Так всё и было
Так всё и было
Почти в самом центре Лейпцига, на Блюмен штрассе, неподалёку от Карл-Маркс-плаца, в недавно реконструированном, ещё дышащем свежестью и в тоже время по-немецки патриархально-чопорном доме, на пятом этаже, прямо под самой крышей, в трёхкомнатной квартире с мансардой и с окнами на университетский сад, корпуса медицинского факультета, библиотеку, выглядывающие из-за неё разноцветные купола русской церкви и железобетонные своды ледового дворца, жил красивый сиамский кот.
По утрам он вылизывал свои большие серые лапы, запрыгивал на подоконник и смотрел, как за окном щедрой рукой поливает матушку-землю унылый февральский дождь. Вдоволь насмотревшись, он спрыгивал вниз, приоткрыв мордой дверь, выходил в коридор и бесшумно, как тень, чуть касаясь плечом стены, бежал прямиком на кухню. Оттуда доносились приглушённые голоса и сладкий, щекочущий брюхо, запах жарящихся сосисок. Он незаметно проскальзывал на кухню и, тихо урча, выпрашивая лакомый кусочек, энергично тёрся о ноги и путался до тех пор, пока не получал своего. Он ловко подхватывал угощение зубами и убегал прочь, к мусорному ведру, в котором всегда можно было найти что-нибудь вкусное. Разделавшись с угощением, он становился на задние лапы и заглядывал в ведро, выискивая ароматные косточки и колбасные обрезки.
После сытного завтрака он возвращался к себе в комнату, запрыгивал на кровать, поудобнее устраивался возле хозяйки и погружался в приятную дрёму. Время от времени его будили шаги и возня в коридоре. Он инстинктивно открывал глаза и тут же снова погружался в дрёму. Наконец громко хлопала дверь и в квартире воцарялась тишина. Спустя некоторое время в комнату заглядывала круглая заспанная физиономия Мирика.
- Машуня, вставай, нам пора.
Дождавшись, когда хозяйка откроет глаза, Мирик исчезал в темноте. Быстро одевшись, она исчезала вслед за ним. Снова громко хлопала дверь, проносясь гулким эхом по длинному гэобразному коридору.
Спустя некоторое время просыпался и хозяин. Он поворачивался на спину, нехотя открывал глаза и долго ещё лежал, просто уставившись в потолок. Его и без того серое лицо в утреннем полумраке казалось совсем чёрным, больше похожим на маску скорби из древнегреческой драмы, чем на лицо живого человека. Он вставал, одевался и выходил на кухню. Кот по привычке бежал за ним. Хозяин выкуривал сигарету, закрывал на ключ комнату и уходил. Кот провожал его до самой двери, тоскливо глядя ему вслед, словно жалея, что не может пойти вместе с ним.
Дверь захлопывалась, и он оставался один в темноте длинного гэобразного коридора, выложенного холодной кирпично-коричневой плиткой. Ещё некоторое время он сидел возле двери, наверное, ожидая, что хозяин вернётся за ним. Но никто не возвращался, ему это надоедало, и он отправлялся по своим кошачьим делам. Ещё раз проверял мусорное ведро, заглядывал на кухню, в туалете запрыгивал на унитаз и пил оттуда воду, потом направлялся к стиральной машине, под которой у него всегда было что-то припрятано.
Обход обычно завершался нашей комнатой. В это время у нас все ещё спали. Он аккуратно проходил между спящими в дальний конец комнаты, где на параллоновом матрасе, на полу, лежал я, и бесцеремонно, по-хозяйски тыкал меня в лицо своим шершавым носом. Я просыпался – перед глазами была широкая, вся в чёрных разводах с огненными угольками глаз и длинными усищами морда кота. Так начиналось утро.
- Это ты, Фёдор?- тихо бормотал я, проводя рукой по гладкой, густой шерсти – Фёдор от удовольствия выгибался и закрывал глаза.- Доброе утро, приятель. Как спалось? Что снилось?
Кот лишь гортанно урчал, подставляя мускулистую, щедро наделённую природной грацией, серую спину.
Я вставал и шёл в душ. После душа пил чай с поджаренным в тостере хлебом, а потом принимался за немецкий. Немецкий продвигался туго. Слова не запоминались, путались, коверкались, сливались в одну сплошную неразборчивую абракадабру. Я откладывал самоучитель в сторону и, стараясь не шуметь, одевался.
На улице было сыро и неуютно. Тяжёлые свинцовые тучи, клубясь и клокоча, цепляя шпили костёлов и ратуши, медленно проползали над городом и оставляли за собой чистое, но холодное, как сталь, небо.
Переступая через лужи, я переходил Фридрих штрассе и спускался в подземный переход, проложенный под железнодорожными путями, ведущими к старому вокзалу. Полуразрушенный, с выбитыми стёклами и осыпавшейся штукатуркой, он был обнесён высоким металлическим забором, за которым вот уже месяц бездейственно стояла строительная техника.
Длинный тоннель перехода, освещённый тусклым светом электрических фонарей, чем-то напоминал подземелья Печорской Лавры. Бетонные стены, разрисованные уличными художниками в стиле граффити, уходили далеко-далеко вперёд и заканчивались маленьким светлым пятнышком выхода.
Я поднимался по ступенькам наверх и, ослеплённый ярким дневным светом, ещё долго шёл по довольно-таки грязной Конрад штрассе. Потом сворачивал в небольшой переулок и через два квартала выходил на широкую площадь. По огибавшему её кольцу длинной вереницей медленно тянулся бесконечный поток автомобилей. Вывески и витрины ресторанов и магазинов радужной лентой пестрели вдоль всего кольца. Электронные табло на трамвайных остановках светились мягкой люминесцентной зеленью. На другой стороне площади, в глубине небольшого дворика, стояло высокое белоснежное здание Красного Креста. Я направлялся именно туда.
Нажав на блестящую кнопку звонка у входной двери, стоя под прицелом камеры наружного наблюдения, я ждал, когда из вмонтированного в стену коммуникатора раздастся приятный женский голос с традиционным для всех немцев вопросом. В ответ на это я произносил хорошо заученную немецкую фразу, после чего в двери щёлкал автоматический замок и я входил в просторный вестибюль. По широкой светлой лестнице я поднимался на третий этаж. Там, в узком коридоре, всегда было много людей – в основном русские эмигранты. Они заходили по очереди в тёмно-коричневую дверь, расположенную в конце коридора и через некоторое время выходили оттуда с набитыми пакетами и огромными свёртками. Я садился в свободное кресло и терпеливо ждал своей очереди.
Обычно в коридоре царила тишина. Иногда ожидающие переговаривались тихим шёпотом, в приглушённых отзвуках которого с лёгкостью улавливалась родная речь. Иногда в очереди попадался любитель поболтать и незаметно для всех завязывался разговор. Как правило, он жаловался на свою жизнь. Кто-то сочувственно вздыхал, разводя руками, кто-то давал ему дельный совет, кто-то не соглашался и предлагал своё собственное средство, кто-то отпускал сальную шутку, и очередь оживала, оглашаясь сдержанным смехом. Я всегда оставался в стороне – мне было не до смеха. Иногда здесь появлялись и немцы – крайне редко. В основном, это были бродяги и бездельники. Они вели себя сверх вызывающе и крайне неуважительно, не скрывая своего презрения к русским. Они заходили без очереди, и никто не возражал.
Когда подходила моя очередь, я открывал дверь и заходил в комнату, всю заваленную старыми ношеными вещами. Я вежливо здоровался с сухой, как треска, немкой – хозяйкой всего этого хлама – и, не дожидаясь вопросов, на ломаном немецком просил показать мне что-нибудь моего размера. Немка доставала большой коробок и с недовольным видом внимательно наблюдала за тем, как я роюсь в немецких недоносках. Я всем телом ощущал её холодный пронизывающий взгляд. Не смея взглянуть на неё, я спешно упаковывал вещи и, вежливо попрощавшись, уходил.
На лестнице обычно я встречал Машу с Мириком. В Красном Кресте они были частыми гостями. Не знаю, за что Маша понравилась немке – та всегда откладывала ей самые лучшие вещи. Каждую неделю Маша отправляла на Украину две-три огромные сумки этого хламья. Как потом выяснилось, её мать торговала на рынке немецким second hand.
Походы за шмотьём в Красный Крест мне не доставляли особого удовольствия, но возможности покупать новые вещи у меня не было, и поэтому я вынужден был время от времени таскаться туда, что бы выглядеть более-менее прилично и не выделяться из общей среды.
Мои дела были плохи. Вот уже три месяца я не мог устроиться на работу, моя двухнедельная туристическая виза давно уже была просрочена, я нелегально находился в стране и рисковал попасть в полицию.
Мне предлагали сделать фальшивую визу, но я побоялся испортить паспорт и отказался. В кошельке у меня оставалось последних двести марок, которых даже при самой тщательной экономии едва ли хватило бы на ближайшее время. Я сидел на одной овсянке, а по вечерам вместе с пацанами ездил на хлебозавод воровать бракованный хлеб. Ничего другого мне не оставалось.
Я был на грани срыва, и уже собирался уехать домой. Но самолюбие (конечно же, в большей мере) и в некоторой степени безысходность меня всё же останавливали. Я не мог вот так вот без копейки в кармане, ничего не заработав вернуться назад. Чтобы попасть в Германию, я залез в большие долги.
Всё шло из рук вон плохо, и просвета не было видно. Я просто плыл по течению в надежде на удачу и счастливый случай. Вот так я и жил в Германии.
В феврале в нашей квартире появился Димка. Какое-то время я перестал ходить на Красный Крест, но с приближением весны я решил обновить свой гардероб и в конце февраля снова отправился туда.
Когда я вернулся домой, дверь мне открыл ещё сонный, недовольный тем, что его разбудили, Димка. Шлёпая босыми ногами по плитке, он вернулся в комнату и, кутаясь с головой в одеяло, снова лёг на свой матрас. Рядом с ним на таком же матрасе, вытянувшись во весь рост, прикрываясь ладонью от света, спал Серёга. Под рукой у него, свернувшись калачиком, сладко посапывал Фёдор.
- Ты куда ходил?- не высовываясь из-под одеяла, спросил Димка.- В Красный Крест? Что взял?
- Посмотри.
Я протянул ему пакет, он высунулся из-под одеяла, слегка приподнялся на локтях, вытряхнул все вещи на свой матрас, долго рассматривал их, потом, небрежно комкая, запихнул обратно в пакет, откинулся на спину и снова закутался с головой в одеяло.
- А джинсов приличных там не видел?- спросил он спустя некоторое время из-под одеяла.
- Видел,- ответил я.- Там всего навалом.
- Мне джинсы на весну нужны, и рубашка, и кофта какая-нибудь. Посмотришь в следующий раз?
- Пойдём вместе – сам себе и посмотришь.
- А когда пойдём?
- Как надумаешь, так и пойдём.
- Давай, завтра.
- Давай.
- Разбудишь, если я просплю.
- Не переживай, разбужу.
Удовлетворённый разговором Димка перевернулся на живот и накрыл голову подушкой. Некоторое время он лежал молча. Потом снова перевернулся на спину, убрал подушку и высунулся из-под одеяла.
- Сколько там уже натикало?- поинтересовался он, щурясь от яркого дневного света.- Половина двенадцатого?- Безразлично переспросил он, кое-как поднялся с матраса, взял туалетные принадлежности и, опираясь о стены, весь помятый и взъерошенный пошёл в ванную комнату.
Тем временем я переоделся, загрузил вещи в стиральную машину и поставил на газ воду. Из ванной Димка вышел бодрый и свежий – совсем другой человек. Его застенчивая улыбка светилась радостным добродушием и искренностью.
В свои двадцать два года он был по-детски безнадёжно наивен и полон грандиозных наполеоновских планов. Избалованный родительской любовью и достатком, он не сомневался, что в жизни его в любом случае ожидает успех, и поэтому, в отличие от меня, особо не паниковал и не зацикливался на преследовавших его в последнее время неудачах. Он был таким же нелегалом, как и я, и тоже сидел без работы и без копейки в кармане. Правда, время от времени родители высылали ему небольшие суммы банковским переводом, которых впритык хватало лишь на питание и оплату квартиры.
Я поражался его оптимизму и стойкости, благодаря которым он с лёгкостью сносил все удары судьбы. Он был шумным и бурным, как вулкан – неиссякаемым источником шуток, веселья и позитивной энергии. А идеи из него так и сыпали – одна грандиозней другой. Он был всеобщим любимцем и баловнем судьбы.
Обтираясь махровым полотенцем, Димка прохаживался по комнате с самым довольным видом, насвистывая себе под нос какую-то незнакомую мелодию.
- Серёга, вставай,- громко сказал он сквозь смех.- Обедать уже пора.
Серёга вздрогнул от неожиданного пробуждения и демонстративно отвернулся к стене.
- Я ещё не завтракал,- раздражённо прохрипел он в ответ.
Димке этого только и надо было. Покатываясь от смеха, он начал хохмить.
- Заодно и позавтракаешь,- безудержно захохотал Димка и принялся насвистывать себе под нос свою мелодию.
- Не свисти,- оборвал его Серёга.- Денег не будет.
- Свисти не свисти – их всё равно не будет,- захлебнулся смехом Димка, да так заразительно, что и я начал хохотать.- Разве что Машу с Вовой ограбить. У них точно деньжонки найдутся.
- Я бы этих куркулей с удовольствием труханул бы,- ответил ему через плечо Серёга совершенно серьёзным тоном.
- Так давай труханём,- резко перешёл на такой же тон Димка, прикрывая дверь в комнату.
- А потом что?
- Как, что? Свалим с бабками.
- Куда?
- Да хотя бы в Берлин. Там нас уж точно не найдут.
Разговор оборвался так же резко, как и завязался – в комнату, по-хозяйски, без стука, не испытывая особой неловкости, вошла Маша. Следом за ней, расправляя кашемировое пальто, из темноты коридора появился Мирик. Он уселся на свой диван, широко расставив ноги и положив на них руки, и расплылся в дружелюбной неискренней улыбке.
- Мальчики, у кого вода выкипает?- ангельским невинным голоском спросила Маша.
Я спохватился и под всеобщий хохот выскочил на кухню. «Овсянка, сер?»- неслись мне вдогонку Димкины остроты. Поправляя немного сбившиеся волосы, Маша вышла следом за мной.
- Твоя стирка?- обратилась она ко мне.- Загрузишь потом мои вещи, хорошо? Я их в коридоре оставлю. Вот порошок.- Она протянула мне новую, ещё нераспечатанную пачку «тайда».
В кухню вошёл Мирик и, как змей искуситель, бесцеремонно обхватил Машу за талию обеими руками.
- Машуня, ну пойдём уже,- нетерпеливо мурлыкнул он ей на ухо.
- Мирось, мы же не одни,- притворно смутившись, заулыбалась Маша, для приличия пытаясь вырваться из его объятий.
Не разжимая рук, Мирик увлёк её за собой в коридор, а оттуда к ней в комнату. Подчиняясь грубому мужскому напору, она покорно последовала за ним.
После обеда я снова принялся за немецкий. Я взял за правило заниматься три раза в день: утром, днём и вечером – свободного времени было предостаточно.
Потрёпанный самоучитель с пожелтевшими страницами и небольшим словарём в конце, сменивший на своём долгом веку, судя по его внешнему виду, не один десяток владельцев, доставшийся мне в наследство от одного моего земляка, давно уже уехавшего домой, в условиях русскоязычного информационного дефицита, сводившегося к нескольким дорогим газетам, посвящённым жизни русской эмиграции, и продававшимся в русском магазине книгам, в большинстве своём, любовным и детективным романам, стал для меня своего рода интеллектуальной отдушиной, единственным источником знаний и саморазвития, маленьким, но неизмеримо драгоценным ключиком, приоткрывающим передо мной врата доселе неизвестной мне чужой культуры.
Серёга с Димкой включили телик и расписали партию в покер. По телевизору шёл какой-то немецкий сериал. Не выпуская из рук карты, они с интересом следили за сюжетом фильма, пытались даже переводить, оживлённо обсуждая и интерпретируя каждый на свой лад услышанные знакомые слова. Наконец, Димка обратился ко мне.
- Сколько я тебя знаю, ты всё время талдычишь этот немецкий. Ты-то хоть что-нибудь понимаешь?
- Не всё ещё,- ответил я, отрываясь от самоучителя.
- Ну, вот, что он только что сказал?- не отставал от меня Димка, тыкая пальцем в экран телевизора.
- Не знаю,- пожал я плечами.
- Не знаешь?- переспросил Димка.- Эх ты, профессор. И толку от твоего немецкого? Даже самого элементарного перевести не можешь. Только время зря тратишь.
- Почему зря?- удерживаясь от грубости, спросил я.
- Да нафига он тебе сдался. Ты сюда работать или немецкий учить приехал?
- Одно другому не мешает.
- Голову себе дурнёй разной только забиваешь.
- Твой ход,- вклинился в разговор Серёга, одёргивая Димку за плечо.
Димка, не глядя, бросил карту.
- Хотя, в принципе, ты правильно делаешь,- продолжал рассуждать Димка.- Молодец, учи. Без немецкого в Германии никуда не прорвёшься. Я бы и сам учил, да не лезет он мне в голову.
- Ты играть думаешь?- начал сердиться Серёга.
- Да отстань ты от меня,- неожиданно вспыхнул вдруг Димка.- Надоел ты мне уже. С человеком поговорить не даёшь. У меня вот где твой покер.- Он показал рукой на горло.- Каждый день одно и то же.
- Не хочешь играть, так и скажи,- совсем разобиделся Серёга и, швырнув свои карты на матрас, уставился в телик.
На мгновение воцарилось неловкое молчание. И тут же, молниеносно осознав допущенную бестактность, со всей своей простотой и неподдельной искренностью Димка снова обрушился на Серёгу.
- Ты что обиделся?- пытался реабилитироваться Димка.- Серёга, прости, не подумав, ляпнул.
- Отстань,- от обиды Серёга покраснел и был похож теперь на варёного рака.
- Серёга, не обижайся,- яростно уговаривал его Димка.
- На нервных не обижаюсь.
- Ну, хочешь, давай играть дальше.
Димка собрал разбросанные по матрасам карты и протянул их Серёге.
- Я кино смотрю,- грубо отстранился Серёга.
- Хорошо, давай кино смотреть,- не ослаблял напора Димка.
- Не мешай.
- Что сделать, что бы ты не дулся?
- Что хочешь, то и делай,- начал понемногу смягчаться Серёга, не в силах устоять перед Димкиным напором.
- А ты больше не будешь дуться?- заметив это, обрадовался Димка.
- Не буду,- всё сильнее смягчался Серёга.
- Честно?- как победитель, ликовал Димка.
- Да честно, честно,- совсем уж мягко ответил Серёга.
- Тогда по рукам?- Димка протянул ему свою руку.
Серёга молча пожал её. Димке больше ничего и не надо было. Весёлое настроение вернулось к нему так же быстро, как и покинуло его. Он высунулся в окно и полной грудью вдохнул холодный февральский воздух. Высоко в небе до боли в глазах сверкало и серебрилось безжизненное полуденное солнце.
- Какая чудесная погода,- восторженно воскликнул Димка.- Всю ночь лил дождь, а теперь солнце шпарит будто летом.- Он явно преувеличивал.- Может, прогуляемся, косточки разомнём?- Предложил он нам.- Серёга, вставай, а то прирастёшь к своему матрасу.
- Я лучше кино посмотрю,- ответил Серёга.
Он тоже был нелегалом, как и мы с Димкой – с просроченной визой, без денег и без работы.
- Всех фильмов не пересмотришь. Пойдём, прогуляемся,- настаивал Димка.
- Нечего без дела по улицам шляться. За полицией соскучился?
- Типун тебе на язык,- набожно открестился от него Димка, как от нечистой силы. И тут же переключился на меня.- Ты-то со мной хоть пойдёшь? Грех в такой день дома сидеть. Пойдём, я пивком угощу.
- Мне пива так не предлагал,- съязвил Серёга.
- Пойдём, и тебя угощу.
- Идите, куда хотите, только меня оставьте в покое.
Купив пиво, мы направились в центральный парк. В глубине парка был небольшой ухоженный пруд. По его зеркальной поверхности торжественно-грациозно, будто небольшие парусники, неторопливо скользили белоснежные красавцы лебеди. Огненно-жёлтые кувшинки на фоне глянцево-зелёной поверхности воды, в которой, как в большом зеркале, отражались вытянутые кроны столетних лип, выстроившихся вдоль извилистых аллей, огибавших пруд, были похожи на огненные пятна звёзд в предвечернем сумеречном небе. Почти у самой воды, в дальнем углу парка, уютно устроился выложенный из красного лабрадора грот со смотровой площадкой наверху, ограждённой с трёх сторон лепными перилами. Массивные каменные ступени вели от него к подпорченному влагой и временем заднему фасаду оперного театра, из-за которого выглядывало упирающееся в прозрачное стальное небо стосорокадвухметровое здание Лейпцигского университета.
Со стороны всегда оживлённого Трендлинринга, бурным потоком плавно вливающегося в Георгиринг, где в любое время суток у турок можно было купить марихуану и крэк, словно уставившись громадными глазищами-витражами, хищно сверкающими из-под нависающих бровей-фронтонов, поверх деревьев, крыш и заборов смотрело на город, тёмно-коричневое, со стеклянными куполами, здание Бангофа.
Димка допил пиво и поставил бутылку под лавочку.
- Смотри, какая тачка подъехала,- он показал рукой на припарковавшийся на противоположной стороне Георгиринга новый блестящий автомобиль.
- Хорошая машина,- согласился я.
- Хорошая?- поражаясь моему дилетантизму, насмешливо перекривил меня Димка.- Ты знаешь, сколько она стоит? Штук сто зелени, как минимум. Это же «ягуар» купешка, последняя модель. Наверное, только вчера с автосалона. Мне бы такую тачанку.
- Тебе на такую и за всю жизнь не заработать.
- Я и не собираюсь. Если брать, то только в кредит.
- Насколько мне известно, кредиты в Германии нелегалам не дают.
- Вот над этим я сейчас и размышляю,- задумчиво произнёс Димка.
В одно мгновение его лицо стало напряжённо-сосредоточенным.
- И что придумал?
- Игорёк рассказывал, что знает одного мужичка, прибалта, который греческие паспорта продаёт,- чуть понизив голос, начал рассказывать Димка.
- Удивил,- расхохотался я, перебивая его на полуслове.- Да здесь такие паспорта на каждом углу стопками продают. Какой закажешь, такой и нарисуют тебе.
- Ты послушай, а потом перебивай,- терпеливо обсёк меня Димка.- Паспорта-то эти не фальшивые, а настоящие. Всё как положено – не подкопаешься.
- Почему же ты до сих пор не купил себе такой?
- Дорого стоит – четыре с половиной тысячи марок.
- Где ж ты такие деньги возьмёшь-то?
- В этом-то вся и проблема.
- Работу в Лейпциге сейчас найти не реально.
- Знаю,- с досадой вздохнул Димка. Немного помолчав, он продолжил.- Живёт у меня в Гамбурге дядька троюродный, жлоб редкостный, такого ещё поискать надо, миллионер. У него в гамбургском порту свои торговые склады. Я матушку попросил, чтобы связалась с ним. Может, возьмёт меня к себе на работу. Хоть грузчиком, хоть сторожем, хоть дворником, хоть кем-нибудь. Мне бы только на паспорт заработать. Я представляю, как у моих корешей челюсти отвиснут, когда я на «тэтэшке» домой приеду. Ты знаешь, какие у меня кореша? Пацаны – то, что надо. У одного папик – замдиректора Запорожсталь. У другого – главный инженер на Зазе. Оба сейчас такими делами ворочают. Они и мне предлагали. Только я не хочу быть никому обязанным. Я сам всего добиться хочу.
- Ну и зря. Здесь ты точно ничего не добьёшься. И родственничек тебе не поможет. Только напрасно надеешься.
- Не каркай,- отмахнулся Димка.
- А что если и вправду грабануть Вову с Машей,- посетила меня вдруг идиотская идея.
- Сдурел?- как на ненормального, уставился на меня Димка.
- Ты же сам сегодня утром предлагал,- оторопел я от неожиданности.
- Что я предлагал?- возмутился Димка.
- Как что? Грабануть их. Или ты забыл?
- Я пошутил. Шуток не понимаешь?- окончательно обескуражил меня Димка. Чувствуя неловкость, я поспешил перевести разговор на другую тему.
Буквально на глазах небо затянуло чёрными тучами, и хлынул дождь. Мы поднялись по ступенькам к театру, возле почты перешли на другую сторону Георгиринга и нырнули во дворы, чтобы сократить дорогу. Миновав торговый центр «Алди» и Анатомический театр, мы вышли на Фридрих штрассе и через десять минут были уже дома.
- Привет, пацаны,- не вставая, протянул нам руку вальяжно развалившийся на диване Мирика Игорёк.
В другой он держал чашку с кофе и время от времени делал небольшие глотки. Высокий, отлично сложенный, с восточными чертами лица, придающими его внешности особенную колоритность, он броско выделялся на общем фоне германско-славянского типа. Его голос, как музыкальный инструмент, звучал мягкими, бархатными баритональными нотками. А театральные жесты и телодвижения только подчёркивали гармоничность его красоты. Практически у каждого он вызывал симпатию и интерес. И, тем не менее, в нём было что-то отталкивающее, неприятное.
- Слышали новость?- выдерживая небольшую паузу, многозначительно смерил нас взглядом Игорёк.- Вчера полиция квартиру с нашими накрыла.
- Где?- в один голос напряжённо воскликнули мы.
- На Линденау. Всех повязали.
- Кто-то сдал,- хмуро предположил Серёга.
- Скорее всего, соседи.
- Ух, чует моё сердце, быть беде. Круто они за нас взялись. Уже третья квартира за этот месяц,- обречённо промямлил Серёга. Он сильно побледнел и нервно заёрзал на своём матрасе.- Сваливать надо отсюда.
- Никуда не надо сваливать,- попытался успокоить его Игорёк.- Просто впредь нужно быть более осторожными, вот и всё.
- Как же быть осторожными, когда здесь не квартира, а проходной двор? Весь Лейпциг уже, наверное, знает о нашей квартире,- совсем раскис Серёга.
- Не паникуй,- стоял на своём Игорёк.- Главное, сильно не светиться и у соседей перед глазами не мелькать. Утром – на работу, вечером – домой. И никаких похождений, и никаких гостей, как будто здесь вообще никого нет.
- Легко сказать, никаких гостей,- буркнул Серёга.- С утра до вечера таскаются. Достали уже.
- А вы не открывайте,- наставлял Игорёк.
- А если свои?
- Сигнал какой-нибудь придумайте условный и никому не говорите, и открывайте только по сигналу.
- А Игорёк ведь дело говорит,- оживился приунывший было Димка.
- Их ведь как накрыли,- продолжал Игорёк.- Позвонили в дверь, да и говорят по-русски, свои, мол. А те без задней мысли взяли да и открыли. А у полиции, оказывается, подставной человек есть, эмигрант наш, за это хорошие деньги получает. Вот немцы и обвели их вокруг пальца.
- Ты-то откуда всё это знаешь?- недоверчиво спросил Серёга.
- Когда паспорта проверяли, выяснилось, что у одного виза не просрочена. Его тут же и отпустили.
- Что же теперь с ними будет?- спросил Димка.
- А ничего не будет,- раздумчиво сказал Игорёк.- Подержат немного в каталажке, и домой отправят.
- Да, не повезло пацанам,- с прискорбием заключил Димка.
Игорёк обвёл нас оценивающим взглядом.
- Испугались?- ухмыльнулся он сам себе.- Не бойтесь. Никто не знает о вашей квартире. Если бы знали, давно бы уже накрыли.
- Спасибо, утешил,- обречённо съязвил Димка.
- Тебе легко говорить. Ты у Ленки, как у Христа за пазухой. Никакая полиция проверять не будет. А когда женишься и гражданство получишь, вообще будешь кум королю, сват министру,- Серёга нервно сплюнул на пол.
- Не плохо было бы и себе эмигранточку какую-нибудь подцепить,- уставившись в окно, сказал Димка.
- Да кому мы нужны с нашими просроченными визами, разве что полиции,- Серёга безнадёжно махнул рукой.
- Это ты зря,- со знанием дела сказал Игорёк.- Ты думаешь у них большой выбор? На одного мужика десять баб.
- А как же немцы,- вставил я.
- Немцы наших эмигрантов за людей не считают. Потому бабы и бесятся с голодухи.
- Где ж их искать, баб-то этих?- почесал за ухом Димка.
- Да везде. В магазине, на улице, в трамвае, на дискотеке. Были хоть раз на русской дискотеке?
- Неа,- протянул Серёга.
- Эх, вы. Там они табунами пасутся, мужиков на куски разрывают.
- А где эта дискотека?- заинтересовался Димка, присаживаясь на диван рядом с Игорьком.
- Ладно, свожу как-нибудь,- по-наставнически похлопал его Игорёк.
- С каких пирогов по дискотекам шляться?- снова заныл Серёга.- Тут на кусок хлеба хрен нашкрябаешь.
- Ничего, пацаны, потерпите немного, скоро работы будет столько, что ещё и перебирать начнёте,- заявил Игорёк.- Пусть немаки очухаются после новогодних праздников, а потом попрёт.
- Сколько можно чухаться,- нервно заёрзал Димка.- Так и ноги с голодухи протянешь, пока они очухаются.
- Немаки – народ обстоятельный. Они делают всё неспеша, с расстановкой,- начал было объяснять Игорёк.
- Да чхать я хотел на их обстоятельность,- не выдержав, взорвался Серёга.- Ты меня уже два месяца этими байками кормишь. Я тебе триста баксов заплатил. Ты мне обещал работу, квартиру и рабочую визу. Где они? Где квартира? В общаге какой-то живу. А это, по-твоему, виза?- Серёга достал из сумки паспорт.- Я и то лучше нарисовал бы. Только паспорт испортили. А работа? Все мужики работают. Одни мы сидим.
- Не кипятись, Серёга,- не теряя чувства самообладания, не дрогнув ни одним мускулом, ответил Игорёк.- Я сам сейчас без работы сижу. Знаешь, как неудобно перед Ленкой. Время сейчас такое, подождать немного нужно. Думаешь, я о тебе забыл? Ты у меня первый на очереди. Вместе работать будем. Я сегодня с Францем разговаривал. Он новую стройку открывает – бумажки какие-то осталось только оформить. Через пару недель готовься.
- Ладно,- отмахнулся Серёга.
- Вас это тоже касается,- обратился к нам Игорёк.- Работы на всех хватит.
- Ты там замолви за нас словечко,- снова оживился Димка.- Скажи, мол, пацаны, то, что надо, не подведут. А мы тебе с первой же зарплаты, как полагается, нормально отстегнём.
- Что мы не разберёмся? Не первый же день знаем друг друга,- сделал демонстративный жест бескорыстия Игорёк.- Ладно, пацаны, мне пора.- Спохватился Игорёк.- Засиделся я тут у вас, а мне ещё Ленку идти с работы встречать.
Вскоре после его ухода вернулся с работы Вова. Он позвал меня на кухню и молча указал рукой на стол. Там стояла полная тарелка борща.
- Садись, ешь,- сухо сказал он мне.
Я начал было отказываться, ссылаясь на то, что не голоден, но он меня тут же обрубил.
- Кому сказал, ешь. Не в унитаз же выливать.
- А как же ты?
- Я себе сварю.
На плите уже пыхтела покрытая испариной большая кастрюля. Я взял хлеб и ложку и сел за стол. Вова дождался, пока я доем, выкурил сигарету, и лишь только потом, как бы невзначай спросил:
- Маша сегодня приходила?
- Да,- ответил я.
- С Мириком?
- С Мириком.
Издав глухой стон, Вова ударил себя кулаком по колену. После некоторого молчания он снова заговорил.
- Что у тебя по оплате?
- По февраль всё оплачено,- сказал я.
- А за февраль когда заплатишь? Неделя до конца месяца осталась.
- Вовчик,- взмолился я, придавая своему голосу жалостливый тон.- Я бы рад, да ты же сам знаешь, денег даже на жратву не осталось. Если б только работёнка какая подвернулась, сразу бы отдал.
- Достали вы меня уже,- желчно выругался Вова.- Через неделю я должен заплатить за квартиру. Что мне свои деньги за вас выкладывать? На всех не напасёшься.
- Вовчик, ну подумай, где ж я возьму деньги, если их у меня нет.
- Меня это не волнует. Не можешь платить за квартиру, забирай свои шмотки и вываливай.
- Куда?
- А куда хочешь, хоть под забор, хоть на помойку.
- Вовчик, будь человеком,- опять взмолился я.- Слово даю, отработаю. Попроси своего хозяина взять меня хотя бы на пару дней, что бы за квартиру с тобой рассчитаться.
- А что у Серёги с Димой?
- Они совсем на мели. Еле концы с концами сводят.
- Откуда вы на мою голову свалились?
- Да если б я знал, что здесь такая лажа, сроду сюда не приехал бы.
- Дома лучше сидел бы. Что мне теперь с вами делать?
- Вовчик, на тебя только одна надежда,- с самым искренним видом начал я нести откровенную чушь.- У меня же, кроме вас с Машей здесь никого нет. Вы же мне, как родные. Без вас, я здесь пропаду.
- Ладно, что-нибудь придумаем. По крайней мере, с голоду не дадим пропасть,- покровительственным тоном сказал Вова. Потом достал из кармана пятимарочную монету и небрежно бросил её на стол.- Сгоняй в магазин за пивком, будь другом.
Делать было нечего. Я взял деньги и пошёл в магазин.
- Опять в магазин за пивом посылал?- спросил Димка, когда я вернулся из магазина.
- Ага,- ответил я.- Только сперва вчерашним борщом накормил.
- Гад,- вспыхнул Димка (эта реплика адресовалась Вове).- Думает, ты ему за его объедки ноги целовать должен.
- Погоди,- не удержался от сарказма Серёга.- Он из тебя ещё ездовую собаку сделает.
- Мне уже всё равно, хоть чучело огородное.
В это время вернулся с работы Виталя. Он единственный из нашей комнаты работал. За трудоустройство ему пришлось отвалить Мирику четыреста марок. У него всегда водились деньги, он никому не был должен, поэтому и чувствовал себя независимо и уверенно. Он сразу же понял, о чём идет речь, и, не раздеваясь, резко направился к Вове в комнату.
- Сволочь,- смачно выругался в сердцах Виталя.- Я сейчас ему расскажу, кто кому должен.
Вид у него был самый угрожающий. В мгновение ока я преградил ему дорогу.
- Ты сдурел, Виталя?- перепугался я не на шутку.- Он же меня потом с потрохами съест.
- Этого нельзя так оставлять,- не унимался Виталя.- Ты что раб ему или слуга?
- Не трогай его,- еле сдерживая сопротивление, умолял я.- Как человека, прошу. У меня выхода нет. Если б я мог заплатить за квартиру, думаешь, я бы позволил над собой издеваться?
Меня спас Мирик. Широко распахнув дверь, он шагнул в комнату из темноты коридора. Краем глаза в глубине коридора я увидел Машу. Серой тенью она проскользнула к себе в комнату.
- Что за шум, а драки нет?- спросил Мирик, входя в комнату с дежурной дебильной улыбкой.
Он держал в руках пол-литровую банку дешёвого пива и открытую пачку крекерного печенья. При виде Мирика Виталя тут же переключился на него.
- Да, вот, с пацанами голову всё ломаем,- с издёвкой ответил он ему.- Где бы и нам такую работу, как у тебя, найти. День-деньской на печи валяешься и ещё деньги за это получаешь.
- А-а-а-а,- самодовольно протянул Мирик.- Места надо знать.
- Так и нам расскажи, где такие места есть,- оживился Димка.
- Дорогого стоит.
- Сколько?- поинтересовался Серёга.
- Двести марок на бочку и завтра же пойдёшь на работу.
- А рожа не треснет?- озлился Серёга.
- Это у тебя рожа, а у меня лицо,- ничуть не обидевшись, ответил ему Мирик.
- Тебе деньги дать, всё равно, что выбросить. Ни денег потом не увидишь, ни работы,- не удержался Виталя.
- А я никому и не навязываюсь. Не хотите – не надо. Моё дело предложить – ваше отказаться.
Он открыл банку пива, сделал большой глоток и закусил крекером. Поставив пиво и печенье на пол, он снял с себя пальто и аккуратно повесил его на тремпель за дверью. И только тогда он увидел Фёдора. Растянувшись во весь рост, Фёдор сладко посапывал на его диване. Улыбка тут же сменилась брезгливой гримасой – Мирик скривился от недовольства. Он подкрался на цыпочках к дивану и, схватив Фёдора за шкирку, изо всех сил швырнул его на пол.
От неожиданности и боли Фёдор дико заорал. Оглушённый сильным ударом, не понимая, что с ним происходит, он инстинктивно бросился наутёк, в спасительную темень коридора. Это сильно позабавило Мирика. Он долго не мог успокоиться, заливаясь неприятным визгливым смехом.
- Мерзкая тварь,- насилу отдышавшись от смеха, брезгливо произнёс Мирик.
- Что он тебе сделал?- вскипая от возмущения, вспылил Виталя.
Он уже готов был броситься на Мирика с кулаками.
- Если бы сделал, вообще убил бы,- равнодушно ответил Мирик.
- Тебя бы так,- со злобой сказал Серёга.
- Пусть кто-нибудь попробует,- улыбаясь, сказал Мирик.- У меня жим лёжа – девяносто килограммов. Смекаешь?- Он вопросительно уставился на Серёгу.
- У тебя, наверное, не все дома,- нарывался на ссору Виталя.
Мирику ничего не стоило охладить его боевой пыл.
- А ты знаешь, что на твоё место много желающих найдётся?
- Я тебе за это место заплатил.
- А мне наплевать,- у Мирика не было ни чести, ни совести.
Виталя тут же прикусил язык. Мирик взял банку пива, сделал несколько больших глотков и улёгся на свой диван.
- У кого пульт?- по-хозяйски поинтересовался он.
Серёга молча протянул ему пульт. Прощёлкав все каналы, Мирик вернул пульт Серёге, встал с дивана и надел пальто.
- Что-то скучновато тут у вас. Пойду, пройдусь,- сказал он, выходя из комнаты.
Один за другим начали возвращаться с работы мужики из соседней комнаты. В коридоре зажёгся свет, из кухни потянуло приятным ароматом жарящегося мяса, в ванную выстроилась очередь, заработала стиралка – квартира ожила.
Когда же всё успокоилось и затихло, готовясь отойти ко сну, вернулся Мирик. Он был изрядно пьян. С трудом держась на ногах, он заглянул сперва к нам, потом к мужикам, потом навалился на дверь хозяйской комнаты – комната была заперта изнутри. Он постучал, послышались шаги босых ног, дверь приоткрылась, появился Вова.
- Тебе чего?- недобро спросил он Мирика.
- Мне Машу,- с трудом произнёс Мирик, едва ворочая языком.
- Она спит.
- Разбуди. Мне нужно с ней поговорить.
- Завтра поговоришь. Иди спать,- грубо отрезал Вова, захлопнув дверь перед самым его носом.
Некоторое время Мирик молча стоял перед закрытой дверью, с трудом соображая, что произошло. Наконец, собравшись с мыслями, вскипая от возмущения, он снова постучал в дверь. На этот раз сильней и уверенней. Но никакого ответа не последовало. Он постучал ещё сильней. Звенящая тишина, казалось, насмехалась над ним. Это не на шутку разозлило его. И тогда он затарабанил, что было сил.
Из соседней комнаты в коридор вышел громадный, как гора, Вася. Его добродушное лицо, такое же, как и его кроткий нрав, сплошь покрытое щербинами оспы, всегда спокойное и невозмутимое, на этот раз выражало крайнее недовольство.
- Ты чего шумишь?- словно пароход, прогудел он слегка сипловатым густым басом.- Спать людям не даёшь. Чего доброго, соседей побудишь. А ну, бегом к себе в койку, пока я не разозлился. А то, как захвачу, мало не покажется.
Мирик не успел раскрыть и рта, как оказался в его стальных тисках и кубарем с шумом и грохотом через весь коридор полетел к себе в комнату. Он грубо выругался и, как был, в пальто и ботинках, завалился на свой диван. Спустя пару минут, он резко вскочил с дивана и чуть ли не бегом направился к хозяйской комнате. Снова раздался оглушительный грохот в дверь. Следом за ним крики и ругань мужиков, и шум возни в коридоре.
- Маша, если ты не выйдешь,- во всю глотку душераздирающе заорал Мирик.- Я порежу себе вены.
- Закрой ему пасть,- сипло прохрипел кому-то Вася и Мирик смолк.
Возня ещё некоторое время продолжалась. Потом громко хлопнула дверь, и всё стихло.
- Открой дверь, гад,- раздался Васин голос.- Ну и сиди там. Попробуй только выйти – башку оторву.
Немного побухтев, мужики удалились к себе в комнату, и в квартире снова наступила тишина. Недолго длилось спокойствие. Через какое-то время дверь в ванную (именно там Мирик нашёл себе убежище от мужиков) широко распахнулась, и в коридор вышел Мирик. Он был уже без пальто, в одной белоснежной рубахе. Его глаза стали стеклянными, как у быка на арене, щёки, руки и грудь были все в крови и в порезах. Он бросил на пол окровавленное бритвенное лезвие и снова затарабанил в хозяйскую дверь.
- Ну что, Машуня, посмотри, как я из-за тебя кровью истекаю,- истошно заорал Мирик.
В коридор снова вывалили мужики под предводительством Васи.
- Я тебя предупреждал?- засипел Вася, решительно направляясь к Мирику.
Он взмахнул своей шестипудовой рукой-кувалдой и уже собирался обрушить её на неугомонного наглеца, но дикий вопль заставил его остановиться.
- Руки,- заорал Мирик.
Васина рука застыла в воздухе.
- Ты чего?- по-детски наивно удивился Вася.
- Руки убери,- нагло заорал Мирик.- Я сам уйду. Без вашей помощи.
Мужики расступились и Мирик, как победитель, с гордо поднятой головой пошёл к выходу. Возле двери он остановился и обернулся назад, и, не обращая внимания на мужиков, громко, так, чтобы слышала Маша, сказал:
- Прощай, Машуня. Больше ты меня не увидишь никогда.
А на следующий день мужики всей толпой пошли к Вове и потребовали, что бы он выселил Мирика с квартиры. В глубине души Вова был рад такому повороту событий. Это развязывало ему руки и позволяло без особого труда избавиться от более удачливого молодого соперника. Как Маша не протестовала, но ничего сделать не могла. А Мирику было на всех наплевать. Создавалось такое впечатление, будто ни Вова здесь хозяин, а он. Мирик во всеуслышание заявил, что никуда не собирается переезжать, пока не подыщет себе подходящее жильё, а до тех пор будет жить здесь. И если кому-то это не нравится, то пусть сам себе ищет другую квартиру. На том и разошлись.
Время шло, а Мирик переезжать не торопился. Мужики лишь недовольно роптали, а Вова при одной только мысли о Мирике зловеще скрежетал зубами. Маша же ещё с большим восторгом смотрела на Мирика, который, как вождь краснокожих, весь в шрамах, расхаживал теперь по квартире, патетически выставляя их на всеобщее обозрение.
Не каждый способен на такое ради любимой девушки. Куда уж там Вове. Конечно же, Маша старалась при нём не показывать своих чувств к Мирику. Но разве от любящего сердца что-либо утаишь? Вова всё видел и понимал, и от этого становился ещё серей и угрюмей. И тем самым только раздражал Машу. Потому что она больше не любила его. Единственное, что их связывало – это их дочка. Только из-за неё одной она пока ещё не бросила Вову и не ушла к Мирику, которого любила больше всего на свете, возможно, даже больше, чем дочку.
В конце февраля Мирик всё-таки переехал. Мужики обрадовались, что в квартире наконец теперь будет тишина и порядок. Вова тешил себя мыслью, что у них с Машей снова всё наладится. Но не тут-то было.
Мирик и не собирался оставлять нас в покое. Он бывал у нас каждый день и подолгу, и создавалось такое впечатление, будто бы он и не переезжал вовсе. Отношения Вовы с Машей не наладились, а ещё больше обострились. И, вообще, всё было не так, как хотелось бы.
Зато Маша была на седьмом небе от счастья. Теперь они с Мириком ещё больше времени проводили вместе. Чуть ли не каждый день Мирик засыпал её комнату цветами, катал на такси и водил в рестораны. И, кроме того, теперь они могли спокойно уединяться у Мирика на квартире, не опасаясь быть застигнутыми врасплох.
Обычно Мирик заезжал за Машей рано утром, и они вместе шли на работу. После работы они ужинали в каком-нибудь ресторане. Потом на такси ехали к Мирику на квартиру. И поздним вечером, когда все уже спали, он отвозил её домой. И потирал руки от удовольствия, глядя, как злятся мужики, и беснуется Вова. Их отношения зашли слишком уж далеко.
Вова видел, что безвозвратно теряет жену. Но ничего не мог сделать. От безысходности он не находил себе места, и по вечерам, когда ждал Машу, словно загнанный зверь, метался по комнате, сгорая от бессильной ярости. Время от времени он сгонял злобу на нас. Но это не помогало. Тогда он напивался и закатывал Маше истерики. На Машу это не действовало. Доведённый до отчаяния, Вова был готов на что угодно, лишь бы вернуть жену и семейное счастье. Достаточно было малейшей искры, одного необдуманного слова, чтобы толкнуть его на решительный поступок.
Наступила весна. 8-го марта Вова вернулся с работы раньше обычного с огромной охапкой роз и пакетом, доверху набитым продуктами. Навёл в комнате порядок, пропылесосил, накрыл скатертью стол, посреди стола поставил вазу с розами и хрустальные бокалы, из пакета достал коробку конфет, фрукты, шампанское.
Помыв фрукты, отсервировав стол, он взял пакет с остальными продуктами и пошёл на кухню колдовать. Через пару часов на праздничном столе появилась селёдка под шубой, оливье, маринованные грибочки, маслинки, сыр, буженина, колбаска, дымящаяся толчёнка в большом блюде и жаркое.
Маша должна была вот-вот вернуться. Вова сел за стол и достал из кармана маленькую зелёную бархатную коробочку. Он нажал пальцем на невидимый фиксатор и коробочка под действием пружины раскрылась. Внутри было кольцо с алмазом. Полюбовавшись подарком, Вова закрыл коробочку и спрятал обратно в карман.
Маша не заставила себя долго ждать. Словно порыв ветра, ворвалась она в комнату, возбуждённая и взбудораженная, и, не обращая внимания ни на праздничный стол, ни на цветы, ни на Вову, стала рыться в шкафу, разбрасывая вещи по всей комнате.
Вова подошёл к ней сзади и обнял её за талию.
- Машуня,- игриво сказал он.
- Не сейчас, Вовця, я ужасно спешу, меня внизу ждёт такси,- разжимая его пальцы, ответила Маша.
- Куда это ты спешишь?- опешил Вова.
- У меня очень важная встреча. И нельзя опаздывать,- сходу соврала Маша.
- Какая ещё встреча?
- Понимаешь…
И Маша с самым серьёзным видом и убедительным тоном начала нести какую-то ахинею.
- Даже не знаю, когда вернусь, может быть, очень поздно,- объясняла она.- Поэтому меня не жди. Ужинай сам. И ложись спать.
- А как же я? А как же праздник?- понимая, что Маша врёт, с обидой выдавил из себя Вова.
- Потом, Вовця. Давай, завтра,- собираясь, ответила Маша?
- Как потом? А подарок? Я думал, мы вместе отметим праздник, приготовил тебе подарок, а ты…
- Ну ладно, где там твой подарок?- сжалилась Маша.
Вова достал из кармана бархатную коробочку и протянул её Маше.
- Поздравляю, любимая,- с нежностью сказал Вова.
Он попытался поцеловать Машу в губы, но Маша увернулась.
- Ты же знаешь, я не люблю этих нежностей,- капризно буркнула она и взяла коробочку.
От неожиданности её глаза вспыхнули неописуемым восторгом. Вова это заметил и понял, что не всё ещё потеряно. Но в тот же миг восторг сменился кислой миной недовольства.
- Ты сдурел?- нервно взвизгнула Маша.- Ты все наши деньги на это угрохал?
- Можешь проверить, деньги на месте,- ничуть не смутившись, ответил Вова.
- Где же ты тогда взял кольцо? Украл?
- Не скажу, секрет,- хитровато улыбнулся Вова.
- Дорогущее, наверное.
- Дорогущее,- желая ещё больше заинтриговать Машу, подтвердил Вова.
Он всё ещё надеялся, что Маша останется и никуда не поедет. Но этого не произошло. Маша положила коробочку в сумку и направилась к выходу.
- Ладно, Вовця, я пойду, ты и так меня сильно задержал.
- Я тебя проведу,- Вова схватил куртку и направился вслед за ней.
Маша остановилась.
- Не надо меня провожать. Что я сама не дойду?- занервничала она.
- А что ты так нервничаешь?
- Ничего я не нервничаю.
- Тогда пойдём. Я проведу тебя только до такси.
- Я же сказала, не надо меня провожать,- ещё больше занервничала она.
- Интересно. Ты явно нервничаешь. А, может, ты мне всё наврала, и тебя внизу ждёт Мирик.
- Не выдумывай ерунду.
- Тогда, пойдём. Я проведу тебя только до такси.
- Не надо меня никуда провожать. Я сама дойду.
- Раз упираешься, значит наврала,- теперь уже занервничал Вова.- Я, вообще, тебя никуда не пущу. Будешь сидеть дома с законным мужем. А у Мирика твоего молоко на губах ещё не обсохло, молокосос он недоделанный. Поняла?
Вова решительно встал возле двери, преграждая Маше дорогу. Маша сперва опешила, но тут же, негодуя за оскорбление любимого мужчины, обрушилась на Вову потоком обидных и унизительных слов.
- Да как ты смеешь на него такое говорить. Сам ты молокосос недоделанный. Да ты ему и в подмётки не годишься.
В этот момент кто-то постучал в дверь.
- Кто ещё там?- с раздражением крикнул Вова.
- Мирик по домофону звонит. Машу просит позвать,- раздалось из-за двери.
- А вот и Мирик пожаловал. Лёгок на помине,- с издёвкой хохотнул Вова.
- Пусти,- истерично завизжала Маша и попыталась вырваться из комнаты.
Но Вова закрыл дверь на ключ и спрятал ключ в кармане.
- Ну чего тебе ещё нужно,- взмолилась в отчаянии Маша.- Не люблю я тебя. Не люблю.
- Мирика, значит, любишь?
- Да, люблю,- с вызовом ответила она.
- И чем же это он лучше меня?
- Чем?- саркастически переспросила Маша.- Да всем. Он настоящий мужчина. Ты ему и в подмётки не годишься.
- Ты с ним спала?
- Не твоё дело. Все мужики думают только об одном, как бы под юбку залезть. А он не такой. Он выше этого. Он за меня вены резал. А ты, тюфяк, ни на что не способен.
- Не способен, говоришь?
- Да, не способен.
- Ладно,- спокойно сказал Вова.- Если уйдёшь, перережу вены. Потом не обессудь.
Вова достал из кармана ключ и открыл дверь. Маша расхохоталась:
- Кишка тонка, сказала она сквозь смех.
- Говоришь, кишка тонка? Уходи, если хочешь.
Вова взял из тумбочки бритву и направился в ванную. Когда до Маши дошло, она бросилась вслед за ним, но было уже поздно. Вова стоял посреди ванной, а из руки фонтаном хлыстала кровь. Он был бледен, его веки дрожали от напряжения. Он показал разрезанную руку Маше. От вида крови ей стало дурно.
- Теперь довольна?- теряя сознание, проговорил Вова.
Борясь с дурнотой, Маша схватила первое попавшееся полотенце и стала перевязывать Вове руку. Вова терял сознание. Маша в отчаянии позвала на помощь. Мужики перенесли Вову в комнату и положили на кровать.
- Нужно остановить кровь,- со знанием дела заключил Вася.- Богдан сгоняй за бинтами.
Богдан принёс бинты, после чего Вася перевязал рану. В этот момент в комнате появился Мирик.
- Что за шум, а драки нет? - прозвучало его традиционное дебильное приветствие.
Протиснувшись сквозь людей, он увидел Вову.
- Мирось,- обрадовалась Маша появлению Мирика.
Она протянула к нему свои руки с немым призывом о помощи.
- Э нет, я в такие игры не играю, сами разбирайтесь,- проговорил Мирик, отстраняясь от Маши и пятясь к двери.
- Мирось, куда же ты?- в отчаянии завопила Маша Мирику вслед.
Когда Мирик исчез, Маша бессильно опустилась на кровать рядом с Вовой и зарыдала. Спустя некоторое время, Вова понемногу начал приходить в сознание.
- Я же сказал, что всё будет хорошо,- обрадовался Вася.- Утри нос, Машка, будет жить твой Вовчик, не помрёт.
- А мне кажется, лучше его в больницу отправить,- сказал Богдан.- Смотри, какой он бледный. Видать, много крови потерял. Не ровен час, ноги двинет.
- С дуба упал? В какую больницу?- набросился на него Вася.- В больнице паспорт потребуют, а в паспорте просроченная виза. Хорошо, если только одного его депортируют. А если и нас захватят? И мы полетим вслед за ним вверх тормашками.
- Никуда меня не надо отправлять. Мне уже лучше,- простонал Вова.
- Смотрите, я же говорил, что ему будет лучше,- как врач, всматриваясь в Вовины зрачки, сказал Вася.- Недельку полежит и оклемается. Куда он денется. Ладно, мужики, пойдём. Чего уставились, как истуканы. Дайте человеку покой.
Маша с Вовой остались одни. Вова лежал на кровати, время от времени тихо постанывал и просил пить. Он был бледен, как мертвец. Маше стало невыносимо жутко, и она выскочила в коридор.
В тот вечер мы были увлечены преферансом. Маша постучала к нам в дверь и, не дожидаясь приглашения, вошла.
- Ребята, Вова вены порезал,- всхлипнула Маша.- Что делать? Он умирает.
- Где он?- отложив карты, серьёзно спросил Димка.
- В нашей комнате, на кровати,- ответила Маша.
- Пойдём.
Вова был в полуобморочном состоянии и уже с трудом понимал, что происходит. Димка внимательно осмотрел его, пощупал пульс, заглянул в зрачки.
- Срочно в больницу, пока не помер,- скомандовал Димка.
- Я вызову такси,- засуетилась Маша.
- Такси не надо. Здесь через дорогу университетское хирургическое отделение. Они круглые сутки дежурят. Нужно одеть Вовчика в чистое.
Маша засуетилась возле Вовы.
- Что вы со мной делаете?- забеспокоился Вова, приходя в сознание.
- Лежи и не дёргайся,- властно цыкнул на него Димка.
- Вовця, Вовця,- причитала Маша.- Лежи смирненько. Не сопротивляйся. Мы сейчас тебя переоденем и отведём в больницу.
- В больницу я не пойду,- промямлил Вова.
- Пойдёшь, куда ты денешься,- твёрдо сказал Димка.
- Вовця, не сопротивляйся,- уговаривала его Маша.- Так будет лучше. Ты же видишь, как тебе плохо. А в больнице тебе помогут. И всё будет хорошо.
Когда Маша закончила одевать Вову, мы попытались поднять его.
- Я пойду сам,- требовательно заявил Вова, еле стоя на ногах.
- Ребята, мы сами дойдём,- согласилась с ним Маша. Оставайтесь дома. Ждите нас здесь.
- Возьми Вовин паспорт и деньги,- сказал ей Димка.
- Сколько?
- Марок двести, на всякий случай. Может, получится уговорить их полицию не вызывать.
Забыв о предосторожностях, прямо при нас Маша достала из-под кровати дорожную сумку, вынула из неё приличный газетный свёрток, в котором оказалось несколько толстых перемотанных пачек денег, взяла оттуда две сотенные купюры и спрятала всё обратно под кровать.
- Деньги положи в паспорт, а паспорт ему в карман,- рассказывал Маше Димка.- Подведёшь его к воротам и позвонишь. А сама уходи. Лучше, чтоб они тебя не видели. И предупреди его, чтоб не проболтался, где живёт. А то всех вместе с ним повяжут. Слышал, Вовчик?- Димка обратился к Вове.
Тот безвольно кивнул головой.
- Отлично. Деньги у тебя в паспорте. Отдай их врачам и попроси, чтобы полицию не вызывали. Понял?
- Понял,- прожевал сквозь зубы Вова.
- Ну и отлично. Ну и молодец,- обрадовался Димка.
Маша обхватила Вову рукой и повела его к лифту. Дверь в комнату она даже не подумала закрыть. Когда они ушли, Димка направился в Машину комнату.
- Быстро собирайся, сваливаем,- скомандовал Димка.- У нас десять минут. За это время нам нужно отсюда исчезнуть. Понял?
- Не понял,- оторопел я.- Куда исчезнуть? И зачем?
- Деньги видел?
- Видел.
- Какие ещё могут быть вопросы?
Димка достал из-под кровати дорожную сумку, вынул из неё газетный свёрток с деньгами, сунул свёрток за пазуху и направился к выходу. Я остался стоять на месте.
- Ты что застрял там,- обернулся второпях Димка.- Давай, пошевеливайся.
- Я не могу.
- Чего ты не можешь?- удивился Димка.
- Я не могу взять чужие деньги.
- С ума сошёл? Пойдём, у нас времени мало.
- Я никуда не пойду. Это не наши деньги. Мы не можем их взять.
- Говоришь, не наши?- не на шутку разозлился Димка.- А чьи же тогда? Не на нас ли они наживаются? Жлобов пожалел? Для нас с тобой это единственный шанс заработать. Если мы не воспользуемся этим шансом, то будем распоследними лохами.
- Зато совесть будет чиста.
- Да плевать я хотел на твою совесть. Совестью сыт не будешь. Не те времена нынче. Пойдём.
- Я остаюсь.
- Ну и оставайся. Локти потом кусать будешь. Последний раз спрашиваю, идёшь или нет?
- Нет.
- Тогда прощай.
Димка протянул мне руку. В этот момент в комнату вошла Маша.
- Что вы здесь делаете?- удивлённо спросила она.
Её взгляд упал на кровать, раскрытую дорожную сумку и она сразу же всё поняла.
- Отдайте деньги,- взмолилась Маша.- Умоляю вас, отдайте. Не забирайте последнее. Всё берите, только деньги отдайте. Прошу вас отдайте.
Димка с силой оттолкнул Машу, и она упала на пол.
- Помогите, грабят,- во весь голос заверещала она.
Димка навалился на неё сверху, закрывая ей рот рукой.
- Цыц, а то задушу,- зашипел он сквозь зубы.
Маша укусила его за ладонь и Димка от боли вскрикнул. Разозлившись, он ударил Машу по лицу. Она попробовала вырваться и тогда его руки сомкнулись на её горле. Она начала хрипеть и конвульсивно дёргаться, отчаянно пытаясь высвободиться. Я не мог спокойно смотреть на это. Совершенно бездумно я бросился к Димке и стал оттягивать его от Маши. Но ничего не получалось. Тогда я схватил первый попавшийся предмет (уже не помню что) и со всей силы ударил его по затылку. Он тут же упал рядом с Машей. Маша сделала глубокий вдох и закашлялась.
Я не успел опомниться, как Димка подскочил и набросился на меня. Мы повалились на пол, завязалась борьба. Я безуспешно пытался обхватить его руками и скрутить. Ему удалось высвободить одну руку, он изловчился и ударил меня в живот. Острая боль, точно лезвием, пронзила меня до самого позвоночника. Он ударил ещё раз и ещё. И меня словно парализовало.
Он с трудом оторвался от меня и встал. В его руке был окровавленный нож. Я лежал на полу, я был весь в крови.
- Прости, я не хотел,- отдышавшись, сказал Димка, глядя то на меня, то на нож.- А ты.- Он повернулся к Маше и угрожающе потряс ножом.- Пискнешь. Зарежу. Поняла?
Маша кивнула головой. Димка вытер о скатерть нож и быстро ушёл, захлопнув за собой дверь. Я лежал в луже собственной крови и не мог пошевелиться. Я чувствовал, как из меня вытекает липкая тошнотворная кровь. Мне становилось всё хуже и хуже. Вдруг мне захотелось спать и веки сами начали закрываться. На мгновение я погрузился в чёрную пустоту.
Когда я вырвался из забытья и открыл глаза, превозмогая тошноту и боль, передо мной стояли мама и отец. Я ничуть не удивился их присутствию и даже обрадовался. И вдруг всё исчезло: и родители, и тошнота, и боль. Я почувствовал непривычную лёгкость и начал отрываться от пола. Взлетев под самый потолок, я посмотрел вниз. Внизу я увидел себя в луже крови.
В этот момент в комнате появились какие-то люди в белых халатах. Квартира наполнилась шумом и суетой. Меня погрузили на носилки и понесли вниз. Я устремился следом. На автомобиле скорой помощи меня повезли в госпиталь.
Очнулся я уже в больничной палате. Я с трудом вспоминал, как я там оказался и что со мной произошло. Вспоминать мне помогали следователи из криминальной полиции Лейпцига. Они приходили ко мне каждый день и подолгу расспрашивали о нашей квартире, о ребятах, о мужиках, о Маше, о Вове, о Димке.
От них я узнал, что своим спасением я обязан соседям, которые и вызвали полицию. Всех наших в ту ночь арестовали и через пару недель депортировали домой. Димку долго ещё искали и в Лейпциге, и в Берлине, но так и не нашли. Немного подлечив, меня тоже депортировали домой.
Я часто вспоминаю то время, и порой мне самому не верится, что всё это было со мной. Хотите, верьте, хотите – нет. Но так всё и было.
.
Кураш Владислав Игоревич (9 июля 1974, Украина) – современный украинский писатель.
С 1991 по 1993, после окончания школы, Владислав Кураш работал продавцом в супермаркете, почтальоном, уборщиком в пивном баре. В 1993 году работал на кондитерской фабрике грузчиком. В 1994 году нанялся матросом на рыболовецкое судно, на котором плавал к берегам Африки, Латинской Америки, берегам Японии и в северные моря. Впечатления, полученные во время плаваний, легли в основу многих его морских рассказов и повестей («Дорымар» и др.).
В 2007 году в Литературном альманахе «Дни славянской письменности в Украине», Киев был напечатан рассказ Владислава Кураша «Посмотри в глаза смерти».
В 2007 году он едет в Германию. После этого следуют поездки во Францию, в Испанию, Италию, Португалию. Богатые впечатления от путешествий выплеснулись в ряде рассказов об украинских эмигрантах в Европе.
В 2008 году в Литературном журнале «Русло», Киев повторно был напечатан рассказ Владислава Кураша «Посмотри в глаза смерти».
В том же году в Литературном журнале «Новая литература» был напечатан рассказ «Месть» - рассказ о португальском бое быков.
В своих произведениях Владислав Кураш затронул тему нелёгкой жизни нелегальных эмигрантов в Европе («Каждому свое», «Дядя Миша», «Quo vadis», «Так всё и было», «Навеки с Парижем» и др.).
В 2011 году в Литературном журнале «Нева», Петербург печатаются рассказы Владислава Кураша «Айда в Америку», «Серебряная пуля» и «На передовой», которые впоследствии вошли в сборники «Выход есть», «Дети судьбы ».
В 2011 году в сборнике молодых авторов «Следи за рукой», «Megachaos», печатается рассказ Владислава Кураша «Серебряная пуля».
В 2013 году Владислав Кураш становится победителем литературных конкурсов "Пути героя - тур 1" ("Месть"), "Пути героя - тур 4" ("Серебряная пуля").
В 2013 году Владислав Кураш становится лауреатом Международного Фонда «Великий Странник - Молодежи».
В 2013 году у Владислава Кураша выходит сборник рассказов «Дети судьбы», в который вошло много рассказов из морской и эмигрантской прозы.
В 2013 году Владислав Кураш входит в десятку самых популярных авторов журнала «Новая Литература», рассказ "Месть" входит в десятку самых читаемых произведений журнала «Новая Литература».
В 2013 году Владислав Кураш становится членом Всеукраинского национального культурно-просветительского общества «Ру́сское Собра́ние».
В 2013 году в Литературном журнале «День и ночь», Красноярск печатаются рассказы Владислава Кураша из сборника «Дети судьбы» "Дуэль", "Ускользающая по волнам".
В 2014 году Владислав Кураш входит в длинный список Фестиваля-конкурса «Русский Stil-2014» ("Дуэль").
Владислав Кураш - писатель трагического мироощущения, его рассказы с первого взгляда кажутся пессимистическими, хотя это в корне неверно. Характер его творчества можно скорее определить как трагический героизм. Он воспевает победу в самом поражении и вопреки ему утверждает и славит упорство человеческого духа. Тема зыбкости человеческого счастья является центральной темой рассказов Владислава Кураша. В его рассказах, как правило, показаны индивидуалисты, которые надеются лишь на себя, на свою волю, и поэтому зачастую их борьба заканчивается трагически. Их жизнь пуста и бессмысленна. Они полны ненависти и презрения к миру, их окружающему, они убеждены, что мир изменить нельзя, и, тем не менее, они действуют, пытаются бороться, сражаться за своё счастье. Это люди думающие и ищущие ответ, осознающие свою ответственность за происходящее. Всеми силами они сопротивляются среде, хотя их усилия, зачастую, тщетны – они не видят перед собой ни надежды, ни ясной цели. Их удел – душевный надлом, одиночество. Они - индивидуалисты и надеются лишь на себя, на свою волю. Они противостоят трагическому миру и принимают его удары с достоинством. Владислав Кураш стремится как можно глубже анализировать психологическое состояние своих героев в основные моменты их жизни, чтобы показать, как они расстаются с иллюзиями и надеждами. Его герои выступают в рассказах как представители «потерянного поколения». Автор и сам принадлежит к «потерянному поколению». Но он не только не смиряется со своим уделом – он спорит с самим понятием «потерянное поколение», как с синонимом обречённости. Поэтому его герои мужественно противостоят судьбе, стоически преодолевают отчуждение. Таков стержень моральных поисков писателя – закон стоического противостояния трагизму бытия. Его герои горячо любят жизнь, поэтому они и действуют, и сражаются, и не могут без этого, в этом заключается весь смысл их жизни. Автора ни на минуту не покидает надежда, что лучшие, самые мужественные, честные, живущие по совести, выстоят и победят. Сквозь все его произведения проходит мысль о великих возможностях человека, вера в конечную победу гуманистических идеалов. В его творчестве огромное место занимают философские, религиозные и психологические темы. Особая притягательная сила его произведений заключается в том, что все они учат любить жить, утверждают незыблемость главных человеческих ценностей: добра, честности, искренности, ума, великодушия.
