06 сентября 2015 813
Александр Кузьменков
Герой нищего времени
У кого-то из блогеров я обнаружил дивную метафору: «Литературная критика охраняет ворота давным-давно сданной крепости». Вот именно: давным-давно сданной. Потому писать о Прилепине себе дороже: тебя гарантированно не услышат. А услышат, так поймут с точностью до наоборот. Но куда деваться, коли назвался груздем?..
ИДЕАЛИЗАЦИЯ ИМИДЖА
Как и большинство современных прозаиков, З.П. – феномен отнюдь не литературный, но экономический: в постиндустриальной экономике 70 процентов цены товара составляет бренд.
И. Кириллов однажды заметил: «Прилепину свойственна невероятная предприимчивость, подлинный “инстинкт к саморекламе”». Несколько лет спустя И. Булкина подтвердила: «Прилепин войдет в учебники по литературному пиару». Воистину так: учеба в ходорковской Школе публичной политики не прошла даром. Во всяком случае, ремеслом идеализации имиджа Прилепин вполне овладел.
Необходимый экскурс в теорию Public Relation: идеализация означает обеспечение режима наибольшего благоприятствования восприятию образа объекта, проецируемость тех характеристик личности, которые являются наиболее предпочтительными в конкретной целевой аудитории. А теперь переведем сказанное в практическую плоскость.
Запросы целевой аудитории – не бином Ньютона. Страна до отрыжки перекормлена гламурной метросексуальностью среднеполых мальчиков. Децильный коэффицент в стране, по самым скромным подсчетам, равен 17 (а по нескромным – так и вовсе 42). Страна вдрызг разочаровалась в либерализме и рыночной экономике: «Верните брежние времена!» Страна истосковалась по герою: ни челюскинцев, ни папанинцев, ни панфиловцев – один офисный планктон…
И тут является Прилепин: путь славный, имя громкое народного заступника. Воин, революционер, живое воплощение брутальности. В бликах фотовспышек сияет бритая голова (фаллический символ, сказал бы психоаналитик). О дальнейшем читайте у Пушкина: «Ты лишь вошел – я вмиг узнала, / Вся обомлела, запылала…» Сколь ни наивна была мадемуазель Ларина, а все усомнилась однажды: «Уж не пародия ли он?» Публика, удачно совращенная Прилепиным, ни о чем подобном не задумывается. Хотя поводов более чем достаточно.
По слову Лебона, не факты сами по себе поражают воображение толпы, а то, как они распределяются и преподносятся. Но в случае Прилепина впечатляют именно факты. Вот, навскидку…
Начнем с мелочи. Русский литератор (национал-патриотического толка!) с трудом ориентируется в отечественной истории, считая что казнены были шестеро декабристов, а Достоевского приговорили к повешению. Но это и впрямь мелочь, хоть и досадная. Дальше будет любопытнее.
Автор памфлета «Почему я не либерал» редактирует нижегородский выпуск либеральнейшей «Новой газеты», – и ничего, мальчики кровавые не беспокоят.
Непримиримый борец с глянцем, известный едкими инвективами в адрес «Maxim’а» и «GQ», – желанный гость на их страницах. Более того, «Писатель года-2011» по версии «GQ».
«Отрицая общество потребления, Прилепин живет по его законам, использует его возможности на всю катушку», – писал С. Беляков. Выпады подобного рода З.П. парирует кратко, но убедительно: «Давайте не будем делать вид, что у нас 1905-й год».
Верно, у каждого свой календарь. Нацбол Деев за лозунг «Долой самодержавие и престолонаследие» был оштрафован на 200 тысяч рублей. Нацбол Прилепин за крамольного «Санькю» удостоился премии «Ясная Поляна» (2 миллиона рублей) и высочайшей аудиенции. Feel the difference, как говорится в рекламе. Кто сказал, что мятеж не может кончиться удачей?
Буржуа в пыльном шлеме – тот еще парадокс. Широк человек, я бы сузил. Хотя, если разобраться, никакого парадокса тут нет. Подробности у Кара-Мурзы-старшего: некогерентность (то бишь противоречия вроде перечисленных) – верный признак манипуляции.
Почему так долго толкую о вещах окололитературных? Потому что в России читают не текст, но автора. А тексты З.П. сами по себе – чтение куда как неутешительное.
ВСЕ ВОКРУГ КОЛХОЗНОЕ, ВСЕ ВОКРУГ МОЕ
Эпиграфом к этой части материала может служить фраза из прилепинского интервью: «У меня есть одно нарочитое заимствование у Астуриаса, и я все жду, что кто-нибудь заметит. Но никто не читал, похоже, ни фига».
Кабы только одно. И кабы только из Астуриаса. Не претендуя на полноту текстологического анализа, назову лишь то, что помнится.
Н. Николаев и Е. Воробьева раскопали в «Саньке» немало рецепций из горьковской «Матери» (http://journal-discussion.ru/publication.php?id=141). К. Лодыгин обнаружил у З.П. массу раскавыченных цитат из Лимонова (http://zvezda.ru/cult/2007/11/09/prilepin.htm). Что до меня, то я, читая «Обитель», пережил самое натуральное déjà vu: ба-а, знакомые все лица – Солженицын, Ширяев, М. Розанов, Лихачев, Киселев-Громов… Замечу, это отнюдь не постмодернистская игра в интертекстуальность, это почти дословные заимствования. Как говорится, найдите пять отличий:
«Вдоль стен, избегая света фонарей, Артем побежал к дровяным складам... Полез между поленниц, сдерживая сип, рвущийся из глотки. Дрова были длинные – для монастырских печей, расцарапал щеку, нахватал заноз полные ладони, забрался как можно дальше и стих там, видя одну звезду над головой. Несколько раз где-то за кремлевскими стенами стреляли» (Захар Прилепин «Обитель»).
«Выйдя на двор, я решил не возвращаться к родителям, пошел на дровяной двор и запихнулся между поленницами. Дрова были длинные – для монастырских печей. Я сидел там, пока не повалила толпа на работу, и тогда вылез, никого не удивив. Что я натерпелся там, слыша выстрелы расстрелов и глядя на звезды неба!» (Д. Лихачев «Воспоминания»).
Эра высоких технологий упростила литературный труд до двух щелчков мышью: copy – paste. Обе эти опции Прилепин освоил в совершенстве.
РАСКОРЯЖЕННЫЙ ПЕРЕДРЫЗГ
Тут опять впору вспомнить Белякова: «Стоит ли придираться к не слишком удачным оборотам и коллекционировать стилистические ошибки? Не так их много, да и занятие это не для критика, а для школьного учителя, который Прилепину давно не нужен». По-моему, очень сомнительное утверждение.
Мертворожденный язык З.П. – от советских деревенщиков, вскормленных неудачными стилизациями Клюева. Примерно так сформировал свой лексикон один из прилепинских учителей – дедушко Личутин: «заскорбевшая рубаха», «бунчал песенку», «выпугать, нимало не суровясь» и прочие инда взопревшие озимые. Захар-от энтую науку втупрошь не спрохвала произошел, бухтины гнет красовито – ажно до усрачки всех выпугал: «смотрел растаращенно», «гитарный передрызг», «раскоряженные дерева»…
Неподражаемы прилепинские тропы – многословные и вымученные: «Дятел стучит так настойчиво, будто хочет разбудить покойника, спрятавшегося в дереве» («Лес»). Разложим высказывание на составляющие. Покойник способен уснуть? – да он и так спит вечным сном. Зачем усопший спрятался в дереве? – видать, гроб неудобный сколотили. И на кой пернатому понадобилось будить мертвеца? – не иначе, тому на работу пора. О друг мой Евгений Николаевич! об одном прошу тебя: не говори красиво!
Впрочем, и это зло не так большой руки. Раскоряженный передрызг прилепинской прозы сродни пушкинскому Лукоморью: там чудеса, там леший бродит – что ни фраза, то открытие, достойное Нобелевской премии.
«Я извивался в воде, как гнида» («Патологии»), – поздравляю, переворот в паразитологии: оказывается, яйца вшей способны извиваться.
«”Вставь другой рожок, у тебя кончились патроны”, – сказал он и выстрелил сам раненому в скулу. После выстрела у человека осталась только верхняя челюсть и язык» («Черная обезьяна»), – при выстреле в скулу должна пострадать верхняя челюсть, но у прилепинских героев своя анатомия. Милости прошу убедиться:
«Грудки ее колыхались молочно, малые, по-детски мягкие и почти без сосков – только с розовыми полукружиями» («Санькя»), – какой любопытный феномен: полукруглые соски, хоть сейчас в спирт да в Кунсткамеру.
«Тонкие, почти прозрачные, блинцы со сладким, хрустящим, темным изразцом по окоему» («Санькя»), – заглянув в Ожегова и Ушакова, получим перевод с прилепинского на русский: блины с глиняной плиткой по всему горизонту.
«Обитель» я рекомендовал бы студентам-филологам как каталог всех мыслимых стилистических ошибок: «Галя сидела в гимнастерке и больше без всего», «все это играло не меньшее, а большее значение», «какая-то птица начинает кружить на предмет его печени», –  Господи, прости, примири, укроти!
Особо отмечу: так работает обладатель пятнадцати регалий – от престижной «Большой книги» до безвестной «Премии имени Герцена». Я давно говорю, что скоро у нас литературные награды начнут давать за знание алфавита.
МЕЛОДРАМА НАЧИНАЕТ И ВЫИГРЫВАЕТ
Жанровая доминанта прилепинской прозы – жестокая мелодрама. Ради нее автор готов пожертвовать всем, вплоть до элементарного здравого смысла. Так было всегда, начиная с «Патологий»:
«Вижу бородатых людей, волокущих из туалета полуголого мужика. Как ошпаренный дергаюсь назад и понимаю, что полуголый человек – это дядя Юра… Дядя Юра, бесштанный, голый, шевелит, машет обрубленными по локоть руками, и грязь, красная и густая, свалявшаяся в жирные комки, перекатывается под его культями».
Комментируя этот кр-ровавый пассаж, К. Алексеев (чеченский ветеран, между прочим), писал: «Стоит только подивиться мастерству моджахедов. Одно дело за одну минуту отрезать голову, и совсем другое отрубить руки… Для этого боевикам надо было иметь с собой либо здоровенный мясницкий топор, либо специальную пилу с ножовкой. И даже, если представить, что штурмовые группы басаевцев таскают с собой эти неудобные и абсолютно не нужные в боевых действиях предметы, вряд ли бы им удалось за столь рекордное время ампутировать верхние конечности врачу».
В «Саньке» З.П. продолжил традицию дебютного романа. Одна из реперных точек текста – надрывно-надуманные похороны Тишина-старшего. Гроб с телом покойного среди зимы везут в деревню, водитель автобуса предательски дезертирует, чтоб не забуксовать в сугробах, и все заверте…
«Они обвязали веревкой гроб… Наезжали на колдобины, останавливались, приподнимали гроб, выползали. Еще наезжали на поломанные сучья. Вырывали их из-под гроба со скрежетом, отбрасывали зло в кусты… С горки действительно было чуть легче. Несколько секунд гроб катился сам. Но потом резко поехал в бок - чертыхнувшись, Саша бросился выправлять, упал в снег, ухватился за боковину гроба, удержал. Лежал, обняв обитое тканью дерево.   Мать неожиданно громко заплакала… Стало как-то тошно и мерзло, словно кто-то холодным, ржавым ртом дышал на внутренности.
– Настоящие русские похороны… – неожиданно сказал Безлетов почти о том же, что прибрело в голову Саше, – …русские проводы… – поправил Безлетов последнее слово, тяжело дыша».
Душераздирающая сюжетная коллизия рушится от одного-единственного вопроса: а нельзя было мертвеца кремировать да весны дождаться? Бог с вами, никак нельзя: читатель не всплакнет.
В «Обители» – тот же театр абсурда. Для примера разберем один из эпизодов – покушение на начальника СЛОНа Эйхманиса. История эта явно выдумана: я не упомню ничего похожего даже у дотошного М. Розанова. И выдумана из рук вон скверно. Федор Иванович одолжил лагерным артистам наган, – по ходу пьесы нужен был выстрел за кулисами. Из этого нагана в начлага потом и пальнули. Спрашивается, с какого перепуга надо было вручать каэрам револьвер, заряженный семью боевыми патронами, когда для постановки достаточно одного холостого? Резоны вполне понятны, – за покушением следует трагинервическая сцена:
«Когда площадь уже была полна народа, в южные, Иорданские, всегда закрытые ворота прямо на коне влетел Эйхманис…
– На колени! – в бледной ярости вскрикнул Эйхманис и выхватил шашку из ножен.
Строй повалился так, словно всем разом подрезали сухожилия – несколько тысяч сухожилий одной беспощадной бритвой… Ничего не произнося, Эйхманис пролетел – свирепый, с обнажённой шашкой – вдоль рядов. Конь под ним ликовал и всхрапывал».
«Захар крут; даже уже и не по-нашему; по-голливудски», – восхищается Л. Данилкин. Вот-вот, по-голливудски – со всеми вытекающими нелепицами.
РИТОРИЧЕСКИЙ ВОПРОС
«Сегодняшняя Россия не переваривает ничего настоящего… отторгает и в конце концов уничтожает его», – утверждал Д. Быков в предисловии к «Греху». Если это так, – а оно и в самом деле так, – чем объяснить перманентное процветание Прилепина?
У кого-то из блогеров я обнаружил дивную метафору: «Литературная критика охраняет ворота давным-давно сданной крепости». Вот именно: давным-давно сданной. Потому писать о Прилепине себе дороже: тебя гарантированно не услышат. А услышат, так поймут с точностью до наоборот. Но куда деваться, коли назвался груздем?..
.
ИДЕАЛИЗАЦИЯ ИМИДЖА
.
Как и большинство современных прозаиков, З.П. – феномен отнюдь не литературный, но экономический: в постиндустриальной экономике 70 процентов цены товара составляет бренд.
И. Кириллов однажды заметил: «Прилепину свойственна невероятная предприимчивость, подлинный “инстинкт к саморекламе”». Несколько лет спустя И. Булкина подтвердила: «Прилепин войдет в учебники по литературному пиару». Воистину так: учеба в ходорковской Школе публичной политики не прошла даром. Во всяком случае, ремеслом идеализации имиджа Прилепин вполне овладел.
Необходимый экскурс в теорию Public Relation: идеализация означает обеспечение режима наибольшего благоприятствования восприятию образа объекта, проецируемость тех характеристик личности, которые являются наиболее предпочтительными в конкретной целевой аудитории. А теперь переведем сказанное в практическую плоскость.
Запросы целевой аудитории – не бином Ньютона. Страна до отрыжки перекормлена гламурной метросексуальностью среднеполых мальчиков. Децильный коэффицент в стране, по самым скромным подсчетам, равен 17 (а по нескромным – так и вовсе 42). Страна вдрызг разочаровалась в либерализме и рыночной экономике: «Верните брежние времена!» Страна истосковалась по герою: ни челюскинцев, ни папанинцев, ни панфиловцев – один офисный планктон…
И тут является Прилепин: путь славный, имя громкое народного заступника. Воин, революционер, живое воплощение брутальности. В бликах фотовспышек сияет бритая голова (фаллический символ, сказал бы психоаналитик). О дальнейшем читайте у Пушкина: «Ты лишь вошел – я вмиг узнала, / Вся обомлела, запылала…» Сколь ни наивна была мадемуазель Ларина, а все усомнилась однажды: «Уж не пародия ли он?» Публика, удачно совращенная Прилепиным, ни о чем подобном не задумывается. Хотя поводов более чем достаточно.
По слову Лебона, не факты сами по себе поражают воображение толпы, а то, как они распределяются и преподносятся. Но в случае Прилепина впечатляют именно факты. Вот, навскидку…
Начнем с мелочи. Русский литератор (национал-патриотического толка!) с трудом ориентируется в отечественной истории, считая что казнены были шестеро декабристов, а Достоевского приговорили к повешению. Но это и впрямь мелочь, хоть и досадная. Дальше будет любопытнее.
Автор памфлета «Почему я не либерал» редактирует нижегородский выпуск либеральнейшей «Новой газеты», – и ничего, мальчики кровавые не беспокоят.
Непримиримый борец с глянцем, известный едкими инвективами в адрес «Maxim’а» и «GQ», – желанный гость на их страницах. Более того, «Писатель года-2011» по версии «GQ».
«Отрицая общество потребления, Прилепин живет по его законам, использует его возможности на всю катушку», – писал С. Беляков. Выпады подобного рода З.П. парирует кратко, но убедительно: «Давайте не будем делать вид, что у нас 1905-й год».
Верно, у каждого свой календарь. Нацбол Деев за лозунг «Долой самодержавие и престолонаследие» был оштрафован на 200 тысяч рублей. Нацбол Прилепин за крамольного «Санькю» удостоился премии «Ясная Поляна» (2 миллиона рублей) и высочайшей аудиенции. Feel the difference, как говорится в рекламе. Кто сказал, что мятеж не может кончиться удачей?
Буржуа в пыльном шлеме – тот еще парадокс. Широк человек, я бы сузил. Хотя, если разобраться, никакого парадокса тут нет. Подробности у Кара-Мурзы-старшего: некогерентность (то бишь противоречия вроде перечисленных) – верный признак манипуляции.
Почему так долго толкую о вещах окололитературных? Потому что в России читают не текст, но автора. А тексты З.П. сами по себе – чтение куда как неутешительное.
.
ВСЕ ВОКРУГ КОЛХОЗНОЕ, ВСЕ ВОКРУГ МОЕ
.
Эпиграфом к этой части материала может служить фраза из прилепинского интервью: «У меня есть одно нарочитое заимствование у Астуриаса, и я все жду, что кто-нибудь заметит. Но никто не читал, похоже, ни фига».
Кабы только одно. И кабы только из Астуриаса. Не претендуя на полноту текстологического анализа, назову лишь то, что помнится.
Н. Николаев и Е. Воробьева раскопали в «Саньке» немало рецепций из горьковской «Матери» (http://journal-discussion.ru/publication.php?id=141). К. Лодыгин обнаружил у З.П. массу раскавыченных цитат из Лимонова (http://zvezda.ru/cult/2007/11/09/prilepin.htm). Что до меня, то я, читая «Обитель», пережил самое натуральное déjà vu: ба-а, знакомые все лица – Солженицын, Ширяев, М. Розанов, Лихачев, Киселев-Громов… Замечу, это отнюдь не постмодернистская игра в интертекстуальность, это почти дословные заимствования. Как говорится, найдите пять отличий:
«Вдоль стен, избегая света фонарей, Артем побежал к дровяным складам... Полез между поленниц, сдерживая сип, рвущийся из глотки. Дрова были длинные – для монастырских печей, расцарапал щеку, нахватал заноз полные ладони, забрался как можно дальше и стих там, видя одну звезду над головой. Несколько раз где-то за кремлевскими стенами стреляли» (Захар Прилепин «Обитель»).
«Выйдя на двор, я решил не возвращаться к родителям, пошел на дровяной двор и запихнулся между поленницами. Дрова были длинные – для монастырских печей. Я сидел там, пока не повалила толпа на работу, и тогда вылез, никого не удивив. Что я натерпелся там, слыша выстрелы расстрелов и глядя на звезды неба!» (Д. Лихачев «Воспоминания»).
Эра высоких технологий упростила литературный труд до двух щелчков мышью: copy – paste. Обе эти опции Прилепин освоил в совершенстве.
.
РАСКОРЯЖЕННЫЙ ПЕРЕДРЫЗГ
.
Тут опять впору вспомнить Белякова: «Стоит ли придираться к не слишком удачным оборотам и коллекционировать стилистические ошибки? Не так их много, да и занятие это не для критика, а для школьного учителя, который Прилепину давно не нужен». По-моему, очень сомнительное утверждение.
Мертворожденный язык З.П. – от советских деревенщиков, вскормленных неудачными стилизациями Клюева. Примерно так сформировал свой лексикон один из прилепинских учителей – дедушко Личутин: «заскорбевшая рубаха», «бунчал песенку», «выпугать, нимало не суровясь» и прочие инда взопревшие озимые. Захар-от энтую науку втупрошь не спрохвала произошел, бухтины гнет красовито – ажно до усрачки всех выпугал: «смотрел растаращенно», «гитарный передрызг», «раскоряженные дерева»…
Неподражаемы прилепинские тропы – многословные и вымученные: «Дятел стучит так настойчиво, будто хочет разбудить покойника, спрятавшегося в дереве» («Лес»). Разложим высказывание на составляющие. Покойник способен уснуть? – да он и так спит вечным сном. Зачем усопший спрятался в дереве? – видать, гроб неудобный сколотили. И на кой пернатому понадобилось будить мертвеца? – не иначе, тому на работу пора. О друг мой Евгений Николаевич! об одном прошу тебя: не говори красиво!
Впрочем, и это зло не так большой руки. Раскоряженный передрызг прилепинской прозы сродни пушкинскому Лукоморью: там чудеса, там леший бродит – что ни фраза, то открытие, достойное Нобелевской премии.
«Я извивался в воде, как гнида» («Патологии»), – поздравляю, переворот в паразитологии: оказывается, яйца вшей способны извиваться.
«”Вставь другой рожок, у тебя кончились патроны”, – сказал он и выстрелил сам раненому в скулу. После выстрела у человека осталась только верхняя челюсть и язык» («Черная обезьяна»), – при выстреле в скулу должна пострадать верхняя челюсть, но у прилепинских героев своя анатомия. Милости прошу убедиться:
«Грудки ее колыхались молочно, малые, по-детски мягкие и почти без сосков – только с розовыми полукружиями» («Санькя»), – какой любопытный феномен: полукруглые соски, хоть сейчас в спирт да в Кунсткамеру.
«Тонкие, почти прозрачные, блинцы со сладким, хрустящим, темным изразцом по окоему» («Санькя»), – заглянув в Ожегова и Ушакова, получим перевод с прилепинского на русский: блины с глиняной плиткой по всему горизонту.
«Обитель» я рекомендовал бы студентам-филологам как каталог всех мыслимых стилистических ошибок: «Галя сидела в гимнастерке и больше без всего», «все это играло не меньшее, а большее значение», «какая-то птица начинает кружить на предмет его печени», –  Господи, прости, примири, укроти!
Особо отмечу: так работает обладатель пятнадцати регалий – от престижной «Большой книги» до безвестной «Премии имени Герцена». Я давно говорю, что скоро у нас литературные награды начнут давать за знание алфавита.
.
МЕЛОДРАМА НАЧИНАЕТ И ВЫИГРЫВАЕТ
.
Жанровая доминанта прилепинской прозы – жестокая мелодрама. Ради нее автор готов пожертвовать всем, вплоть до элементарного здравого смысла. Так было всегда, начиная с «Патологий»:
«Вижу бородатых людей, волокущих из туалета полуголого мужика. Как ошпаренный дергаюсь назад и понимаю, что полуголый человек – это дядя Юра… Дядя Юра, бесштанный, голый, шевелит, машет обрубленными по локоть руками, и грязь, красная и густая, свалявшаяся в жирные комки, перекатывается под его культями».
Комментируя этот кр-ровавый пассаж, К. Алексеев (чеченский ветеран, между прочим), писал: «Стоит только подивиться мастерству моджахедов. Одно дело за одну минуту отрезать голову, и совсем другое отрубить руки… Для этого боевикам надо было иметь с собой либо здоровенный мясницкий топор, либо специальную пилу с ножовкой. И даже, если представить, что штурмовые группы басаевцев таскают с собой эти неудобные и абсолютно не нужные в боевых действиях предметы, вряд ли бы им удалось за столь рекордное время ампутировать верхние конечности врачу».
В «Саньке» З.П. продолжил традицию дебютного романа. Одна из реперных точек текста – надрывно-надуманные похороны Тишина-старшего. Гроб с телом покойного среди зимы везут в деревню, водитель автобуса предательски дезертирует, чтоб не забуксовать в сугробах, и все заверте…
«Они обвязали веревкой гроб… Наезжали на колдобины, останавливались, приподнимали гроб, выползали. Еще наезжали на поломанные сучья. Вырывали их из-под гроба со скрежетом, отбрасывали зло в кусты… С горки действительно было чуть легче. Несколько секунд гроб катился сам. Но потом резко поехал в бок - чертыхнувшись, Саша бросился выправлять, упал в снег, ухватился за боковину гроба, удержал. Лежал, обняв обитое тканью дерево.   Мать неожиданно громко заплакала… Стало как-то тошно и мерзло, словно кто-то холодным, ржавым ртом дышал на внутренности.
– Настоящие русские похороны… – неожиданно сказал Безлетов почти о том же, что прибрело в голову Саше, – …русские проводы… – поправил Безлетов последнее слово, тяжело дыша».
Душераздирающая сюжетная коллизия рушится от одного-единственного вопроса: а нельзя было мертвеца кремировать да весны дождаться? Бог с вами, никак нельзя: читатель не всплакнет.
В «Обители» – тот же театр абсурда. Для примера разберем один из эпизодов – покушение на начальника СЛОНа Эйхманиса. История эта явно выдумана: я не упомню ничего похожего даже у дотошного М. Розанова. И выдумана из рук вон скверно. Федор Иванович одолжил лагерным артистам наган, – по ходу пьесы нужен был выстрел за кулисами. Из этого нагана в начлага потом и пальнули. Спрашивается, с какого перепуга надо было вручать каэрам револьвер, заряженный семью боевыми патронами, когда для постановки достаточно одного холостого? Резоны вполне понятны, – за покушением следует трагинервическая сцена:
«Когда площадь уже была полна народа, в южные, Иорданские, всегда закрытые ворота прямо на коне влетел Эйхманис…
– На колени! – в бледной ярости вскрикнул Эйхманис и выхватил шашку из ножен.
Строй повалился так, словно всем разом подрезали сухожилия – несколько тысяч сухожилий одной беспощадной бритвой… Ничего не произнося, Эйхманис пролетел – свирепый, с обнажённой шашкой – вдоль рядов. Конь под ним ликовал и всхрапывал».
«Захар крут; даже уже и не по-нашему; по-голливудски», – восхищается Л. Данилкин. Вот-вот, по-голливудски – со всеми вытекающими нелепицами.
.
РИТОРИЧЕСКИЙ ВОПРОС
.
«Сегодняшняя Россия не переваривает ничего настоящего… отторгает и в конце концов уничтожает его», – утверждал Д. Быков в предисловии к «Греху». Если это так, – а оно и в самом деле так, – чем объяснить перманентное процветание Прилепина?
Средняя оценка: 2.95013
Проголосовало: 381