству Франка (председатель медицинскаго общества), вследствие прохождения войск и плохого устройства госпиталей. В 1808 г. эпидемия значительно ослабела, но в 1812 г. опять вспыхнула со страшной силой. Жизненные припасы и, вообще, жизнь в городе значительно вздорожали, вследствие быстраго и значительнаго увеличения населения, так как, кроме большого скопления войск, в Вильну устремились со всей губернии помещики с семьями и прислугою 2).
Распространению болезни много содействовали солдаты и евреи, продававшие на улицах платье умерших от тифа. Осенью в одних военных госпиталях в Вильне число больных достигло 1000, из которых лишь 50 человек были больны цынгою, все же остальные были тифозные. Не безынтересно объяснение этой эпидемии тифа, данное А. Снядецким. Указав, что большия эпидемии возникают обыкновенно во время войн, он объясняет их появление не плохими санитарными условиями, дурным питанием, утомлением и нравственными влияниями, делающими организм менее устойчивым, а соприкосновением и собранием в одном месте людей, принадлежащих к разным народностями.
Университет был временно закрыт, так как многие профессора — немцы бежали перед французами, а многие университетские залы были заняты больными и ранеными. Газеты и журналы, выписываемые обществом, перестали: подучаться, и пришлось отказаться от подписей на них 3).
Печальное санитарное положение города и необходимость поддерживать французов заставила временное правительство обращаться к частной благотворительности. В летние месяцы было издано не мало таких призывов 4).
Для подъема благотворительности правительство прибегало к магическому имени Наполеона. «Его приближение к нам, подобно солнцу, возносящемуся над громадами льдин, расплавило и уничтожило все препятствия, исполнив сердца наши сладкою надеждою и чувствами живейшей благодарности». 5) «Пожертвования, которыя мы от вас требовать будем, как бы они ни были велики, покажутся ничтожными в сравнении с благом возвращения нам самостоятельности 6).
Заботы о населении.
Правительство было озабочено устройством разбежавшагося населения, о котором, впрочем, вспомнило лишь тогда, когда истощились средства города и прекратились платежи. Литовские крестьяне считали себя в праве освободиться от помещичьей власти, тем более, что с именем Наполеона связывались ожидания полной независимости крестьян от помещиков. Есть известие, что Наполеон, входя в Литву, освободил крестьян от крепостной зависимости. Однако документальных данных, подтверждающих это известие, до сих пор не найдено. Вероятнее всего, что на литовских крестьян было распространено распоряжение о свободе крестьян Варшавскаго герцогства, данное Наполеоном несколькими годами раньше. Во всяком случае, временное литовское правительство ничего не сделало для улучшения быта крестьян. По словам польскаго историка, в помещичьих имениях на Литве в 1812 г. происходили открытые бунты 7). Многие жители сел и деревень, при появлении французов в стране, оставили свои жилища и разбежались по разным местам 8).
6 июля было издано особое воззвание к городским, уездным и сельским властям, в котором разбежавшиеся жители приглашались «вернуться и приступить к исполнению своих земледельческих работ и повинностей; повиноваться помещикам, владельцам и арендаторам имений или лицам их заступающим; ничем не нарушать собственности; исполнять все предписанныя им работы и повинности, исполнявшияся ими до сего времени. Неисполнившие эти или исполняющие свои обязанности дурно, по докладу сельских властей, подлежат увещанию, наказанию и принуждению к выполнению этих обязанностей при посредстве уездных властей и даже воинской силы, если того потребуют обстоятельства» 9). «Не смущайтесь отдельными случаями злоупотреблений, о которых нам говорит и сам наш избавитель в его приказе от 3 июля, которые порочат военное звание и препятствуют правильному распределению продовольствия. К прекращению сего приняты уже надлежащия меры: разосланы летучия команды, коим поручено отыскивать и задерживать бродяг. Предание виновных суду и немедленное исполкоме приговоров, а также организация жандармерии, коей вменяется в обязанность наблюдать за порядком и общим спокойствием, — все это должно в скором времени прекратить подобныя злоупотребления. Поэтому спокойно оставайтесь в домах ваших, собирайте разбежавшихся жителей и старайтесь внушить им, сколь необходимо заниматься земледелием и отправлять предписанныя договорами повинности, доказывая им, что только соблюдением порядка, повиновением и исполнением своих обязанностей можем достигнуть желаемаго благоденствия» 10).
Конечно, объявления и оффициальныя распоряжения не прекратили нестроений и злоупотреблений, находивших для себя почву в обстоятельствах времени. Из обывательских распространенных злоупотреблений должно отметить участившуюся перепродажу частными лицами военных предметов, полученных от солдат. Зло приняло громадные размеры. Муниципалитет города Вильны вынужден был объявить во всеобщее сведение, «что никто из жителей, при каких бы то ни было условиях, не имеет права покупать от солдат никаких вещей, а также мяса, хлеба, частей обмундировки и, вообще, всего, что исходит от военных корпусов или из магазинов» 11).
Местное духовенство приглашалось именем великаго Наполеона к содействие гражданским властям в деле устройства края. Оно должно было всячески убеждать народ «терпеливо переносить случайный невзгоды, которыя в свое время будут вознаграждены», «уговаривать население продолжать земледельческия занятия и возвратиться в свои дома» 12).
Мародеры.
Но особенно беспокоили правительство непрекращавшиеся набеги мародеров, вызвавшие неоднократныя строгия распоряжения и приказы. «Строжайшими приказами всемилостивейшаго императора и короля Наполеона великаго воспрещается солдатам нападать на деревни, грабить их, чинить обиды, нарушать собственность и причинять вред (сельскому) хозяйству помещиков и крестьян; военныя команды и жандармерия, назначенныя для охраны порядка и собственности общественной и частной, имеют приказ ловить бродяг, хватать и отправлять в полки отсталых от армии, — всем усадьбам и жителям их вменяется в обязанность выдавать бродяг, доносить о них и оказывать помощь к прекращению грабежей. Уездная администрация должна неотлучно находиться в главном городе уезда. Усадьбы собирают сельские сходы, каковые, разделенные на десятки и сотни, должны подчиняться порядку и быть готовыми, для нужд самих же сходов, оказывать помощь в поимке и задержании бродяг, всякий раз, когда будут вызваны к этому воинскими командами, жандармами и чинами администрации, способствуя, таким образом, очищенш края от людей, вредных для войска и сельским хозяевам».
Эти распоряжения оглашались с амвона, прочитывались на сельских сходах, а в уездных городах прибивались на дверях ратуши 13). Они лучше военных описаний показывают настроение края и порядки, царившие в нем при временном литовском правительстве.
Патриотическия меры.
26 июля во всех виленских костелах были совершены торжественныя молебствия, по случаю «победоноснаго движения армии Наполеона». Проповедь за торжественной обедней говорил ксендз Кошко на тему о том, что «истинные сыны отечества не должны щадить ни достояния ни крови для освобождения родины от неприятеля» 14). Виленский театр тоже возбуждал патриотическия чувства поляков. По словам «Курьера Литовскаго», варшавские артисты Дмушевский и Кудлич, вместе с здешними, воспламеняют живейшее чувство как своею игрою, так и выбором патриотических и приличных обстоятельству пьес и песней» 15).
Но более всего воспламеняла патриотическия чувства виленская газета, освещавшая факты с своей точки зрения. Так, отступление русских от Двины были истолковано «Курьером Литовским» как победа французов над русскими. В устах корреспондента, это событие отлилось в такую форму сообщения: «Динабургская крепость, над сооружением которой 10,000 человек трудилось почти два года, пала пред победителями, как стены Иерихона. Двина, укрепленные берега которой казались неприступными, в настоящее время течет среди французских отрядов так же, как Вилия и Неман: в один месяц Наполеон сделал то, на что нашим князьям и королям нужны были века» 16). Кобринская победа Тормасова над французами изображена была газетой, как полное поражение русских.
Большую путаницу в торговых делах страны вводило несоответствие русской монеты с французской. Поэтому в конце июля издано было распоряжение, по которому медная российская двухкопеечная монета равнялась трем медным грошам, а пятикопеечная — семи 17).
8 августа (н. ст.) вышел приказ устроить «в четырех главных городах департаментов более значительные, а во всех уездных городах меньшие запасные магазины и, кроме того, снабдить, на случай могущей быть надобности, провиантом этапы в местечках Меречи и Олите» 18).
Особый провиантский магазин был устроен в Сморгони, на большом военном тракте, ведущем из Вильны в Минск. Магазин разсчитан на помещение, «в котором постоянно должны находиться сто бочек муки, десять воловьих шкур, а также несколько печей для изготовления хлеба»... Там же должен находиться особый комиссар 19).
Так как приглашения к добровольным пожертвованиям перестали действовать: население к ним привыкло, и потому не обращало внимания, — то воззвания стали носить несколько нервный и повелительный характер. По воззванию, изданному 7 авг. (н. с.), «все землевладельцы приглашались к пожертвованиям: с каждой недвижимости должны пожертвовать две осьмины ржи, две осьмины овса, два гарнца крупы ячменной или гречневой, два гарнца гороху, 80 фунтов сена и столько же соломы; при чем рожь должна быть смолота возможно мельче» 20). Сроком для выполнения этого пожертвования назначается день 1 октября сего года» 21).
Недостаток топлива.
Муниципалитетом г. Вильны были получены сведения, что «вверх по течение реки вели, около Зубова, Неменчина и Верок находятся плоты различнаго леса, пригнаннаго русскими для постройки моста». Муниципалитет нашел нужным «принять меры к осмотру берегов, отысканию дерева и доставке такового в город, в дровяной склад, на площади Зайковскаго на берегу Вилии». Распоряжение мотивируется тем, что «запасы лесного склада уже приходят к концу, и что явится настоятельная необходимость в подготовке этого рода материалов» (17 июля н. ст.).
Действительно, дров не хватило, судя по тому, что через девять дней президент города Вильны, Михаил Роммер, написал отношение к комиссии временнаго правительства такого содержания: «25 июля сего года губернатор г. Вильны, его превосходительство генерал Жомини, предписал муниципалитету, дабы всякаго рода лес, который окажется на реке Вилии и в городе Вильне, был забран, в силу реквизиции, на военныя нужды. Муниципалитет доносит, что это постановление исполнено, но считает нужным довести до сведения комиссии временнаго правительства, что в настоящее время виленским пекарям предписано печь хлеб для армии и гнать пиво и водку на винокуренных заводах; сами же обыватели нуждаются в топливе. Лесов около города Вильны нет; каким же образом могут обыватели исполнить повинность и удовлетворить собственныя нужды без дров? Обыватели толпами приходят жаловаться. Вышеизложенное дает муниципалитету право обратиться, в виду важности вопроса, к комиссии временнаго правительства великаго княжества литовскаго, не найдет ли она возможным постановить, дабы военныя и обывательския нужды были признаны тождественными и вышеуказанный лес был бы разделен согласно надобностям» 22).
Вымогательства.
Пользуясь лесным и дровяным кризисом, понтонеры, саперы и военные мастеровые, занимавшие караулы на мостах и на понтонах по Неману и Вилии, «вымогали плату за пропуск леса через мосты» 23), что вызвало особыя распоряжения со стороны генерал-губернатора Литвы — Гогендорпа.
Сохранились известия о случаях вымогательств, «чинимых караулами, стоящими у городских ворот» в Вильне. Документы свидетельствуют, что не только военные караулы вымогали у подвод, въезжавших в город, но вымогали и чиновники в самом городе... «Это пугает обывателей и уменьшает подвоз» 24).
Доставка корпии.
Особыя воззвания были изданы насчет доставки для войск корпии. «С каждаго одноэтажнаго дома обывателями будет доставлено полфунта корпии, с двухэтажнаго — фунт, с трехэтажнаго — полтора. Кроме того, состоятельные жильцы доставят по полтора фунта корпии, а беднейшие — по полфунта. Что было достаточно до сих пор, составляет лишь незначительную часть того, в чем в настоящее время чувствуется особенная необходимость» 25). Воззвание повторено в конце августа (2 сент. нов. ст.) в виде обращения «к прекрасному полу Литвы о доставлении корпии для раненых». Для поощрения литовских женщин к этому занятию приводились разныя красивыя фразы, очень лестныя для прекраснаго пола... Генрих Снядецкий — профессор химии и доктор медицины — Яков Шимкевич обещали собирать доставляемую корпию, а «Курьер Литовский» считал для себя «за высокую честь печатать имена патриоток и их высокоуважаемые дары» 26).
XIV.
Вильна в августе 1812 г.
Торжество 3 августа.
В августе Вильна праздновала тезоименитство Наполеона. Оно было положено 3 (15) числа. Собственно Наполеон не знал дня своих именин до заключения конкордата с папой Пием VII. В католическом календаре не значится «Наполеона» и, только по особому распоряжение папы, тезоименитство Наполеона было приурочено ко дню его рождения, т. е. к 3 (15) августа (н. с.).
Накануне этого дня пушечные выстрелы известили жителей Вильны о наступающем празднике. Движение в городе увеличилось. «Всю ночь, говорит «Курьер Литовский», — продолжались приготовления к торжеству. На другой день, по сигналу, данному пушечными выстрелами, «многочисленные отряды поляков, баварцев, французов и войск императорской гвардии собрались на площади и прошли церемониальным маршем около генерал-губернатора». Затем следовали обычныя представления генерал-губернатору «для изъявления чувств преданности избавителю угнетеннаго народа» 27).
Президент города Вильны Роммер приготовил на виленской площади для народа пир и произнес речь, в которой между прочим говорил: «Граждане! цепей больше нет! Вы можете свободно дышать родным воздухом, свободно мыслить, чувствовать и действовать. Сибирь уже не ожидает вас, и москали сами принуждены искать спасения в ея дебрях. Уже победоносные орлы преследуют неприятеля в той стране, где некогда оружием предков означены были наши границы» 28).
Для народнаго угощения были предложены жареные быки, начиненные дичью, поросятами, баранами и пр. Всюду разносили водку и пиво. Угощение продолжалось от четырех часов дня до девяти часов вечера и сопровождалось польскими патриотическими манифестациями. В театре было дано соответствующее представление (пьеса «Краковяки», которая, по словам корреспондента, «всегда смотрится с удовольствием, потому что возбуждает любовь к отечеству и ненависть к врагам народа». По окончании представления, гражданам Вильны был дан бал местными помещиками, продолжавшийся до 6 часов утра. «Город был так блестяще иллюминован, как этого не запомнят никогда со времени конституции 3 мая». «Среди безчисленнаго множества плошек, покрывавших фасад ратуши, поставлены были между колоннами пять транспарантов, из коих один представлял двух улан, поляка и литовца, коих окружали толпы соотечественников, возносящих руки к вензелю императора и к орлу, мечущему молнии» 29).
Между частыми домами в Вильне обращал на себя внимание своим украшением дом каноника Богуславскаго. На нем красовался транспарант, на котором были изображены пылающий Зеленый мост, бегущие по нему русские, а Наполеон сидит на берегу Вилии и глядит... Вверху надпись: «Освобожденная Вильна 10 июня 1812 г.», внизу: «Храбрость не страшится чудовищ».
По поводу торжества профессором виленскаго университета Словацким была написана ода. В ней говорилось: «Это праздник Владыки Европы, (властвующаго) от берегов Таго до Волги! Это праздник того, пред кем, где он ни ступит, все склоняется; праздник законодателя всех народов, посланца рока, который своими победами, подвигами и заслугами достиг в своей славе облаков!.. Где же они (враги)?. В какия страны бежали их испуганныя полчища? Уже пали перед победителем твердыни Днепра и Двины. Те страны, где полночь развертывает над мерзлой землей свою черную завесу, страны, нелюбимыя солнцем, уже видят героя-освободителя. Где же те, кто еще так недавно смел здесь повелевать? Где их стан?» 30). Конечно, Словацкий — «профессор польской литературы виленскаго университета» — умел слагать образцовыя оды...
Торжество 15 августа.
15 (27) августа Вильна торжественно праздновала тезоименитство супруги Наполеона, Марии-Луизы, по обычному порядку торжеств 31). В этот же день в Вильне происходили выборы депутатов в генеральную конфедерации польскаго королевства. Избраны: доктор медицины Шимкевич, член нескольких ученых обществ, и Ходзевич, письмоводитель городского совета 32).
Сформирование национ. гвардии.
Виленская национальная гвардия, исполнявшая в Вильне полицейскую службу, составляла гордость местных патриотов. Виленский хроникер не мог нахвалиться ея прекрасным состоянием: «Она отлично обмундирована, обучена, проникнута сознанием служебнаго долга»... 12 августа она заняла в городе караулы и гауптвахты. Общая численность несущих службу доходила до 1220 человек. Городская виленская гвардия, утвержденная Наполеоном 1 июля, должна была состоять из 1450 человек 33). Под охраной гвардии находились все тюрьмы. Первым был сформирован и начал службу батальон Франценсона.
Заслуживает внимания тот факт, что многие гвардейцы, по изгнании французов, подавали прошение, в котором, желая реабилитировать себя в глазах русскаго правительства, ссылались на разныя обстоятельства, заставившия их поступить в гвардию. Некоторые заявляли, что они силою были привлечены в гвардию французов, этих «свирепых иноплеменников..., известных целому свету по неистовствам их и безчеловечию» 34). Старшины цеховых обществ (сапожнаго, напр., и др.) впоследствии жаловались, что «люди ремесла нашего, быв заняты сею обязанностью (т. е. служением в гвардии) и удерживая городские караулы, не в состоянии уплачивать следуемыя от них подати» 35).
Движение польских войск.
В конце августа через Вильну проходили войска маршала Виктора герцога Беллуно. «С гордостью увидели мы, говорит «Курьер Литовский», среди этих войск и нашу польскую милицию... Это была 28 дивизия Жирара, 9 корпуса Виктора, в которую входили четвертый, седьмой и девятый пехотные полки герцогства варшавскаго» 36). Для нужд армии приказано было доставить 120 подвод (для перевозки амуниции из Ковны в Сморгонь и из Минска в Оршу) 37).
Недостаток в хлебе.
Несмотря на огромные провиантские запасы, в Вильне, в августе, население испытывает иногда недостаток в хлебе. В конце августа голодающими были разбиты и разграблены две еврейских хлебопекарни.
Участились насилия. Не хватало лиц судебнаго ведомства для разбора дел. Временное правительство взывало ко всем адвокатам и присяжным, «как прежним, так и новым», явиться в Вильну в первый департамента главнаго суда для ведения дел уголовных» 38).
Денежные сборы.
Недостаток денежных средств под влиянием все более и более обострявшейся нужды очень давал себя чувствовать. Временное правительство решило устроить в месяце августе поголовный сбор со всех жителей великаго княжества под названием «личное единовременное пожертвование». Правительство открыто сознало, что обстоятельства «требуют усиленных неотложных расходов, удовлетворить которых не может наша истощенная, оставшаяся без всяких запасов казна, если только вы, обыватели, не придете ей на помощь, чего она имеет право ждать от вас. Все источники государственных доходов, из коих мы до сего времени черпали, недостаточны для удовлетворения неотложных расходов края» 39).
«Все жители княжества без различия состояния и религии» обязывались внести в государственную казну один раз в год пожертвования, соответственно своему материальному состоянию. Для этого было установлено одиннадцать разрядов налога. Налог в пятнадцать грошей возлагался на крестьян, не имеющих дохода, батраков, работающих в деревнях, и пр. Один злот должны были платить крестьяне, исполнявшие барщину, ключники, наемные рабочие, пастухи, ремесленники без подмастерьев, прислуга и т. д. Десятый разряд — 500 злотых возлагался на владельцев или арендаторов имений, имевших свыше тысячи дворов, на чиновников, получавших жалованья от 15 до двадцати тысяч злотых и проч. и, наконец, одинадцатый разряд — налог на капиталистов, по расчету одной седьмой части доходов или процентов с капитала». Конечно, правительство не могло учесть в то время доходность капиталистов, и потому «полагалось на благородство» капиталистов: оно просило их самих определить свою доходность.
Города литовскаго княжества, соответственно обложению, были поделены на пять разрядов. В первом разряде на первом месте поставлена Вильна. От налога освобождались: нижние чины, находившиеся на службе, монастыри, содержавшие больницы, калеки, старики, арестанты, молодыя женщины, живущия при мужьях, не имеющия отдельных профессий, и малолетние. «Сбор этого налога особенно необходим, — писалось в постановлении, — неотложное выполнение его основано на вашей чуткости, на ваших лучших стремлениях». Постановление подписано в заседании 22 августа (н. ст.). Власти энергично взялись за его осуществление, и казна значительно пополнилась.
Прежния распоряжения по уравнению стоимости монет не ввели порядка в меновыя денежныя операции. Падение курса и несогласованность местной монеты с иностранной, которую в большом количестве ввезли французы, заставили правительство издать подробное «постановление об иностранной монете и о курсе таковой, которое вводилось в действие, как обязательное, особенно для казначеев и сборщиков податей в Вильне с 28 августа, а в департаментах с 1 сентября (н. ст.) 40). При этом, в видах большей точности денежной отчетности, запрещено было принимать в общественныя кассы литовскаго княжества банковые билеты герцогства варшавскаго в уплату пошлин» 41).
ХV.
Вильна в сентябре — октябре 1812 г.
Известия о Бородинском бое.
9 сентября (ст. ст.) в Вильну пришло известие о Бородинском бое и об отступлении русских.
Конечно, эти события были истолкованы в Вильне, как факты победоноснаго шествия великаго Наполеона. 21 сентября (н. ст.), по словам «Курьера Литовскаго», «были получены в Вильне важныя оффициальныя известия о достопамятном событии, а именно, о занятии 2 сентября (ст. ст.) в три часа пополудни московской столицы. Сердца всех жителей нашего города наполнились радостью, все поздравляли друг друга»... В этих событиях видели близость окончания войны и предвестие мира, в котором так нуждались Литва и Белоруссия.
По этому поводу гражданские и военные чины Вильны в 11 часов приносили герцогу Бассано — министру иностранных дел — соответствующия поздравления, а от него отправились в кафедральный костел для благодарственнаго моления. Вечером город был блестяще иллюминован, а в виленском театре дано даровое представление пьесы под заглавием «Школьники в Крожах или патриотизм в Самогитии» написанной ad hoc Словацким.
Сюжетом для пьесы послужило следующее измышленное событие, будто бы имевшее место в местечке Крожах 1-го августа (н. ст.). Местные школьники-поляки, в необычайном патриотическом одушевлении, незаметно вмешались в толпу крестьян, которых казаки подрядили для вывоза магазинов, уговорили их на непонятном для русских жмудском языке, чтобы они ночью выпрягли лошадей и скрылись от них в лес. На следующий день, видя, что казаки снова подрядили несколько сот подвод и хотели к вечеру увезти весь хлеб, те же школьники, заготовив куски белой и синей материи, незаметно по одиночки вышли кружными путями на неменчинский тракт, откуда казаки могли ожидать приближения французов... Там они сделали себе значки, прикрепив материи на палки, вырезали кустарники, сели на крестьянских лошадей и снова направились по дороге к Крожам, словно польские уланы. И казачий пикет был обманут. При первом же появлении значков, он бросался в бегство, перепугал местечко, а за ним и все остальные казаки стали отступать к Линковцам. Тогда все запасы были немедленно разобраны, а люди отосланы по домам... Конечно, казаки узнали об обмане и решили вернуться, чтобы вырезать всех школьников, а город сжечь... Но молодые герои, предвидя это, на разсвете отправились в поле, на дорогу, по которой должны были пройти казаки. Взяв с собой заряженныя ружья, они поместились в перелеске и, когда казаки показались, допустили их к месту засады, «старшие юноши стрелки дали залп и уложили на месте двух казаков. Младшие школьники стреляли из своих ружей холостыми зарядами. Перепуганные казаки обратились в бегство и больше уже не возвращались. В этом происшествии участвовало 40 школьников и пять-десятъ казаков» 42).
В национальных торжествах и манифестациях по поводу «поражения русских сказалась национальная особенность польской расы — легкая возбудимость энергии и способность к иллюзорному перевоплощению в то положение, какое для них было желательно. До какой степени дошла эта иллюзорность, можно судить хотя бы по тому, что, как говорили, поляки побуждали генерала Бассано, по получении известия о сражении при Бородино, ехать в Москву, чтобы властно продиктовать пункты особаго соглашения Литвы с Россией... Полякам казалось, что война кончена.
А между тем более дальновидные политики могли бы увидеть в московских событиях неприятный симптом: русские ушли: но и французы не победили. Немногие... — и в числе их тот же герцог Бассано были — озадачены известием об оставлении Москвы русскими. Конечно, он присутствовал на совершенном по этому поводу торжественном благодарственном молебствии и даже дал у себя вечером бал, но не мог скрыть некотораго безпокойства как по поводу военной политики русских, так и все возраставшей потребности изыскания новых источников на военныя нужды.
Налоги.
Средств на войну не хватало. По требованию французскаго правительства, на нужды военной армии временное литовское правительство должно было внести в сентябре месяц 130.000 злотых 43).
Пришлось сделать налог на духовенство, — которое, вообще, в силу принятых традиций, освобождалось от такого рода обязательств. Чтобы придать своему распоряжение больше веса и законности, литовское правительство ссылалось, между прочим, на указ польскаго конституционнаго сейма 1789 г. 44). Согласно приказу, духовенство должно было выплатить в течение шести месяцев по пяти процентов с четырехлетняго дохода и, кроме того, так называемых гербовых пошлин от 30 до 3 тысяч рублей. Архиереи обязаны были заплатить гербовых пошлин по 3000 рублей сер. Епархиальные епископы по 1800 рублей. Суфраганы и архимандриты по 300 руб. Виленские прелаты по 240 руб., жмудские по 75 руб. Налог был тяжел для духовенства. Следует предположить, что многия духовныя лица, особенно литовцы, были довольны, что французов изгнали, наконец, из России, и подданство России освободило их от такой обременительной денежной повинности, которая к тому же «выправлялась», под влиянием указов Наполеона, довольно настойчиво 45).
Реквизиция.
Из других действий литовскаго правительства в месяце сентябре отметим его главныя распоряжения, касавшияся организации литовской почты (было открыто много пунктов почтовых сообщений и учреждений) 46), исправности провиантских поставок, упорядочения аптечнаго дела, доставки лошадей для передвижения войск и пр.
Подрядчики, преимущественно евреи, обязавшиеся доставить провиант и фураж, пользовались всякими уловками, чтобы, в своих интересах, оттянуть доставку. Правительство винило в этом губернския власти. Между правительством и администрацией виленскаго департамента возникли прения, судя по такому документу (от 18 сент. 1812 г.): «Для прекращения всевозможных отговорок, к коим прибегает администрация виленскаго департамента для оправдания недоставки провианта и фуража в армии, комиссия раз навсегда предписывает упомянутой администрации, под страхом самой суровой ответственности, принять все необходимыя меры, прибегнув к реквизиции или при помощи контрактов, дабы все поставки были выполнены без малейшаго замедления». 47).
Наполеон нуждался в лошадях и, указом 2 октября, (н. ст.), приказал доставить из Литвы необходимое количество лошадей. На Вильну приходилось доставить 76 лошадей. Правительство предписало немедленно приступить к раскладке на департаменты и уезды 1000 лошадей, «кои должны быть поставлены в силу реквизиции и каковыя еще до сего времени не доставлены, при угрозе военной экзекуции, если таковыя не будут представлены к концу октября» 48).
Аптекаря не хотели отпускать в долг лекарств. Приказано было «немедленно созвать виленских аптекарей и обязать их поставлять для военных госпиталей лекарства, условившись с главным ординатором относительно цен на лекарства и срока уплаты за таковыя». С своей стороны комисш временнаго правительства ручалась за уплату, «а в случае, если таковая не будет произведена, принимает уплату на счет общественной казны» 49).
По приказу временнаго литовскаго правительства, велено было доставить из Варшавы в Вильну для одних французских лазаретов 18.000 бутылок вина. Подряд взяли по доставке Варсотский и Слетиковский. Доставлено было только 6400 бутылок. Обратная «ретирада войск» и вторжение русских помешало выполнению доставки 50).
Недостаток в докторах.
Болезни в Вильне между тем усилились. Недоставало медиков. К больничному делу были привлечены случайныя лица, не специалисты. Учитель виленской гимназии — Мариан Кохансий, назначенный председателем комиссии по устройству и осмотру военных госпиталей, просил уволить его от «дальнейшаго исполнения обязанности». Муниципалитет однако не согласился с его прошением и постановил... «дабы означенное лицо продолжало исправлять свою должность, пока не будет найден кто-либо, обладающей такими же знаниями, как г. Коханский» 51).
Не хватало лиц, знающих французский язык, для занятий в комиссии, назначенной для удовлетворения нужд госпиталей. Поэтому муниципалитет просил Снядецкаго найти таких лиц.
Рекруты.
20 сентября (н. ст.) оказалось, что в Вильне, среди населения «совсем нет молодых людей и набрать рекрутов является невозможным». Об этом виленский муниципалитет прямо заявил военной комиссии, в виду новых ея требований. И хотя в протоколе заседания муниципалитета говорится, «что вся польская городская молодежь, назначенная к набору, добровольно поступила в военную службу», однако, принимая в соображение численность населения города Вильны, с большой вероятностью должно предположить что молодые люди уклонялись от исполнения воинской повинности особенно, если взять во внимание, что от Вильны требовалось сравнительно небольшое количество людей — 119 человек новых рекрутов 52).
ХVI.
Затруднительное положение Наполеона. Как понималось это положение в Вильне? Приготовление Вильны к приему возвращавшихся французов.
Наполеон в Москве.
Очевидцы отмечают большую разницу между виленским и московским настроением Наполеона. После Бородинскаго боя «Наполеон оставался мрачным и задумчивым. Мучимый физическими страданиями, которых он уже не мог скрывать, он еле отвечал на вопросы и, при известии о смерти своих генералов, только сокрушенно качал головой» 53).
Фантазируя от безделья во время своего пребывания в Москве, Наполеон издал ряд замечательных в своем роде декретов: об уничтожении крепостного права, о возстановлении татарскаго царства на Волги, о провозглашении себя польским королем, об отделении западной России, о возстановлении смоленскаго княжества и пр. Груды фальшивых бумажек денежнаго достоинства наполнили Россию.
Попытки Наполеона возбудить чувство национализма у поляков, литовцев, малороссов, по отношению к России, не удались. Одни только евреи пользовались подачками за свои услуги. Многие из них, исполняя обязанности подрядчиков, маркитантов и пр., нажились в Отечественную войну.
— «Я хочу мира, мне нужен мир, он мне необходим, спасите только честь!» — писал Наполеон Александру I из Москвы 54). Но Кутузов не пропускает посланнаго к императору.
Император Александр был непреклонен в своей воле продолжать войну. На донесение Кутузова о занятии Наполеоном Москвы государь ответил следующими словами:
— «Скажите нашим храбрецам, объявляйте всем моим верноподданным везде, где вы проезжать будете, что, если у меня не останется ни одного солдата, я стану во главе моего дорогого дворянства и моих добрых крестьян и пожертвую всеми средствами моей империи... Если божественным Провидением предопределено, чтобы когда-либо моя династия перестала царствовать на престол моих предков, тогда, истощив все средства, которыя в моей власти, я отращу себя бороду и лучше соглашусь питаться картофелью с последним из моих крестьян, нежели подпишу позор моего отечества и дорогих моих подданных, жертвы коих я умею ценить. Наполеон или я, я или он. Но вместе мы не можем царствовать. Я научился понимать его, он более не обманет меня»...
Лживость Виленской прессы.
В спутанности и противоречивости разных слухов, шедших из Москвы, можно было предвидеть что-то недоброе для Наполеона и его армии.. Но виленские политики считали своим долгом усыплять своих виленских читателей сообщениями, не имевшими никаких фактических оснований. «Русская армия порицает сожжение столицы, писалось в «Курьере Литовском», а весь народ относится с презрением к исполнителям этого злодеяния. В Кремле поставлено 30 пушек, и со всех сторон устроены батареи. Теперь Кремль стал крепостью. В нем учреждены пекарни и склады. Французская армия размещена отлично: у всех солдат есть шубы. Магазины полны. Крестьяне возвращаются по домам. Каждую среду и воскресенье обширные рынки — Мучной и Охотный ряды — в изобилии наполняются всякими припасами и товарами. Погода стоить отличная, воздух чисть. Теперь здешние крестьяне говорят, что «Сам Бог за императора Наполеона, потому что погода стоить такая хорошая, какой еще никогда не видано. Его императорское величество ежедневно устраивает во дворах Кремля пышные парады, а по вечерам объезжает окрестности Москвы» 55).
Казалось, трудно было мистифицировать далее отступление. Однако, даже «отступление было представлено в виде движения на зимния квартиры».
Но как объявить вдруг, что победоносная армия не существует, что трупы ея покрывают все пространство от Немана до Москвы и Малоярославца, и что вся артиллерия, все безчисленныя принадлежности громаднаго вооружения ея погибли? Правда должна была притти сама собой. В Вильну стали постепенно проникать в неподкрашенном виде известия о Тарутинском бое, о занятии русскими Полоцка, о мире России с Турцией, об обратном приближении наполеоновской армии. Впрочем, движение задунайской армии, по заключении мира России с Турцией, объяснялось «Курьером Литовским» в том смысле, что турки гонят русских и скоро вступят в пределы России. Вот характерная выдержка из газеты. «Две соединенныя русския армии: молдавская генерала Чичагова и армия генерала Витгенштейна, были разбиты французской армией под Борисовым, на Березине, 16 (28) ноября. Великой армии досталось в этом бою 12 пушек, 8 знамен и штандартов, а также от 9 до 10 тысяч пленных. Как раз в это время спешно проехал через наш город адъютант герцога Невшательскаго, барон Монтескье. Он направляется в Париж. Его императорское величество Наполеон находится в вожделенном здравии» 56).
Приближение французов к Вильне.
Передовые гонцы принесли известие о приближении французов. Нужно было снова принимать гостей. Муниципалитет города Вильны очутился в очень затруднительным положены на счет провианта. Об этом ясно говорит хотя бы такое его заявление. «Вследствие уведомления военнаго комиссара о том, что войско, в количестве десяти тысяч человек, вступить в город, имею честь донести, что в магазине нет водки; муниципалитет же не имеет возможности купить таковую, в виду полнаго истощения кассы. Вследствие чего муниципалитет гор. Вильны просит административный департамент прийти заранее на помощь, дабы не наступила нужда. Если департамент не произведет поставок, то всякия средства окажутся недостаточными» 57). Другое заявление говорит о недостатке в городе соли.
Недоставало лиц для отправки экстренных пакетов, адресованных на имя комендантов городов, через которые должны были возвращаться войска.
Новыя реквизиции.
Посыпались экстренные приказы о доставки в течение 24 часов необходимых продуктов. Провиантские склады стали наполняться хлебом. Подпрефект получил «право забрать, в силу реквизиции, всякий дом (для военнаго постоя), который окажется годным, а если бы не нашлось такового, то ригу или гумно за условленное вознаграждение. Такой дом должен иметь надпись на двух языках «императорский запасный магазин». Соответственную же надпись должны иметь на головных уборах и смотрители магазинов» 58).
Не представляя пока всей важности последствий возвращения французов и характера этого возвращения, поляки напрягали все усилия, чтобы угодить Наполеону, но литовцы и белоруссы оставались равнодушны к событиям. Замечательно, что из литовцев никто не поступил в ряды войск Наполеона. Это обстоятельство не мешало однако комиссии быть уверенной, что требования «могущественнаго избавителя освобожденной Польши должны быть исполнены. И если, в силу несчастных случайностей, Наполеон до сих пор не видит в рядах своей непобедимой армии литовских воинов, то пусть, по крайней мере, он видит наше усердие и рвение в доставке, того, чем так щедро одарило нас Провидение в этом году» 59).
Последними словами делается намек на хороший урожай в 1812 году в северо-западном крае. Благодаря, с одной стороны, действительно хорошему урожаю, а с другой, энергичным реквизициям, — в Вильне ко времени возвращения наполеновской армии было собрано большое количество продовольственных запасов, которыми однако французам, как увидим, не удалось воспользоваться.
В архиве виленскаго генерал-губернаторства хранится «ведомость о деланных французскими войсками реквизициях в Виленской губернии 1812 г.». Согласно этой ведомости, французами по декабрь месяц потребовано с Виленской губ.: ржи — 65.745 бочек и 1 осьмина, овса — 90.262 бочки и 1 осьмина, пшеницы — 1882 бочки, 4 осьмины и 12 гарнцев, вина — 115.025 гарнцев, волоп — 27.036 штук. (Вильна одна дала 453 вола), сена — 825.790 пудов 60).
ХVII.
Бегство великой армии. Положение французов в Вильне. Перемена отношений поляков к французам.
До и после Березины.
Еще в начале выступления в обратный путь, Наполеон писал Маре, чтобы навстречу главной армии были отправлены все войска, находившияся в Вильне, и в том числе дивизия Луазона (от корпуса Ожеро). Макдональду велено оставаться у Риги, заслоняя прусския границы, а Шварценбергу и Ренье — согласовать свои действия с движениями главной армии. В Сморгонь приказано выслать сколько можно больше съестных припасов.
Самым критическим моментом на обратном пути Наполеона была березинская переправа.
Потери французской армии при этой переправе были чрезвычайны. Из бывших под ружьем накануне березинской переправы приблизительно 35 — 40,000 чел., через 3 дня после переправы оставалось не более 9 т. челов., при 24 орудиях.
Дальнейшее движение французов потеряло характер военнаго маневра и превратилось в бегство. Вновь начавшиеся морозы, доходившие до 27-30 градусов, довершали разстройство великой армии. Все части войск и все роды оружия смешались в безпорядочную толпу. Каждый заботился только о себе. Люди, тащившиеся пешком, подвергались опасности погибнуть под колесами орудий и повозок. Раненые и ослабевшие гибли страшной смертью, не находя облегчения своим страданиям. Нельзя было узнать ни офицеров, ни солдат. Это были тысячи нищих, окутанных грязными рубищами, которые едва тащились по обледенелой дороге, ведущей их к смерти. Не было ни медицинской помощи, ни лекарств, ни продовольствия. Биваки представляли из себя огромный и ужасающия кладбища... Среди этого всеобщего несчастия и упадка, духа только одна старая гвардия Наполеона сохраняла подобие порядка и строя, — но ряды ея быстро уменьшались с каждым часом.
Наполеон в Молодечне.
Видя гибель армии и необходимость создать новую для продолжения неизбежной борьбы, Наполеон решил оставить свое войско. Остановившись (21 ноября — 3 дек.) в Молодечне, на пути к Вильне, он составил здесь знаменитый 29-й бюллетень, где впервые откровенно признался в своем поражении, обвиняя, впрочем, морозы в погибели своей армии. «В несколько дней, — говорил он, — пало от морозов 30.000 лошадей; кавалерия очутилась пешком: артиллерии обозы не на чем было везти; надобно было истреблять, бросать пушки, снаряды, запасы». Наполеон описал бедственное отступление и некоторыя сражения, где будто бы не русские, а морозы разстроили армию. Можно представить себе, какое впечатление должен был произвести этот бюллетень могущественной наполеоновской армии, оставшийся одною из самых знаменитых лжей в истории, ибо никогда событие более страшное не было прикрыто столь дерзким искажением истины» 61). По словам де-Марбо, бюллетень Наполеона «глубоко поразил всю Францию» 62).
Сморгонь и оставление Наполеоном армии.
Достигнув Сморгони, Наполеон нашел там высланные из Вильны припасы. Получив известие о приближении дивизии Луазона, он призвал своих маршалов, Мюрата, вице-короля и объявил им о своем намерении возвратиться во Францию. Все одобрили его намерение. Главнокомандующим армией был назначен Мюрат, меньше всех способный к такой обязанности в данный момент. При нем оставлялись все, кроме Каленкура и Дюрока, которых Наполеон брал с собою. В спутники себе он избрал еще генерала Мутона, мамелюка Рустана и одного польскаго офицера в качестве переводчика. Конвой должны были составить двадцать неаполитанских кавалеристов. Вечером 23 ноября (5 дек.), в 8 часов, полководец, приведший с собою в Россию полмиллиона солдат, отправился из нея с скромным поездом. В карету подле него сел Каленкур; в санях поместились Дюрок и Мутон; польский офицер и мамелюк сели на козлы. При 28 градусах мороза ночью приехал Наполеон в Ошмяны, где стояла дивизия Луазона, прибывшая из Вильны.
Партизан Сеславин.
Партизан Сеславин, пробиравшийся в Ошмяны рыскал вокруг. Огни биваков его были видны с большой дороги: будь он подле нея во время проезда Наполеона — плен завоевателя Европы был бы неизбежен. Сеславин атаковал армию Луазона, которая в этих военных операциях мало принесла пользы, потому что весть о катастрофе, постигшей великую армию, повлияла на нее самым угнетающим образом. Солдаты пали духом, дисциплина пошатнулась, началось массовое дезертировало.
По словам участника похода Я. С. Храповицкаго, «дивизия генерала Луазона, находившаяся в Вильне, вышедшая в Ошмяны», в четыре дня потеряла три четверти дивизии, а остальные были почти все взяты в плен при занятии нами Вильны. Вся дорога была усеяна мертвыми или умирающими и означала путь армии. Каждый пригорок был загроможден обозами, пушками, полковыми и артиллерийскими ящиками, каждый их бивак походил на поле кровопролитной битвы, или, вернее уподобив, это была долина Иосафатова, долина плача и скорби» 63).
Встреча с министр. Марэ.
Наполеон не пожелал поинтересоваться состоянием армии Луазона и отправился дальше. За 28 верст от Вильны его встретил французский министр иностранных дел Марэ. Они вместе ехали до самой Вильны. В беседе с Марэ Наполеон сказал:
— «Армии нет: нельзя назвать армией нестройныя толпы блуждающих наудачу, для отыскания пищи и пристанища. Из них еще можно было бы составить армию, если бы в одном из ближайших пунктов удалось нам найти продовольствие, обувь и одежду для голодных людей».
Марэ, для успокоения Наполеона, доложил ему о состоянии виленских магазинов, в которых было 14.000 четвертей ржи и 5.000 четвертей муки, 30.000 пар башмаков, множество одежи и 27.000 ружей. Наполеон был удивлен и обрадован таким известием:
— «Вы возвращаете мне жизнь, — сказал он. — Оставайтесь здесь до прибытия Мюрата и прикажите ему держаться в Вильне по крайней мере неделю, чтобы сколько нибудь устроить армию и продолжать отступление не в таком жалком состоянии»...
Наполеон снова в Вильне.
Наполеон не осчастливил теперь Вильны своим пребыванием. Наполеон остановился в одном виленском предместье только для перемены лошадей и поскакал далее. Редактор «Курьера Литовскаго» не счел нужным распространяться об этом факте и ограничился заметкой: «Возвращаясь из Москвы, Наполеон проехал виленскими форштадтами, за городом принял князя Бассано и военнаго губернатора, переменил лошадей и поспешил через Ковну, во Францию» 64).
23 ноября.
Отъезд императора, вызванный печальной необходимостью, произвел страшное негодование в оставленных войсках и содействовал их окончательной деморализации. Истощенная голодом, холодом и усталостью, обезумевшая от отчаяния толпа беглецов неудержимо стремилась к Вильне, оставляя за собою страшный след... В Вильне она надеялась найти продовольствие, отдых и если не прекращение, то хоть уменьшение бедствий. Действительно, Вильна была снабжена провиантом, но трепетала от ужаса при вести о приближении страшных гостей, потерявших человеческий облик, предававшихся всякаго рода грабежу и насилиям на своем пути, сжигавших иногда встречныя селения только для того, чтобы обогреться. Еще до прибытия армии, состоятельнейшие жители и многие из властей — бежали из Вильны. Мюрат, опередив армию, принял меры для защиты города и правильной раздачи припасов, но голодныя, давно уже отвыкшия от повиновения толпы ворвались в город 25 ноября (7 дек.) и силою завладели магазинами.
Не всем, конечно, удалось получить провиант; вследствие безпорядка в раздаче, неизбежнаго при общей суматохи, и грабежа. Город сразу изменил свою физиономию и наполнился толпами беглецов, напоминавших какия-то привидения, какой-то страшный и печальный маскарад. Солдаты, изнуренные голодом и усталостью, силою врывались в дома и засыпали непробудным сном или садились погреться к навозным кучам, зажигаемым перед домами для очищения воздуха. Несчастные искали в этих кучах каких-нибудь остатков, чтобы утолить голод. Виленские жители, знавшие французов в лучшем виде, теперь опасались их, прятались по домам и запирали свои лавки. Евреи, скрывавшиеся в домах и подвалах, выходили теперь на улицу, выталкивал из своих домов французов и даже убивали их. В особенности досталось гвардейцам.
Сеславин под Вильною.
Арьергард Виктора, пытавшийся задержать наши войска у Рукойны, был 27 ноября отброшен партизанским отрядом Сеславина к Вильны, которую необходимо было удерживать некоторое время, чтобы дать возможность выбраться оттуда беглецам и обозам и вывезти хоть часть запасов. А между тем сражаться могли только остатки гвардии и дивизии Луазона и Вреде, в общем около 4 т. чел. В остальных пяти корпусах под ружьем оставалось только 300 чел., — прочие уже не помышляли ни о каком сопротивлении. При таких обстоятельствах из войск Луазона и Вреде сформирован был новый арьергард, к которому присоединили всех одиночных людей, способных еще владеть оружием. Трудная задача командовать этим сборным отрядом выпала на долю Нея. Неустрашимый маршал сделал все, что было в человеческих силах, чтобы задержать преследующих, но все усилия его были тщетны.
28-го ноября русские заняли столицу Литвы. В 6 верст от города неприятели принуждены были взбираться на крутую, покрытую гололедицей гору. Здесь столпилась значительная часть обоза, так как лошади скользили, падали и не могли вскарабкаться на высоту. Арьергард Нея пробовал задержать преследующих, но был сбит, и в наши руки досталось множество пленных и повозок. В числе последних было несколько с казной Наполеона, заключавшей в себе до 11 миллионов франков. Деньги эти частью были разграблены французами же, частью же достались донцам; спасти удалось около 4 миллионов.
Битвы у Острой брамы и у Понар.
Интересное, хотя и нисколько неточное описание этих событий находим в записках участника событий Арнольди: «Мороз был огромный, у лошадей ни крошки корма... На утро перед зарей всполошились мы; несколько людей лежало с отмороженными ногами, а лошади все без изъятия без хвостов... с холоду и голоду отъели оне их одна у другой. От Медников до Вильны 30 слишком верст. В этом переходе мы почти не дрались, потому что французы поднялись с полночи в величайшей тишине и убрались по добру, по здорову в Вильну. Мы шли скоро и забрали по дороги все. У самой Острой брамы завязалось жаркое дело, но не для удержания, кажется, города дрались французы, а лишь дабы выиграть время и вывести из него войска и вещи 65). Защита не помогла... ядра мои очистили Острую браму, а там и улицу, от нея идущую. Пехота пошла довершать начатое. С занятием Вильны, осталось нам до 30 (?), кажется, тысяч пленных вместе с ранеными, множество пушек с фурами зарядными, несколько генералов и офицеров и огромные запасы провианта, водки, вин, рому, кож, седел, сукон и всевозможнаго для прихотливой армии... Я поспешно проехал город и подгонял французов ядрами сзади к Понарской горе, где навстречу им, с противоположной стороны, ожидал их граф Платов с своими наездниками. Тут ничего уже не ушло: ни люди, ни лошади, ни пушки или кареты ни коляски, словом, не было увезено ни одного колеса. А людей спаслось весьма мало. Подошва горы походила на Коренную ярмарку по столпившимся на ней экипажам, людям и обозам» 66).
У Ковны.
По выступлении из Вильны, бегство французов еще более ускорилось, и разстояние в 100 слишком верст до Ковны было пройдено ими в 3 перехода, а арьергардом — в 4. В Ковне повторились те же картины грабежа и безпорядка, что и в Вильне, и опять Ней со своим слабым арьергардом, к которому удалось присоединить нисколько сот молодых немецких солдат, пытался задержать наступающаго. Эта ничтожная горсть людей заняла 1-го декабря тет-де-поны на Немане и Вилии, но 2-го декабря подошли казаки и после непродолжительнаго боя разоряли французский арьергард, с этого дня переставший существовать. В Ковне казаки захватили до 5 т. пленных и 21 орудие.
Ней спасся с 200 вооруженных людей, которые скоро разбрелись в разныя стороны, так что при маршале не оставалось никого, кроме генерала Жерара. Участник войны, генерал Дюма, приводит в своих воспоминаниях любопытную подробность: «Вырвавшись из окаянной России, я отдыхал на своей квартире в Вильковишках, как вдруг вошел ко мне человек в коричневом сюртуке, с длинною бородою и красными сверкающими глазами. — «Вы не узнаете меня?» — спросил он. — «Нет! Кто вы?» — «Я — арьергард «великой армии», маршал Ней...».
В общем, из 380 тыс. главной массы французской армии, перешедшей 12 июня русскую границу в Ковне, обратно возвратилось через нее только 1 т. челов. вооруженных, с 9 орудиями, и до 20 тыс. безоружных. Первые состояли исключительно из гвардейцев — 400 чел. пехоты и 600 кавалеристов; во главе их были маршалы Наполеона.
«На всей ретираде от Березины до Немана, говорит Арнольди, взято одним авангардом до 350 пушек и более 1500 фур зарядами и патронами, исключая множество осажденных. Кроме пушек и оружия, досталась нам бездна экипажей; я сам взял две коляски Бертье с картами и шкатулкой с машиной для делания наших сторублевых ассигнаций, с большим запасом в ней бумаги для этой работы, что и представил авангардному начальнику, поставив у себя экипажи и карты, кои и теперь сохраняю» 67).
Отношение поляков к отступавшим.
Как относились к отступавшей армии поляки? Для решения этого вопроса, быть может! небезынтересны будут некоторый выдержки из дневника де-Марбо.
Изобразив живыми красками невыразимыя бедствия, которыя переносили отступавшия в полнейшем безпорядке французския войска, барон замечает:
«Несколько тысяч казаков неотступно следили за нами и бросались туда, где видели багаж и ожидали добычи. Впрочем, довольно было нескольких ружейных выстрелов, чтоб их отогнать. Эти безпрестанные набеги не приносили нам сушественнаго вреда, но очень нас раздражали и тревожили. Многие наши раненые и больные попадались в руки к этим хищникам, которым иногда случалось захватывать богатую добычу. Желание поживиться нашим добром вызвало на сцену других врагов, которые оказались в рядах наших союзников: это были поляки»...
«Сын одного из их королей, маршал Саксонский, был прав, говоря, «что поляки суть величайшие на свете грабители и не пощадят имущества даже родного отца». Понятно, что поляки, служившие в наших рядах, смотрели на имущество своих бедствующих сослуживцев такими же глазами. В походах и на биваках они таскали все, что попадалось им под-руку. Но так как мы стали их остерегаться, и оттого им стало труднее воровать по мелочам, то они придумали грабить в больших размерах. Они разделились на несколько банд. По ночам, нахлобучив на себя вместо форменных касок мужицкия шапки, они пробирались тайком из своих биваков на заранее условленное место и, собравшись, бросались оттуда на наши лагерныя стоянки, крича по казацки: «ура, ура!» Многие пугливые люди разбегались в страхе, бросая свои пожитки, возы и провизию, а ложные казаки, пользуясь суматохой и награбив, что можно, возвращались до разсвета в бараки, где они опять делались поляками — с тем, чтобы на следующую ночь снова превратиться в казаков».
«Удостоверившись в несомненности такого отвратительнаго разбоя (affreux brigandage), многие генералы и полковые командиры решили положить ему конец. Генерал Мэзон приказал устроить бдительный надзор вокруг биваков 2-го корпуса. Однажды ночью наши часовые подстерегли около полусотни поляков в ту минуту, как они, вздумав играть роль ложных казаков, приготовлялись закричать «ура» и броситься на грабеж. Окруженные со всех сторон, эти негодяи имели наглость утверждать, что они хотели только «пошутить». Но как тогда было не время и не место шутить, то генерал Мэзон приказал их всех немедленно разстрелять. С тех пор мы избавились на некоторое время от таких воров, но потом они снова явились».
Если предположить, что в вышеприведенных словах есть только небольшая доля правды, то и тогда «политика» поляков к своему недавнему «избавителю» носит совершенно особенный характер.
К этому следует прибавить, что при смелом набеге генерала П. И. Чаплица 68) на Слоним, во время отступления французов, был уничтожен только что сформированный польско-литовский гвардейский уланский полк, гордость поляков, и взят в плен командовавший ими знаменитый польский генерал Конопка, участник испанских походов Наполеона. Дело было в 25 верстах от Слонима. Арнольди, бывший во главе небольшого каваллерийскаго отряда, состоявшаго из ста павлоградских гусар и полусотни казаков, нагнал отделившийся от полка Конопки отряд улан, захватил в плен 200 нижних чинов и отбил полковую кассу в 200 тысяч франков золотом. Самого «Конопку догнал казачий урядник Дячкин и, ранив его пикой, взял в плен» 69).
Наполеон за границей России.
Наполеон переехал границу России 25 ноября и направился из Ковны в Варшаву. Прибытие его туда было совершенно неожиданно. Поздно вечером, 28 числа, посланник французский, аббат Прадт был испуган появлением у него Каленкура, который немедленно звал его к императору, остановившемуся в l’hotel d’Anglettere.
В Варшаве Наполеон был очень удручен постигшей его неудачей. Отношение его к печальному исходу предприятия вылилось в фразе, которую он повторял несколько раз сряду, по прибытии в Варшаву.
— «От великаго до смешного — один только шаг» 70).
Продолжение: XVIII. Русские в Вильне. Приезд императора Александра. Амнистия. Новые военные распоряжения.
ПРИМЕЧАНИЯ
Очерк Ф. А. Кудринского публикуется по отдельному изданию. Сохранены примечания автора.
1) Виленский университет славился изучением медицины. В 1804 г. в Вильну приехали два знаменитых венских профессора: Иван-Петр Франк и его сын Иосиф. Иван-Петр Франк считается отцом «судебной медицины». Он составил первый курс этой науки, которая в то время называлась «полицейской медициной». Вскоре он уехал в Петербург, где был назначен лейб-медиком. Иосиф Франк состоял директором виленской клиники и славился, как выдающийся медик. Он оставил записки о Вильне в 6 томах, имеющее ценное значение для истории города. К тексту
2) В. Б. Загорский. Импер. Виленск. Медиц. Общество. 1805 — 1895. Вильна. 1896, стр. 40. К тексту
3) Там же, стр. 41. К тексту
4) Пример воззвания комиссии врем. прав. вел. кн лит. к жителям Литвы. — К. Военский. «Акты, док. и матер. для истор. 1812 г.» т. I, стр. 147. К тексту
5) Там же, стр. 149. К тексту
6) Там же, стр. 150. К тексту
7) Henrik Schmitt: „Dzieje Polski XVIII i XIX wieku“ t. IV, str. 232. К тексту
8) Многие из русских помещиков в литовском крае, при приближении неприятеля, оставили свои имения. «Литовская комиссия», учрежденная Наполеоном, распорядилась, чтобы «казенныя имения, по покупке или всемилостивейшему пожаловании российскими подданными владеемыя, по отлучке их во внутрь России, занять в казенное ведомство». С этой целью в эти имения комиссией временнаго литовскаго правительства были назначены особые администраторы (Дело архива виленск. генерал-губерн. № 36, за 1813 г. «О казенных имениях»... л. 1). По возвращении края России, эти администраторы были оставлены в тех имениях, владельцы которых не возвратились, — с условием давать отчеты по управлению. (Там же, л. 2). К тексту
9) К. Военский. «Акты, док. и матер. для истор. 1812 года», 1909 года, стр. 151. К тексту
10) «Там же, стр. 152. К тексту
11) Объявление муниципалитета г. Вильны от 27 июля (н. с.) 1812 г. — К. Военский. «Акты...», стр. 235. К тексту
12) Военский. «Акты...», стр. 153. К тексту
13) Там же, стр. ]51. К тексту
14) Там же, стр. 260. К тексту
15) «Курьер Литовский», 1812 г. № 59. К тексту
16) «Курьер Литовский» 1812 г. № 61. К тексту
17) Постановление комиссии врем. прав. вел. кн. лит. о российских монетах 2-х и 5-ти коп. достоинства, от 7-го авг. (н. ст.) 1812 г. — К. Военский. «Акты...», стр. 161. К тексту
18) К. Военский. «Акты...», стр. 167. К тексту
19) Там же, стр. 160. К тексту
20) Там же, стр. 168. К тексту
21) Там же, стр. 168. К тексту
22) О недостатке в Вильне топлива 26 шля 1812 г. К. Военский. «Акты...», стр. 273. Профессор внленскаго университета Иосиф Франк в своих записках о Вильне утверждает, что Вильна была окружена огромными лесами, и, казалось, дрова должны быть очень дешевы, — а между тем цена их была очень высока, вследствие недостатка рабочих рук и непомерно дорогой доставки. Впрочем, прибавляет Франк, если бы такие леса находились в южной Европе, то наверное были бы употреблены на что-либо другое, только не на топливо К тексту
23) К. Военский. «Акты...», стр. 370. К тексту
24) Там же, стр. 239. К тексту
25) «Курьер Литовский» 1812 г. № 86. К тексту
26) Военский. «Акты»... стр. 271. К тексту
27) Описание богослужения у Военскаго. «Акты...», стр. 263 — 264. К тексту
28) К. Военский. «Акты...», стр. 264. К тексту
29) Празднование дня рожд. и тезоименитства Наполеона. — К. Военский. «Акты...», стр. 266. К тексту
30) К. Военский. «Акты...», стр. 268. К тексту
31) Там же, стр. 269. К тексту
32) Там же, стр. 270. К тексту
33) Дело арх. вил. ген.-губ. № 102, 1812 г., стр. 25. К тексту
34) Там же, стр. 14. К тексту
35) Дело арх. вил. ген.-губ. №. 102, 1812 г. «О национальной гвардии и жандармах», стр. 22 — 23. К тексту
36) «Курьер Литовский» 1812 г. № 74. К тексту
37) Распоряжение 7 сентября (н. ст.). Военский. «Акты...», 186. К тексту
38) Распоряжение от 5 августа 1812 г. Военский. «Акты...», стр. 159. К тексту
39) Постановление комиссией врем. прав. вел. кн. лит. о сборе со всех жителей вел. кн. налога под назван.: «личное единовременное пожертвование». 22 авг. 1812 г. — К. Военский. «Акты, док. и матер.», стр. 170 — 171. К тексту
40) Военский. «Акты...», стр. 178 — 182. К тексту
41) Там же, стр. 185. Крупная торговля Вильны находилась в 1812 г. в руках христиан. Лучшими магазинами в городе считались немецкие — Рейзера и Карнера. Осип Франк утверждает, что эти купцы жили пышно, не заглядывая в завтрашний день, и потому должны были закончить свою торговлю банкротством. По документальным данным виленскаго городского архива, торговых христианских фирм в городе, в 1812 году, было 17, а еврейских, занимавшихся сравнительно мелкой торговлей, 49. Сумма торговых оборотов христианских и еврейских фирм была равна. Кофеен, ресторанов и питательных заведений в Вильне было 250, бань — 9 (Книга вил. гор. арх. за 1812 г. № 1393). Конечно, в документе, составленном по поводу требования французскими властями новых денежных обложений, не упоминаются мелкия лавченки, которых в Вильне было не мало. Каменных домов в Вильне было более 700, приблизительно столько же деревянных, хотя Франк утверждает, что деревянных было гораздо больше. К тексту
42) «Курьер Литовский» 1812 г. № 68. К тексту
43) Постановл. виленск. городск. муниципалитета 14 сент. 1812 г.; Дело вил. гор. арх. за 1812 г. № 1393. К тексту
44) Военский: «Акты...», стр. 187 — 192. К тексту
45) Храмов в Вильне в 1812 г. было 25, монастырей 23. В числе последних один православный (Св. Духовский), один униатский (теперь — Троицкий), униатская семинария (теперь духовное училище) на Андреевской улице), кирхи — лютеранская и реформатская. Остальные монастыри — католические. К тексту
46) Военский. «Акты...», стр. 194 — 195.. К тексту
47) О принятии администрацией виленск. д-та мер по снабжению армии провиантом и фуражем. — К. Военский. «Акты...», стр. 193. К тексту
48) К. Военский. «Акты, док. и матер. для истор. 1812 г.», стр. 193. К тексту
49) Предписание о снабжении госпиталей медиц. средствами 25 сент. 1812 г. — К. Военский. «Акты...», стр. 193 — 194. К тексту
50) Дело архива виленск. ген.-губ. № 100, 1812 г., стр. 30. К тексту
51) Военский. «Акты», стр. 241. К тексту
52) Там же, стр. 241. К тексту
53) Ковалевский. «Наполеон и эпилепсия», стр. 185. К тексту
54) П. П. Ковалевский. «Наполеон и эпилепсия». СПБ. 1899 г. К тексту
55) «Курьер Литовский» от 17 октября 1812 г. К тексту
56) К. Военский. «Акты, докум. и материалы для истор. 1812 г.», стр. 346. Последней фразой — „Lа sant? Sa Маjest? n’a jamais et? meilleure — заканчивается, как известно, знаменитый 29-й бюллетень великой армии, данный из Молодечны, 21 ноября 1812 г. К тексту
57) О недостатке водки в виленск. продов. магазине. — К. Военский. «Акты, док. и матер, для истор. 1812 г.», стр. 246. К тексту
58) О запасн. продов. магазине. — К. Военский. «Акты...», стр. 199. К тексту
59) Военский. «Акты...», стр. 200. К тексту
60) Дело арх. вил. ген.-губерн. № 103 за 1812 г., стр. 20 — 21. К тексту
61) Н. А. Полевой. Наполеон в России в 1812 г., стр. 179 — 180. К тексту
62) И. П. Корнилов. «Адам Чарторыйский», стр. 90. К тексту
63) Воспоминания Я. С. Храповицкаго. «Отеч. война 1812 г. в записках современ.». Матер. воен.-уч. арх., изд. Военским. Петербург 1911 г., стр. 43 К тексту
64) К. Военский. «Акты док и матер, для истор. 1812 г.», стр. 413. К тексту
65) В сражении при Острой браме французы укрывались за стеной. Стены и валы, окружавшие Вильну до конца ХVIII в., в 1812 году почти не существовали. — От стен остались лишь караульни: у Острых ворот (здесь сохранилась и старая стена), на Трокской улице, Стефановской, на Заречьи, Снипишках, Антоколе и Погулянке. Последняя караульня, — типичное здание, — сохранилось и до настоящаго времени. Недалеко от караульни — памятник Яцеку (сооружен в XVI в.) Погулянская караульня, или, по терминологии ХVIII в., кордегардия (с въездными столбами), сооружена, по всей вероятности, в половине ХVIII в. Во всяком случае, она существовала до присоединения Литвы к России, — о чем ясно свидительствует хранящийся в виленском музее старинный акварельный рисунок, изображающей городскую заставу на Погулянке с польским солдатом — часовым. Чрез эту заставу в м. июне входили, а в м. ноябре бежали французы к Понарам. И теперь еще от стариков можно услышать название этой местности «наполеоновскою». К тексту
66) «Отечественная война 1812 г в записках современников». Матер. военн.-уч. арх. — С.-Петербург. 1911 г., изд. Военским, стр. 29. К тексту
67) «Отеч. война 1812 г. в записк. соврем.». Мат. военн.-уч. арх., издан. К. Военским, стр. 30. К тексту
68) Генерал — поляк, оставшийся на русской службе. «Скромный, приветливый, любимый войсками, Чаплиц был один из отличных генералов 1812 г.». Богданович. «История Отечеств. Войны», т. III, стр. 461. К тексту
69) «Отечественная война 1812 г. в записках современников». Петербург 1911 г. К. Военский, стр. 13 и 18. К тексту
70) Тэн. «Наполеон Бонапарт», стр. 116. К тексту
Вильна в 1812 году. В память столетней годовщины Отечественной войны. Составил Ф. А. Кудринский. С факсимиле Императора Александра I, Наполеона и некоторых русских генералов. Вильна: Издание Управления Виленскаго Учебнаго Округа Типография А. Г. Сыркина, 1912. С. 90 — 124.
OCR © Альма Патер, 2009.
Сетевая публикация © Русские творческие ресурсы Балтии, 2009.
http://www.russianresources.lt/archive/Vilnius/Kudrin_6.html
***
| Федот Кудринский (1867 — 1933) |
 |
|
Педагог, литератор, этнограф Федот Андреевич Кудринский родился 19 февраля (3 марта) 1867 г. в местечке Степань Ровенского уезда Волынской губернии в семье священника. Некоторое время работал преподавателем Нижегородской духовной семинарии, затем во 2-ом петроградском реальном училище, в Несвижской учительской семинарии. Обратил внимание на дарования одного из учащихся Несвижской семинарии Константина Мицкевича, впоследствии известного белорусского писателя (Якуба Коласа), и способствовал их развитию. Позднее жил в Вильне, незадолго до Первой мировой войны служил в Виленском Центральном архиве древних актовых книг, преподавал в женской гимназии, частной женской гимназии В. М. Прозоровой и Мариинском высшем женском училище.
http://www.russianresources.lt/archive/Vilnius/Kudrin_0.html
|
