Путешествие в Кыргызстан

Начитавшись великого писателя Чингиза Айтматова,  я размечтался о поездке на озеро Иссык-Куль. Думал, предстоят какие-то сложности, а оказалось, что побывать в когда-то братской Республике – нет ничего проще. Купил тур, дождался дня и часа отправления группы – и вот я уже в пути.

Пункт обмена валюты. Меняют рубли, евро, доллары на тенге. Человек я экономный,  но люблю покушать, знаю, что если получу хотя бы тысячу тенге, то буду искать возможность как бы её истратить в придорожных кафе, наедаясь дешёвым, но вкусным казахстанским шашлыком из баранины или мантами. Из беседки около ларька обмена слышатся звуки застолья и весёлые голоса – идёт гуляние. Казахи, мужчины и женщины среднего возраста шумно что-то празднуют: произнося тосты, чокаются рюмками и хохочут. В суете очереди за разменом и духоте так необычно наблюдать этот маленький праздник. В сгущающихся сумерках я разглядываю необычные серые головные уборы. Приближаюсь к праздной кампании. Совершенно неожиданно меня приглашают за стол, преодолевая смущение и удивление,  движимый любопытством подсаживаюсь за стол.

.

– Скажем тост, – кто-то объявляет басовито, громко и торжественно. Остальные нетрезво похохатывают.

– Нет, пусть наши братья скажут, россияне – омичи, – поднимается худой качающийся старик. – Пожелайте здоровья нашему другу Изгару. Ему исполнилось пятьдесят лет.

Никто не изъявляет желание высказаться. Говорю я, перебарывая неловкость, волнуюсь. Сижу за столом, уставленном разнообразными, порой совершенно не знакомыми блюдами из мяса, картошки, овощей, арбузами. Поглядывая на уменьшающуюся очередь в «обменнике», думаю, как бы ни забыть про автобус, а сам хватаю и запихиваю в рот, что попадётся. Картошку с говядиной, бутерброды с тушёнными пряными баклажанами. Запивать соком не дают, поднимают бокалы и рюмки. Быстро наливаю вино и я, жду. Галина Константиновна, моя первая учительница физкультуры из начальной школы (мы оказались в одной туристической группе), делает замечание, мол, нельзя пить в дороге. Но как я могу отказать новым знакомым, проявившим ко мне такое внимание?

– Как тебя зовут? – спрашивает старик в квадратном колпаке. Он глядит на меня умилённо, поблёскивающими глазами, слегка улыбаясь.

– Витя, – отвечаю я, пережёвывая вкусную острую говядину.

– Кушай, Витя, кушай! – размахивая руками, он поднимает возгласы поддержки в мою честь. Соратники гогочут, подбадривая. – Где учишься?

– Не мешай человеку, пусть ест, – отмахивается именинник.

Последний человек, взяв тенге из «обменника», возвращается к автобусу.

Неохотно откладывая снедь, я извиняюсь, бегу к автобусу, который подаёт короткий сигнал.

– Может, останешься? – весело и с надеждой бросают вслед. – Положить в дорогу?

.

Благодарю за угощение, прощаюсь на ходу, с неохотой покидаю весёлое пиршество. В какой стране тебя так запросто посадят за стол и примут как гостя? Всё-таки здорово, когда люди по-доброму относятся к незнакомцам. Эти мысли приходят мне в голову уже в дороге, когда автобус принялся отмерять привычные километры асфальта. Два дня в пути не просто даются пассажирам моего автобуса.

Ноги мужчин и женщин отекают, становятся водянистые, похожи на сине-красные кирпичи, едва помещаются в кроссовках и сланцах. Ходят пассажиры с набухшими ногами неуклюже, как медведи. Причём вздуваются не только ступни, но и голени. У одного крупного пожилого мужчины ноги походят на тумбочки, он передвигает ими с трудом и кряхтит.

Автобус трясёт. Двигаясь по бездорожью Казахстана, по камням и подобию дороги, он дребезжит, звенит, гудит, как проклятый. Я открываю глаза, болезненно потираю виски – спать в этакой трясучке невозможно. Где мы едем? Сам чёрт, наверное, не понимает! Вокруг пыль, а впереди желтоватый туман. Пахнет чем-то затхлым и старым. То ли зловоние источают вспотевшие тела пассажиров, то ли пыль проникает через вентиляцию, но тяжело дышать. Кажется, что не сплю я один. Нет, гляжу на лоснящиеся и сморщенные, как урюк, лица людей, понимаю, что большинство мучается тоже, и не спят. Кондиционер в автобусе отсутствует, поэтому царит такая духота, что хоть выходи да беги. Чудится, что я сейчас не выдержу и закричу, стану носится по салону, как ненормальный и просить остановить автобус. А что? Неплохая мысль! А быть может, попросить перебраться на чемоданы в багажное отделение и там лечь, как человеку, горизонтально. Видится мама в пёстром сарафане. Она приходит, словно из неоткуда и стоит в проходе как раз около моей первой учительницы физкультуры Галины Константиновны, голова которой едва не сваливается – так криво она спит на сидении. Глаза мамы сверкают добротой и жалостью ко мне. Она зовёт домой, а я сижу, не шелохнувшись, точно боясь испугать милое видение.

– Вш-ш, – шипит автобус тормозами.

.

Бледно-жёлтые огни фонарных столбов расплываются перед глазами. Осеняет радостная мысль – я ненадолго засыпаю. Выскочив из автобуса, который останавливается на заправке, я отправляюсь проветриться. На улице – никого. Водитель, низкорослый и лысый старик, закуривает и несёт тенге в кассу. Внутри свет не горит, там спят, он стучится. Горящие фары автобуса лепят десятки чёрных жуков. Они стукаются о стекло и кучами падают на асфальт, ползая там, как оглоушенные. Большие и маленькие мотыльки дрожат своими крылышками, зависая под фонарями. Сыпется сверху перламутровая пыль, осиянная светом фонаря. Подобно небольшому ядру, пролетает летучая мышь. Она питается мотыльками.

– Заходи, – зовёт водитель. – Полный бак.

Он кажется мне роботом со стеклянными глазами, который не меньше устаёт вести махину с пассажирами, нежели я сидеть в ней.

Не помню, как я засыпаю и во второй раз. Рано утром начинается  таможенная сутолока. Множество машин, легковых и грузовых – фур, останавливается на границе с Кыргызстаном. Мы полусонные, вытаскиваем наши чемоданы и сумки, вываливаем на улицу. Вдоль сигналящих машин несутся казахи, киргизы, узбеки, цыгане. С грудными детьми, привязанными, у кого на животе, у кого на спине. Экипированные огромными капроновыми сумками, снаряжённые детьми, в облаках из пёстрых национальных одежд, они никого не расталкивают, удивительно. Мелькают среди машин их тёмно-жёлтые, шоколадные, бледно-коричневые и чёрные лица. Вот они, здешние хозяева, знающие и скорые. Проворно продвигаясь к пограничному пункту, оставляют позади медлительных зевак-пассажиров автобуса «Омск-Бишкек». Внутри здания таможни – давка и гул, какофония языков. Кажется, что попал в какой-то певческий дом, где поют сразу на нескольких языках, но потом, когда подталкивают, подпихивают к окошку сотрудника таможенной полиции, то приходишь в себя.

.

В платном туалете – дым коромыслом и пахнет жжённым, слезятся глаза, бегут слёзы и кашляешь. Оказывается, чадит из ведра, в нём тлеет бумага и что-то неузнаваемое.

– Что вы творите, киргизы? – бросаю я на выходе. – Там невозможно справить нужду!

Кажется, я пропах чадом насквозь.

– Простите, простите, – кивает, щурясь, молодой круглолицый парень.

– Куда едешь, ч….? Транспорт остановил, да?! – раздаётся звонкий голос. Чёрный как головёшка мужчина машет руками, привлекая всеобщее внимание.

Наш водитель останавливается на дороге.

– Отъезжаю, – отмахивается он сердито. Автобус заезжает на обочину.

– Сколько же у меня денег? – думаю я, глядя на обменный пункт. Поменять рубли и тенге на сомы – дело полезное. Но здесь на границе часто обсчитывают, это не банк. Вытаскиваю калькулятор и считаю оставшиеся деньги. Десять тысяч пятьсот! Прямо как тираж «Нашего современника», в котором недавно её редактор Станислав Куняев публиковал  критическую статью на омского поэта Юрия Перминова. Ну и ассоциации, удивляюсь я.

Пассажиры недовольны организацией работы границы, но делать нечего – едем дальше.

.

Двигаемся по живописным местам. Да, горы Кыргызстана, светлые, роскошные, здоровенные, не идут в сравнение с тёмно-серыми невысокими горами Казахстана. Могучие горы-великаны с песочными красивыми проплешинами, словно маленькими пустынями и кустарниками посреди них; они словно окружают нас. Но впечатление от них такое, что высыпаны они из песка, светло-коричневого, желтоватого и белого и что если вдруг добраться до них и дунуть, то они рассыплются, исчезнут, как мираж. Я прилипаю к окну, гляжу на их белоснежные пики. Чудно, вокруг жара, а там, выше, – шапки снега. И растительность по обе стороны дороги – сочная, многочисленная, яркого малахитового цвета. Что я знаю о Кыргызстане? Не так много: страна чабанов, оленей, лошадей, верблюдов, змей, пауков, белых скорпионов и большущих хищных птиц. Родина великого писателя Чингиза Айтматова, объект пристального изучения великого географа-путешественника Николая Михайловича Пржевальского. Вот и всё, пожалуй.

Приближаемся к Чолпон-Ате, к Иссык-кульскому району! Мне кажется, что по горам около нас скачут те самые маралы, бегущие за «рогатой Матерью-оленихой»...

Пассажиры сгорают от нетерпения, ёрзают на местах, переглядываются, оживлённо разговаривают, шуршат сумками и пакетами, вздыхают, неустанно спрашивают у водителя. Он отвечает неохотно, устало, скорее бы высадить нас и отдохнуть, искупавшись, наесться шашлыка из баранины. Капризничают дети, не зная чем себя занять. Благо, что не все сиденья заняты, и дети могут лазить по спинкам, как тараканы, и визжать, как поросята.

Приезжаем мы в санаторий «Голубой Иссык-куль». Нас встречает Владимир Ленин.  Великий большевистский лидер, стоя на пьедестале, как на броневике, протягивает руку навстречу, точно призывая или приветствуя гостей.

.

Санаторий походит на огромное студенческое общежитие. Огромная территория кишмя кишит людьми разных национальностей. Здесь тур-агенты, предлагающие съездить на незабываемую экскурсию, сувенирные лавки со всякими интересными вещами, кафе относительно недорогого обслуживания, тир, фотографы-разводчики ястребов и змей, неназойливые, не как в Москве и в Нью-Йорке таксисты и прочие «аферисты», которые рады стянуть хоть маленькую, но денежку!

Трёхразовое питание в санатории, доброжелательное отношение, «не сердитая» жара, свежий горный воздух, который приятно мягко наполняет лёгкие, привыкшие к сухому сибирскому климату – блага, которая я замечаю в первую очередь. Пройдя этапы регистрации, я жду своего часа, ведь в моём номере ещё не прибрано  и выглядывает из комнаты недовольный постоялец. Блестят его тёмные глаза, а лицо неподвижно. Наверняка он думает, что новый отдыхающий, то бишь я – вредина, наглец, невоспитанный и скучный человек. Но нет, я уживчивый с людьми, терпеливый и не позволю себе наглости. Вот он – худой, высокий, тёмный, с длинными руками, в национальном ак-колпаке, белом, из войлока, с орнаментами из символов – медленно выходит из номера, садится рядом со мной в «зале ожидания», помещение со старым диваном и телевизором. Натянуто улыбаясь, недоверчиво спрашивает:

– Как твой имя?

– Витя! – отвечаю я кратко, веселея, давая понять, что готов на простое общение.

– Камиль, – протягивает он жилистую руку. – Откуда ты ехать?

– Омск, Сибирь!

– А-а, – кивает он. – Знаю!

Притомившись, я оставляю вещи в комнате горничных, а сам бегу на озеро.

.

Иссык-Кулю не видно конца. Кристально-чистое озеро разливается в небывалые дали. Там, вдалеке – пики гор, покрытые снегом, теряющиеся в синеватом тумане и те словно вырастают из воды. Брр – вода холодная, совсем не такая, как на озере Балхаш, где мы делали остановку, или в родном Иртыше. Да, «Тёплая вода», что в переводе означает «Иссык-Куль» – наверняка легенда, коими полнится Кыргызстан.

– Полежу-ка лучше на песочке, – думаю я, выскакивая из воды.

Долго лежать не позволяет солнце. Здесь оно сильное, сгораешь в момент с непривычки. Вокруг бегают дети, строят песочные дворцы, взрослые таскают лодки и катамараны, водят здоровенного верблюда в нарядной большой попоне, носят змей. Я расслаблен. Здорово, когда ни о чём не думаешь, никакой тревоги, в голове – приятная пустота. Две тысячи километров на автобусе, больше сорока часов дискомфорта… О прошлых мучениях забываешь. Поднимаюсь я, слегка покачиваясь, возвращаюсь.

В столовой встречаю коллег-учителей. Их видно сразу. По глазам и лицам, строгим, вдумчивым, ясным. Ведём беседу с интересом, не успеваем даже кушать, хочется общаться после долгого молчания в автобусе. Узнаю, что приехали они из Казахстана. Кто из шахтёрской Караганды, кто из Алматы или Астаны. Складывается впечатление, что в санаторий съезжаются одни учителя. Курорт – не дорогой, поэтому грех не приехать человеку с небольшим заработком. За столом волей неволей обсуждаются обычные проблемы. Заработок и жизнь. Переезжать в Россию русские не хотят, их устраивает уровень, который предлагает бывшая республика СССР. Оказывается, никакого притеснения нет. Кто исправно работает, тому не на что и жаловаться. Казахи – народ мнительный, но добродушный, гостеприимный, поделится последним.

.

В номере – прибрано, и попахивает хлоркой из туалета. Мой недоверчивый сосед Камиль неотрывно читает книгу, которую издаёт неизвестный мне писатель Ак-Бата. Раскладывая вещи по полкам в шкафу, я делаю кое-какие записи в блокноте, замечаю, что он отвлекается, наблюдая за мной.

Со временем я узнаю Камиля лучше. Происходит это с того момента, как он с надеждой советует не трогать огромного крестовика в туалете. Представьте да – находишься в туалете и случайно видишь большущего паука под раковиной. Их местного пусть безобидного хранителя очага с длинными ногам и туловищем, как мой большой палец!

– Ай-яй, Камиль! Паучище-то какой! Сейчас я его!.. – кричу я от неожиданности. Меня передёргивает, выступают мурашки.

Прибегает Камиль, смотрит взбудоражено, но не на паука, а на меня, говорит взволновано:

– Нэлзя, нэлзя испортить жизнь! – он глядит расширившимися глазами. – Он… не опасный, не каракурт… Паук в дом – хорошо значить! Горничный не убирать паук, не трогать совсем. Ты видеть?!

– Видеть, видеть, – повторяю я, отмахиваясь. – Бог с ним. Раз не кусается, не буду трогать.

– Обещать? – показывает он указательный палец, предостерегая, хмуро и многозначительно.

– Обещаю, – пожимаю я плечами.

– Хорошо.

.

Сначала Камиль кажется человеком грубым и своенравным. Он громко отхаркивает в ванне каждое утро, громко заходит и выходит из номера, хлопая дверью. Позже, когда становится скучно, мы разговариваем. К своему приятному удивлению, обнаруживаю, что Камиль – знаток российской эстрады и не только. Актёров он знает  русских и зарубежных. Говорит, что сам Боло Енг приезжал на озеро много лет назад.

– Помнить… он с Ван-Дамом сниматься… «Двойной удар»! – Камиль оживляется. Он жестикулирует, говорит без умолку, быстро изменяются черты его худого и строгого лица.

– Конечно, знаю! – радостно бросаю я. – Жан Клод – один из моих любимых актёров!

Он ходит по комнате взад и вперёд, садится на свою кровать, встаёт снова, перечисляет актёров, звёзд шоу-бизнеса, режиссёров. Он рад, что мы находим общий язык. И мультфильмы Камиль не пропускает японские и американские. Но, конечно, больше нравятся советские: «Крокодил Гена и Чебурашка», «Каникулы в Простоквашино», «Малыш и Карлсон». Камиль Абдуллаевич Абдыкодыров работает в министерстве транспортной коммуникации. А до этого проработал восемь лет заведующим отделом маркетинга в издательстве Бишкека «Кыргызстан». Их типография выпускала книги Георгия Симакова. Запомнилась тогда Камилю книга этого писателя «Соколиная охота». На авторский гонорар они отправляли книги писателям. В этом издательстве находились и прекрасные переводчики на киргизский и казахский язык. Так были переведены «Волшебник изумрудного города» Волкова и сказки Пушкина.

Камиль Абдуллаевич реализовывал многотысячный тираж, отправляя книги то в Узбекистан, то в Казахстан. Помогала редакция «Раритет», которая, кстати, сейчас тоже считается крупнейшей в Кыргызстане. Она обеспечивает родную страну школьными учебниками и художественной литературой, сотрудничает со многими московскими издательствами. Камиль знал Чингиза Айтматова, его книги так же выходили в Бишкеке. Есть фотография, где Камиль стоит рядом с Чингизом Айтматовым и Нурсултаном Назарбаевым. Он обещает её прислать по электронной почте.

.

– Чика, Чика…

Сначала я не понимаю, что имеет в виду Камиль, но потом он поясняет, что даже у такого огромного писателя, как Чингиз было прозвище. Айтматова тогдашний заведующий отделом маркетинга знал мало. Тесно общались с ним главный редактор и его заместитель. Но Камиль хорошо знает Ак-Бату, Бактыбека Максутова, читал книги Галимджана Ибрагимова и Сатора Турсуна. Первый даже отдыхает в санатории.

Несколько минут Камиль отсутствует, потом появляется, приводя за собой старика с большой головой и лицом загорелым и круглым, как луна. Худой старик почти облысел, остаются волосы лишь вокруг макушки. Они пушатся и торчат во все стороны. Глаза деда чёрные, как оливки. Губы толстые.

– Рад видеть, – улыбается старик, поблёскивая ровным рядом керамических зубов. – Бата, – он, с трудом распрямившись, протягивает тонкую высохшую руку, исчерченную жилами, точно многочисленными проводами.

– Витя, – удивлённо отвечаю я. – Я б сам пришёл в гости, что ж вы так?

Камиль качает пальцем, говорит, что у старых киргизов считается дурным тоном, если гость первым приходит к нему. Он вручает мне книгу Бактыбека Максутова «Повесть о великом Манасе», волшебные киргизские сказки, большую, иллюстрированную.

– Сожалею, моей книги нет, – извиняясь, говорит Бата, а я замечаю, что он хорошо говорит по-русски. – Но можно прислать, пиши адрес.

Старик Бата тяжело садится на койку. Уперев руки в колени, смотрит на меня пристально, вытянув крепкую голову. Губы его синеватые приоткрыты, словно старик вот-вот заговорит.

– Восемьдесят три года, – произносит Камиль с гордостью. – Болят суставы и колени. Бата весить много, это он недавно скинуть около сорок килограмм. Пройдёт боль, будет Бата прыгать в озеро.

.

У меня есть арбуз. Я торопливо режу его, рассказывая о писателях Омска. Некоторых Бата читает в журнальном зале. Сын подсоединит ему интернет и поставит свежий выпуск «Дружбы народов». Раньше он выписывал много журналов: «Новый мир», «Наш современник», «Знамя», «Звезда». Сейчас редко читает российские издания, предпочитает родной – «Литературный Кыргызстан», который выходит два-три раза в год на деньги авторов.

– Кто у вас Баш-Ака? – вдруг спрашивает он.

– Башка! А-а, главный писатель в Омске! – догадываюсь я. – Башка у нас – Николай Березовский, Лев Трутнев, немного Перминов и Трегубов.

– Читал в «Сибирских огнях», – густые серо-белые брови Баты приподнимаются, а глаза округляются. – Березовского читал. Регулярно выходит, молодец – Баш-Ака! Остальные три, полагаю – «болван-аки».

– Болван-аки, это кто? – спрашиваю, подозревая, что слово это – ругательное. И ошибаюсь.

– «Болван-аки» – тоже хорошие, но не как Баш-Ака, – поясняет Камиль.

– Слушайте, – вдруг осенёно продолжаю я разговор. – Если один писатель берёт строчки у другого, он как у вас называется? Плагиатор-аки?

– Что такое? – пожимает плечами Бата. – Если один берёт строки другого, значит – уважает. Значит, не может не взять. Любит! У вас тоже писатели уважают других писателей?

– Да, – вынужден согласиться я. – Много уважают.

– Это хорошо, – поднимает указательный палец Бата. – Дружба! Но вот… – он хмурится и качает головой. – Приезжают сюда разные писатели, думают, что лучше нас. Евтушенко приезжал давно и с другом… не помню, как зовут. Оба хвастаются достижениями, изъездили полмира и уже собираются в космос. Книг издали кучу в Москве, заработали гонораров много, печатаются чуть ли не на каждой доске. И мы с Максутовым решили проверить, действительно ли они настоящие писатели. Ведь настоящего писателя ничего не берёт, понимаешь, Витя? – он вытягивает голову, шепча последние несколько слов. Затем вдруг улыбается широко и крутит большой головой. – Свезли мы гостей в «Жети-Оугуз» в юрту Алмаза, напоили и накормили вдоволь. Баранина и кымыз. Одного кымыза Женя пил много. Распробовал видно. Потом запивали ядрёной медовухой. Через время Женя и друг стали проситься по нужде. Через каждые несколько минут. А ноги не ходят…

– Медовуха много пьёшь, ноги – не работать правильно, – перебивает Камиль, добро улыбаясь.

– Три дня, – показывает Бата на пальцах. – Переселились они возле туалета, – захохотал он тоненько и содрогаясь телом. А я представил, как великий поэт Евтушенко напился кумыса и с диким расстройством носился в туалет.

Ак-Бата был одним из друзей Чингиза Айтматова, который часто прогуливался с ним в горах. Гостил у Алмаза в «Жети-Оугуз», часто помогал принимать русских гостей, иногда даже готовил шашлык. Чего не любил Чика, так это когда закалывали барашка. Он один уходил к водопаду «Девичьим слезам» – достопримечательности «Жети-Оугуз» и проводил там долгое время. Чингиз Айтматов оставался для Баты и многих других писателей Кыргызстана загадкой. Он путешествовал неустанно, уходя в горы. Надевал бекешу, утёплённый ак-колпак, брал трость и долго бродил, наблюдая природу.

– Но когда он успевал писать? – Взрывается Бата, подскакивая с койки. – Всё время в горах, на природе. Никакой бумаги не берёт, нигде не писал, а каждый месяц я с удовольствием читал его новые рассказы. В союзе писателей Казахстана тоже удивлялись его способностям.

В соавторстве с небом, водой и землёй трудился Чингиз Айтматов. Стихии помогали ему творить. Что не успевал Чика, писали стихии, ведь сколько он посвятил рассуждений им на своих страницах. Чингиз писал даже, когда накрывался спудом из шкур и храпел. Творил его разум, черпая силы из неутомимых «Белых вод» бурной и леденящей реки, протекающей в горах «Жети-Оугуз». Чика считал, что прогулка в горах очищает человека от скверных мыслей, прибавляя здоровья. Но сам он не поберёгся, когда многие советовали прекратить хотя бы на время бесконечные путешествия. Писатель Чингзиз, словно воин Чингиз Хан, но завоевал сердца читателей.

.

Ак-Бата, вздохнув, ковыляет в свой номер. Близится ужин.

Утром меня будит Камиль. Полшестого утра. Обалдеть!

– Пошли гулять, Витя, – зовёт он, улыбаясь. – Утром Иссык-Куль хороший, тёплый и много лечебный. Подышать лёгкий соль.

Пожалуй, не хочется, но я не отказываюсь. Кто меня в Омске разбудит так рано и позовёт прогуляться?

Рано утром Иссык-Куль невероятно спокойный, на нём стоит туман. Дальше пяти-шести метров не видно не зги.

– Во! – не выдерживаю я от изумления.

Бабушки, дедушки и люди помладше делают зарядку на берегу. Похохатывая, кряхтя, они производят движения руками и ногами по команде. С ними – руководитель группы. Женщина в синей олимпийке, с белым маленьким свистком. Оказывается: зарядка на берегу озера в шесть часов утра – одна из процедур, проводимая лечебным корпусом санатория.

Мы некоторое время сидим с Камилем на огромной тёмно-коричневой коряге, глядим в туман. В безмолвии и неподвижности густой серой дымки уныло скрипят вёсла, и раздаётся стук по воде. Выходит лодка с двумя людьми: один – ребёнок лет десяти, другой – взрослый мужчина лет сорока, с бородой и чёрной шевелюрой на голове. В лодке лежит поблёскивающая чешуёй рыба, придавленная толстой доской. Мы глядим на них долго и слушаем разговор мальчика, который наивно и вдохновенно рассуждает, что, мол, чаще надо выходить на рыбалку и тогда будет чаще продаваться, и пиво, и кукуруза. Они напоминают мне удивительную и пугающую повесть Чингиза Айтматова «Пегий пёс, бегущий краем моря». Но только в лодке остаётся один мальчик, а здесь и папа тоже.

.

Здесь, в густом тумане Иссык-Куля, посещают разные мысли. Смотришь на воду, чуть выступающую из дымки, думаешь, что далеко от родной провинции. Вдыхаешь свежий солоноватый воздух, представляешь, как там мои папа и мама заканчивают делать ремонт и спешат вывести урожай со старой дачи. Суетятся, суетятся, а ты так просто сидишь и отдыхаешь, словно в каком-то мягком вакууме. Я замечаю, что Камиль закрывает глаза и молитвенно проводит ладонями по лицу, вниз ото  лба к подбородку.

– Посмотри обязательно на Рух-Ардо, Жети-Оугуз, искупнись в Мёртвом озере. Оно – аналог израильского Мёртвого моря. Никакой музей Кыргызстана не сравнится с Рух-Ардо.

– Хорошо, – обещаю я.

Действительно, Рух-Ардо – большой центр, посвящённый Чингизу Айтматову. Немалая ухоженная территория, на которой расположены храмы, юрты и памятники, запечатлённые на мраморе вырезки из произведений великого киргизского писателя. Окружённый памятниками Николаю Копернику, Галилео Галилею и другим учёным, музей под открытым небом вызывает восторг. Множество библейских сюжетов изображено на стенах святыни Рух-Ардо. Гид, стройная невысокая смуглая девушка-киргизка в национальной пёстрой одежде, с длинной чёрной толстой косой заплетённой яркой синей лентой, водит нас от одного памятника к другому и рассказывает интересно, завораживающе. Я ловлю себя на мысли, что влюбляюсь в её рассказы и жесты. Хочу пригласить в кафе, но потом спохватываюсь – это ведь работа, она всем излагает одно и то же. В Рух-Ардо я узнаю, что Булат Окуджава был близким другом Чингиза Айтамтова, часто навещал его дома в Таласе. Недаром памятник Булату стоит так близко с основным зданием центра – домом собраний, на котором изображён Чингиз вместе с зарисовкой из книги «И дольше века длится день», и в котором заседали, и Назарбаев, и Путин, и Медведев, а так же известные киргизские политические деятели. Тут ведают, что в озере Иссык-Куль особый химический состав, в него впадают несколько подземных рек. Поэтому оно не замерзает, именуясь «Тёплая вода». Гид рассказывает таинственно, веришь каждому её слову, даже сказки и легенды о великих богатырях кажутся реальными. И тебе хочется родиться в Киргизстане, чтобы стать частью славной истории.

.

Я присаживаюсь на скамейку, где, положив нога на ногу, сидит сам Чингиз, вылитый из бронзы. Спрашиваю у него, мол, буду ли я таким же известным как он? Дядюшка Чингзиз молчит, как рыба, хоть бы вызвал какие-нибудь слабые колебания в моей голове на телепатическом уровне. Гулять по территории музея-центра хочется хоть целый день, но и увидеть городок Чолпон-Ата охота.

Покидаю Рух-Ардо с грустью. Да, в нашем Омске ничего подобного нет, одни классические музеи.

«Джеты-Огуз», как экскурсию называют на стендах, – великолепная горная долина, образованная рекой Джеты-огуз, которая втекает в озеро Иссык-Куль с северных горных склонов хребта Терскей Ала-Тоо.

Мы едем в автобусе, рассказывает гид-кореец – молодой парень путает падежи и повторяется. Необычно слушать сбивчивую речь старающегося корейца, подсознательно испытываешь к нему уважение. Не только киргизы, узбеки, китайцы работают на курорте Чолпон-Ата, но и корейцы.

– Здесь является рядом церковь в Караколе. Но это позже. В Джеты-Огузе располагаться известный курорт. Он находиться в долине на высоте две тысяча двести метров метром над моря. Курорт построить на базе горячих сероводородных источника, его целебные свойства известны с древности. Вокруг курорта много живописные места. Самый известный из них – скальные ансамбли "Семь быков" и "Разбитое сердце". Они расположены в хребте, сложенного красноцветными отложениями.

Говорит кореец с акцентом, точно пересказывая выученный текст.

.

– В Джеты-Огузе в древности находиться древнее поселение, где располагаться ставка Усуньского правителя. Ущелье Джеты-Огуз находиться в 30 километров к западу от города Каракол, длина ущелья протягивается на 37 километров. Огромные темно-зеленые леса по горным склонам из красного песчаника создавать красивое контрастное цветовое сочетание. В начале Джеты-Огузского каньона здесь является красивое место Кок-Джайик, которое пользоваться популярность у туриста.

Там, в горах, мы долго поднимаемся к водопаду. Рядом следуют на конях, искушают горные жители, чтобы мы скорее заплатили и восходили дальше быстрей. Сто пятьдесят сом – и взбираешься на коне. Повсюду пахнет навозом, слышится посвистывание, бравые вскрики:

– Ач-ча!

– Джё-ёл!

– Бэ-эке!

Назло конным бизнесменам я восхожу на ногах. Тяжело и устаю. В конце пути, распарившийся, встаю под небольшой леденящий водопад. Горы, повсюду горы. Эту восхитительную широту ощущаешь полной грудью. Хочется переехать сюда немедленно. Но потом думаешь, живут ведь здесь без интернета, электричества, в юртах, разводят огонь, чтобы согреться, постоянно восходят по камням. Пьют кымыз, от которого у меня на днях произошло страшное расстройство. Трудно! А девушки здесь крепкие, симпатичные. Отличаются силой и, вероятно, характером. Смуглых чабанок с красивыми раскосыми чёрными глазами немало в горах. Они сторожат овец, баранов, коров, лошадей. Ноги девушки-чабана крепкие, золотисто-коричневые похожи на великолепные и сильные ноги девушки лёгкоатлета, которые занимаются в омских клубах бодибилдинга и фитнеса. Преобладает в горных девушках дикарская красота, которую так ярко описывает Чингиз Айтматов.

.

Горные реки – жутко холодные, пьют из них даже кони осторожно, небольшими глотками, с перерывами.

Нас приводят к маленькому чистому озеру. Купаться в нём невозможно. Секунды три стоишь в воде, и ноги начинают гудеть, едва не отваливаться. Подкупает живописная природа вокруг озера. Ели изумрудного цвета окружают, берегут это место словно единственную жемчужину, а вокруг него – быстрая шумящая река бело-серого цвета. Привлекает нескончаемая игра лучей на кристально-чистой воде, причудливо скользящих по поверхности, преображая лик озера переливами оттенков от нежно-золотого и тёмно-зелёного до сероватого в тени около елей.

Солнце уже рдеет густым негреющим заревом. Пики гор кажутся облитыми словно смолой. Теплота стремительно покидает огромные камни, сидеть на них уже неуютно. Стылое зарево растекается, сменяясь вечерней мглой. Воды, бешено мчащиеся кругом, прорезающие тропы, выпускают на волю, словно ледяной дух. Он морозит, морозит, выгоняя чужих и лишних. Пустеют горы по вечерам, местные загоняют стада, а сами забираются в юрты, поют, играют на странных инструментах. Если кто-то и появляется на улице, то в куртках или в больших пёстрых одеждах, похожих на облака из пёстрой материи. В бело-жёлтых войлочных колпаках с помпонами.

– Бринь, бринь! – слышится отовсюду. Эти звуки не прекращаются. Уезжаешь на внедорожнике, но всё равно их слышишь.

Как хочется с непостижимой силой и скоростью промчаться по горам, увидеть все их красоты, ощутить свежее дыхание ветров, коими по легенде становятся богатыри Санташ и Улан. Как хочется прошить земную кору насквозь и узреть то прекрасное, что кроется внутри, что делает Киргизстан столь живописным.

В Мёртвом озере искупаться я не успеваю, остаётся мало времени, близится нежеланный день отъезда. Двое суток… кошмар! Поэтому спешу за покупками. В Бишкек. В столицу на легендарный вещевой рынок «Дордой» – крупнейший в Центральной Азии.

.

«Дордой» – это без преувеличения отец всех барахолок. Это и признают жители Алматы, которые специально ездят сюда прямой дорогой. Рынок находится на окраине Бишкека, по дороге к казахстанской границе. Именно оттуда везут большую часть товаров, которые продаются на казахстанских рынках. Рынок этот огромный. Говорят, чтобы обойти его весь, понадобится месяц. Ассортимент, цены и качество товаров – различны, но ощутимо дешевле, чем в Омске. Причем это далеко не восточный базар. Контейнеры в два уровня, а то и выше, почти в каждом – оптовая и розничная торговля. То здесь, то там торговцы утрамбовывают огромные баулы с товаром, который вскоре повезут в Казахстан. Индустрия оптовых закупок и транспортировки давно налажена и процветает. Об этом неуклюже рассказывает водитель. За два часа, отведённых нашим водителем на «Дордой», я шагаю быстрым шагом всего лишь несколько рядов в восточном направлении, а покупка подарков домой оказывается делом нелегким: очень велик выбор. Джунхай, Дордой-Форт, Дордой, Мурас-Спорт, Кербен, Алканов и Ко, Дордой Север, Дордой-Восток и Ак-Суу. Все эти районы обозначены на карте рынка, которую предоставляет водитель. Я напряжён как никогда, держу барсетку двумя руками, прижимаю к себе – перед отъездом Камиль говорит, что «Дордой» – хитрое место, здесь могут обокрасть незаметно. Мошенники следят за приезжими, зеваки, невнимательные люди легко попадаются на различные уловки воров. Нельзя показывать документы, если просят местные и лучше ни с кем не говорить, могут обмануть.

Снуют вдоль рядов разномастные толпы, кричат, свистят, говорят на своём тарабарском языке. Грузчики, обливаясь потом, катят большущие тележки, загруженные товаром. Гремят колёса, раздаётся протяжный свист – едет грузчик. Ими работают на рынке в основном молодые парни в засаленных комбинезонах. Мокрые, словно их окатили водой, они усердно толкают телеги. За отдельную плату могут и подвезти тебя.

– Э-э, поедешь? – спрашивает вспотевший парень. Лоб его лоснится, а смоляные волосы прилипают ко лбу. – Сто метра – пятьдесят сом. Дальше – договоримся.

Приезжие любят ездить на телегах, видимо, это их забавляет. Фотографируются на память.

Киргизы держатся молодцом, терпеливо ждут покупателя. Чего не скажешь про цыган и турок.

– Ходи сюда, купи, хороший товар!

.

Стоит попасть на цыганские и турецкие ряды, как зазвенит в ушах и захочется скорее уйти.

Блуждание по гигантскому рынку отнимает много сил. Возвращаешься усталый. Но цены в кафе бодрят. Двухсот граммовый шашлык из баранины в переводе на родную валюту – шестьдесят рублей. Бешбармак и того дешевле. Рай для пустого желудка!

Я уезжаю. Камиль суетится, машет руками, говорит без умолку. Зовёт Бату. Старик ковыляет и снова осторожно садится на мою койку. Обещает встретить меня в юрте знакомого в Таласе, если я решу на следующий год приехать в Кыргызстан.

Запасся здоровьем я надолго. И хоть дорога обратно опять-таки оказывается испытанием не из лёгких, но возвращаюсь переполненный впечатлениями. Словно из другого мира. Воздух в Омске – сухой и неприятный по сравнению с горным воздухом Киргизии, но скоро забываю об этом, окунаясь в мир привычной суеты. Показываю фотографии в спортзале тренеру и знакомым атлетам. Завидуют все как один, отпуская колкие шутки.

– Да за такие деньги мог уехать в Турцию, там сервис-то отличный! Шведский стол, а не скудное питание в санатории.

Великолепная страна Киргизия, родина одного из моих любимых писателей Чингиза Айтматова. Находясь на работе занимаясь хобби, думаю о новых друзьях, с которыми познакомился в санатории.

А обещанные фото с Камилем Абдуллаевичем ещё не пришли. Но обязательно придут, уверен я, почему каждый день справляюсь на близкой к моему дому почте: нет ли на моё имя посылки или бандероли?