Танго над Уманской ямой

Елена Буевич

Танго над Уманской ямой

* * *

Постепенно он даже полюбил этот ресторанчик в самом центре Буэноса. Пять лет – так мало, чтобы привыкнуть к новому имени, но достаточно, чтобы иногда чувствовать себя местным: по воскресеньям, за столиком в полумраке, светить сигаретой и слушать танго. Именно это, которое он заказал вместе с третьим бокалом коньяка, сейчас седой официант поставит пластинку.

Грустное танго, по которому здесь сходят с ума: чёртовая «русская цыганка», Gitana rusa, ищет своего казака, утопившегося в их чёртовой Волге. Или Днепре, не всё ли равно?

.

Вот, вот оно начинается издалека: жёсткий ритм оркестра, что-то есть в нём немецкое - неотвратимость судьбы, ровная военная поступь. А рядом – тончайшая, едва слышная скрипка. Такая прихотливая, вьётся, жалуется, словно душа, страдающая об идеале. Что-то она ему напоминает. Русские снега и плачущую скрипку на грязной базарной площади в гетто, в 1941-ом? Как играл тот русский старик! Еврей конечно, но «вшистко едно», как там говорят… Играл и улыбался. И потом, когда подошел к яме, чтобы получить свою пулю, вдруг - разулыбался…

.

Но ритм безжалостен, Gitana rusa! Твой казак сгинул на дне реки, как те расстрелянные на краю Уманской ямы. Сгинул, пропал, Gitana triste, - под проклятым, холодным льдом ваших рек, где остались лежать и тысячи, тысячи образцовых, храбрых германских воинов. И если бы ты могла понимать, ты бы узнала, что такое настоящая Traurig! А вернее – tristeza. Печаль, печаль, теперь надо говорить только по-испански… Потерять такую армию, такую страну! Потерять к чёрту всё. А теперь ещё и прятаться с аргентинским паспортом, только потому, что на Восточном фронте ты отлично выполнял военные приказы!

.

* * *

.

Этот закон Савелий Жадан открыл ещё в детстве. Тогда он всё разгадывал загадки бытия. Жизнь полна замысловатых вещей, а ты должен их распутать, пока живёшь – вот в чем смысл. И однажды, когда он со своей скрипочкой топал по родной Умани с музыкальных занятий, примерно в районе базара, его осенило. Это была догадка о первом законе жизнеустройства. Он проверил его неоднократно: работает! Во всём есть хорошее. Это - сам закон. Во всём, даже в плохом. Надо только подумать, и обнаружишь хорошую сторону, как хорошую, бархатную изнанку даже не в самом качественном отрезе говяжьей кожи на работе у папы Моши.

.

Вот сейчас - Савелий женился, а молоденькая жена его Мария потребовала развод. Что хорошего? Девочка его не любит (а скажите, пожалуйста, разве его можно любить? Так нельзя, он с ней согласен!). Но! Хорошо, что она не будет его ненавидеть. Она даже благодарна, что он дал развод и позволил уехать в Аргентину, а сам растит их маленького сына. Таки разве ему плохо? Сынок – бархатная сторона жизни, пусть и не совсем качественной…

.

Второй закон – везде есть добрые люди. Везде, даже в Умани. Это тоже приятная изнанка: война или новая власть большевиков с их переворотом, а добрые люди нет-нет, да и встретятся. Дмитрий подрастает и задает вопросы, это тоже хорошо. Да, мама уехала, да мама оставила своего двухмесячного сына с Савелием. Но мама как чувствовала, что тут начнется через семь лет. А теперь она в прекрасной стране, где нет революций, и у неё всегда есть обед, красивые платья, которые ей никогда не смог бы купить твой отец, и кольца из золота... Вот она теперь жена дипломата, она блистает своей красотой под аргентинским солнцем.

.

А в том, что мама уехала, что хорошего? - спрашивает маленький Дмитрий. И Савелий улыбается: так мама сможет забрать тебя туда! Закон – работает. Одного тебя, да. Но и я тоже когда-нибудь смогу приехать в Аргентину - после, потом. Не можем же мы все вдруг уехать из нашей Умани – кто тогда будет здесь жить?

.

По воскресеньям, по улицам Буенос-Айреса, которые выложены камнем, почти так же, как у нас, мы будем ходить в ресторан и слушать танго – к моему приезду ты уже научишься его танцевать, потому что танго в Аргентине всегда танцуют те, кто приплыл издалека на большом корабле… А когда ты решишь жениться, я сам буду играть на твоей свадьбе. Танго, я исполню для твоей невесты танго!

.

Революцией беды не кончились, похоже, Мария была права: они только начинались. У них, у большевиков, снова была война, но теперь уже не германская, а своя – они теперь воевали с бандами. А Мария прислала письмо: всё готово, пришло время отправить 11-летнего Дмитрия в долгий путь к счастью. И тогда Савелий открыл ему второй закон жизнеустройства: «Где бы мы ни были, рядом всегда есть добрые люди. И в поезде, и на большом корабле, если тебе понадобится помощь, ты всегда найдёшь добрых людей, они согласятся тебе помочь. Ты узнаешь их по глазам. Ты посмотришь в глаза, и увидишь там покой, ты подумаешь, что эти люди что-то знают о жизни, и их можно попросить. И они обязательно тебе помогут…»

.

* * *

.

Почему Савелия никто не предупредил, что жизнь пробегает, как молния по небу? Один след от неё, и тот – исчезает, не ухватишь. Вот уже Дмитрий нашел себе невесту. Селия Пива – его секретарь в газете «Критика», в Буэнос-Айресе. Деметрио Садан, как там зовут его сына, женится. Конечно, из прекрасной советской страны Савелий пока что не может приехать в Аргентину на свадьбу. Но с оказией через Киев и Одессу он отправит свой подарок новой дочке – он запишет ноты своего танго. А когда молодые их получат, это будет всё равно, как если бы сам Савелий сыграл на свадьбе. «Твои глаза» - так он назовет танго про молодую любовь и встречи под звёздами в вечернем саду. Это глаза Селии, в которые теперь смотрит Дмитрий-Деметрио…

Под названием танго он поставит посвящение – «Для милой Селии». И дату - 10 августа, 1940 г.  А Деметрио пусть сам решает, какому оркестру передаст эти нотные листки…

.

* * *

.

Это будет твоя последняя загадка, жизнь. Но старый Савелий её разгадает. Несмотря на то, что времени у него совсем мало. Ну, конечно, он думал над этим ещё в гетто, ещё до того, как пришла машина, в которую полицаи забрасывали детей и старух. Пару дней назад, когда Раиса, несчастная мать маленьких племянников Марии, спрашивала его с издёвкой: «Ну, что, в этом тоже есть что-то хорошее? В этом всём? В том, что в октябре мы сидим на земле и покупаем свои 200 г хлеба в день, которые там, в Умани, дают бесплатно?» Она почти кричала ему:  что, скажи, что? А он не мог её успокоить. Все уже были измучены и голодны. Многие ждали смерти, как избавления… А здесь, перед ямой, вдруг захотели жить! И отбегают в задние ряды, чтобы как можно позже построиться пятёрками у края, пожить хотя бы на несколько минут дольше...

.

А бездетная Дора сошла с ума - побежала к яме, хотела скорей получить свою пулю, да только поскользнулась, полетела вниз живая. Бедная, бедная, как ей страшно там, на голых окровавленных телах, не понимает, наверное, где она. И инвалидов, и немощных столкнули туда без выстрелов, «они» экономят патроны… Но я должен разгадать! Что же хорошего? Закон должен работать до конца…

.

Следующая пятёрка. Эта девочка, зачем она всё время кричит: «Нас не убьют!»? Она утешает свою плачущую мать! Убили…

.

Галина. Мечется. А она, почему она тут? Показывает документы оберу, любителю скрипичной музыки, который приходил в гетто слушать меня, пока я не продал скрипку… «Я украинка, я украинка!». «Вшистко едно», - машет рукой эсэсовец. Он не пачкает этих самых рук, командует в стороне, стреляют полицаи… Убили.

.

Я же выдержу это? Но что хорошего – умереть под животный вой женщин, под детские крики? Вот и наша пятёрка. Спиной, надо стать к ним спиной. А что, если хорошее в этом – скорее попасть к Нему? Да, да, слышишь, Раиса? Слышите, Савелий разгадал!

Убили…

.

* * *

.

В 1942-ом в Аргентине было впервые исполнено очаровательное танго, оригинал которого, написанный Савелием на пяти жёлтых нотных листках, подправил бандонеонист Хуан Санчес Горьо. Он зарегистрировал танго под своим именем и с новым названием  - «Gitana Rusa». С новым текстом на испанском, оно мгновенно стало популярным.

.

Я видел слёзы в глазах русской цыганки.

Белые дороги, цветастый платок.

Русская цыганка,

напрасно ты ходишь по тавернам,

напрасно ищешь своего возлюбленного!

Грустная цыганка,

твой казак бросился в Дон.

В твоих чёрных глазах больше нет жизни,

они больше не смогут любить…

.

Да и сейчас, спустя семь десятилетий, от этой музыки невозможно оторваться. Напряжённый ритм, прихотливая скрипка, узором вьющаяся вокруг оркестровых аккордов-колонн — тёплая, живая душа, ищущая ответ: «Что, что хорошего…? Ведь во всём есть хорошее!»

.

Да, имя автора забыто. Но…

Постепенно он даже полюбил этот ресторанчик в самом центре Буэноса. Пять лет – так мало, чтобы привыкнуть к новому имени, но достаточно, чтобы иногда чувствовать себя местным: по воскресеньям, за столиком в полумраке, светить сигаретой и слушать танго. Именно это, которое он заказал вместе с третьим бокалом коньяка, сейчас седой официант поставит пластинку.

Грустное танго, по которому здесь сходят с ума: чёртова «русская цыганка», Gitana rusa, ищет своего казака, утопившегося в их чёртовой Волге. Или Днепре, не всё ли равно?

.

Вот, вот оно начинается издалека: жёсткий ритм оркестра, что-то есть в нём немецкое - неотвратимость судьбы, ровная военная поступь. А рядом – тончайшая, едва слышная скрипка. Такая прихотливая, вьётся, жалуется, словно душа, страдающая об идеале. Что-то она ему напоминает. Русские снега и плачущую скрипку на грязной базарной площади в гетто, в 1941-ом? Как играл тот русский старик! Еврей конечно, но «вшистко едно», как там говорят… Играл и улыбался. И потом, когда подошел к яме, чтобы получить свою пулю, вдруг - разулыбался…

.

Но ритм безжалостен, Gitana rusa! Твой казак сгинул на дне реки, как те расстрелянные на краю Уманской ямы. Сгинул, пропал, Gitana triste, - под проклятым, холодным льдом ваших рек, где остались лежать и тысячи, тысячи образцовых, храбрых германских воинов. И если бы ты могла понимать, ты бы узнала, что такое настоящая Traurig! А вернее – tristeza. Печаль, печаль, теперь надо говорить только по-испански… Потерять такую армию, такую страну! Потерять к чёрту всё. А теперь ещё и прятаться с аргентинским паспортом, только потому, что на Восточном фронте ты отлично выполнял военные приказы!

.

* * *

.

Этот закон Савелий Жадан открыл ещё в детстве. Тогда он всё разгадывал загадки бытия. Жизнь полна замысловатых вещей, а ты должен их распутать, пока живёшь – вот в чем смысл. И однажды, когда он со своей скрипочкой топал по родной Умани с музыкальных занятий, примерно в районе базара, его осенило. Это была догадка о первом законе жизнеустройства. Он проверил его неоднократно: работает! Во всём есть хорошее. Это - сам закон. Во всём, даже в плохом. Надо только подумать, и обнаружишь хорошую сторону, как хорошую, бархатную изнанку даже не в самом качественном отрезе говяжьей кожи на работе у папы Моши.

.

Вот сейчас - Савелий женился, а молоденькая жена его Мария потребовала развод. Что хорошего? Девочка его не любит (а скажите, пожалуйста, разве его можно любить? Так нельзя, он с ней согласен!). Но! Хорошо, что она не будет его ненавидеть. Она даже благодарна, что он дал развод и позволил уехать в Аргентину, а сам растит их маленького сына. Таки разве ему плохо? Сынок – бархатная сторона жизни, пусть и не совсем качественной…

.

Второй закон – везде есть добрые люди. Везде, даже в Умани. Это тоже приятная изнанка: война или новая власть большевиков с их переворотом, а добрые люди нет-нет, да и встретятся. Дмитрий подрастает и задает вопросы, это тоже хорошо. Да, мама уехала, да мама оставила своего двухмесячного сына с Савелием. Но мама как чувствовала, что тут начнется через семь лет. А теперь она в прекрасной стране, где нет революций, и у неё всегда есть обед, красивые платья, которые ей никогда не смог бы купить твой отец, и кольца из золота... Вот она теперь жена дипломата, она блистает своей красотой под аргентинским солнцем.

.

А в том, что мама уехала, что хорошего? - спрашивает маленький Дмитрий. И Савелий улыбается: так мама сможет забрать тебя туда! Закон – работает. Одного тебя, да. Но и я тоже когда-нибудь смогу приехать в Аргентину - после, потом. Не можем же мы все вдруг уехать из нашей Умани – кто тогда будет здесь жить?

.

По воскресеньям, по улицам Буенос-Айреса, которые выложены камнем, почти так же, как у нас, мы будем ходить в ресторан и слушать танго – к моему приезду ты уже научишься его танцевать, потому что танго в Аргентине всегда танцуют те, кто приплыл издалека на большом корабле… А когда ты решишь жениться, я сам буду играть на твоей свадьбе. Танго, я исполню для твоей невесты танго!

.

Революцией беды не кончились, похоже, Мария была права: они только начинались. У них, у большевиков, снова была война, но теперь уже не германская, а своя – они теперь воевали с бандами. А Мария прислала письмо: всё готово, пришло время отправить 11-летнего Дмитрия в долгий путь к счастью. И тогда Савелий открыл ему второй закон жизнеустройства: «Где бы мы ни были, рядом всегда есть добрые люди. И в поезде, и на большом корабле, если тебе понадобится помощь, ты всегда найдёшь добрых людей, они согласятся тебе помочь. Ты узнаешь их по глазам. Ты посмотришь в глаза, и увидишь там покой, ты подумаешь, что эти люди что-то знают о жизни, и их можно попросить. И они обязательно тебе помогут…»

.

* * *

.

Почему Савелия никто не предупредил, что жизнь пробегает, как молния по небу? Один след от неё, и тот – исчезает, не ухватишь. Вот уже Дмитрий нашел себе невесту. Селия Пива – его секретарь в газете «Критика», в Буэнос-Айресе. Деметрио Садан, как там зовут его сына, женится. Конечно, из прекрасной советской страны Савелий пока что не может приехать в Аргентину на свадьбу. Но с оказией через Киев и Одессу он отправит свой подарок новой дочке – он запишет ноты своего танго. А когда молодые их получат, это будет всё равно, как если бы сам Савелий сыграл на свадьбе. «Твои глаза» - так он назовет танго про молодую любовь и встречи под звёздами в вечернем саду. Это глаза Селии, в которые теперь смотрит Дмитрий-Деметрио…

Под названием танго он поставит посвящение – «Для милой Селии». И дату - 10 августа, 1940 г.  А Деметрио пусть сам решает, какому оркестру передаст эти нотные листки…

.

* * *

.

Это будет твоя последняя загадка, жизнь. Но старый Савелий её разгадает. Несмотря на то, что времени у него совсем мало. Ну, конечно, он думал над этим ещё в гетто, ещё до того, как пришла машина, в которую полицаи забрасывали детей и старух. Пару дней назад, когда Раиса, несчастная мать маленьких племянников Марии, спрашивала его с издёвкой: «Ну, что, в этом тоже есть что-то хорошее? В этом всём? В том, что в октябре мы сидим на земле и покупаем свои 200 г хлеба в день, которые там, в Умани, дают бесплатно?» Она почти кричала ему:  что, скажи, что? А он не мог её успокоить. Все уже были измучены и голодны. Многие ждали смерти, как избавления… А здесь, перед ямой, вдруг захотели жить! И отбегают в задние ряды, чтобы как можно позже построиться пятёрками у края, пожить хотя бы на несколько минут дольше...

.

А бездетная Дора сошла с ума - побежала к яме, хотела скорей получить свою пулю, да только поскользнулась, полетела вниз живая. Бедная, бедная, как ей страшно там, на голых окровавленных телах, не понимает, наверное, где она. И инвалидов, и немощных столкнули туда без выстрелов, «они» экономят патроны… Но я должен разгадать! Что же хорошего? Закон должен работать до конца…

.

Следующая пятёрка. Эта девочка, зачем она всё время кричит: «Нас не убьют!»? Она утешает свою плачущую мать! Убили…

.

Галина. Мечется. А она, почему она тут? Показывает документы оберу, любителю скрипичной музыки, который приходил в гетто слушать меня, пока я не продал скрипку… «Я украинка, я украинка!». «Вшистко едно», - машет рукой эсэсовец. Он не пачкает этих самых рук, командует в стороне, стреляют полицаи… Убили.

.

Я же выдержу это? Но что хорошего – умереть под животный вой женщин, под детские крики? Вот и наша пятёрка. Спиной, надо стать к ним спиной. А что, если хорошее в этом – скорее попасть к Нему? Да, да, слышишь, Раиса? Слышите, Савелий разгадал!

Убили…

.

* * *

.

В 1942-ом в Аргентине было впервые исполнено очаровательное танго, оригинал которого, написанный Савелием на пяти жёлтых нотных листках, подправил бандонеонист Хуан Санчес Горьо. Он зарегистрировал танго под своим именем и с новым названием  - «Gitana Rusa». С новым текстом на испанском, оно мгновенно стало популярным.

.

.

Да и сейчас, спустя семь десятилетий, от этой музыки невозможно оторваться. Напряжённый ритм, прихотливая скрипка, узором вьющаяся вокруг оркестровых аккордов-колонн — тёплая, живая душа, ищущая ответ: «Что, что хорошего…? Ведь во всём есть хорошее!»

.

Да, имя автора забыто. Но…