20 сентября 2015 132
Максимальный Танк
К творчеству Максима Танку пришла неожиданно. Так как последние годы мой интерес – история КПЗБ и все, что каким-то образом касается моей темы: мемуары о том времени, книги, исторические исследования, люди, быт, свидетельства очевидцев, архивные документы, вот и книгу поэта «Листки календаря» заново открыла для себя, хотя в этом есть и своя закономерность.
Читаю и перечитываю библиотечную книгу «Листки календаря», это первая прозаическая книга поэта на русском языке, московское издание 1974 года, тираж 100 000 экземпляров. Такие было тогда союзные тиражи.
Читаю, читаю, ищу свое, собираю по зернышку информацию очевидца о западно-белорусских коммунистах, о газетах того времени, а сама по ходу отмечаю,  как живо пишет автор о своем прошлом, как неповторимо верно создает для читателей реконструкцию тех далеких событий.  Поэт уже дважды сидел в тюрьме, хорошо знает, как вести себя на допросах, что отвечать польским полицейским, знаком с судебными обвинениями.
Максим Танк – в жизни Евгений Скурко недавно вышел из тюрьмы на свободу. Ведет дневник для себя, не думая, что его беглые заметки когда-то опубликуются.
Свидетель и активный участник событий в Западной Белоруссии М.Танк делится воспоминаниями о прошлом: о виленской тюрьме на Лукишках, о товарищах по камерам, допросах, тайнах конспирации, о родной деревне Пильковщине, родителях, природе, мечтами о будущем, встречами, походами в театр, кино, разговорами о прочитанных книгах.
Кстати, о книгах. Молодой человек просто живет книгами, он не может без них существовать, пропадает в Вильно библиотеке имени Врублевских, на последние гроши покупает в книжных магазинах, обменивается с товарищами.
Список книг огромный. Это, конечно, современная польская поэзия, европейские, белорусские и русские поэты: Рильке, Конрад, Барбюс, Шатобриан,  Киплинг, Прус,  Рембо,  Аполинер, Чечот, Янка Купала, Ремарк, Сервантес, Аполлинер, Гарсиа Лорка, Э.Шиманский, Достоевский, Я.Ивашкевич, Дж. Лондон, Маяковский, М.Горький, К.Чорны, А.Кулешов, С.Лец, Элюар… Перечислять можно и дальше.
Кроме книг поэт увлечен кинофильмами, ходит в кинотеатры «Гелиос», «Пан» и «Редут».
«11 октября. С трудом разыскал на Пивной улице своего старого  товарища Н. Когда-то мы учились на курсах техников… Н. сейчас работает на Нарочи, где строится для гимназической молодежи яхт-клуб имени полковника Лиса-Кули. Это что еще за зверь? Нужно было бы сходить на фильм “Возвращение Франкенштейна” или “Каприз испанки” с Марлен Дитрих, но Н. затащил меня на выставку М.Равбы…”
Тройфейные американские фильмы про Тарзана советский зритель увидит еще не скоро, после  Отечественной войны, а 24 октября 1935г. молодой человек записывает «… В «Редуте» последний день идет «Чудесный сплав» в постановке Ченгера. А в городе на киноафишах снова появился пресловутый Тарзан».
Книга «Листки календаря» вся соткана из неповторимой атмосферы тридцатых годов, тем предгрозовым воздухом дышит не только писатель, но и читатели. Сколько в книге запоминающихся деталей, свежих ощущений молодого человека. Хочу напомнить – молодому поэту в 1935 году всего двадцать два года, но перед нами умный, зрелый, начитанный человек, занятый поиском своего места в литературе.
Дневник М.Танка пересыпан названиями улиц, кафе и магазинов старого Вильно: Королевская, Буковая, Завальная, Офярная, горы Трехкрестовые, Острая Брама, Немецкая, Закреты, Маршалковскяа, Новый Свет,  Железнодорожная, Скопувка, Цментарная, Погулянка, Колеева, Замковая…
А сколько юмора, анализа, художественного восприятия мира, проникновенный взгляд в самую суть вещей.
«30 сентября. Отмечался день рождения Машары. Я не был на этом торжестве. Оно отмечалось, кажется, в тесном хадекском кругу. Слышал только, что Машара здорово переругался с организаторами этого вечера, а в редактора «Колосьев» запустил пустой бутылкой – полную бутылку белорус не швырнет».
О политике высказывания поэта образные и запоминающие. «15 мая. Сегодня Западная Белоруссия – мешок, затянутый полицейской нагайкой, ксендзовскими четками и петлей пана Матиевского (палач в Польше), в котором из-за отсутствия свежего воздуха гаснет всякий свет – даже лучина».
Одна такая меткая цитата метко иллюстрирует  целую картинку жизни, и может опознавательно и смело войти в учебник по истории.
.
Но признаюсь, мой взгляд, мой профессиональный интерес, мои поиски давно захватило другое – отношение Максима Танка к художественной критике, его критические суждения и оценки, которые часто идут в разрез с общепринятыми.
Решила выписать наиболее характерные цитаты и поделиться своими мыслями.
Для меня М.Танк всегда занимал какое-то особое поднебесное место, давно застывшее в пантеоне белорусской литературы, весь в бронзе, наградах, в названиях улиц, такой мемориальный памятник, а тут дневник раскрыл живого, сердечного, трепетного  человека  крестьянских корней. Странно, что выходец из деревни, где народ такой по-крестьянски практичный, знающий цену всему, весь свой век живущий в ладу с природой, ее сезонными циклами, урожаем и недородом, пахотой, сенокосом, заготовкой дров, целый год привычно занятый обиходом земли, хозяйством, и вдруг! – поэзия! Невероятно, странно, что-то почти мифическое и непонятное.
Рождение глыбы такой поэтической мощи и таланта, как Максим Танк, крепко связано с  нашей скромной и небогатой на щедрые дары землей. Наверное, раз в столетие белорусская земля, несмотря, на все людские страдания, сложности и социальные катастрофы, войны, революции, миграцию ХХ века (все это выпало на судьбу семьи Е.Скурко) дарит миру гения, нашу гордость, нашего национального и долгожданного самородка. Его имя стало своеобразным компасом в классической белорусской поэзии, ее мерилом и вершиной.
Может в начале нашего века и нового тысячелетия белорусская земля вновь тяжела от нового поэтического бремени, долгожданного и таинственного. Надо только набраться терпения и ждать появления нового национального гения.
.
1935 г.  «17 февраля. Не заметил, когда заболел болезнью, известной золотоискателям. Только я ищу не золото, а новые темы, еще не стертые от частого употребления слова, метафоры, сравнения.
Возле «Бара Акатимского» едва не напоролся на Х.Иляшевича и А.Бартуля – не так давно еще двух знаменитых поэтов. Первый пьет и пишет анемичные, выхолощенные стихи, остановившись на границе поэзии и непоэзии, второй, как только добрался до панского корыта, расстался со своим прежним радикализмом и стихами помогает сейчас прокурору писать обвинительные акты против нас»
Молодой поэт предчувствует нвступление новой эпохи, ее перемены, в общественном воздухе слышны грозовые раскаты. Новое время диктует уже другой стиль и формы стихосложения, он активно занимается переводами, сравнивает белорусскую поэзию с поэзией других славянских народов. М.Танк – не равнодушный наблюдатель или мечтатель, он  деятельный участник революционного подполья, и тема сопротивления, народной борьбы становится органичной частью его творчества.
.
1936 г.  «9 мая. …У нас литературе придается величайшее значение, какого у других народов она уже давно не имеет: народ ищет  в литературе ответы на все тревожащие его вопросы. У нас нет разницы между литературой и воззванием, литературой и забастовкой, литературой и демонстрацией, поэтому почти на всех политических процессах рядом с борцами за социальное и национальное освобождение на скамье подсудимых находится и наша западнобелорусская литература».
Мне кажется, высказывания молодого поэта и в наши дни современны, не утратили своего значания, его слова, как далекое эхо из прошлого, откликаются, вдруг убедительно зазвучали, наполнились живой силой, упругостью. Мы понимаем друг друга спустя столько десятилетий!
«27 июля. Против влияний разного рода бесплодных модернизмов западнобелорусская литература получила надежную прививку, сделанную нашими «опекунами» с помощью каучуковых дубинок. Поэзия наша – тяжелая, как булыжник, вырванный из мостовой в час уличных боев, неблагозвучная, как стон или крик…»
Поэзия отражает ритм, звуки, дыхание сложного периода белорусской истории.
Мы становимся свидетелями напряженной духовной жизни одного из самых значительных белорусских поэтов, его становления и роста.
.
1936 г. Многие имена в дневниках тех лет зашифрованы, но есть известные, вошедшие в историю белорусской литературы. Поражаюсь, как своевременно точны наблюдения молодого поэта
“21 марта. У нас очень трудно стать писателем, известным зарубежному читателю, хотя есть у нас дарования, которыми мог бы гордиться любой народ – и большой, и малый. Дело в том, что каждый из нас вынужден биться над проблемами, оставленными проклятым наследием прошлого, – которыми уже давно перестали интресоваться на Западе”.
М.Танк  понимает, как еще несовершенная белорусская поэзия, сколько придется еще поработать всем, кто решил связать свою судьбу с литературой, но он, по крайне мере, неустанно занимается самообразованием, трудиться над собой, над новыми, рождающимися строками. Как важно, что М.Танк предельно самокритичен к себе, недоволен своими результатами, находится в поиске, и так же требователен и строг к коллегам по поэтическому цеху.
“14 марта. Перелистал новый сборник стихотворений Н. Давно уже в поэзии ничего не открывает. В лучшем случае продолжает делать то, что делали когда-то, только гораздо лучше, его предшественники. В его стихах столько старого реквизита, начиная с рифм, ритмов и образов,  что не нужно быть пророком, чтоыб предсказать подобной поэзии недолгий век. Да и вообще надо признать, что надежда нашей литературы не в тех, кому справляют сегодня громкие юбилеи, а в тех, о ком еще пока нельзя гооврить во весь голос. В оценке литературных произведений у нас существуют две меры: одна – белорусская, другая – европейская. Согласно первой – все выдающиеся, все классики. Согласно второй… Второй пока что и мерить некого».
«9 апреля. Сейчас в виленских литературных кругах идут споры: как писать и о чем писать? Последний вопрос для меня ясен, а вот как писать – об этом надо серьезно подумать.
Михась Василек, начитавшись “молодняковцев”, пробует на новый лад: “Скалит солнце зубы над деревнею, покатившись желтым смехом…” Я как-то упрекнул его за подражание не слишком надежным образцам, но один из критиков взял иго под защиту. Правда, и мне когда-то нравились такие стихи”
“10 апреля. …прочел небольшой сборничек П.Труса “Стихи” (1925). Многие у нас увлекаются его произведениями, а мне они кажутся многословными, неглубокими. Некоторые его стихи слушком густо затканы орнаментом – такое и не на всяком полотенце под иконой увидишь… Хотя я и сам не могу еще выбраться из тенет подобной “красивости”, все же начинаю уже ее воспринимать как пародию на истинную поэзию. Обещал для “Белорусской летописи” написать статью о П.Трусе, но, видимо, откажусь – кто же захочет печатать мои еретичные мысли и начинать бталию со всеми присяжными критиками”.
Как, однако, актуально звучат слова М.Танка, не знаю, прошли бы сегодня такие острые наблюдения молодого автора в наших литературных изданиях. Все время ловлю себя на мысли  – в столь молодые годы М.Танк уже зрелый, состоявшийся  художник, яркий критик, неординарная, крупная личность. Такая ранняя заявка оправдается дальше, начинающий поэт вырастет, станет крупным белорусским поэтом.
.
1936 г. М.Танку еще нет  и двадцати пяти лет, а какой проникновенный взгляд в суть вещей.
«11 декабря. Когда-то Достоевский сетовал, что Европа не знает Пушкина. Меня беспокоит еще и другое: мы знаем многих посредственных (о классиках) западноевропейских писателей, а там ничего не знают и, может, никогда не будут знать о наших самых выдающихся.
Отставание – национальная наша болезнь. А из-за отсутствия своих школ она стала хронической. Психология молодого поколения формируется (за исключением разве только фольклора и некоторых живых до сих пор национальных традиций) под влиянием чужой литературы, чужого  искусства».
Читаешь и понимаешь – идет перекличка эпох, ничего не устарело, и Максим Танк с нами, он по-прежнему молод, в нем живет боевой дух сопротивления мертвым формам, подражанию, и ничего не утрачено, надо только иногда возвращаться к своим истокам, учиться заново сомневаться, не утратить пытливость ума и свежесть чувств.
Цитировать автора можно долго, вся книга – сплошная цитата, он находится в центре литературного процесса, ничего не ускользает от его наблюдений, М.Танк дает блестящие характеристики своим современникам, анализирует и оценивает их творчество, отмечает положительные успехи, но особенно цепко его взгляд выделяет недостатки, его замечания точны и дают много пищи  для размышлений сегодняшним молодым поэтам. Связь поколений не утрачена, наоборот, она крепнет и подтверждает живучесть традиций.
М.Танк  верен определенным убеждениям, он выбрал свой путь и не свернет с него до конца своих дней. Это вызывает особое уважение к личности одного из самых талантливых белорусских поэтов ХХ века. Всем своим творчеством, всей своей дальнейшей жизнью, служебной карьерой в советской Белоруссии он будет доказывать правоту своих убеждений, которым не изменил.
.
1937 г. “3 июля. … С легкой руки Цата Мацкевича (редактор реакционной газеты “Слово”) – после его статьи “Пан президент  Речи Посполитой, спасай человека” – началась кампания за освобождение из тюрьмы С.Песецкого – автора книги “Любовники Большой Медведицы”. Думаю, что этого агента “двойки” (военная разведка), морфиниста и бандита освободят, тем более что Песецкий был присужден к каторжным работам только за бандитизм, а не за политику. Тут во всех костелах начнут за него молиться…
У кого бы сегодня занять двадцать восемь грошей на килограмм хлеба?”
Сегодня книги  Сергея Песецкого запаздало вернулось к белорусским читателям из несправедливого забвения, писатель переиздается, популярен, о нем снимают фильмы, ученые-литературоведы обратились к его творческому наследию,  изучают и пишут интересные монографии.
Но как любопытен нам взгляд самого М.Танка, его однозначное отношение к политическому оппоненту  противнику – неприятие. Здесь поэт категоричен, конечно, в то время он не мог знать всех фактов биографии “этого агента “двойки” (военная разведка), морфиниста и бандита”,  многие тайны Сергея Песецкого откроются в наши дни, но сегодня тем более интересно молодым читателям  обратиться к творчеству реанимированного писателя, как и ко многим другим, о которых вспоминает автор в своей книге «Листки календаря».
.
1938 г. «16 апреля. …Потом я стал просматривать захваченные с собой литературные журналы – польские, чешские и белорусские. И как-то грустно стало. Бедно мы  выглядим в сравнении со своими соседями. Какая-нибудь встреча за чашкой чая двух-трех белорусов, какая-нибудь вечеринка или самодеятельный спектакль, незначительная брошюрка или сборник слабеньких стихов – все это отмечается в нашей нищенской печати, как историческое событие… В литературе почти никто не заботиться о форме, хотя безразличие к ней свидетельствуют и о недостаточно серьезном отношении к самой идее – даже самой передовой.
… «Я проснулся однажды утром, – писал Байрон, – и увидел себя знаменитым. Я уверен, что некоторые наши «знаменитые» как-нибудь проснутся утром и увидят, какие они посредственности. А может, такие люди никогда и не просыпаются»
Читаю  такие горькие в своей откровенности строки, и думаю, как же не хватает нашей современной литературе такого честного, страстного/пристрастного  и неравнодушного молодого критика! У нас есть талантливые, оригинальные авторы, но вот смелости, тому отчаянному напору и дерзости, что уже были присущи характеру молодого Максима Танка, к сожалению, не наблюдается.
Вероятнее всего, острый критический взгляд сегодня надо еще уметь поддержать, создать питательную творческую среду, воспитать и по возможности не сдерживать пыл и страсть, а дать добро на публикации, пусть провокативных, проблемных и порой «горячих» статей, пусть выйдут молодые эмоции и мысли на страницах литературных изданий яркими откровениями новых поэтических голосов.
.
1939 г. «7 января. Чтобы быть поэтом прошлого – я опоздал родиться, поэтом будущего – поспешил».
«13 января. В сумерках солтыс Пилипок принес почту. Из письма дяди Рыгора (Григорий Ширма, прим. автора) узнал, что против моей статьи, опубликованной в журнале «Белорусская летопись», ополчились все критики и «деятели» и ему пришлось отбивать их атаки. Очень жаль, что из-за цензурных ограничений я вынужден был сократить страницы, в которых говорилось о достижениях советской белорусской литературы и более остро – о недостатках нашей критики. Ну, да когда-нибудь подсыплю еще нашим кастратам жару».
Начало 1939 года, творческая интеллегенция Западной Беларуси в ожидании скорых перемен, М.Танк в курсе всех политических событий в БССР, читает книги советских поэтов, белорусские литературные газеты и журналы. Революционные надежды и романтические идеалы должны вот-вот осуществиться.
«20 января. Перед самым отъездом в Вильно получил открытку от дяди Рыгора. Снова вспоминает о моей статье, вызвавшей бурную реакцию в лагере наших врагов. Подбадривает: «Пусть жабы квакают». Наша молодая литература зародилась и растет на великом перепутье разных дорог. Поэтому в наших метриках не всегда записаны подлинные имена отцов и крестных. Последние, может быть, и чувствуют, что некоторые их дети не похожи на них, но, как всегда бывает в таких случаях, предпочитают молчать. Двух вещей я пока не могу добиться – полной независимости и самобытности».
М.Танк привычно строг к себе, насмотря на возраст, давно уже не новичок в литературе, сравнивает свои стихи с лучшими образцами, ведь столько чужих поэтических строк пропущено через свое сердце, но поэт хочет добиться совершенства.
Как понимает он на тот момент  полную независимость и самобытность? Чем же он связан, какие у него обязательства и перед кем? Уже в те годы его поэзия имеет свой стиль, свою неповторимость. Самобытность – это, прежде всего, яркая  индивидуальность, свой неповторимый поэтический голос, он уже услышан, его часто приглашают на вечера студенты Вильно.
«21 января. Все больше убеждаюсь, что для популяризации того или иного поэта или даже целой литературы нужна соответствующая звонница. Звонница – это государственность и то место, которое занимает народ и его язык на земле. А наш голос все еще не вырвался из подвалов и острожных карцеров. О каком же резонансе наших произведений может идти сегодня речь!»
Масштабно мыслит М.Танк, по-государственному, понимая всю важность проникновения родной литературы в народную гущу. Только творческий взаимообмен – читатель-поэт-читатель  –  наполняет его новыми темами, новыми героями, а он умеет прислушиваться к народным голосам, собирает пословицы, поговорки, песни, сказки. Народное творчество сберегает лучшее, глубинное, что питает силы и дух поэта.
И это в панской Польше, в Западной беларуси межвоенного периода, где давно закрыты белорусские школы, обучение детей белорусов идет на польском языке, но люди верят в свое будущее.
«27 февраля. Сегодня в редакции «Колосьев» зашел разговор о рецензиях, печатающихся в журналах. Очень многие у нас все еще боятся сказать правду, чтобы не испортить отношений с автором, но почему-то не боятся испортить их с читателем».
Ситуация с правдивыми критическими рецензиями стара, как мир, надо быть независимой и мужественной личностью, чтобы так откровенно мыслить. Но поэт задается и другим, не менее важным и честным вопросом – как сохранить отношения с читателем? Не надо писать плохо, тогда не будет проблем с правдивыми рецензиями.
«1 марта. Положение    у меня катастрофическое… В Вильно не на что жить. Бросить Вильно – бросить писать… Целыми днями и ночами думаю о хлебе и поэзии, поэзии и хлебе. Встретил Путрамента. Собирается вместе с Римкевичем и Буйницким ехать в Заользе на съезд польских писателей».
«13 апреля. А голодным дням и конца не видно. Кажется, приближаюсь к чему-то неотвратимому. И в поэзии своей вижу все больше и больше недостатков. Перед лицом голода бледнеют даже самые, как мне казалось, лучшие мои стихи. Правда, каждое художественное произведение должно пройти через две инстанции суда: совремнность, которая часто ошибается, и будущее. Время испарвляет все ошибки. Наверное, поэтому и я начинаю видеть более остро».
Чем не завет нашего классика молодым поэтам, «Листки календаря» своеобразная настольная книга, испытанная временем? Конечно, эпоха во многом определила масштабы творчества и личности поэта, но в книге мы слушим искренний, озабоченный голос человека, который может ошибаться,  сомневаться, признаваться в любви, грустить, проявлять свои маленькие слабости.
Максим Танк – главный герой книги «Листки календаря», которая не потеряла своей значимости, наоборот, ее значение  и ценность с каждым новым поворотом истории только возрастает.
.
Как же Евгений Скурко точно отвечал уже в тридцатые годы своему новому творческому имени – Максим, значит, предельно максимальный поэт Максим Танк. Такой не согнется, не сойдет с выбранной дороги, сломленные и слабые – другие, они давно отстали, но не он. Нет, такой богатырь слова выстоит и даст пример новым поколениям благодарных поэтов, которые придут после, после Максима Танка.
К творчеству Максима Танка пришла неожиданно. Последние годы мой интерес – история КПЗБ и все, что каким-то образом касается моей темы: мемуары о том времени, исторические исследования, люди, быт, свидетельства очевидцев, архивные документы. Вот и книгу поэта «Листки календаря» заново открыла для себя. Хотя в этом есть и своя закономерность.
Читаю и перечитываю библиотечную книгу «Листки календаря», это первая прозаическая книга поэта на русском языке, московское издание 1974 года, тираж 100 000 экземпляров. Такие было тогда союзные тиражи.
Читаю, читаю, ищу свое, собираю по зернышку информацию очевидца о западно-белорусских коммунистах, о газетах того времени, а сама по ходу отмечаю,  как живо пишет автор о своем прошлом, как неповторимо верно создает для читателей реконструкцию тех далеких событий.  Поэт уже дважды сидел в тюрьме, хорошо знает, как вести себя на допросах, что отвечать польским полицейским, знаком с судебными обвинениями.
Максим Танк – в жизни Евгений Скурко недавно вышел из тюрьмы на свободу. Ведет дневник для себя, не думая, что его беглые заметки когда-то опубликуются.
Свидетель и активный участник событий в Западной Белоруссии М.Танк делится воспоминаниями о прошлом: о виленской тюрьме на Лукишках, о товарищах по камерам, допросах, тайнах конспирации, о родной деревне Пильковщине, родителях, природе, мечтами о будущем, встречами, походами в театр, кино, разговорами о прочитанных книгах.
Кстати, о книгах. Молодой человек просто живет книгами, он не может без них существовать, пропадает в Вильно библиотеке имени Врублевских, на последние гроши покупает в книжных магазинах, обменивается с товарищами.
Список книг огромный. Это, конечно, современная польская поэзия, европейские, белорусские и русские поэты: Рильке, Конрад, Барбюс, Шатобриан,  Киплинг, Прус, Рембо,  Аполлинер, Чечот, Янка Купала, Ремарк, Сервантес, Аполлинер, Гарсиа Лорка, Э.Шиманский, Достоевский, Я.Ивашкевич, Дж. Лондон, Маяковский, М.Горький, К.Чорны, А.Кулешов, С.Лец, Элюар… Перечислять можно и дальше.
Кроме книг поэт увлечен кинофильмами, ходит в кинотеатры «Гелиос», «Пан» и «Редут».
«11 октября. С трудом разыскал на Пивной улице своего старого  товарища Н. Когда-то мы учились на курсах техников… Н. сейчас работает на Нарочи, где строится для гимназической молодежи яхт-клуб имени полковника Лиса-Кули. Это что еще за зверь? Нужно было бы сходить на фильм “Возвращение Франкенштейна” или “Каприз испанки” с Марлен Дитрих, но Н. затащил меня на выставку М.Равбы…”
Тройфейные американские фильмы про Тарзана советский зритель увидит еще не скоро, после Отечественной войны, а 24 октября 1935 г. молодой человек записывает «… В «Редуте» последний день идет «Чудесный сплав» в постановке Ченгера. А в городе на киноафишах снова появился пресловутый Тарзан».
Книга «Листки календаря» вся соткана из неповторимой атмосферы тридцатых годов, тем предгрозовым воздухом дышит не только писатель, но и читатели. Сколько в книге запоминающихся деталей, свежих ощущений молодого человека. Хочу напомнить – молодому поэту в 1935 году всего двадцать два года, но перед нами умный, зрелый, начитанный человек, занятый поиском своего места в литературе.
Дневник М.Танка пересыпан названиями улиц, кафе и магазинов старого Вильно: Королевская, Буковая, Завальная, Офярная, горы Трехкрестовые, Острая Брама, Немецкая, Закреты, Маршалковскяа, Новый Свет,  Железнодорожная, Скопувка, Цментарная, Погулянка, Колеева, Замковая…
А сколько юмора, анализа, художественного восприятия мира, проникновенный взгляд в самую суть вещей.
«30 сентября. Отмечался день рождения Машары. Я не был на этом торжестве. Оно отмечалось, кажется, в тесном хадекском кругу. Слышал только, что Машара здорово переругался с организаторами этого вечера, а в редактора «Колосьев» запустил пустой бутылкой – полную бутылку белорус не швырнет».
О политике высказывания поэта образные и запоминающие. «15 мая. Сегодня Западная Белоруссия – мешок, затянутый полицейской нагайкой, ксендзовскими четками и петлей пана Матиевского (палач в Польше), в котором из-за отсутствия свежего воздуха гаснет всякий свет – даже лучина».
Одна такая меткая цитата метко иллюстрирует  целую картинку жизни, и может опознавательно и смело войти в учебник по истории.
.
Но признаюсь, мой взгляд, мой профессиональный интерес привлекло другое – отношение Максима Танка к художественной критике, его критические суждения и оценки, которые часто идут в разрез с общепринятыми.
Решила выписать наиболее характерные цитаты и поделиться своими мыслями.
Для меня М.Танк всегда занимал какое-то особое поднебесное место, давно застывшее в пантеоне белорусской литературы, весь в бронзе, наградах, в названиях улиц, такой мемориальный памятник, а тут дневник раскрыл живого, сердечного, трепетного  человека  крестьянских корней. Странно, что выходец из деревни, где народ такой по-крестьянски практичный, знающий цену всему, весь свой век живущий в ладу с природой, ее сезонными циклами, урожаем и недородом, пахотой, сенокосом, заготовкой дров, целый год привычно занятый обиходом земли, хозяйством, и вдруг! – поэзия! Невероятно, странно, что-то почти мифическое и непонятное.
Рождение глыбы такой поэтической мощи и таланта, как Максим Танк, крепко связано с  нашей скромной и небогатой на щедрые дары землей. Наверное, раз в столетие белорусская земля, несмотря, на все людские страдания, сложности и социальные катастрофы, войны, революции, миграцию ХХ века (все это выпало на судьбу семьи Е.Скурко) дарит миру гения, нашу гордость, нашего национального и долгожданного самородка. Его имя стало своеобразным компасом в классической белорусской поэзии, ее мерилом и вершиной.
Может в начале нашего века и нового тысячелетия белорусская земля вновь тяжела от нового поэтического бремени, долгожданного и таинственного. Надо только набраться терпения и ждать появления нового национального гения.
.
1935 г. «17 февраля. Не заметил, когда заболел болезнью, известной золотоискателям. Только я ищу не золото, а новые темы, еще не стертые от частого употребления слова, метафоры, сравнения.
Возле «Бара Акатимского» едва не напоролся на Х.Иляшевича и А.Бартуля – не так давно еще двух знаменитых поэтов. Первый пьет и пишет анемичные, выхолощенные стихи, остановившись на границе поэзии и непоэзии, второй, как только добрался до панского корыта, расстался со своим прежним радикализмом и стихами помогает сейчас прокурору писать обвинительные акты против нас»
Молодой поэт предчувствует нвступление новой эпохи, ее перемены, в общественном воздухе слышны грозовые раскаты. Новое время диктует уже другой стиль и формы стихосложения, он активно занимается переводами, сравнивает белорусскую поэзию с поэзией других славянских народов. М.Танк – не равнодушный наблюдатель или мечтатель, он  деятельный участник революционного подполья, и тема сопротивления, народной борьбы становится органичной частью его творчества.
.
1936 г. «9 мая. …У нас литературе придается величайшее значение, какого у других народов она уже давно не имеет: народ ищет  в литературе ответы на все тревожащие его вопросы. У нас нет разницы между литературой и воззванием, литературой и забастовкой, литературой и демонстрацией, поэтому почти на всех политических процессах рядом с борцами за социальное и национальное освобождение на скамье подсудимых находится и наша западнобелорусская литература».
Мне кажется, высказывания молодого поэта и в наши дни современны, не утратили своего значения, его слова, как далекое эхо из прошлого, откликаются, вдруг убедительно зазвучали, наполнились живой силой, упругостью. Мы понимаем друг друга спустя столько десятилетий!
«27 июля. Против влияний разного рода бесплодных модернизмов западнобелорусская литература получила надежную прививку, сделанную нашими «опекунами» с помощью каучуковых дубинок. Поэзия наша – тяжелая, как булыжник, вырванный из мостовой в час уличных боев, неблагозвучная, как стон или крик…»
Поэзия отражает ритм, звуки, дыхание сложного периода белорусской истории.
Мы становимся свидетелями напряженной духовной жизни одного из самых значительных белорусских поэтов, его становления и роста.
.
1936 г. Многие имена в дневниках тех лет зашифрованы, но есть известные, вошедшие в историю белорусской литературы. Поражаюсь, как своевременно точны наблюдения молодого поэта
"21 марта. У нас очень трудно стать писателем, известным зарубежному читателю, хотя есть у нас дарования, которыми мог бы гордиться любой народ – и большой, и малый. Дело в том, что каждый из нас вынужден биться над проблемами, оставленными проклятым наследием прошлого, – которыми уже давно перестали интересоваться на Западе".
М.Танк  понимает, как еще несовершенная белорусская поэзия, сколько придется еще поработать всем, кто решил связать свою судьбу с литературой, но он, по крайне мере, неустанно занимается самообразованием, трудиться над собой, над новыми, рождающимися строками. Как важно, что М.Танк предельно самокритичен к себе, недоволен своими результатами, находится в поиске, и так же требователен и строг к коллегам по поэтическому цеху.
"14 марта. Перелистал новый сборник стихотворений Н. Давно уже в поэзии ничего не открывает. В лучшем случае продолжает делать то, что делали когда-то, только гораздо лучше, его предшественники. В его стихах столько старого реквизита, начиная с рифм, ритмов и образов,  что не нужно быть пророком, чтоыб предсказать подобной поэзии недолгий век. Да и вообще надо признать, что надежда нашей литературы не в тех, кому справляют сегодня громкие юбилеи, а в тех, о ком еще пока нельзя гооврить во весь голос. В оценке литературных произведений у нас существуют две меры: одна – белорусская, другая – европейская. Согласно первой – все выдающиеся, все классики. Согласно второй… Второй пока что и мерить некого».
«9 апреля. Сейчас в виленских литературных кругах идут споры: как писать и о чем писать? Последний вопрос для меня ясен, а вот как писать – об этом надо серьезно подумать.
Михась Василек, начитавшись “молодняковцев”, пробует на новый лад: “Скалит солнце зубы над деревнею, покатившись желтым смехом…” Я как-то упрекнул его за подражание не слишком надежным образцам, но один из критиков взял иго под защиту. Правда, и мне когда-то нравились такие стихи”
"10 апреля. …прочел небольшой сборничек П.Труса “Стихи” (1925). Многие у нас увлекаются его произведениями, а мне они кажутся многословными, неглубокими. Некоторые его стихи слушком густо затканы орнаментом – такое и не на всяком полотенце под иконой увидишь… Хотя я и сам не могу еще выбраться из тенет подобной “красивости”, все же начинаю уже ее воспринимать как пародию на истинную поэзию. Обещал для “Белорусской летописи” написать статью о П.Трусе, но, видимо, откажусь – кто же захочет печатать мои еретичные мысли и начинать баталию со всеми присяжными критиками".
Как, однако, актуально звучат слова М.Танка, не знаю, прошли бы сегодня такие острые наблюдения молодого автора в наших литературных изданиях. Все время ловлю себя на мысли  – в столь молодые годы М.Танк уже зрелый, состоявшийся  художник, яркий критик, неординарная, крупная личность. Такая ранняя заявка оправдается дальше, начинающий поэт вырастет.
.
1936 г. М.Танку еще нет  и двадцати пяти лет, а какой проникновенный взгляд в суть вещей.
«11 декабря. Когда-то Достоевский сетовал, что Европа не знает Пушкина. Меня беспокоит еще и другое: мы знаем многих посредственных (о классиках) западноевропейских писателей, а там ничего не знают и, может, никогда не будут знать о наших самых выдающихся.
Отставание – национальная наша болезнь. А из-за отсутствия своих школ она стала хронической. Психология молодого поколения формируется (за исключением разве только фольклора и некоторых живых до сих пор национальных традиций) под влиянием чужой литературы, чужого  искусства».
Читаешь и понимаешь – идет перекличка эпох, ничего не устарело, и Максим Танк с нами, он по-прежнему молод, в нем живет боевой дух сопротивления мертвым формам, подражанию, и ничего не утрачено, надо только иногда возвращаться к своим истокам, учиться заново сомневаться, не утратить пытливость ума и свежесть чувств.
Цитировать автора можно долго, вся книга – сплошная цитата, он находится в центре литературного процесса, ничего не ускользает от его наблюдений, М.Танк дает блестящие характеристики своим современникам, анализирует и оценивает их творчество, отмечает положительные успехи, но особенно цепко его взгляд выделяет недостатки, его замечания точны и дают много пищи  для размышлений сегодняшним молодым поэтам. Связь поколений не утрачена, наоборот, она крепнет и подтверждает живучесть традиций.
М.Танк  верен определенным убеждениям, он выбрал свой путь и не свернет с него до конца своих дней. Это вызывает особое уважение к личности одного из самых талантливых белорусских поэтов ХХ века. Всем своим творчеством, всей своей дальнейшей жизнью, служебной карьерой в советской Белоруссии он будет доказывать правоту своих убеждений, которым не изменил.
.
1937 г. "3 июля. … С легкой руки Цата Мацкевича (редактор реакционной газеты “Слово”) – после его статьи “Пан президент  Речи Посполитой, спасай человека” – началась кампания за освобождение из тюрьмы С.Песецкого – автора книги “Любовники Большой Медведицы”. Думаю, что этого агента “двойки” (военная разведка), морфиниста и бандита освободят, тем более что Песецкий был присужден к каторжным работам только за бандитизм, а не за политику. Тут во всех костелах начнут за него молиться…
У кого бы сегодня занять двадцать восемь грошей на килограмм хлеба?"
Сегодня книги  Сергея Песецкого запаздало вернулось к белорусским читателям из несправедливого забвения, писатель переиздается, популярен, о нем снимают фильмы, ученые-литературоведы обратились к его творческому наследию,  изучают и пишут интересные монографии.
Но как любопытен нам взгляд самого М.Танка, его однозначное отношение к политическому оппоненту противнику – неприятие. Здесь поэт категоричен, конечно, в то время он не мог знать всех фактов биографии "этого агента “двойки” (военная разведка), морфиниста и бандита",  многие тайны Сергея Песецкого откроются в наши дни, но сегодня тем более интересно молодым читателям  обратиться к творчеству реанимированного писателя, как и ко многим другим, о которых вспоминает автор в своей книге «Листки календаря».
.
1938 г. «16 апреля. …Потом я стал просматривать захваченные с собой литературные журналы – польские, чешские и белорусские. И как-то грустно стало. Бедно мы выглядим в сравнении со своими соседями. Какая-нибудь встреча за чашкой чая двух-трех белорусов, какая-нибудь вечеринка или самодеятельный спектакль, незначительная брошюрка или сборник слабеньких стихов – все это отмечается в нашей нищенской печати, как историческое событие… В литературе почти никто не заботиться о форме, хотя безразличие к ней свидетельствуют и о недостаточно серьезном отношении к самой идее – даже самой передовой.
… «Я проснулся однажды утром, – писал Байрон, – и увидел себя знаменитым. Я уверен, что некоторые наши «знаменитые» как-нибудь проснутся утром и увидят, какие они посредственности. А может, такие люди никогда и не просыпаются»
Читаю  такие горькие в своей откровенности строки, и думаю, как же не хватает нашей современной литературе такого честного, страстного/пристрастного  и неравнодушного молодого критика! У нас есть талантливые, оригинальные авторы, но вот смелости, тому отчаянному напору и дерзости, что уже были присущи характеру молодого Максима Танка, к сожалению, не наблюдается.
Вероятнее всего, острый критический взгляд сегодня надо еще уметь поддержать, создать питательную творческую среду, воспитать и по возможности не сдерживать пыл и страсть, а дать добро на публикации, пусть провокативных, проблемных и порой «горячих» статей, пусть выйдут молодые эмоции и мысли на страницах литературных изданий яркими откровениями новых поэтических голосов.
.
1939 г. «7 января. Чтобы быть поэтом прошлого – я опоздал родиться, поэтом будущего – поспешил».
«13 января. В сумерках солтыс Пилипок принес почту. Из письма дяди Рыгора (Григорий Ширма, прим. автора) узнал, что против моей статьи, опубликованной в журнале «Белорусская летопись», ополчились все критики и «деятели» и ему пришлось отбивать их атаки. Очень жаль, что из-за цензурных ограничений я вынужден был сократить страницы, в которых говорилось о достижениях советской белорусской литературы и более остро – о недостатках нашей критики. Ну, да когда-нибудь подсыплю еще нашим кастратам жару».
Начало 1939 года, творческая интеллегенция Западной Беларуси в ожидании скорых перемен, М.Танк в курсе всех политических событий в БССР, читает книги советских поэтов, белорусские литературные газеты и журналы. Революционные надежды и романтические идеалы должны вот-вот осуществиться.
«20 января. Перед самым отъездом в Вильно получил открытку от дяди Рыгора. Снова вспоминает о моей статье, вызвавшей бурную реакцию в лагере наших врагов. Подбадривает: «Пусть жабы квакают». Наша молодая литература зародилась и растет на великом перепутье разных дорог. Поэтому в наших метриках не всегда записаны подлинные имена отцов и крестных. Последние, может быть, и чувствуют, что некоторые их дети не похожи на них, но, как всегда бывает в таких случаях, предпочитают молчать. Двух вещей я пока не могу добиться – полной независимости и самобытности».
М.Танк привычно строг к себе, насмотря на возраст, давно уже не новичок в литературе, сравнивает свои стихи с лучшими образцами, ведь столько чужих поэтических строк пропущено через свое сердце, но поэт хочет добиться совершенства.
Как понимает он на тот момент  полную независимость и самобытность? Чем же он связан, какие у него обязательства и перед кем? Уже в те годы его поэзия имеет свой стиль, свою неповторимость. Самобытность – это, прежде всего, яркая  индивидуальность, свой неповторимый поэтический голос, он уже услышан, его часто приглашают на вечера студенты Вильно.
«21 января. Все больше убеждаюсь, что для популяризации того или иного поэта или даже целой литературы нужна соответствующая звонница. Звонница – это государственность и то место, которое занимает народ и его язык на земле. А наш голос все еще не вырвался из подвалов и острожных карцеров. О каком же резонансе наших произведений может идти сегодня речь!»
Масштабно мыслит М.Танк, по-государственному, понимая всю важность проникновения родной литературы в народную гущу. Только творческий взаимообмен – читатель-поэт-читатель  –  наполняет его новыми темами, новыми героями, а он умеет прислушиваться к народным голосам, собирает пословицы, поговорки, песни, сказки. Народное творчество сберегает лучшее, глубинное, что питает силы и дух поэта.
И это в панской Польше, в Западной Беларуси межвоенного периода, где давно закрыты белорусские школы, обучение детей белорусов идет на польском языке, но люди верят в свое будущее.
«27 февраля. Сегодня в редакции «Колосьев» зашел разговор о рецензиях, печатающихся в журналах. Очень многие у нас все еще боятся сказать правду, чтобы не испортить отношений с автором, но почему-то не боятся испортить их с читателем».
Ситуация с правдивыми критическими рецензиями стара, как мир, надо быть независимой и мужественной личностью, чтобы так откровенно мыслить. Но поэт задается и другим, не менее важным и честным вопросом – как сохранить отношения с читателем? Не надо писать плохо, тогда не будет проблем с правдивыми рецензиями.
«1 марта. Положение у меня катастрофическое… В Вильно не на что жить. Бросить Вильно – бросить писать… Целыми днями и ночами думаю о хлебе и поэзии, поэзии и хлебе. Встретил Путрамента. Собирается вместе с Римкевичем и Буйницким ехать в Заользе на съезд польских писателей».
«13 апреля. А голодным дням и конца не видно. Кажется, приближаюсь к чему-то неотвратимому. И в поэзии своей вижу все больше и больше недостатков. Перед лицом голода бледнеют даже самые, как мне казалось, лучшие мои стихи. Правда, каждое художественное произведение должно пройти через две инстанции суда: современность, которая часто ошибается, и будущее. Время исправляет все ошибки. Наверное, поэтому и я начинаю видеть более остро».
Чем не завет нашего классика молодым поэтам? «Листки календаря» своеобразная настольная книга, испытанная временем. Конечно, эпоха во многом определила масштабы творчества и личности поэта, но в книге мы слышим искренний, озабоченный голос человека, который может ошибаться,  сомневаться, признаваться в любви, грустить, проявлять свои маленькие слабости.
Максим Танк – главный герой книги «Листки календаря», которая не потеряла своей значимости, наоборот, ее значение  и ценность с каждым новым поворотом истории только возрастает.
.
Как же Евгений Скурко точно отвечал уже в тридцатые годы своему новому творческому имени – Максим, значит, предельно максимальный поэт Максим Танк. Такой не согнется, не сойдет с выбранной дороги, сломленные и слабые – другие, они давно отстали, но не он. Нет, такой богатырь слова выстоит и даст пример новым поколениям благодарных поэтов, которые придут после, после Максима Танка.
Средняя оценка: 2.75563
Проголосовало: 311