Особенно для тех, кто занимается политикой

Особенно для тех, кто занимается политикой

Выдающийся философ современности Александр Сергеевич Панарин  в  «Методологической преамбуле» к  задуманному им учебнику истории философии поставил задачу создания универсального языка, который позволял бы осмыслить в терминах философии опыт России «во всей полноте и единстве его национальных особенностей и универсальных человеческих проблем». Преамбула была написана им за месяц до кончины, и задачу создания такого языка можно назвать духовным завещанием мыслителя, который использовал – особенно в последние годы жизни – каждый повод для изложения своих мыслей перед широкой аудиторией. Его выступления в средствах массовой информации одновременно были поиском того философского языка, который имел бы должный отклик у массового читателя, будучи ему вполне понятным.

Стилистические характеристики новой книга Светланы Замлеловой  «Нам американцы объявляли санкции» (М. «У Никитских ворот», 2015) показывают, что поиск такого языка не остановился с уходом Панарина.  Дарование кандидата философских наук Светланы Замлеловой – писателя, критика, политического аналитика, публициста – представляет собой тот синтез, который делает этот поиск небезуспешным.

Катастрофа распада СССР и муки рождения постсоветской России сделали особенно востребованной политическую публицистику, она находила читателя скорее, чем современная художественная литература, поскольку отвечала его запросам, желанию разобраться в происходящем или, по крайней мере, высунуть голову из-под обломков империи, сделать глоток свежего воздуха и оглядеться. Публицистика, с ее эмоциональным и смысловым богатством, – жанр, способный питать современный философский язык. Другой ее источник – наследие классиков русской словесности. Панарин в поисках универсального философского языка обратился к творчеству Пушкина, назвав методологию своего исследования «пушкинской парадигмой». Что касается особенностей стилистики языка новой книги Светланы Замлеловой, то, при всем многообразии его оттенков, внимательный читатель различит традицию, идущую от Чехова.

Особенности чеховского стиля сама автор понимает как решение задачи «в принципиально маленький размер уложить принципиально большой объем». Таким «объемом» может быть человек, характер которого писатель умел написать двумя-тремя штрихами, вся его жизнь, уместившаяся в небольшой рассказ, где особую роль играют «деталь, тонкий и очень сконцентрированный юмор».

Светлана Замлелова показала, что эти особенности чеховского стиля можно использовать не только для того, чтобы представить отдельную личность, но и   социальную группу, очертить политику государства, наметить контуром главные черты той или иной цивилизации. Они облегчают конструкцию философских построений, и хотя «чеховский» юмор то и дело переходит в иронию и сатиру - не для того Светлана Георгиевна взялась за перо, чтобы веселить читателей, - живой, изобилующий афоризмами текст им запомнится: «Смерть почти уже стала на Украине национальной идеей»…  «К тому же памятны были казаки, посетившие Москву в составе «делегации» Сапеги и Лесовского»... «Гоголь  - великий писатель. Но созданный им Тарас Бульба не более реалистичен, чем Вий»… «Западный человек устроен таким образом, что видит зло там и тогда, где и когда ему удобно» - подобных искрометных формул в книге великое множество, и к ним не раз придется обращаться, рассматривая ее содержание.

Тематика философско-публицистических эссе, из которых составлена книга, достаточно разнообразна. Она разбита на главы: одна посвящена Украине; другая – присоединению Крыма и в целом – перспективам собирания имперского пространства (не уверен, что автор согласится с таким определением), сердцем которого останется Россия; третья – нашей либеральной оппозиции; четвертая – взаимоотношениям России и Запада. Все эти материалы написаны пером, за которым чувствуется сильный творческий темперамент, сдержанный строгим, по существу аристократическим воспитанием, какое дает русскому писателю следование традициям классической нашей литературы, в частности, традициям чеховским. Мы, кстати, часто вспоминаем слова Чехова: «Садиться писать надо, когда чувствуешь себя холодным как лед», но забываем комментарий Ивана Бунина к ним: «Конечно, это была совсем особая холодность. Ибо много ли среди русских писателей найдется таких, у которых душевная чуткость и сила восприимчивости были бы сложнее, больше чеховских?»

Все четыре ранее перечисленных главы книги объединяет тема России, стремление автора показать опыт последних лет, пережитых страной,  в той самой «полноте и единстве его национальных особенностей и универсальных человеческих проблем».  Очевидно, что эти годы, включая девяностые и «нулевые», явились проверкой граждан России на их отношение к родной земле. Привычный взгляд: они делятся на патриотов и либералов. Конечно, при первом приближении так оно и есть, и автор дает лаконичную и одновременно емкую характеристику отечественных либералов – «героев» Болотной площади, союзников киевской хунты, обожателей Запада, ненавистников России. Она дает им общее название – «новая интеллигенция».

Если интеллигенция начала XX века еще «сохраняла внутреннюю религиозность, что выражалось в напряженном  искании счастья и справедливости для всех, в готовности пожертвовать собой ради других», то новая - «признала единственным своим идеалом прочное земное благополучие. Произошло сращивание интеллигенции и мещанства». Этот гибрид «породил новую культуру – человека пресыщенного, нацеленного на обладание и потребление, на успех и наслаждение». Понятно, что сплав таких качеств несовместим с любовью к родной земле, ведет к ее отрицанию и прямому предательству.

Здесь уместно сказать, что в своей кандидатской диссертации Светлана Замлелова рассматривала феномен предательства в его крайнем проявлении. Название ее работы: «Трансгрессия мифа об Иуде Искариоте в XX-XXI вв.».  Диссертант показала, что культ потребления, созданный в Европе и Америке, перевернул ценностные ориентиры   западного общества, ставшего постхристианским и в итоге оправдавшим Иуду, более того – возведшего его на пьедестал. В своей последней книге Светлана Замлелова рассмотрела  технологию этой метаморфозы, связав ее с проникновением товарных отношений не только в материальную, но и в культурную деятельность: «Логика товара распространяется  на все сферы человеческой жизни и на любые отношения. Все оценивается с точки зрения прибыли… Потребление основано на сведении сложного к простому, высокого – к низкому. Для человека потребления нет больше разделения на Добро и Зло. Человек растворяется в системе знаков социального статуса».

Теперь о том, почему деление на либералов и патриотов оказывается не столь прямолинейным, как кажется на первый взгляд. Вроде бы граница между либеральной «новой интеллигенцией» потребителей и патриотами должна быть четко очерченной, но автор книги показывает, что не всегда это так.  Он различает три вида патриотизма: патриотизм  по привычке, патриотизм по расчету и патриотизм подлинный. Начнем со второго. «Патриоты по расчету, - пишет Замлелова, - любят Родину богатой и процветающей, в дни преуспеяния и побед, но слабая и бедная – она внушает им презрение, и при первой возможности они стараются сбежать… В лучшую пору «патриоты по расчету» составляют массовку и кричат на каждом углу «Широка страна моя родная». Но они крайне ненадежны в критическую минуту». Люди этого достаточно широкого круга говорят, что они любят дореволюционную Россию, «которую мы потеряли», либо они «родом из СССР», но при всех случаях нынешняя Россия  им чужда. Патриот по расчету принадлежит тому же обществу потребления, что и представитель либеральной «новой интеллигенции».

Что касается «патриотов по привычке», то их привязанность к Родине держится на  «привычке к месту, дому, людям вокруг, пейзажу за окном… К тому, что на Новый Год и Рождество должно быть много снегу, а на Крещение – жестокие морозы, что перед Пасхой цветет верба, а в августе собирают грибы и яблоки…» Синоним привычному патриотизму - так называемый «квасной» патриотизм. «Но ни квас, ни пельмени ни даже матрешки никого еще не сделали патриотом, - замечает автор, потому что патриотизм по привычке привязан к внешнему, к декоративным проявлениям национального духа».

Что же есть третий – настоящий – патриотизм?  «Любовь к своей стране, - считает Светлана Замлелова, обращая внимание читателя на понимание патриотизма Александром Пушкиным, Федором Достоевским, Иваном Ильиным, - есть следствие способности к любви вообще… Подлинный патриотизм, как и любое подлинное чувство, не зависит от внешних обстоятельств, это чувство непосредственное, из тех, что сохраняются «в горе и в радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии», и не связаны ни с властью, ни с идеологией, ни с политикой государства, ни с утверждением о превосходстве одной нации над другой».

Таким образом в основе любви к Родине лежит способность любить как таковая, как онтологическая данность, которой человек или обладает - тогда для него «Родина – это понятие надмирное, вневременное и в известном смысле внепространственное, хотя и привязанное ко вполне определенной территории», или не обладает - тогда он – космополит, оторванный от корней гражданин мира, а на поверку, – эгоист или, следуя классификации Светланы Замлеловой, - представитель «культуры потребления».

Кстати, автор данной рецензии как-то спросил студентов-филологов: «Как вы понимаете третью строку знаменитого пушкинского четверостишия:

Два чувства дивно близки нам,

В них обретает сердце пищу:

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам»?

Ну, любовь к гробам понять можно - в них наши предки. А пепелище почему надо любить? Внятного ответа я не получил. А потому, очевидно, что любить надо свою землю и в беде, «в горе и бедности», как настаивает Замлелова, - не только в блеске славы, но и в горечи поражения. Гоголь устами Чичикова сформулировал не поэтично, но по сути – то же: «Полюби нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит».

Это вовсе не значит, что нам не следует обращать внимание на недостатки, мириться с ними. Но если «новая интеллигенция», мнящая себя поборницей справедливости, обливает Россию грязью и ее критика продиктована ненавистью, то любовь, как замечает автор, «находит иные пути исправления нравов».

Любовь к России, русскому человеку, русскому миру сегодня встретилась с вызовом, связанным с Украиной, с предательством братства наших народов. В чем смысл противостояния России и жителей Донбасса киевской хунте, развязавшей под покровительством Вашингтона гражданскую войну? Светлана Замлелова афористично формулирует его суть: «Война на Украине идет не за территории, война идет за души».

Автор исходит из того, что «Украина – это часть России», «украинцы» - русские». Все идеи самобытности и самостийности Украины основаны на том, что некогда Южная Россия  не по своей воле откололась от Северной, оказавшись под властью и влиянием католического Запада. «Этого обстоятельства, как ни крути, явно недостаточно, чтобы из одного целого вдруг получилось два». Замлелова иллюстрирует свой тезис любопытным сравнением с яблоком: «Если в здоровом яблоке завелись черви, то это вовсе не означает, что яблок стало несколько». Она называет украинский язык искусственной смесью русского и польского языков и новых слов и выражений, которые сегодня на Украине «выдумываются централизовано», лишь бы оторвать «мову» от русской речи. Искусственно противопоставление русских и украинцев, искусственно само украинское государство, потому что необходимое условие его независимого существования  - постоянный конфликт с Россией. Ослабление конфликтного потенциала неизбежно приведет к слиянию двух наших государств.

С тезисами автора относительно искусственности Украины, ее языка и государственности трудно не согласиться, при этом возникает вопрос, что же будет дальше на этом пространстве Южной Руси? Мы ведь все больше погружаемся в эпоху искусственности: натуральные ткани, изделия из металла и дерева, продукты питания  вытесняются синтетическими материалами, композитами, генномодифицированными продуктами. Возникло суррогатное материнство. Ну, вот и искусственный язык появился: сегодня на Украине, завтра, если сохранится наметившаяся  тенденция, такой же процесс пойдет в белорусском языке. Не представляется невозможным и появление искусственных наций. Да, собственно, Соединенные Штаты Америки разве не являют в этом отношении  убедительный пример? Что такое американская нация, состоящая из потомков авантюристов всех мастей, каторжников, иммигрантов? Даже янки, которых можно назвать основой этой нации, не считают себя англичанами, хотя такие же англосаксы.  Истребив коренные народы, это государство возникло как химера, как фантом, находящийся вне контекста истории и потому противодействующий ходу ее развития.

Под руководством Америки вся  работа, проделанная  человеческой цивилизацией со времен Колумба, подвергнута ревизии. Советский Союз сдерживал эту подрывную силу, пока не рухнул - во многом под ее напором. США после желанной геополитической катастрофы усилили свою антиисторическую деятельность, приближая конец истории – вполне в духе футурологии Френсиса Фукиямы. Они загнали в средневековье и дальше – в каменный век - Ливию, Афганистан, Ирак, теперь вгоняют Сирию; отбросили сознание живущего на Западе homo sapiens в дохристианскую эру до самого начала библейской, убедив, что содомский грех, свобода сексуальных отношений и есть высшее торжество демократии. В последние годы Россия стала возвращать свою историческую роль удерживающего мировое зло. В ответ США на Ближнем Востоке вызвали из небытия тень Арабского Халифата, а на юго-западной границе России ускорили создание искусственной украинской нации, цементируя ее ненавистью к вчера еще братскому народу. И новых индейцев для нее нашли, обреченных на заклание, правда, из своего же народа – жителей Донбасса…

Но процесс создания искусственных наций начался и в нашей стране. Светлана Замлелова упоминает о прошедшей в Ростовском государственном университете международной конференции, «посвященной проблеме формирования южнорусской идентичности». Показательно, что организовал ее Американский совет научных обществ.

Русский Север. Мы-то с вами думали, что архангелогородский, поморский наш север и есть заповедник коренной Руси, где не утрачена традиция живого русского языка, чему свидетельствует творчество Федора Абрамова, Бориса Шергина, Владимира Личутина… И не знаем, что в Архангельске вышел «Краткий словарь поморского языка». Автор книги приводит выдержку из предисловия: «Поморское этническое сознание подразумевает отдельный этнический статус независимого поморского народа… Ассимиляция в великорусской этнической культуре означает для поморов собственную этническую деградацию».

Параллельно идет медленный, но упорный процесс отрыва от русской культуры финно-угорских народов. Когда Эстония входила в состав СССР, Венгрия была членом социалистического содружества, а в Финляндии не было никаких разговоров о вступлении в НАТО, научно-практические конференции, съезды финно-угорских писателей, книжные выставки финно-угорской литературы и т.д. воспринимались в общем контексте укрепления дружбы народов. Антисоветские мотивы в творчестве Геннадия Айги забывали, в перестройку поэта заласкали  премиями Пастернака, Андрея Белого. Запад, конечно, подсуетился раньше: премия Французской Академии, премия имени Петрарки, Командор Ордена литературы и искусства (Франция), неоднократное выдвижение  на звание нобелевского лауреата... Айги десять лет заведовал отделом в Музее Маяковского в Москве. «Благодарность» к городу,  где он, кстати, окончил Литературный институт им. Горького, автор этих строк, будучи в музее, слышал собственными ушами: «Бог плюнул на землю - и на этом месте появилась Москва»… Сегодня раскручивают Сергея Завьялова, одиннадцать лет назад эмигрировавшего в Финляндию.

Стоит подумать: целесообразно ли поддерживать подобные мероприятия, тем более из государственных средств. Совсем недавно съезд финно-угорских писателей прошел на Балатоне, в 2017 году он состоится в Эстонии. Не случится ли так, что мордвин, удмуртов и марийцев усилиями не вполне дружественных нам стран  убедят относиться к русским так же, как сегодня свидомые украинцы относятся к москалям? «Я считаю, что все люди, которые живут в Мордовии есть мордва», - сказал на днях Сергей Завьялов на радио «Свобода»  (интересно, сам поэт, живущий сегодня в Швейцарии, считает себя швейцарцем?). Вдруг нам однажды скажут: «А вообще-то, что вы тут делаете? Не вы, славяне, а мы, угро-финны здесь коренные»... Не потерпим ли мы поражение в очередной войне за души? «Прекраснодушие национальных вопросов не решает», - пишет Светлана Замлелова. И через несколько строк следует ее категоричный афоризм: «Если не заниматься национальным вопросом в своей стране, им обязательно займётся кто-то другой».

Книга «Нам американцы объявляли санкции» рассчитана на широкого читателя, но я бы добавил в аннотации: «Особенно рекомендуется тем, кто занимается политикой».

Владимир Смык

Выдающийся философ современности Александр Сергеевич Панарин  в  «Методологической преамбуле» к  задуманному им учебнику истории философии поставил задачу создания универсального языка, который позволял бы осмыслить в терминах философии опыт России «во всей полноте и единстве его национальных особенностей и универсальных человеческих проблем». Преамбула была написана им за месяц до кончины, и задачу создания такого языка можно назвать духовным завещанием мыслителя, который использовал – особенно в последние годы жизни – каждый повод для изложения своих мыслей перед широкой аудиторией. Его выступления в средствах массовой информации одновременно были поиском того философского языка, который имел бы должный отклик у массового читателя, будучи ему вполне понятным.

.

Стилистические характеристики новой книги Светланы Замлеловой  «Нам американцы объявляли санкции» (М. «У Никитских ворот», 2015) показывают, что поиск такого языка не остановился с уходом Панарина.  Дарование кандидата философских наук Светланы Замлеловой – писателя, критика, политического аналитика, публициста – представляет собой тот синтез, который делает этот поиск небезуспешным.

Катастрофа распада СССР и муки рождения постсоветской России сделали особенно востребованной политическую публицистику, она находила читателя скорее, чем современная художественная литература, поскольку отвечала его запросам, желанию разобраться в происходящем или, по крайней мере, высунуть голову из-под обломков империи, сделать глоток свежего воздуха и оглядеться. Публицистика, с ее эмоциональным и смысловым богатством, – жанр, способный питать современный философский язык. Другой ее источник – наследие классиков русской словесности. Панарин в поисках универсального философского языка обратился к творчеству Пушкина, назвав методологию своего исследования «пушкинской парадигмой». Что касается особенностей стилистики языка новой книги Светланы Замлеловой, то, при всем многообразии его оттенков, внимательный читатель различит традицию, идущую от Чехова.

Особенности чеховского стиля сама автор понимает как решение задачи «в принципиально маленький размер уложить принципиально большой объем». Таким «объемом» может быть человек, характер которого писатель умел написать двумя-тремя штрихами, вся его жизнь, уместившаяся в небольшой рассказ, где особую роль играют «деталь, тонкий и очень сконцентрированный юмор».

.

Светлана Замлелова показала, что эти особенности чеховского стиля можно использовать не только для того, чтобы представить отдельную личность, но и   социальную группу, очертить политику государства, наметить контуром главные черты той или иной цивилизации. Они облегчают конструкцию философских построений, и хотя «чеховский» юмор то и дело переходит в иронию и сатиру - не для того Светлана Георгиевна взялась за перо, чтобы веселить читателей, - живой, изобилующий афоризмами текст им запомнится: «Смерть почти уже стала на Украине национальной идеей»…  «К тому же памятны были казаки, посетившие Москву в составе «делегации» Сапеги и Лесовского»... «Гоголь  - великий писатель. Но созданный им Тарас Бульба не более реалистичен, чем Вий»… «Западный человек устроен таким образом, что видит зло там и тогда, где и когда ему удобно» - подобных искрометных формул в книге великое множество, и к ним не раз придется обращаться, рассматривая ее содержание.

.

Тематика философско-публицистических эссе, из которых составлена книга, достаточно разнообразна. Она разбита на главы: одна посвящена Украине; другая – присоединению Крыма и в целом – перспективам собирания имперского пространства (не уверен, что автор согласится с таким определением), сердцем которого останется Россия; третья – нашей либеральной оппозиции; четвертая – взаимоотношениям России и Запада. Все эти материалы написаны пером, за которым чувствуется сильный творческий темперамент, сдержанный строгим, по существу аристократическим воспитанием, какое дает русскому писателю следование традициям классической нашей литературы, в частности, традициям чеховским. Мы, кстати, часто вспоминаем слова Чехова: «Садиться писать надо, когда чувствуешь себя холодным как лед», но забываем комментарий Ивана Бунина к ним: «Конечно, это была совсем особая холодность. Ибо много ли среди русских писателей найдется таких, у которых душевная чуткость и сила восприимчивости были бы сложнее, больше чеховских?»

Все четыре ранее перечисленных главы книги объединяет тема России, стремление автора показать опыт последних лет, пережитых страной,  в той самой «полноте и единстве его национальных особенностей и универсальных человеческих проблем».  Очевидно, что эти годы, включая девяностые и «нулевые», явились проверкой граждан России на их отношение к родной земле. Привычный взгляд: они делятся на патриотов и либералов. Конечно, при первом приближении так оно и есть, и автор дает лаконичную и одновременно емкую характеристику отечественных либералов – «героев» Болотной площади, союзников киевской хунты, обожателей Запада, ненавистников России. Она дает им общее название – «новая интеллигенция».

Если интеллигенция начала XX века еще «сохраняла внутреннюю религиозность, что выражалось в напряженном  искании счастья и справедливости для всех, в готовности пожертвовать собой ради других», то новая - «признала единственным своим идеалом прочное земное благополучие. Произошло сращивание интеллигенции и мещанства». Этот гибрид «породил новую культуру – человека пресыщенного, нацеленного на обладание и потребление, на успех и наслаждение». Понятно, что сплав таких качеств несовместим с любовью к родной земле, ведет к ее отрицанию и прямому предательству.

.

Здесь уместно сказать, что в своей кандидатской диссертации Светлана Замлелова рассматривала феномен предательства в его крайнем проявлении. Название ее работы: «Трансгрессия мифа об Иуде Искариоте в XX-XXI вв.».  Диссертант показала, что культ потребления, созданный в Европе и Америке, перевернул ценностные ориентиры   западного общества, ставшего постхристианским и в итоге оправдавшим Иуду, более того – возведшего его на пьедестал. В своей последней книге Светлана Замлелова рассмотрела  технологию этой метаморфозы, связав ее с проникновением товарных отношений не только в материальную, но и в культурную деятельность: «Логика товара распространяется  на все сферы человеческой жизни и на любые отношения. Все оценивается с точки зрения прибыли… Потребление основано на сведении сложного к простому, высокого – к низкому. Для человека потребления нет больше разделения на Добро и Зло. Человек растворяется в системе знаков социального статуса».

Теперь о том, почему деление на либералов и патриотов оказывается не столь прямолинейным, как кажется на первый взгляд. Вроде бы граница между либеральной «новой интеллигенцией» потребителей и патриотами должна быть четко очерченной, но автор книги показывает, что не всегда это так.  Он различает три вида патриотизма: патриотизм  по привычке, патриотизм по расчету и патриотизм подлинный. Начнем со второго. «Патриоты по расчету, - пишет Замлелова, - любят Родину богатой и процветающей, в дни преуспеяния и побед, но слабая и бедная – она внушает им презрение, и при первой возможности они стараются сбежать… В лучшую пору «патриоты по расчету» составляют массовку и кричат на каждом углу «Широка страна моя родная». Но они крайне ненадежны в критическую минуту». Люди этого достаточно широкого круга говорят, что они любят дореволюционную Россию, «которую мы потеряли», либо они «родом из СССР», но при всех случаях нынешняя Россия  им чужда. Патриот по расчету принадлежит тому же обществу потребления, что и представитель либеральной «новой интеллигенции».

Что касается «патриотов по привычке», то их привязанность к Родине держится на  «привычке к месту, дому, людям вокруг, пейзажу за окном… К тому, что на Новый Год и Рождество должно быть много снегу, а на Крещение – жестокие морозы, что перед Пасхой цветет верба, а в августе собирают грибы и яблоки…» Синоним привычному патриотизму - так называемый «квасной» патриотизм. «Но ни квас, ни пельмени ни даже матрешки никого еще не сделали патриотом, - замечает автор, потому что патриотизм по привычке привязан к внешнему, к декоративным проявлениям национального духа».

.

Что же есть третий – настоящий – патриотизм?  «Любовь к своей стране, - считает Светлана Замлелова, обращая внимание читателя на понимание патриотизма Александром Пушкиным, Федором Достоевским, Иваном Ильиным, - есть следствие способности к любви вообще… Подлинный патриотизм, как и любое подлинное чувство, не зависит от внешних обстоятельств, это чувство непосредственное, из тех, что сохраняются «в горе и в радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии», и не связаны ни с властью, ни с идеологией, ни с политикой государства, ни с утверждением о превосходстве одной нации над другой».

Таким образом в основе любви к Родине лежит способность любить как таковая, как онтологическая данность, которой человек или обладает - тогда для него «Родина – это понятие надмирное, вневременное и в известном смысле внепространственное, хотя и привязанное ко вполне определенной территории», или не обладает - тогда он – космополит, оторванный от корней гражданин мира, а на поверку, – эгоист или, следуя классификации Светланы Замлеловой, - представитель «культуры потребления».

Кстати, автор данной рецензии как-то спросил студентов-филологов: «Как вы понимаете третью строку знаменитого пушкинского четверостишия:

.

.

Ну, любовь к гробам понять можно - в них наши предки. А пепелище почему надо любить? Внятного ответа я не получил. А потому, очевидно, что любить надо свою землю и в беде, «в горе и бедности», как настаивает Замлелова, - не только в блеске славы, но и в горечи поражения. Гоголь устами Чичикова сформулировал не поэтично, но по сути – то же: «Полюби нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит».

Это вовсе не значит, что нам не следует обращать внимание на недостатки, мириться с ними. Но если «новая интеллигенция», мнящая себя поборницей справедливости, обливает Россию грязью и ее критика продиктована ненавистью, то любовь, как замечает автор, «находит иные пути исправления нравов».

Любовь к России, русскому человеку, русскому миру сегодня встретилась с вызовом, связанным с Украиной, с предательством братства наших народов. В чем смысл противостояния России и жителей Донбасса киевской хунте, развязавшей под покровительством Вашингтона гражданскую войну? Светлана Замлелова афористично формулирует его суть: «Война на Украине идет не за территории, война идет за души».

Автор исходит из того, что «Украина – это часть России», «украинцы» - русские». Все идеи самобытности и самостийности Украины основаны на том, что некогда Южная Россия  не по своей воле откололась от Северной, оказавшись под властью и влиянием католического Запада. «Этого обстоятельства, как ни крути, явно недостаточно, чтобы из одного целого вдруг получилось два». Замлелова иллюстрирует свой тезис любопытным сравнением с яблоком: «Если в здоровом яблоке завелись черви, то это вовсе не означает, что яблок стало несколько». Она называет украинский язык искусственной смесью русского и польского языков и новых слов и выражений, которые сегодня на Украине «выдумываются централизовано», лишь бы оторвать «мову» от русской речи. Искусственно противопоставление русских и украинцев, искусственно само украинское государство, потому что необходимое условие его независимого существования  - постоянный конфликт с Россией. Ослабление конфликтного потенциала неизбежно приведет к слиянию двух наших государств.

С тезисами автора относительно искусственности Украины, ее языка и государственности трудно не согласиться, при этом возникает вопрос, что же будет дальше на этом пространстве Южной Руси? Мы ведь все больше погружаемся в эпоху искусственности: натуральные ткани, изделия из металла и дерева, продукты питания вытесняются синтетическими материалами, композитами, генномодифицированными продуктами. Возникло суррогатное материнство. Ну, вот и искусственный язык появился: сегодня на Украине, завтра, если сохранится наметившаяся  тенденция, такой же процесс пойдет в белорусском языке. Не представляется невозможным и появление искусственных наций. Да, собственно, Соединенные Штаты Америки разве не являют в этом отношении  убедительный пример? Что такое американская нация, состоящая из потомков авантюристов всех мастей, каторжников, иммигрантов? Даже янки, которых можно назвать основой этой нации, не считают себя англичанами, хотя такие же англосаксы.  Истребив коренные народы, это государство возникло как химера, как фантом, находящийся вне контекста истории и потому противодействующий ходу ее развития.

.

Под руководством Америки вся  работа, проделанная  человеческой цивилизацией со времен Колумба, подвергнута ревизии. Советский Союз сдерживал эту подрывную силу, пока не рухнул - во многом под ее напором. США после желанной геополитической катастрофы усилили свою антиисторическую деятельность, приближая конец истории – вполне в духе футурологии Френсиса Фукиямы. Они загнали в средневековье и дальше – в каменный век - Ливию, Афганистан, Ирак, теперь вгоняют Сирию; отбросили сознание живущего на Западе homo sapiens в дохристианскую эру до самого начала библейской, убедив, что содомский грех, свобода сексуальных отношений и есть высшее торжество демократии. В последние годы Россия стала возвращать свою историческую роль удерживающего мировое зло. В ответ США на Ближнем Востоке вызвали из небытия тень Арабского Халифата, а на юго-западной границе России ускорили создание искусственной украинской нации, цементируя ее ненавистью к вчера еще братскому народу. И новых индейцев для нее нашли, обреченных на заклание, правда, из своего же народа – жителей Донбасса…

Но процесс создания искусственных наций начался и в нашей стране. Светлана Замлелова упоминает о прошедшей в Ростовском государственном университете международной конференции, «посвященной проблеме формирования южнорусской идентичности». Показательно, что организовал ее Американский совет научных обществ.

.

Русский Север. Мы-то с вами думали, что архангелогородский, поморский наш север и есть заповедник коренной Руси, где не утрачена традиция живого русского языка, чему свидетельствует творчество Федора Абрамова, Бориса Шергина, Владимира Личутина… И не знаем, что в Архангельске вышел «Краткий словарь поморского языка». Автор книги приводит выдержку из предисловия: «Поморское этническое сознание подразумевает отдельный этнический статус независимого поморского народа… Ассимиляция в великорусской этнической культуре означает для поморов собственную этническую деградацию».

Параллельно идет медленный, но упорный процесс отрыва от русской культуры финно-угорских народов. Когда Эстония входила в состав СССР, Венгрия была членом социалистического содружества, а в Финляндии не было никаких разговоров о вступлении в НАТО, научно-практические конференции, съезды финно-угорских писателей, книжные выставки финно-угорской литературы и т.д. воспринимались в общем контексте укрепления дружбы народов. Антисоветские мотивы в творчестве Геннадия Айги забывали, в перестройку поэта заласкали  премиями Пастернака, Андрея Белого. Запад, конечно, подсуетился раньше: премия Французской Академии, премия имени Петрарки, Командор Ордена литературы и искусства (Франция), неоднократное выдвижение  на звание нобелевского лауреата... Айги десять лет заведовал отделом в Музее Маяковского в Москве. «Благодарность» к городу,  где он, кстати, окончил Литературный институт им. Горького, автор этих строк, будучи в музее, слышал собственными ушами: «Бог плюнул на землю - и на этом месте появилась Москва»… Сегодня раскручивают Сергея Завьялова, одиннадцать лет назад эмигрировавшего в Финляндию.

.

Стоит подумать: целесообразно ли поддерживать подобные мероприятия, тем более из государственных средств. Совсем недавно съезд финно-угорских писателей прошел на Балатоне, в 2017 году он состоится в Эстонии. Не случится ли так, что мордвин, удмуртов и марийцев усилиями не вполне дружественных нам стран  убедят относиться к русским так же, как сегодня свидомые украинцы относятся к москалям? «Я считаю, что все люди, которые живут в Мордовии есть мордва», - сказал на днях Сергей Завьялов на радио «Свобода»  (интересно, сам поэт, живущий сегодня в Швейцарии, считает себя швейцарцем?). Вдруг нам однажды скажут: «А вообще-то, что вы тут делаете? Не вы, славяне, а мы, угро-финны здесь коренные»... Не потерпим ли мы поражение в очередной войне за души? «Прекраснодушие национальных вопросов не решает», - пишет Светлана Замлелова. И через несколько строк следует ее категоричный афоризм: «Если не заниматься национальным вопросом в своей стране, им обязательно займётся кто-то другой».

Книга «Нам американцы объявляли санкции» рассчитана на широкого читателя, но я бы добавил в аннотации: «Особенно рекомендуется тем, кто занимается политикой».

.