Журчат ручьи

Владимир СКРЫНЧЕНКО (Украина) 17 мая 2013 711

Красота – это страшная сила!

(Фаина Раневская из к/ф «Весна»)

Это обыкновенное чудо весны, чудо любви, когда «журчат ручьи, …и тает лёд и сердце тает…» Хороши слова, да музыка лучше, мудрее! И подарил нам эту музыку когда-то, это весеннее чудо, советский кинематограф в кинокомедии «Весна». На весеннем настроении этой музыкальной киноленты – отблеск лучезарной улыбки творца её гениальной музыки, лёгкой и искристой, как бокал шампанского, – композитора Исаака Осиповича Дунаевского. Он любил жизнь как щедрый дар, как любовный напиток, который надо испить до дна. Пленительная мелодичность его музыки, её глубокий лиризм навеки запали в душу миллионов советских людей. И потому его песни звучали с киноэкрана, их пели в концертных залах, домах и на улицах. Истинный Мастер (в булгаковском смысле этого слова) музыкального кинематографа, совершил он истинный переворот в жанре «лёгкой» музыки, наполнив её дыханием классики, джаза и народных напевов. Он оставил богатое творческое наследие: 10 оперетт, музыку к 25 фильмам и 3 десяткам театральных постановок, 2 балета и не менее сотни мелодий песенного жанра – от торжественной «Песни о Родине» до звонкой пионерской песенки «Скворцы прилетели». Он не щадил себя; он щедро сжигал свечу своей творческой жизни…

Первой ласточкой его славы, принёсшей ему всенародное признание, стал фильм «Весёлые ребята» о жизнерадостном пастухе из Абрау-Дюрсо Косте Потехине (в исполнении Леонида Утёсова). Именно Утёсов и привлёк к съёмкам фильма ещё малоизвестного тогда композитора.

Встреча Исаака Дунаевского с режиссёром Григорием Александровым оказалась поистине судьбоносной. Их творческий альянс помог обоим – композитору и режиссёру – подняться к вершинам славы. Фильм «Цирк» стал одним из шедевров их творческого дуэта. Режиссеру Александрову, творцу советских «голливудских» сказок, необходим был композитор Дунаевский с его феноменальным даром создавать грандиозные музыкальные полотна, с его гениальной музыкой, которая бы давала «эмоциональное обоснование» фильмам-утопиям Александрова.

В послевоенные годы композитор Дунаевский и режиссёр Александров опять встретились. Пути их сошлись в кинокомедии «Весна».

Яркий эмоциональный и творческий взрыв послевоенных лет повлиял и на музыку Дунаевского. Её мажорный весенний настрой ощутим буквально в каждой ноте, каждой музыкальной фразе композитора. Она и есть главный герой этой киноленты.

Как и прежде, «повзрослевшая» уже Любочка Орлова всё так же лихо отплясывала в кадре, как и в молодые годы на пушке, в фильме «Цирк». Она по-прежнему была в форме, и дарила кинозрителю свою дивную «голливудскую» улыбку. А рядом – статный красавец Черкасов; он демонстрирует Любочке (в роли учёной Никитиной) красоты советской «фабрики грёз», где в одном из павильонов снимают фильм о композиторе Глинке. Причём, композитор Глинка поёт Анне Керн свой знаменитый романс «Я помню чудное мгновение» (голосом композитора Дунаевского).

Ну, совсем, как Голливуд!

И несравненная Фаина Раневская, чистая девушка, лет 50-и, глядя в зеркало, произносит она, как заклинание, историческую фразу, глубоко запавшую в душу миллионов своих сверстниц: «Красота – это страшная сила!» Ей есть за что бороться: у неё молодой любовник, Ростислав Плятт, который в сыновья ей годится. Но, людей, как всегда, «испортил квартирный вопрос» – таков печальный итог наблюдений профессора Воланда, чёрного мага из романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Увы, любовника прельщает всего лишь жилплощадь. В итоге – разбитые иллюзии…

Однако на венецианский фестиваль 1947 года, где музыка Дунаевского завоевала главный приз, композитора не пустили.

Туда поехали без него – Григорий Александров и Любочка Орлова.

«Мы из джаза…»

Накануне съёмок «Весёлых ребят» режиссёр Александров поставил перед композитором немыслимо трудную задачу: создать типично американский киномюзикл, и в то же время – советский. И пришлось Дунаевскому, как говорится, «поставить свой талант перпендикуляром», чтобы в музыке выразить понятие «советское».

Он «окунулся» с головой в стихию американских мюзиклов, стремясь понять роль музыки в киноленте, благо, что нот и грампластинок в СССР хватало, но отечественного опыта в сфере музыкального кинематографа пока не было.

Звонкие ритмы диксиленда и рэгтайма доносились с океанских берегов Америки до СССР – наступил «век джаза». Весёлая суматоха тех лет, в которую «окунулся» молодой композитор, душевно и тепло передана в популярной киноленте в стиле ретро «Мы из джаза» режиссера Карэна Шахназарова. В ней незримо присутствует и наш герой. Он увлечённо постигал тогда азы музыкального кинематографа, стремясь обобщить собственный опыт освоения американского песенного джаза.

Новое время требовало новых песен. К тому времени в СССР назрела острая необходимость в композиторе, «музыка которого была бы всем понятна, песни которого пели бы на улице и в поле…» (Б. Асафьев), а также в тех, кто стал бы «выделывать … жизненно необходимый музыкальный хлеб» (А. Лунчарский).

На закате жизни Дунаевский в одном из писем проницательно заметил, что его творчество было органично для своего времени, поскольку произошло «…объективное соединение характера эпохи с характером моего субъективного творчества…»

Умно и дельно осваивал композитор творческое наследие американского джаза. Дунаевского, прежде всего, привлекали те музыкальные формы джаза, которые могли бы придать его музыке пленительную мелодичность и жизнерадостность. И потому истинным кладезем для композитора оказалось творчество Джорджа Гершвина, причём настолько, что Дунаевский, порой незаметно, оказывался в плену его мелодий.

Гармонические идеи и интонации мелодий американского композитора, по мнению Ефима Маркова, автора книги «Джаз в творчестве Исаака Дунаевского», явно «прослушивались» в музыке Дунаевского того времени. Вспомним «Сердце» и «Песню Анюты» (фильм «Веселые ребята»), «Марш женских бригад», «Тёплыми стали синие ночи» (фильм «Богатая невеста»), «Песню о дружбе» и «Звать любовь не надо» (фильм «Моя любовь»), «Песенку Пепитты» и «Куплеты Фомы и Филиппа» (оперетта «Вольный ветер»), «Песню об Одессе» (оперетта «Белая акация»).

Видно, есть немало общего в творческом методе обоих композиторов, в их музыкальной психологии. Дунаевский и Гершвин, бесспорно, родственные музыкальные души. И часто Дунаевского называли «русским Гершвином».

В фильме «Весёлые ребята» Дунаевский не только опробировал свои творческие идеи, но и определил мажорное настроение этой киноленты, стал её музыкальной душой.

Цена успеха

До выхода на советский экран фильм «Весёлые ребята» прошёл «обкатку» в 1934-м на кинофестивале в Венеции, где имел сенсационный успех (о чём сообщила газета «Нью-Йорк Таймс»). Затем музыку Дунаевского узнали в США и в Польше, где его песни пользовались огромной популярностью. Наконец в 1937 году «Марш весёлых ребят» звучал в Лондоне на закрытии Конгресса мира и дружбы с СССР.

В мае 1937-го по просьбе американской радиокомпании организуется специальная передача о композиторе из Москвы для США.

31 декабря 1939-го «Песня о Родине» звучит в Сан-Франциско на концерте советской музыки. Итак, чтят Дунаевского на Западе. А у нас?

Видно, есть у славы оборотная сторона медали. О ней напомнил читателю Михаил Булгаков в романе «Жизнь господина де Мольера»: «…слава выглядит совсем не так, как её представляют, а выражается преимущественно в безудержной ругани на всех перекрёстках». Буквально сразу после выхода на экран «Весёлых ребят» на режиссёра и композитора обрушился пресловутый поток «безудержной ругани». И объектом нападок стал именно «Марш весёлых ребят», в котором ретивые критиканы усмотрели сходство с песней мексиканских крестьян (речь шла о двух тактах песни «Аделита») из фильма «Вива Вилья» американского режиссера Джека Конвея, который наряду с фильмом «Весёлые ребята» демонстрировался на Московском кинофестивале 1935 года.

На триумф «Весёлых ребят» в Венеции товарищ Сталин отреагировал весьма своеобразно. Усатый шутник не преминул заметить: «Это хорошо, конечно, что наше киноискусство побеждает…, но было бы гораздо правильнее, если бы оно заграничной публике не нравилось, потому что это искусство пролетариата».

Фильм, однако, понравился Сталину. Вождь, как всегда, оказался прав: он ясно понимал ленинскую мысль о могучем воздействии кинематографа на массовое сознание. Прения в печати внезапно прекратились, а в защиту «Весёлых ребят» решительно выступила главная партийная газета страны «Правда»: «Чудовищное обвинение чуть ли не в плагиате режиссёра Александрова и композитора Дунаевского ни на чём не основано… Пора прекратить эту беспринципную травлю».

Понятно, что в мире музыкальной гармонии, которая строится всего из 7 нот, нетрудно повторить чужие находки на фрагментарном уровне. По мнению известного музыковеда С. Хентовой, удивительное искусство композитора «…вызывало сопротивление ограниченных умов, малоспособных коллег, встречало непонимание». Со временем станет ясно, что, творчески осваивая опыт мастеров американского джаза, музыкальные интонации и ритмы песен народов мира, (а со временем – классической музыки), Дунаевский сумел создать свой особый, неповторимый стиль, и обогатить этим отечественную музыкальную культуру.

И как только фильм увидели зрители, «Марш весёлых ребят» с его праздничной энергетикой, мажорной певучей мелодией и бодрящим пружинным ритмом приобрёл колоссальную популярность и зазвучал в праздничных колоннах демонстрантов.

Так, в ноябре 1935-го, двухтысячная аудитория, заполнившая парадный зал Большого Кремлёвского дворца, стихийно запела «Марш весёлых ребят» на закрытии Всесоюзного съезда стахановцев.

И это явилось самым веским и неоспоримым аргументом против критиканов.

«Маршем весёлых ребят» началась целая серия молодёжных маршей композитора («Спортивный марш», «Марш энтузиастов», «Весенний марш» из фильма «Весна» и многие другие). И тогда заговорили о самобытном музыкальном стиле Дунаевского. С той поры Дунаевский – «король маршей»: так прозвал его композитор Кабалевский.

Первые радости и печали

Ещё в детстве Исаак пристрастился смотреть на звёзды в ночном небе. В провинциальной Лохвице, откуда он был родом, так делали все – его отец, Цали Симонович, его мама Розалия Исааковна, дядя Самуил и все их земляки. Ибо в мире, где всё отдано Богу, звёзды – это единственное, чем может полюбоваться человек.

Лохвица, конечно, не Париж. Всего-то 6000 жителей, собор, 4 церкви и 2 синагоги, ну и «гранд-отель» (правда, одноэтажный); а зато ещё тюрьма и 4 питейных заведения.

Отец Исаака, зажиточный банковский служащий, очень гордился тем, что у него родился сын. Но рождение Исаака никто не отметил громом салютов. А зря! Он был достоин их, этот ровесник ХХ века (родился он в январе 1900 года).

Музы посетили юного Исаака, когда он впервые услышал граммофон дяди Самуила, единственный в Лохвице. И тогда он всерьёз поверил, что его дядя волшебник.

А затем он увлёкся скрипкой. Музыкальным воспитанием юного дарования занимался сам профессор Иосиф Ахрон, выдающийся скрипач, который настоял на том, чтобы Цали Симонович купил сыну «настоящего Амати».

Тем временем юноша прилежно учился в харьковской гимназии и закончил её с золотой медалью. А со своим любимым гимназическим учителем Николаем Кноррингом, парижским эмигрантом, бесстрашно переписывался в сталинские времена, что было тогда крайне опасно. «Могли ли Вы тридцать пять лет назад думать, глядя на меня, что маленький музыкант, поклонник Бетховена и Чайковского, Брамса и Бородина, сможет стать мастером лёгкого жанра?» – писал Дунаевский Кноррингу в 1947 году. «Впрочем, именно моя солидная музыкальная закваска, – добавлял он, – помогла мне и помогает творить “лёгкую” музыку серьёзными средствами».

Музыкальная закваска и впрямь оказалась солидной, если прибавить к гимназическому образованию Дунаевского два курса Харьковского университета по юридическому факультету, а также класс композиции Харьковской консерватории, где успешно осваивал он все премудрости гармонии и полифонии, музыкальной формы и инструментовки у великолепного педагога Семёна Богатырёва.

Немалую лепту в формирование Дунаевского-музыканта внёс и сам город Харьков, его культурная аура. Консерватория и театры, наконец, оперный театр, в котором выступали личности легендарные – Фёдор Шаляпин, Маттиа Баттистини и Титто Руффо, а за дирижёрским пультом – Рахманинов и Танеев.

Начало ХХ века – это расцвет венской салонной оперетты. Имена Кальмана и Легара – у всех на слуху. Их слава в зените. Дух времени кружил голову и юному гимназисту. «Ах, эти девушки в трико…» – мечтательно напевал он. Забавные и озорные слова оперетт, их игривые мелодии пёстрыми бабочками порхали в его душе, трепетно волновали его сердце. Со временем любовь к ним отзовётся в его собственных творениях – опереттах «Золотая долина», «Вольный ветер» и «Белая акация».

Первые творческие пробы Дунаевского начинались ещё в пятнадцатилетнем возрасте. В его душе расцветала весна – он был влюблён. «Он исповедовал культ красоты – писал о Дунаевском его вечный биограф Наум Шафер. – Его многочисленные романы – не следствие непорядочности, а результат губительной веры в красоту».

Тем временем, по стране пронеслись события эпохальные: грянула революция 1917-го, а затем и гражданская война, которая докатилась и до провинциального Харькова. Как в калейдоскопе менялась власть в городе: солдаты Кайзера, гайдамаки гетмана Скоропадского, петлюровцы. А затем террор – «белый» и «красный».

От ужасов гражданской войны спасался влюблённостью. А ещё помогала музыка…

Свой трудовой путь начинал Дунаевский в драматическом театре Синельникова, который славился своими традициями. Сначала – скрипачём-концертмейстером, а потом и композитором. Для юного музыканта этот театр был вторым университетом. По воспоминаниям современников, Исаак Дунаевский той поры – «небольшого роста юноша в неизменной синей студенческой фуражке старого образца, бесконечно талантливый, словно до краёв наполненный музыкой». В Синельниковском театре впервые определилось тяготение Дунаевского к комедийному жанру, проявился лукавый и весёлый нрав его музы. Он самостоятельно оформил постановку спектаклей «Тартюф», «Принцесса Турандот», «Женитьба Фигаро» и «Слуга двух господ».

Вскоре Харьков стал ему тесен. И решил он попытать счастья в Москве: в столице был спрос на музыку. Сначала работал в эстрадном театре «Эрмитаж», а с 1926 по 1929 годы – в Московском театре сатиры. Там познал он секреты эстрадного мастерства.

Там и были поставлены его первые оперетты – «Женихи» и «Ножи».

Его звёздный час

Год 1936-й и последующие стали для Дунаевского поистине звёздным. В те годы написал он музыку к популярнейшим фильмам: «Дети капитана Гранта» (1936), «Вратарь» (1936), «Цирк» (1936), «Волга-Волга» (1938), «Светлый путь» (1940). Судя по этим кинолентам, популярным и любимым до сих пор в нашей стране, отношения с кино складывались у него блестяще.

Продолжался и его творческий альянс с режиссёром Александровым. Звёзды в те годы удачно располагались для них на небе…

Уже после смерти вождя в одном из писем композитор откровенно признался: «…мы были … певцами сталинской эпохи. И среди этих певцов мой голос звучал, пожалуй, наиболее звонко и сильно». Впрочем, был ли он так обласкан той эпохой? Ведь среди рекордсменов сталинской премии – Ивана Пырьева и Константина Симонова, шестикратных её обладателей – композитора Дунаевского не значится…

В фильме «Цирк» широко раскрылся зрелый талант композитора, свободно владевшего всеми жанрами популярной музыки, его незаурядная интуиция в сфере музыкальной драматургии.

Удались все музыкальные эпизоды фильма, и прежде всего – «Выходной марш», который стал визитной карточкой советского цирка. В марше – не только торжественность момента, но и драматизм переживаний цирковой артистки Марион Диксон перед её выходом на арену, «к номеру на пушке». Композитору приходилось выполнять поистине филигранную работу: рассчитывать количество шагов, которые Любови Орловой (в роли Марион Диксон) предстояло пройти, чтобы движение актрисы по лестнице синхронно совпадало с музыкой марша.

Вот так создаются шедевры!

А ещё в фильме звучит колыбельная «Спи мой мальчик», написанная в лучших традициях американского блюза. Звучит там и торжественная «Песня о Родине» («Широка страна моя родная»), всенародно любимая и гениальная, судьба которой достойна целого исследования. Её пели строители Магнитки и партизаны Ковпака, её пел мужественный Поль Робсон. Её слова вдохновляли советских бойцов на фронте.

Фильм «Цирк» стал любимой «голливудской» сказкой миллионов советских людей и вместе с фильмом «Волга-Волга» удостоился престижной Сталинской премии первой степени за 1941 год.

И одновременно с этим композитор пишет музыку к фильму «Дети капитана Гранта» со знаменитой «мендельсоновской» увертюрой, от которой не в силах был отказаться режиссёр Станислав Говорухин в своём сериале «В поисках капитана Гранта».

Вот только не сумел угодить вождю: его «Песня о Сталине» («От края до края, по горным вершинам») не могла сравниться с «Песней о Родине». Поговаривали о том, что вождь, впервые прослушав песню, сказал: «Товарищ Дунаевский приложил весь свой замечательный талант, чтобы эту песню о товарище Сталине никто не пел».

Надо полагать, вождь оказался прав: в искусстве не стоит лгать…

После войны пути композитора Дунаевского и режиссёра Александрова разошлись. Но судьба умеет смягчать удары. И в 1950-м улыбнулась она композитору после выхода фильма Ивана Пырьева «Кубанские казаки». Лирические песни Дунаевского из «Кубанских казаков» – «Каким ты был» и «Ой цветёт калина», выдержанные в стиле русского городского фольклора, имели грандиозный успех. Их пели по всей стране; они стали всенародными шлягерами тех лет, а сам композитор и режиссёр в 1951 году удостоились Сталинской премии второй степени.

Мог ли Дунаевский жаловаться на свою судьбу? Лауреат Сталинских премий 1941 и 1951 гг., кавалер орденов Трудового Красного Знамени, Красной Звезды и «Знака Почёта», народный артист РСФСР, председатель Ленинградского отделения Союза композиторов, депутат Верховного Совета РСФСР. Он купался в лучах всенародной славы. Ему платили огромные гонорары, которые позволяли ему вести широкий образ жизни: покупать машины, делать дорогие подарки. Его любили друзья и женщины…

Дунаевский немалого мог бы достичь и в серьёзных жанрах искусства. Он просто одержим был идеей сочинить оперу и балет, концерт для скрипки с оркестром. И непременно осуществил бы свои планы, если бы не ушёл из жизни преждевременно. К тому же, с либреттистами ему не везло. Отчего же так? Да потому, что над советским искусством той эпохи как проклятие довлела партийно-директивная доктрина «бесконфликтности», которая наложила своё мрачное табу на всё остро-сатирическое и даже лирико-драматическое в сценических произведениях. Неудивительно, что при такой «стерильной» драматургии, вялой и рыхлой по содержанию, с непременной «романтикой героических будней советского народа» неизбежно погибала яркая и талантливая музыка Дунаевского. И в этом состояла его интеллектуальная и творческая драма.

Правда, в конце 30-х возник определенный шанс на творческий союз Исаака Дунаевского с Михаилом Булгаковым. Причём, писатель предложил композитору либретто своей оперы «Рашель» по рассказу Ги де Мопассана «Мадемуазель Фифи». По мнению Наума Шафера и его коллег музыковедов, помешали тому тяжкая болезнь Михаила Булгакова и его заботы по завершению романа «Мастер и Маргарита». Дунаевского отвлекали иные заботы – творческие и общественные. Однако, Наум Шафер усматривает здесь иную причину: в либретто не оказалось того, что позволило бы композитору сочинять арии, дуэты, хоры и ансамбли, поскольку написано оно было для речитативно-меладекламационной оперы. Увы, не довелось им поработать вместе …

Эпоха больших разочарований

В памяти людей навеки остался он «солнечным», поскольку создал свой особенный мир – радостный и жизнеутверждающий. Однако, в личной и общественной жизни Дунаевского было немало критических моментов и драматических страниц, но о них – особый разговор. Дунаевский умел и плакать.

И те, кто испытывает потребность поглубже заглянуть в его душу с удивлением откроют для себя иного Дунаевского. Можно лишь позавидовать тем, кто станет читать его «Избранные письма», изданные в Ленинграде в 1971 году, кто оценит его благородство и незаурядный литературный талант, его готовность общаться с людьми – знакомыми и незнакомыми, всю многогранность его яркой натуры.

Судьба не раз жестоко испытывала Дунаевского, как и его современника Осипа Мандельштама, который в скупых поэтических строчках ёмко выразил дух сталинской эпохи и горькое осознание трагизма собственной судьбы в ней:

«Мне на плечи кидается век-волкодав, / Но не волк я по крови своей…»

Однако, и Дунаевскому пришлось испытать на себе «когти» сталинской эпохи на её закате. «Век-волкодав» дал о себе знать в начале 50-х, когда в стране развернулась очередная кампания репрессий («охота на ведьм»).

Вот тут-то и повезло завистникам композитора: они уловили свой шанс на месть и решили посчитаться с ним сполна. Они нанесли ему удар в сердце…

А за что? За всё! За неисчерпаемый талант и щедрость души, за трудолюбие и творческую принципиальность, за пленительную мелодичность и глубокий лиризм его музыки, за всенародную любовь и, просто, за необыкновенную интеллигентность и обаяние, которыми он притягивал к себе людей (особенно женщин).

И ещё за то, что не состоял в партии – «самой жестокой, самой трусливой, сильной, беспринципной и растленной в мире» (по определению Виктора Некрасова).

Наконец, за пароход «Композитор Дунаевский», который ещё с довоенных времён курсировал по Волге и не давал спать некоторым завистливым коллегам композитора.

Грязный пасквиль в адрес Дунаевского под названием «Печальный акт» в газете «Советское искусство» за 6 марта 1951 года поверг композитора в состояние тяжкой депрессии. Пройдёт время, и многие из тех, кто причастен к этому пасквилю, лицемерно «отметятся» в книге воспоминаний о композиторе 10 лет спустя. Крокодильи слёзы! О них, об этих «коллегах» с горечью поведал читателю Евгений Исаакович Дунаевский, сын композитора, в послесловии к биографии отца под названием «Дунаевский: Красный Моцарт», опубликованной в 2006 году издательством «Молодая гвардия» в серии ЖЗЛ.

Да не будут омрачены последние строки данного очерка рассказом о них…

Прощание с мастером

…Дунаевский умер 25 июля 1955 года от сердечного приступа. И когда приехала, наконец, «скорая помощь», лицо его излучало блаженный покой, которого так не хватало ему при жизни. Теперь он слушал иные, небесные хоралы…

И как тут не вспомнить иного Мастера, с которым прощался Михаил Булгаков на последних страницах своего романа «Мастер и Маргарита»:

«…Кто много страдал перед смертью …тот … без сожаления покидает туманы земли, её болотца и реки, он отдаётся с лёгким сердцем в руки смерти…»

А на пюпитре композитора осталась лежать партитура оперетты «Белая акация». Недописаны остались лишь несколько тактов.

Композитора Дунаевского похоронили на Новодевичьем кладбище, неподалёку от писателя Булгакова. Увы, не довелось им поработать вместе…

О кончине композитора не сообщали ни в «Правде», ни в «Известиях». Никто из членов Политбюро ЦК КПСС и правительственной верхушки не поставил своей подписи под некрологом автору «Песни о Родине». Хранила молчание и газета «Советская музыка». Зато появился некролог в «Литературной газете» от 28 июля 1955 года. Говорили, что и в «Советском искусстве». Поистине, ирония судьбы!

Сын композитора Евгений хотел увековечит память отца достойным надгробием. За этим и обратился к Эрнсту Неизвестному, своему студенческому товарищу по Суриковскому училищу (знаменитому скульптору, ныне проживающему в США). И Эрнст согласился, и даже приступил к работе. Но судьба распорядилась иначе: чиновники из Союза композиторов воспротивились и пропустили похороны Дунаевского через формальные шлюзы казённого ведомства. Тут уж Евгений ничего не мог поделать…

Николай Кнорринг, гимназический учитель Дунаевского, горько оплакивал кончину своего любимого ученика. Свои воспоминания завершает он на драматической ноте: «Смерть Исаака больно ударила мне в сердце… Его «песня» осталась недопетой…»

Дунаевский сегодня

«Дунаевский! Вот одно из тех имён, которые никогда не забудутся» – писал о своём коллеге и современнике французский композитор Филипп Жерар.

О композиторе Дунаевском, о его феноменальном музыкальном даре можно говорить бесконечно – так незаурядна его творческая личность.

Удивительно, как из 7 нот создавал он такие разноцветные музыкальные узоры!

Пленительная мелодичность его музыки, глубокий лиризм его песен, их полётная устремлённость и сейчас волнуют людей.

Их немало у композитора – таких задушевных и ярких. Стоит вспомнить хотя бы некоторые из них, как в памяти оживают светлые музыкальные образы: «А ну-ка песню нам пропой, весёлый ветер», «Капитан, капитан, улыбнитесь» (фильм «Дети капитана Гранта»), «Я по свету немало хаживал» (фильм «Моя Москва»), «Каховка, Каховка...» (фильм «Три товарища»), «Летите, голуби» (фильм «Мы за мир») и, наконец, «Школьный вальс», без которого трудно представить себе школьный выпускной бал.

И кому только не пришлось пройти сквозь слёзы расставания со школой!

Как и всякий романтик Дунаевский любил жизнь как щедрый дар, как любовный напиток, который надо испить до дна…

Своей музыкой он творил светлое будущее, не дожидаясь лучших времён.

Его музыка и сейчас творит чудеса. Она призывает нас не падать духом и не терять себя ни при каких обстоятельствах жизни.

Это он своей музыкой, лёгкой и искристой, как бокал шампанского, дарит нам вечное чудо весны, чудо любви, когда «журчат ручьи, …и тает лёд и сердце тает…»

Журчат ручьи…