Храм Будды на берегах Невы

ХРАМ БУДДЫ НА БЕРЕГАХ НЕВЫ

«Холодный ветер подымал мелкие волны, с дробным плеском набегавшие на песок…

Гирин и Сима перешли Третий Елагин мост и оказались на Приморском проспекте, напротив бывшего буддийского храма.

Сима остановилась в восхищении. Массивный забор дикого камня ограждал небольшой сад с жёлтыми лиственницами и оголёнными дубами. Массивное здание тибетской архитектуры из негладкого серого гранита с обрамлёнными чёрным лабрадоритом проёмами окон и дверей. Красные, белые, зелёные и синие кафельные полосы чередовались на фронтоне карниза с рядами фарфоровых кружков. Позолоченные колокола, колесо и две антилопы на крыше казались странным диссонансом в этом строгом изяществе формы и цвета.

- Здание пустое, смотри, Иван, - сказала Сима. – Вот и надо, чтобы его отдали под твою лабораторию!»

Это строки из эпилога романа приключений «Лезвие бритвы», созданного замечательным советским писателем и учёным Иваном Антоновичем Ефремовым. Действие в романе происходит в начале 1960-х годов, и на ту пору упомянутый буддийский храм в Ленинграде действительно давно уже не действовал. Но вот совсем пустым он всё-таки не был. Давайте, впрочем, по порядку.

АРХИВНЫЕ документы подскажут нам, что самые первые буддисты на берегах Невы появились в начале XVIII века. Это волжские калмыки, подданные Калмыцкого ханства, вошедшего в состав России в 1609 году. Вместе с другими работными людьми они трудились над возведением каменных валов Петропавловской крепости, с которой начиналась новая российская столица. Жили неподалёку, в так называемой Татарской слободе. Однако сколько их насчитывалось и как долго они пробыли в Петербурге, сведений не сохранилось. И на протяжении долгих следующих десятилетий среди обитателей города не было зафиксировано ни одного представителя буддийской конфессии.

Буддийская община стала складываться в Петербурге лишь в самом конце позапрошлого века. По переписи 1869 года здесь проживал один-единственный буддист, записавшийся разночинцем. В 1897 году было уже 75 буддистов, а в 1910-м – 185 (163 мужчины и 21 женщина). В этническом отношении это были в основном забайкальские буряты и волжско-донские калмыки. Селились же они на Петроградской стороне (буряты) и в Литейных частях (калмыки).

ЗАМЕТИМ попутно, что к тому времени буддизм в России вот уже более полутора столетий был признан одной из официальных религий. В 1764 году императрица Екатерина II утвердила титул верховного главы буддистов Восточной Сибири и Забайкалья – Пандито Хамбо-ламы, а бурятское духовенство, в свою очередь, признало государыню земным воплощением важнейшей богини пантеона – Белой Тары.

Как буряты, так и калмыки традиционно исповедовали буддизм наиболее распространённой в Тибете и Монголии школы «гелуг» («добродетельная»), которую европейцы называли ламаизмом. За неимением общего храма петербургские буддисты обычно совершали моления на частных квартирах, перед скромными домашними алтарями с образом Будды Шакьямуни.

Проживало в городе и немало буддистов-иностранцев – китайцы, японцы, сиамцы, имевшие при своих посольствах небольшие кумирни.

Наконец, среди адептов буддизма имелись и русские – главным образом, представители высшего света и либеральной интеллигенции. Это были своего рода богоискатели, отвергшие ортодоксальное христианство и искавшие новую – универсальную – веру в религиозно-философских учениях древней Индии и Тибета.

ИДЕЯ сплотить далеко не однородную буддийскую общину Северной столицы принадлежала учёному бурятскому ламе Агвану Лобсану Доржиеву. Получив высшее буддийское образование в одном из тибетских монастырей, он стал наставником юного Далай-ламы Тубтэна Гьяцо и вскоре приобрёл огромное влияние на него. Доржиев активно ратовал за сближение Тибета с Россией – державой, где буддизм пользуется покровительством «Белого Царя» (Цаган Батора). Она сможет взять «снежную страну» под своё покровительство и защитить от «пилинов» (чужеземцев) англичан.

В 1898 году Доржиев впервые приехал в Петербург в качестве личного посланника Далай-ламы. Благодаря протекции князя Э.Э. Ухтомского – большого знатока ламаизма, дипломата и издателя «Санкт-Петербургских ведомостей» - он получил аудиенцию у императора Николая II, а также завёл ряд полезных связей среди аристократии и учёных-востоковедов. Однако из идеи Агвана – устроить на невских берегах небольшую молельню для бурятов, калмыков и русских «необуддистов» - тогда ничего не вышло.

А развернувшиеся затем бурные политические события – британская военная экспедиция в Тибет (1903-1904), бегство Далай-ламы в Монголию и Русско-Японская война – надолго отвлекли Доржиева от его далеко идущих планов. Вернуться к ним он смог только в 1905-м, когда окончательно обосновался в Петербурге. Во время новой аудиенции у государя Доржиев впервые поднимает вопрос о строительстве буддийского храма в столице. Николай, судя по всему, не возражал, но прошло ещё два года, прежде чем Агвану удалось получить официальное дозволение властей. Отметим, что решающее значение здесь имело письменное обращение Далай-ламы к российскому правительству, лично доставленное Доржиевым летом 1908 года. Министр иностранных дел А.П. Извольский отнёсся к этому ходатайству с «особым вниманием», полагая, что благосклонное отношение России к пожеланию Далай-ламы «произведёт глубокое впечатление в нашу пользу как на него самого, так и на многочисленных ламаистов в пределах Империи». Премьер-министр и министр внутренних дел П.А. Столыпин, учтя мнение Извольского, дал со своей стороны разрешение на такое строительство. И как итог: инициативу Далай-ламы лично одобрил Николай II, заверивший Доржиева во время аудиенции в Царскосельском Александровском дворце 23 февраля 1909 года, что «буддисты в России могут себя чувствовать как под крылом могучего орла».

ПЛАНЫ у бурятского ламы тогда вновь оказались грандиозными. Он собирался возвести целый монастырский комплекс (по образцу забайкальских дацанов), который включал бы в себя общежитие и конфессиональную школу для монахов-учащихся, выходцев из мест традиционного распространения буддизма в России. А, кроме того, монастырь должен был стать своего рода неофициальным представительством Далай-ламы – ведь тот продолжал активно искать покровительства «Белого Царя».

Но тут неожиданно возникло препятствие: руководство МВД и Департамента духовных дел иностранных вероисповеданий начало опасаться, что буддийская молельня может превратиться в рассадник панмонголизма и враждебного для России прояпонского влияния. И пришлось Доржиеву умерять амбиции и ходатайствовать о постройке одной лишь молельни для удовлетворения нужд калмыцко-бурятской диаспоры.

В марте 1909 года Агван приобрёл на северной окраине Петербурга, в Старой Деревне, участок земли за восемнадцать тысяч рублей и закупил кое-то из строительных материалов. Участок располагался напротив живописного Елагина острова и выходил одной стороной к реке – Большой Невке. Место было тихое, уединённое, что как нельзя лучше отвечало требованиям буддийского строительного канона.

К СООРУЖЕНИЮ приступили уже в апреле. Работы шли споро, и уже к концу следующего, 1910 года здание оказалось вчерне готовым. Рядом, несмотря на запрещение властей, начали ставить четырёхэтажный каменный дом – формально, для личных нужд Доржиева. На самом деле он собирался использовать его как общежитие для монахов и гостей-буддистов. Вскоре, однако, строители столкнулись с новыми трудностями: с одной стороны, не хватало средств, с другой, дело тормозили всякого рода чиновники. Так, Департамент духовных дел был категорически против украшения фасадов молельни буддийскими символами, опасаясь, что они могут принять «демонстративный характер» и оскорбить чувства верующих христиан.

Масла в огонь подлили черносотенная пресса и часть православного духовенства, увидевшие в сооружении в столице ещё одного иноверческого храма – в добавление к мечети и синагоге – чуть ли не покушение на основы истинно русской веры. Храм был объявлен «идольским капищем», с помощью которого буддисты якобы пытаются вернуть язычество на Святую Русь. «Наступает власть тьмы и время Антихриста, ибо открытое идолослужение в центре России, в столице, при соизволении властей и молчании полуторамиллионного христианского населения, - что это как не восстание древнего змия – дракона на Христа…», - писал архимандрит Варлаам. В подобной обстановке подозрительности и недоброжелательства от Доржиева потребовались огромное упорство, выдержка и даже личное мужество, дабы довести постройку до конца. И в результате летом 1915 года, в разгар мировой войны, в Петербурге (переименованном уже в Петроград) появился крупный соборный храм-монастырь с общежитием, аналог тибетского «цогчен-дугана».

ЗДЕСЬ, безусловно, надо рассказать о тех, кто приложил руку к созданию его внешнего и внутреннего облика. Авторами архитектурного проекта стали студент Института гражданских инженеров Н.М. Березовский и зодчий Г.В. Барановский, оформлением интерьеров руководил художник Н.К. Рерих. Агван Доржиев организовал также специальный строительный комитет по наблюдению за ходом строительства, куда вошли известные российские востоковеды и знатоки буддизма академики В.В. Радлов и С.Ф. Ольденбург, князь Э.Э. Ухтомский и др.

Храм строго ориентирован с юга на север, где, по представлениям буддистов находится легендарная Шамбала. В глубокой нише северной стены молельного зала (дугана) помещается главный алтарь с изваянием Большого Будды. Интересно, что первоначальная статуя была выполнена из алебастра, впоследствии её заменили на металлическую с позолотой. На втором этаже расположен ещё один алтарь с двумя статуями будд – Сидящего Будды Шакьямуни и Стоящего Будды Майтрейи, их подарил храму в 1914-м король Сиама Рама IV. Статуэтки божеств (бурханы), иконы (тханки), а также серебряные ритуальные предметы А. Доржиев заказал в мастерских Пекина и Долоннора.

ПЕРВОЕ богослужение в храме – ещё не оконченном постройкой – состоялось 21 февраля 1913 года, в дни празднования 300-летия Дома Романовых. Оно происходило при участии главы буддистов Забайкалья Пандито Хамбо-ламы Даши-Доржо Итигелова, высоких гостей из Монголии и группы петербургских буддистов. Спустя год власти утвердили штат местного духовенства в составе девяти калмыцких и бурятских лам, пятеро из которых имели полное монашеское посвящение. И, наконец, 10 августа 1915 года храм был торжественно освящён и получил традиционное тибетское название: Kun la brtse mdzad thub dbang dam chos ‘byung ba’i gnas, что означает «Источник Святого Учения Всесострадающего Владыки-Отшельника».

ОДНАКО начатые сразу после этого регулярные богослужения продолжались всего лишь год с небольшим. В конце 1916-го, не вынеся тягот военного времени, почти все монахи покинули Петроград.

А через три года буддийский храм подвергся погрому и лишился большей части своих реликвий; полностью уничтожили богатейшую библиотеку с книгами на китайском, монгольском, тибетском и европейских языках и ценнейший личный архив Агвана Доржиева.

Дальнейшая храмовая история оказалась крайне сложной. Советские власти, стремясь установить более тесные связи со странами буддийского Востока, разрешили в 1927 году вновь открыть дацан. Ежегодно в августе в Ленинград из Улан-Батора приезжала группа лам для совершения традиционного 45-дневного «летнего молебствия» («ярнай хурала»). Вся храмовая территория ещё раньше была закреплена за Тибетско-Монгольской миссией в СССР, главой которой признали Доржиева. «…Буддистский храм в Петербурге строился с политическим расчётом, чтобы отвлечь внимание как Монголии, так и Тибета от «заигрываний» Англии. Тов. Доржиев выдвинул прекрасную мысль использовать калмыцких паломников в деле революционизирования народов Центральной Азии, монголов и тибетцев. И не только их! Через Тибет Индия, оплот британских империалистов, могла бы установить связь с очагом мировой революции», - писала одна из газет. Однако в какой-то момент он, чтобы избавить своё детище от крайне обременительного налогообложения, заключил с полпредом МНР Боянчулганом договор о передаче Монголии дацана «на правах кондоминиума». У нас этот договор, впрочем, не признали, а вот монголы до сих пор считают, что петербургский буддийский храм с землёй принадлежит им.

НО уже вскоре развернулись гонения.

Так, посетивший Старую Деревню летом 1929 года журналист Юрий Ардин выдал для журнала «Безбожник» фельетон. «Сейчас богослужений в храме нет, - читаем мы здесь, - нет необходимых «специалистов» - монгольских лам. Только в августе оживает тёмное жилище бронзового бога. Приезжают ламы из Монголии и Тибета. И тогда почти круглые сутки под мрачными сводами звенят удары в медный там-там, клубится синий дым удушливых благовоний, гнусавят дикие напевы лам в цветистых одеяниях».

В конце декабря 1933-го дацан был окончательно закрыт, а ламы арестованы по обвинению в принадлежности к несуществующему «Японско-бурятскому контрреволюционному центру» и почти все расстреляны.

Что касается Доржиева, то он, предвидя скорую кончину ввиду преклонного возраста, добровольно сложил с себя полномочия «представителя Тибета в СССР» и уехал из Ленинграда на родину, в Забайкалье, где и рассчитывал провести остаток жизни в уединении и молитве, как подобает буддийскому монаху. Ах, насколько же он оказался наивным! Буквально через несколько недель по приезде его также арестовали как «японского шпиона» и заключили в тюрьму в Верхнеудинске (ныне Улан-Удэ). Там Доржиев – после единственного допроса – умер в январе 1938 года. Вслед за тем ликвидировали Тибетско-Монгольскую миссию.

ОПУСТЕВШЕЕ здание с началом войны было передано военным – здесь разместилась мощная длинноволновая радиостанция для связи осаждённого города с «Большой землёй». Потом ею пользовались как «глушилкой» для подавления «вражеских голосов».

Между тем отечественные учёные-востоковеды, обеспокоенные судьбой храма, несколько раз обращались в Президиум Академии наук СССР с просьбой о передаче здания ленинградскому филиалу Института востоковедения для размещения в нём музея истории буддизма. Особенно ратовал за это сын Н.К. Рериха, Ю.Н. Рерих, вернувшийся на родину из Индии. Он писал и в самые высокие инстанции, даже Н.C. Хрущёву, зная о его симпатиях к семейству Рерихов.

И действительно, стремясь к укреплению советско-индийских связей, Никита Сергеевич проявлял особое внимание к детям Н.К. Рериха – буддологу Юрию и художнику Святославу, и до некоторой степени протежировал им обоим. Известно, между прочим, что однажды глава государства лично посетил дацан, возможно, заинтересовавшись рассказами о нём Ю.Н. Рериха.

Усилия востоковедов, в конце концов, увенчались успехом. Весной 1960 года военные - служба радиоэлектронной борьбы ПВО - освободили храм, и Ленсовет официально передал его Академии наук на правах долгосрочной аренды. (Тогда-то здание и видели главные герои ефремовского романа «Лезвие бритвы»).

К тому времени храм уже утратил многие свои характерные атрибуты – позолоченное навершие-«ганчжир», накладные диски-«толи», щиты с монограммами божества Калачакры. Серьёзно пострадали и другие элементы декора, в том числе рериховские цветные витражи и стеклянный плафон, украшенные священными символами. Главное, из плиточного пола молельного зала выдолбили «крамольную» свастику.

Вскоре выяснилось, что бывший храм совершенно не пригоден для хранения памятников тибетской письменности, чего особенно хотел Ю.Н. Рерих. И тогда новым пользователем здания стал Зоологический институт, который перевёз в эти стены многочисленное и довольно громоздкое оборудование трёх своих лабораторий.

Возвращён верующим храм был лишь в 1990 году, ему дали нынешнее название «Дацан Гунзэчойнэн», что является аббревиатурой тибетского имени, полученного им при освящении. А в 1994-м главный алтарь снова украсила скульптура Большого Будды, изготовленная в классическом монгольском стиле – из папье-маше с последующим покрытием сусальным золотом. Высота туловища Будды – два с половиной метра, вместе с нимбом и пьедесталом – около пяти метров. Постоянно проживающая теперь в дацане группа из десяти лам регулярно проводит ритуальные молебны и таким образом поддерживает старинную традицию, имеющую приверженность главным образом среди немногочисленной бурятско-калмыцко-тувинской диаспоры.

Осенью 1987 года Старую Деревню посетил Его Святейшество XIV Далай-лама, считающийся, как и его предшественник, духовным покровителем храма.

СЕДЬМОГО октября 2015 года традиционный полуденный выстрел из пушки с Нарышкинского бастиона Петропавловской крепости знаменовал собою начало празднования столетия Санкт-Петербургского дацана – первого буддийского храма Европы.  В городе на Неве прошёл ряд торжественных мероприятий – выставки, концерты, освящение статуй божеств, спортивные состязания и т.д. Но самые красочные, поистине уникальные, действа развернулись в стенах Государственного Эрмитажа. Во-первых, была построена песочная мандала Белой Тары. Напомним, что, начиная с Екатерины II, все наши императоры и императрицы считались земным воплощением именно этой богини, и до 1917 года существовала специальная клятва главы буддистов главе государства – Белой Таре. Строительство дворца богини (мандалы) во дворце, где жили российские Белые Тары – акция глубоко символичная.

А на сцене Эрмитажного театра ламами дацана Калачакры из Бурятии состоялось представление мистерии Цам – костюмированного ритуального танца. Цель его – показать присутствие божеств на земле и отдалить злых духов от последователей Будды. Действующие лица Цама: быкоголовый Чойчжал (Эрлик-хан), Махакала, Джамсаран, гневные защитники веры - докшиты, «хранители кладбищ» - читипати;  священные звери и птицы. Всеобщий смех вызывает появление Белого Старца – покровителя всех живых людей, главы духов земли и воды. Он пытается заснуть посреди танцующих, выпрашивает у зрителей табак, раздаёт сладости детям. Комические пантомимы Старца как бы разряжали напряжение, связанное с плясками «самых ужасных» богов.

Завершается мистерия символическим умерщвлением вырезанной из бумаги или вылепленной из теста фигурки линга, олицетворяющего врагов буддизма. Как принято считать, Цам является мостом между невидимым миром просветлённых божеств и миром людей.

Обычно подобная церемония проводится на открытом воздухе в монастырях (что, собственно, и было в нынешнем мае во дворе петербургского дацана); здесь же, в театре, при искусственном освещении, она приобрела особую мистичность.

Такого бывшая императорская резиденция действительно никогда не видела!

Александр АЛИЕВ

Это строки из эпилога романа приключений «Лезвие бритвы», созданного замечательным советским писателем и учёным Иваном Антоновичем Ефремовым. Действие в романе происходит в начале 1960-х годов, и на ту пору упомянутый буддийский храм в Ленинграде действительно давно уже не действовал. Но вот совсем пустым он всё-таки не был. Давайте, впрочем, по порядку.

 

АРХИВНЫЕ документы подскажут нам, что самые первые буддисты на берегах Невы появились в начале XVIII века. Это волжские калмыки, подданные Калмыцкого ханства, вошедшего в состав России в 1609 году. Вместе с другими работными людьми они трудились над возведением каменных валов Петропавловской крепости, с которой начиналась новая российская столица. Жили неподалёку, в так называемой Татарской слободе. Однако сколько их насчитывалось и как долго они пробыли в Петербурге, сведений не сохранилось. И на протяжении долгих следующих десятилетий среди обитателей города не было зафиксировано ни одного представителя буддийской конфессии.

Буддийская община стала складываться в Петербурге лишь в самом конце позапрошлого века. По переписи 1869 года здесь проживал один-единственный буддист, записавшийся разночинцем. В 1897 году было уже 75 буддистов, а в 1910-м – 185 (163 мужчины и 21 женщина). В этническом отношении это были в основном забайкальские буряты и волжско-донские калмыки. Селились же они на Петроградской стороне (буряты) и в Литейных частях (калмыки).

 

ЗАМЕТИМ попутно, что к тому времени буддизм в России вот уже более полутора столетий был признан одной из официальных религий. В 1764 году императрица Екатерина II утвердила титул верховного главы буддистов Восточной Сибири и Забайкалья – Пандито Хамбо-ламы, а бурятское духовенство, в свою очередь, признало государыню земным воплощением важнейшей богини пантеона – Белой Тары.

Как буряты, так и калмыки традиционно исповедовали буддизм наиболее распространённой в Тибете и Монголии школы «гелуг» («добродетельная»), которую европейцы называли ламаизмом. За неимением общего храма петербургские буддисты обычно совершали моления на частных квартирах, перед скромными домашними алтарями с образом Будды Шакьямуни.

Проживало в городе и немало буддистов-иностранцев – китайцы, японцы, сиамцы, имевшие при своих посольствах небольшие кумирни.

Наконец, среди адептов буддизма имелись и русские – главным образом, представители высшего света и либеральной интеллигенции. Это были своего рода богоискатели, отвергшие ортодоксальное христианство и искавшие новую – универсальную – веру в религиозно-философских учениях древней Индии и Тибета.

 

ИДЕЯ сплотить далеко не однородную буддийскую общину Северной столицы принадлежала учёному бурятскому ламе Агвану Лобсану Доржиеву. Получив высшее буддийское образование в одном из тибетских монастырей, он стал наставником юного Далай-ламы Тубтэна Гьяцо и вскоре приобрёл огромное влияние на него. Доржиев активно ратовал за сближение Тибета с Россией – державой, где буддизм пользуется покровительством «Белого Царя» (Цаган Батора). Она сможет взять «снежную страну» под своё покровительство и защитить от «пилинов» (чужеземцев) англичан.

В 1898 году Доржиев впервые приехал в Петербург в качестве личного посланника Далай-ламы. Благодаря протекции князя Э.Э. Ухтомского – большого знатока ламаизма, дипломата и издателя «Санкт-Петербургских ведомостей» - он получил аудиенцию у императора Николая II, а также завёл ряд полезных связей среди аристократии и учёных-востоковедов. Однако из идеи Агвана – устроить на невских берегах небольшую молельню для бурятов, калмыков и русских «необуддистов» - тогда ничего не вышло.

А развернувшиеся затем бурные политические события – британская военная экспедиция в Тибет (1903-1904), бегство Далай-ламы в Монголию и Русско-Японская война – надолго отвлекли Доржиева от его далеко идущих планов. Вернуться к ним он смог только в 1905-м, когда окончательно обосновался в Петербурге. Во время новой аудиенции у государя Доржиев впервые поднимает вопрос о строительстве буддийского храма в столице. Николай, судя по всему, не возражал, но прошло ещё два года, прежде чем Агвану удалось получить официальное дозволение властей. Отметим, что решающее значение здесь имело письменное обращение Далай-ламы к российскому правительству, лично доставленное Доржиевым летом 1908 года. Министр иностранных дел А.П. Извольский отнёсся к этому ходатайству с «особым вниманием», полагая, что благосклонное отношение России к пожеланию Далай-ламы «произведёт глубокое впечатление в нашу пользу как на него самого, так и на многочисленных ламаистов в пределах Империи». Премьер-министр и министр внутренних дел П.А. Столыпин, учтя мнение Извольского, дал со своей стороны разрешение на такое строительство. И как итог: инициативу Далай-ламы лично одобрил Николай II, заверивший Доржиева во время аудиенции в Царскосельском Александровском дворце 23 февраля 1909 года, что «буддисты в России могут себя чувствовать как под крылом могучего орла».

.

ПЛАНЫ у бурятского ламы тогда вновь оказались грандиозными. Он собирался возвести целый монастырский комплекс (по образцу забайкальских дацанов), который включал бы в себя общежитие и конфессиональную школу для монахов-учащихся, выходцев из мест традиционного распространения буддизма в России. А, кроме того, монастырь должен был стать своего рода неофициальным представительством Далай-ламы – ведь тот продолжал активно искать покровительства «Белого Царя».

Но тут неожиданно возникло препятствие: руководство МВД и Департамента духовных дел иностранных вероисповеданий начало опасаться, что буддийская молельня может превратиться в рассадник панмонголизма и враждебного для России прояпонского влияния. И пришлось Доржиеву умерять амбиции и ходатайствовать о постройке одной лишь молельни для удовлетворения нужд калмыцко-бурятской диаспоры.

В марте 1909 года Агван приобрёл на северной окраине Петербурга, в Старой Деревне, участок земли за восемнадцать тысяч рублей и закупил кое-то из строительных материалов. Участок располагался напротив живописного Елагина острова и выходил одной стороной к реке – Большой Невке. Место было тихое, уединённое, что как нельзя лучше отвечало требованиям буддийского строительного канона.

 

К СООРУЖЕНИЮ приступили уже в апреле. Работы шли споро, и уже к концу следующего, 1910 года здание оказалось вчерне готовым. Рядом, несмотря на запрещение властей, начали ставить четырёхэтажный каменный дом – формально, для личных нужд Доржиева. На самом деле он собирался использовать его как общежитие для монахов и гостей-буддистов. Вскоре, однако, строители столкнулись с новыми трудностями: с одной стороны, не хватало средств, с другой, дело тормозили всякого рода чиновники. Так, Департамент духовных дел был категорически против украшения фасадов молельни буддийскими символами, опасаясь, что они могут принять «демонстративный характер» и оскорбить чувства верующих христиан.

Масла в огонь подлили черносотенная пресса и часть православного духовенства, увидевшие в сооружении в столице ещё одного иноверческого храма – в добавление к мечети и синагоге – чуть ли не покушение на основы истинно русской веры. Храм был объявлен «идольским капищем», с помощью которого буддисты якобы пытаются вернуть язычество на Святую Русь. «Наступает власть тьмы и время Антихриста, ибо открытое идолослужение в центре России, в столице, при соизволении властей и молчании полуторамиллионного христианского населения, - что это как не восстание древнего змия – дракона на Христа…», - писал архимандрит Варлаам. В подобной обстановке подозрительности и недоброжелательства от Доржиева потребовались огромное упорство, выдержка и даже личное мужество, дабы довести постройку до конца. И в результате летом 1915 года, в разгар мировой войны, в Петербурге (переименованном уже в Петроград) появился крупный соборный храм-монастырь с общежитием, аналог тибетского «цогчен-дугана».

.

ЗДЕСЬ, безусловно, надо рассказать о тех, кто приложил руку к созданию его внешнего и внутреннего облика. Авторами архитектурного проекта стали студент Института гражданских инженеров Н.М. Березовский и зодчий Г.В. Барановский, оформлением интерьеров руководил художник Н.К. Рерих. Агван Доржиев организовал также специальный строительный комитет по наблюдению за ходом строительства, куда вошли известные российские востоковеды и знатоки буддизма академики В.В. Радлов и С.Ф. Ольденбург, князь Э.Э. Ухтомский и др.

Храм строго ориентирован с юга на север, где, по представлениям буддистов находится легендарная Шамбала. В глубокой нише северной стены молельного зала (дугана) помещается главный алтарь с изваянием Большого Будды. Интересно, что первоначальная статуя была выполнена из алебастра, впоследствии её заменили на металлическую с позолотой. На втором этаже расположен ещё один алтарь с двумя статуями будд – Сидящего Будды Шакьямуни и Стоящего Будды Майтрейи, их подарил храму в 1914-м король Сиама Рама IV. Статуэтки божеств (бурханы), иконы (тханки), а также серебряные ритуальные предметы А. Доржиев заказал в мастерских Пекина и Долоннора.

 

ПЕРВОЕ богослужение в храме – ещё не оконченном постройкой – состоялось 21 февраля 1913 года, в дни празднования 300-летия Дома Романовых. Оно происходило при участии главы буддистов Забайкалья Пандито Хамбо-ламы Даши-Доржо Итигелова, высоких гостей из Монголии и группы петербургских буддистов. Спустя год власти утвердили штат местного духовенства в составе девяти калмыцких и бурятских лам, пятеро из которых имели полное монашеское посвящение. И, наконец, 10 августа 1915 года храм был торжественно освящён и получил традиционное тибетское название: Kun la brtse mdzad thub dbang dam chos ‘byung ba’i gnas, что означает «Источник Святого Учения Всесострадающего Владыки-Отшельника».

.

ОДНАКО начатые сразу после этого регулярные богослужения продолжались всего лишь год с небольшим. В конце 1916-го, не вынеся тягот военного времени, почти все монахи покинули Петроград.

А через три года буддийский храм подвергся погрому и лишился большей части своих реликвий; полностью уничтожили богатейшую библиотеку с книгами на китайском, монгольском, тибетском и европейских языках и ценнейший личный архив Агвана Доржиева.

Дальнейшая храмовая история оказалась крайне сложной. Советские власти, стремясь установить более тесные связи со странами буддийского Востока, разрешили в 1927 году вновь открыть дацан. Ежегодно в августе в Ленинград из Улан-Батора приезжала группа лам для совершения традиционного 45-дневного «летнего молебствия» («ярнай хурала»). Вся храмовая территория ещё раньше была закреплена за Тибетско-Монгольской миссией в СССР, главой которой признали Доржиева. «…Буддистский храм в Петербурге строился с политическим расчётом, чтобы отвлечь внимание как Монголии, так и Тибета от «заигрываний» Англии. Тов. Доржиев выдвинул прекрасную мысль использовать калмыцких паломников в деле революционизирования народов Центральной Азии, монголов и тибетцев. И не только их! Через Тибет Индия, оплот британских империалистов, могла бы установить связь с очагом мировой революции», - писала одна из газет. Однако в какой-то момент он, чтобы избавить своё детище от крайне обременительного налогообложения, заключил с полпредом МНР Боянчулганом договор о передаче Монголии дацана «на правах кондоминиума». У нас этот договор, впрочем, не признали, а вот монголы до сих пор считают, что петербургский буддийский храм с землёй принадлежит им.

.

НО уже вскоре развернулись гонения.

Так, посетивший Старую Деревню летом 1929 года журналист Юрий Ардин выдал для журнала «Безбожник» фельетон. «Сейчас богослужений в храме нет, - читаем мы здесь, - нет необходимых «специалистов» - монгольских лам. Только в августе оживает тёмное жилище бронзового бога. Приезжают ламы из Монголии и Тибета. И тогда почти круглые сутки под мрачными сводами звенят удары в медный там-там, клубится синий дым удушливых благовоний, гнусавят дикие напевы лам в цветистых одеяниях».

В конце декабря 1933-го дацан был окончательно закрыт, а ламы арестованы по обвинению в принадлежности к несуществующему «Японско-бурятскому контрреволюционному центру» и почти все расстреляны.

Что касается Доржиева, то он, предвидя скорую кончину ввиду преклонного возраста, добровольно сложил с себя полномочия «представителя Тибета в СССР» и уехал из Ленинграда на родину, в Забайкалье, где и рассчитывал провести остаток жизни в уединении и молитве, как подобает буддийскому монаху. Ах, насколько же он оказался наивным! Буквально через несколько недель по приезде его также арестовали как «японского шпиона» и заключили в тюрьму в Верхнеудинске (ныне Улан-Удэ). Там Доржиев – после единственного допроса – умер в январе 1938 года. Вслед за тем ликвидировали Тибетско-Монгольскую миссию.

.

ОПУСТЕВШЕЕ здание с началом войны было передано военным – здесь разместилась мощная длинноволновая радиостанция для связи осаждённого города с «Большой землёй». Потом ею пользовались как «глушилкой» для подавления «вражеских голосов».

Между тем отечественные учёные-востоковеды, обеспокоенные судьбой храма, несколько раз обращались в Президиум Академии наук СССР с просьбой о передаче здания ленинградскому филиалу Института востоковедения для размещения в нём музея истории буддизма. Особенно ратовал за это сын Н.К. Рериха, Ю.Н. Рерих, вернувшийся на родину из Индии. Он писал и в самые высокие инстанции, даже Н.C. Хрущёву, зная о его симпатиях к семейству Рерихов.

И действительно, стремясь к укреплению советско-индийских связей, Никита Сергеевич проявлял особое внимание к детям Н.К. Рериха – буддологу Юрию и художнику Святославу, и до некоторой степени протежировал им обоим. Известно, между прочим, что однажды глава государства лично посетил дацан, возможно, заинтересовавшись рассказами о нём Ю.Н. Рериха.

Усилия востоковедов, в конце концов, увенчались успехом. Весной 1960 года военные - служба радиоэлектронной борьбы ПВО - освободили храм, и Ленсовет официально передал его Академии наук на правах долгосрочной аренды. (Тогда-то здание и видели главные герои ефремовского романа «Лезвие бритвы»).

К тому времени храм уже утратил многие свои характерные атрибуты – позолоченное навершие-«ганчжир», накладные диски-«толи», щиты с монограммами божества Калачакры. Серьёзно пострадали и другие элементы декора, в том числе рериховские цветные витражи и стеклянный плафон, украшенные священными символами. Главное, из плиточного пола молельного зала выдолбили «крамольную» свастику.

Вскоре выяснилось, что бывший храм совершенно не пригоден для хранения памятников тибетской письменности, чего особенно хотел Ю.Н. Рерих. И тогда новым пользователем здания стал Зоологический институт, который перевёз в эти стены многочисленное и довольно громоздкое оборудование трёх своих лабораторий.

Возвращён верующим храм был лишь в 1990 году, ему дали нынешнее название «Дацан Гунзэчойнэн», что является аббревиатурой тибетского имени, полученного им при освящении. А в 1994-м главный алтарь снова украсила скульптура Большого Будды, изготовленная в классическом монгольском стиле – из папье-маше с последующим покрытием сусальным золотом. Высота туловища Будды – два с половиной метра, вместе с нимбом и пьедесталом – около пяти метров. Постоянно проживающая теперь в дацане группа из десяти лам регулярно проводит ритуальные молебны и таким образом поддерживает старинную традицию, имеющую приверженность главным образом среди немногочисленной бурятско-калмыцко-тувинской диаспоры.

Осенью 1987 года Старую Деревню посетил Его Святейшество XIV Далай-лама, считающийся, как и его предшественник, духовным покровителем храма.

 

СЕДЬМОГО октября 2015 года традиционный полуденный выстрел из пушки с Нарышкинского бастиона Петропавловской крепости знаменовал собою начало празднования столетия Санкт-Петербургского дацана – первого буддийского храма Европы.  В городе на Неве прошёл ряд торжественных мероприятий – выставки, концерты, освящение статуй божеств, спортивные состязания и т.д. Но самые красочные, поистине уникальные, действа развернулись в стенах Государственного Эрмитажа. Во-первых, была построена песочная мандала Белой Тары. Напомним, что, начиная с Екатерины II, все наши императоры и императрицы считались земным воплощением именно этой богини, и до 1917 года существовала специальная клятва главы буддистов главе государства – Белой Таре. Строительство дворца богини (мандалы) во дворце, где жили российские Белые Тары – акция глубоко символичная.

А на сцене Эрмитажного театра ламами дацана Калачакры из Бурятии состоялось представление мистерии Цам – костюмированного ритуального танца. Цель его – показать присутствие божеств на земле и отдалить злых духов от последователей Будды. Действующие лица Цама: быкоголовый Чойчжал (Эрлик-хан), Махакала, Джамсаран, гневные защитники веры - докшиты, «хранители кладбищ» - читипати;  священные звери и птицы. Всеобщий смех вызывает появление Белого Старца – покровителя всех живых людей, главы духов земли и воды. Он пытается заснуть посреди танцующих, выпрашивает у зрителей табак, раздаёт сладости детям. Комические пантомимы Старца как бы разряжали напряжение, связанное с плясками «самых ужасных» богов.

Завершается мистерия символическим умерщвлением вырезанной из бумаги или вылепленной из теста фигурки линга, олицетворяющего врагов буддизма. Как принято считать, Цам является мостом между невидимым миром просветлённых божеств и миром людей.

Обычно подобная церемония проводится на открытом воздухе в монастырях (что, собственно, и было в нынешнем мае во дворе петербургского дацана); здесь же, в театре, при искусственном освещении, она приобрела особую мистичность.

Такого бывшая императорская резиденция действительно никогда не видела!

.

Фото Андрея Мархотина.