25 января 2016 359
Ю. Г. Милославский
Спор о Ключе
(К 160-летию приостановки Крымской кампании и подписания Парижского трактата)
Искушение истории, или, лучше сказать, искушение историею, особенно сильно, потому что нам представляется, будто бы случившееся — случилось еще не окончательно. Его можно если не изменить сейчас, то хотя бы пересмотреть, переосмыслить в некоем будущем, — и тогда-то обнаружатся допущенные ошибки; стало быть, при «повторе», некоем историческом dejа-vu, просто в сходной ситуации — их возможно будет учесть. Но этого не происходит. Почему так? — Хорошо ведь известно утверждение, будто бы главный урок истории состоит в том, что у нее не берут уроков. Эта максима усвояется без особенных трудностей, как образчик изящной речи. Зато много сложнее «вместить», что история не дает уроков. Она не служит по министерству народного просвещения, не читает лекций и даже не занимается частною преподавательскою деятельностью. Иначе говоря, история не останавливается на информационную пятиминутку, чтобы загодя предупредить о начале грядущего «урока». Совокупная человеческая воля более не ищет уразумения воли Божьей, в лучшем случае «род лукавый и прелюбодейный знамения ищет...» (Мф. 16, 4), — таков характер сегодняшнего жизнеустройства. Нечего поэтому надеяться на предостерегающую надпись у исторического поворота.
Надеяться - нельзя, а молить о ней– можно.
На исходе осени 1855 года в Париже началось конфиденциальное дипломатическое русско-французское зондирование - на предмет заключения мира. «Племянник великого Наполеона /т.е., Наполеон III – ЮМ/ мечтал лишь об одном – о реванше за национальное унижение 1812 – 1815 гг. В его планы не входили ни отторжение от России Кавказа, чего желал бы глава британского кабинета лорд Пальмерстон, ни ликвидация приобретений Екатерины II в Северном Причерноморье, к чему стремилась Порта, ни чрезмерное ослабление Российской империи, что было опасно для нарушения европейского равновесия», - утверждает российский историк П.П. Черкасов. Буквально то же самое писал, - за столетие с лишним до Черкасова, - в «Вестнике Европы» знаменитый  барон А. Жомини: «Наполеон чувствовал, что он достиг кульминационного пункта своей политики,  и ему предстоял выбор между путем приключений, ведущим посредством затягивания войны к потрясению Европы и переделке ее карты с помощью Англии и революции, или путем консервативной политики, основанной на мире и сближении с Россией. По-видимому, он склонялся к последнему. Кроме внутренних и финансовых затруднений… он казался утомленным от сообщничества с Англией. Он не отказывался от союза с могущественным соседом, но политический инстинкт подсказывал ему, что Англия никогда не поддержит искренно ни одного национального французского интереса. До сих пор в Восточной войне он действовал скорее в пользу Англии, нежели Франции».
И сами англичане полагают полезным объявить, что «Крымская война, в первую очередь, была французской войной» (Д. Ливен)
Но так ли это?  Восточную войну в ее «горячей фазе» предваряет, - собственно, начинает, именно спор о Ключе между Россией и Францией,  длившийся с 1850 по 1853 год: в январе 1853 г. ключи от Вифлеемского храма Рождества Христова (ясли Господни) и храма Воскресения Христова (Гроба Господня) в Иерусалиме были под воздействием Франции, отняты оттоманами у православных и отданы католикам. А уже 24 февраля того же 1853-го Англия и Франция заключают секретное соглашение о координации действий против России.  Поэтому упор  на героико-романтические умонастроения, которые здесь выдаются за единственную причину, по которой «племянник» ввязался во Вторую в новой истории  (Первой было нашествие дванадесяти языков 1812 г.) общеевропейскую войну против России, представляются недостаточными. Любопытно, что согласно британской историографии французы на исходе 1854 года проявляли известную готовность к заключению мира с Россией, но Лондон отчетливо пояснил миротворцам, что все это весьма нецелесообразно прежде достижения успеха в Крыму (взятия Севастополя).
Европа решила «проучить Россию» (Джон Д. Бергамини, «Трагическая династия. История Романовых»). Поэтому попытки российской дипломатии воспользоваться  незначительными тактическими разногласиями, что возникали между членами антироссийской коалиции, были обречены.
В 1854 г. к антироссийской коалиции фактически присоединились Пруссия и Австрия («удивившая мiр своей неблагодарностью», как было тогда сказано). Некогда известный историк С.Ф. Платонов писал о российской «политике вмешательства», которая «в восточном вопросе возбуждала неудовольствие и подозрение европейских правительств». В качестве примера Платонов приводит «подавление национального восстания» в Венгрии, упоминая, однако, что это произошло «по просьбе австрийского императора Франца Иосифа» (привожу по С.Ф. Платонов. Учебник Русской Истории, Буэнос-Айрес, 1945). Австрийский император, выражая благодарность Императору Николаю Павловичу за спасение своей империи, целовал руку нашему Государю. Но, - вместе с Англией, Францией, Турцией, Сардинией, Пруссией и прочими государствами Германского Союза, австралийцами, новозеландцами, поляками, венграми и проч., - он никак не мог допустить, чтобы Россия вмешивалась в восточные дела.
Упомятутый нами П.П. Черкасов полагает, будто бы тайные переговоры, которые вел с Наполеоном III кн. А.М. Горчаков, были сорваны из-за неуместной ревности канцлера гр. К.В. Нессельроде, - давнего сторонника австро-прусского направления во внешней политике России. В результате о переговорах стало известно в Вене.   В середине декабря 1855 г., к гр. К.В. Нессельроде прибыл австрийский посланник гр. Эстергази и вручил ему «коммюнике» ультимативного свойства касательно условий прекращения войны.  Их неприятие, - было сказано, - повлечет за собой разрыв дипломатических отношений с Россией. К «четырем пунктам Наполеона III», от 18 июля 1854 г., что были в свое время отвергнуты Имп. Николаем Павловичем (совместный протекторат Франции, Англии, Австрии, России и Пруссии над Дунайскими княжествами/Малдавия и Валахия/, временно оккупированными австрийскими войсками; равное покровительство пяти упомянутых держав над всеми христианами Оттоманской империи; коллективный пятисторонний надзор и контроль над устьем Дуная; пересмотр договора 1841 г. европейских держав с Турцией о проходе судов через Босфор и Дарданеллы) австрийский ультиматум прибавил требование полной нейтрализации Черного моря и запретом содержать на побережье морские крепости и другие военные арсеналы. В документе оговаривалось также право членов коалиции предъявлять России новые требования «на общую пользу Европы». Россия должна была принять предъявленные ей условия мира до 18 января н.с. 1856 года.  В случае отказа коалиция расширилась бы за счет вступления в нее Австрии.
Император Николай I Павлович был мертв. А молодой Государь Александр II Николаевич вскоре, который призывал его  принять австрийские условия, намекая, что в противном случае и Пруссия может присоединиться к антироссийской коалиции.
Черкасов, почти наверное, заблуждается. Это был откровенный блеф по предварительному сговору, поскольку и Австрия, и Пруссия уже достаточно давно являлись частью широкой антироссийской коалиции. Но в С.-Петербурге этого не знали. Вернее, не «вмещали» подобного вероломства.
В целом, ультиматум коалиции имел следующий вид:
1. замена русского протектората над Валахией и Сербией протекторатом всех великих держав;
2. установление свободы плавания в устьях Дуная;
3. недопущение прохода чьих-либо эскадр через Дарданеллы и Босфор в Чёрное море, воспрещение России и Турции держать на Чёрном море военный флот и иметь на берегах этого моря арсеналы и военные укрепления;
4. отказ России от покровительства православным подданным султана;
5. уступка Россией в пользу Молдавии участка Бессарабии, прилегающего к Дунаю.
20 декабря 1855 года Государь созвал совещание. Решено было предложить австрийским партнерам отказаться от 5-го пункта. Партнеры это предложение отклонили.
15 января 1856 года  было созвано новое совещание.  На нем ультиматум был единогласно принят в качестве предварительных условий заключения мира.
20 января 1856 года на конференции послов в Вене был подписан протокол, по которому воюющие державы обязались в трехнедельный срок направить на мирный конгресс в Париж своих уполномоченных для заключения перемирия и подписания мирного трактата.
11 февраля (30 января ст.ст.) 1856 г.  российский уполномоченный гр. А. Ф. Орлов получил от канцлера гр. К.В. Нессельроде инструкции:  каковы цели, которых мы  должны добиваться в Париже.  Главное – это  достижение мира на условиях «пяти партнерских пунктов». Инструкция предписывала исходить из «различия интересов и страстей наших врагов». В дополнительной инструкции от 29 (17) февраля уточнялось: «Не будучи в состоянии разделить наших врагов, мы должны войти в особое соглашение с теми из них, от решения которых будет зависеть восстановление мира».
«...Оттоманская  империя продолжает существовать... Существование ее европейские державы признали пока (sic! – ЮМ) необходимым для сохранения политического равновесия.  Самою ревностною покровительницею этой ... империи сделалась Англия, всеми силами старающаяся препятствовать развитию русского могущества на востоке.  /.../ Удалось по Парижскому трактату 1856 года отторгнуть от России устья Дуная и часть Бессарабии, которую присоединили к Молдавии. Вассальные турецкие владения Молдавия и Валахия (обязанные России своею политическою автономией...), при поддержке Наполеона III, составили одно государство, под именем Румынии...» (Руководство по Всеобщей Истории. Средний курс. Составил Д. Иловайский. Издание двадцать шестое. Москва, 1895). Вот что знали о результатах Восточной войны русские гимназисты в дни царствования Императора Александра Третьего. Что знают русские школьники сегодня?
Особо стоит вопрос о проекте сдерживания, отбрасывания и расчленения России, подготовленном Генри Джоном Темплом,  лордом Палмерстоном, известным своим высказыванием «Как трудно жить на свете, когда с Россией никто не воюет». В марте 1854 года он, будучи покамест лишь министром внутренних дел (премьерство его – впереди) вручил членам британского парламента меморандум, который сам же определил как «прекрасный идеал войны».
«Аландские острова и Финляндия возвращаются Швеции; Прибалтийский край отходит к Пруссии; королевство Польское (включая в себя сегодняшнюю Белоруссию и Украину) должно быть восстановлено как барьер между Россией и Германией (не Пруссией, а именно Германией); Молдавия и Валахия и все устье Дуная отходят к Австрии, а Ломбардия и Венеция от Австрии к Сардинскому королевству (Пьемонту); Крым и Кавказ отбираются у России и отходят к Турции, причем часть Кавказа, именуемая у лорда Пальмерстона «Черкессией», объявляется независимым государством, связуемым с Оттоманской Империей  «узами сюзеренитета».
План лорда Палмерстона – тогда – осуществлен не был. Это дало право замечательному крымскому историку Владимиру Павловичу Казарину (на нем долгие годы держалась все крымская, да и не одна крымская, русистика) утверждать: окруженная буквально со всех сторон, от Балтики до Петропавловска-Камчатского, Россия не проиграла Крымскую войну. Казарин заявил об этом, пожалуй, первым: в 1994 году. Теперь Казарин уж не тот. Отбыл, говорят, из Крыма в Киев... Но без подготовленного им двухтомника «Восточная (Крымская) война 1853-1856 годов: новые материалы и новое осмысление, Симферополь, 2005, - не обойдешься.
Впрочем, нам придется менять привычные даты. Война за Ясли Господни началась не в 1853-м, а  годом раньше, - когда в середине лета 1852 года (в нарушение Лондонской конвенции о статусе проливов от 13 июля 1841года) французский 80-пушечный линкор «Charlemagne» подошел под стены Стамбула-Константинополя. Оттоманы противились недолго. В ответ российский канцлер Нессельроде от лица Императора Николая I заявил, что Россия «не потерпит полученного от Османской империи оскорбления… vis pacem, para bellum!». Русская армия двинулась к границе с Молдавией и Валахией.
«Думаю, что L.-Napoleon будет на меня очень зол, хотя явно, может быть, и не покажет, но искать будет вредить из-под руки, - писал Государь Николай Павлович своему старому командиру, генерал-фельдмаршалу князю Ивану Федоровичу Варшавскому, графу Паскевичу-Эриванскому. -   Уже и теперь видно его дурное влияние в Царьграде по делам Святых Мест. Турки с ума сходят и вынуждают меня к посылке чрезвычайного посольства для требования удовлетворения; но вместе вынуждают к некоторым предварительным мерам осторожности. Почему я теперь же сбираю резервные и запасные батальоны и батареи 5-го корпуса. Ежели дело примет серьезный оборот, тогда не только приведу 5-й корпус в военное положение, но и 4-й, которому вместе с 15-й дивизией придется идти в княжества для скорейшего занятия, покуда 13-я и 14-я дивизии сядут на флот для прямого действия на Босфор и Царьград... Но дай Бог, чтобы обошлось без этого, ибо решусь на то только в крайности. Зачать войну не долго, но кончить и как кончить — один Бог знает как».
............................................................................................................................................................
«Этот спор о ключе, который многие даже у, нас представляют себе чем-то ничтожным, недостойным людей, имеющих счастье жить в просвещенный девятнадцатый век, имел для России, даже с исключительно политической точки зрения, гораздо более важности, чем какой-нибудь вопрос о границах, спор о более или менее обширной области... Подобное же значение имел и Вифлеемский ключ. В глазах всех христиан Востока с этим ключом было соединено понятие о первенстве той церкви, которая им обладает /.../ Очевидно, что эта уступка требованиям Франции была для Турции желанным предлогом нанести оскорбление России. Религиозные интересы миллионов ее подданных нарушались потому, что эти миллионы имели несчастье принадлежать к той же церкви, к которой принадлежит и русский народ.   Могла ли Россия не вступиться за них, могло ли русское правительство,- не нарушив всех своих обязанностей, не оскорбив религиозного чувства своего народа, не отказавшись постыдным образом от покровительства, которое оно оказывало восточным христианам в течение столетий,- дозволить возникнуть и утвердиться мысли, что единство веры с русским народом есть печать отвержения для христиан Востока, причина гонений и притеснений, от которых Россия бессильна их избавить; что действительное покровительство можно найти только у западных государств...?», - сказано в книге великого, - не побоимся этого слова, - Николая Яковлевича Данилевского, основоположника  философии геополитики, а вернее, - учения о столкновении/извечной несовместимости цивилизаций. «Россия и Европа», - полагал Достоевский, должна стать настольной книгой каждого русского человека. Должна, - да так и не стала. В 1869 году «Россия и Европа» печаталась в журнале «Заря». Подписанный в марте 1856 года Парижский мирный договор еще оставался в силе. В 1871 году появилось отдельное издание настольной книги русского человека. Парижский договор был практически аннулирован, и понять Николая Яковлевича стало еще труднее.
«У России союзников нет!» - начинает он стихами, м.б., не слишком ловкими, вторую главу «России и Европы».  – Сейчас нет, а вскоре появятся, - возражают ему. -  Зависит от того, как повернутся дела. Ведь это вопрос, в сущности, дипломатический, военный, торговый?– Нет, цивилизационный (Данилевский говорит о «культурно-исторических типах» народов). – Да уж, в политической игре постоянно встречаешься с вероломством, цинизмом, прямым подкупом. Англичанка, например, гадит... – Дело в ином. «Англичанка» не может не «гадить». К этому не следует прилагать оценочные категории. Речь идет о несовместимости культурно-исторических типов. Поэтому безсмысленно возмущаться, - как безсмысленно уповать на то, что мы сможем убедить, успокоить «англичанку», дать ей твердые гарантии нашего миролюбия, пойти, наконец, на компромисс.  Это лишь поощрит «ее» на дальнейшее. – Знаете ли, в политической игре, всегда можно и нужно умело сыграть на противоречиях на враждебной стороне! – Только в отдельных случаях, да и то на кратчайший период, который даже историческим назвать нельзя.  Иногда диву даешься: той или иной «англичанке» -  для «нее» очевидная, прямая выгода от сотрудничества с Россией. Возникают близкие партнерские отношения, основанные, - будто бы, - на глубинной общности коренных интересов... Увы. Рано или поздно, законы цивилизационной несовместимости возьмут свое. Достаточно едва заметного обострения цивилизационной войны, - и партнеры, сами того не желая, вопреки тому, что они продолжают считать своими интересами, расходятся по своим фронтам.
Как многие провидцы (не путаем с пророками Божиими) Николай Яковлевич мог предложить в качестве возможного «обхода» им же обнаруженного исторического феномена - и нечто исторически несообразное, вроде панславянской державы со столицею в Константинополе. Но несообразность-то стала очевидной относительно недавно.  Данилевский скончался в 1885 году, многого, разумеется, не увидел, - да ведь и мы многого не увидим.  Не увидим, как иссякнут наши сегодняшние очевидности.  А покамест не забудем, что в год смерти Данилевского - Шпенглеру было пять,  а Тойнби и Питирим Сорокин, не говоря уж о Л.Н. Гумилеве – еще и на свет не появились.
Так ли, иначе, а уж нам-то – самое время перечесть Данилевского.
К 160-летию приостановки Крымской кампании и подписания Парижского трактата
.
Искушение истории, или, лучше сказать, искушение историею, особенно сильно, потому что нам представляется, будто бы случившееся — случилось еще не окончательно. Его можно если не изменить сейчас, то хотя бы пересмотреть, переосмыслить в некоем будущем, — и тогда-то обнаружатся допущенные ошибки; стало быть, при «повторе», некоем историческом dejа-vu, просто в сходной ситуации — их возможно будет учесть. Но этого не происходит. Почему так? — Хорошо ведь известно утверждение, будто бы главный урок истории состоит в том, что у нее не берут уроков. Эта максима усвояется без особенных трудностей, как образчик изящной речи. Зато много сложнее «вместить», что история не дает уроков. Она не служит по министерству народного просвещения, не читает лекций и даже не занимается частною преподавательскою деятельностью. Иначе говоря, история не останавливается на информационную пятиминутку, чтобы загодя предупредить о начале грядущего «урока». Совокупная человеческая воля более не ищет уразумения воли Божьей, в лучшем случае «род лукавый и прелюбодейный знамения ищет...» (Мф. 16, 4), — таков характер сегодняшнего жизнеустройства. Нечего поэтому надеяться на предостерегающую надпись у исторического поворота.
Надеяться - нельзя, а молить о ней – можно.
.
На исходе осени 1855 года в Париже началось конфиденциальное дипломатическое русско-французское зондирование - на предмет заключения мира. «Племянник великого Наполеона /т.е., Наполеон III – ЮМ/ мечтал лишь об одном – о реванше за национальное унижение 1812 – 1815 гг. В его планы не входили ни отторжение от России Кавказа, чего желал бы глава британского кабинета лорд Пальмерстон, ни ликвидация приобретений Екатерины II в Северном Причерноморье, к чему стремилась Порта, ни чрезмерное ослабление Российской империи, что было опасно для нарушения европейского равновесия», - утверждает российский историк П.П. Черкасов. Буквально то же самое писал, - за столетие с лишним до Черкасова, - в «Вестнике Европы» знаменитый  барон А. Жомини: «Наполеон чувствовал, что он достиг кульминационного пункта своей политики,  и ему предстоял выбор между путем приключений, ведущим посредством затягивания войны к потрясению Европы и переделке ее карты с помощью Англии и революции, или путем консервативной политики, основанной на мире и сближении с Россией. По-видимому, он склонялся к последнему. Кроме внутренних и финансовых затруднений… он казался утомленным от сообщничества с Англией. Он не отказывался от союза с могущественным соседом, но политический инстинкт подсказывал ему, что Англия никогда не поддержит искренно ни одного национального французского интереса. До сих пор в Восточной войне он действовал скорее в пользу Англии, нежели Франции».
.
И сами англичане полагают полезным объявить, что «Крымская война, в первую очередь, была французской войной» (Д. Ливен)
.
Но так ли это?  Восточную войну в ее «горячей фазе» предваряет, - собственно, начинает, именно спор о Ключе между Россией и Францией,  длившийся с 1850 по 1853 год: в январе 1853 г. ключи от Вифлеемского храма Рождества Христова (ясли Господни) и храма Воскресения Христова (Гроба Господня) в Иерусалиме были под воздействием Франции, отняты оттоманами у православных и отданы католикам. А уже 24 февраля того же 1853-го Англия и Франция заключают секретное соглашение о координации действий против России.  Поэтому упор  на героико-романтические умонастроения, которые здесь выдаются за единственную причину, по которой «племянник» ввязался во Вторую в новой истории  (Первой было нашествие дванадесяти языков 1812 г.) общеевропейскую войну против России, представляются недостаточными. Любопытно, что согласно британской историографии французы на исходе 1854 года проявляли известную готовность к заключению мира с Россией, но Лондон отчетливо пояснил миротворцам, что все это весьма нецелесообразно прежде достижения успеха в Крыму (взятия Севастополя).
Европа решила «проучить Россию» (Джон Д. Бергамини, «Трагическая династия. История Романовых»). Поэтому попытки российской дипломатии воспользоваться  незначительными тактическими разногласиями, что возникали между членами антироссийской коалиции, были обречены.
.
В 1854 г. к антироссийской коалиции фактически присоединились Пруссия и Австрия («удивившая мiр своей неблагодарностью», как было тогда сказано). Некогда известный историк С.Ф. Платонов писал о российской «политике вмешательства», которая «в восточном вопросе возбуждала неудовольствие и подозрение европейских правительств». В качестве примера Платонов приводит «подавление национального восстания» в Венгрии, упоминая, однако, что это произошло «по просьбе австрийского императора Франца Иосифа» (привожу по С.Ф. Платонов. Учебник Русской Истории, Буэнос-Айрес, 1945). Австрийский император, выражая благодарность Императору Николаю Павловичу за спасение своей империи, целовал руку нашему Государю. Но, - вместе с Англией, Францией, Турцией, Сардинией, Пруссией и прочими государствами Германского Союза, австралийцами, новозеландцами, поляками, венграми и проч., - он никак не мог допустить, чтобы Россия вмешивалась в восточные дела.
.
Упомятутый нами П.П. Черкасов полагает, будто бы тайные переговоры, которые вел с Наполеоном III кн. А.М. Горчаков, были сорваны из-за неуместной ревности канцлера гр. К.В. Нессельроде, - давнего сторонника австро-прусского направления во внешней политике России. В результате о переговорах стало известно в Вене.   В середине декабря 1855 г., к гр. К.В. Нессельроде прибыл австрийский посланник гр. Эстергази и вручил ему «коммюнике» ультимативного свойства касательно условий прекращения войны.  Их неприятие, - было сказано, - повлечет за собой разрыв дипломатических отношений с Россией. К «четырем пунктам Наполеона III», от 18 июля 1854 г., что были в свое время отвергнуты Имп. Николаем Павловичем (совместный протекторат Франции, Англии, Австрии, России и Пруссии над Дунайскими княжествами/Малдавия и Валахия/, временно оккупированными австрийскими войсками; равное покровительство пяти упомянутых держав над всеми христианами Оттоманской империи; коллективный пятисторонний надзор и контроль над устьем Дуная; пересмотр договора 1841 г. европейских держав с Турцией о проходе судов через Босфор и Дарданеллы) австрийский ультиматум прибавил требование полной нейтрализации Черного моря и запретом содержать на побережье морские крепости и другие военные арсеналы. В документе оговаривалось также право членов коалиции предъявлять России новые требования «на общую пользу Европы». Россия должна была принять предъявленные ей условия мира до 18 января н.с. 1856 года.  В случае отказа коалиция расширилась бы за счет вступления в нее Австрии.
Император Николай I Павлович был мертв. А молодой Государь Александр II Николаевич вскоре, который призывал его  принять австрийские условия, намекая, что в противном случае и Пруссия может присоединиться к антироссийской коалиции.
.
Черкасов, почти наверное, заблуждается. Это был откровенный блеф по предварительному сговору, поскольку и Австрия, и Пруссия уже достаточно давно являлись частью широкой антироссийской коалиции. Но в С.-Петербурге этого не знали. Вернее, не «вмещали» подобного вероломства.
В целом, ультиматум коалиции имел следующий вид:
1. замена русского протектората над Валахией и Сербией протекторатом всех великих держав;
2. установление свободы плавания в устьях Дуная;
3. недопущение прохода чьих-либо эскадр через Дарданеллы и Босфор в Чёрное море, воспрещение России и Турции держать на Чёрном море военный флот и иметь на берегах этого моря арсеналы и военные укрепления;
4. отказ России от покровительства православным подданным султана;
5. уступка Россией в пользу Молдавии участка Бессарабии, прилегающего к Дунаю.
20 декабря 1855 года Государь созвал совещание. Решено было предложить австрийским партнерам отказаться от 5-го пункта. Партнеры это предложение отклонили.
15 января 1856 года  было созвано новое совещание.  На нем ультиматум был единогласно принят в качестве предварительных условий заключения мира.
20 января 1856 года на конференции послов в Вене был подписан протокол, по которому воюющие державы обязались в трехнедельный срок направить на мирный конгресс в Париж своих уполномоченных для заключения перемирия и подписания мирного трактата.
.
11 февраля (30 января ст.ст.) 1856 г.  российский уполномоченный гр. А. Ф. Орлов получил от канцлера гр. К.В. Нессельроде инструкции:  каковы цели, которых мы  должны добиваться в Париже.  Главное – это  достижение мира на условиях «пяти партнерских пунктов». Инструкция предписывала исходить из «различия интересов и страстей наших врагов». В дополнительной инструкции от 29 (17) февраля уточнялось: «Не будучи в состоянии разделить наших врагов, мы должны войти в особое соглашение с теми из них, от решения которых будет зависеть восстановление мира».
.
«...Оттоманская  империя продолжает существовать... Существование ее европейские державы признали пока (sic! – ЮМ) необходимым для сохранения политического равновесия.  Самою ревностною покровительницею этой ... империи сделалась Англия, всеми силами старающаяся препятствовать развитию русского могущества на востоке.  /.../ Удалось по Парижскому трактату 1856 года отторгнуть от России устья Дуная и часть Бессарабии, которую присоединили к Молдавии. Вассальные турецкие владения Молдавия и Валахия (обязанные России своею политическою автономией...), при поддержке Наполеона III, составили одно государство, под именем Румынии...» (Руководство по Всеобщей Истории. Средний курс. Составил Д. Иловайский. Издание двадцать шестое. Москва, 1895). Вот что знали о результатах Восточной войны русские гимназисты в дни царствования Императора Александра Третьего. Что знают русские школьники сегодня?
.
Особо стоит вопрос о проекте сдерживания, отбрасывания и расчленения России, подготовленном Генри Джоном Темплом,  лордом Палмерстоном, известным своим высказыванием «Как трудно жить на свете, когда с Россией никто не воюет». В марте 1854 года он, будучи покамест лишь министром внутренних дел (премьерство его – впереди) вручил членам британского парламента меморандум, который сам же определил как «прекрасный идеал войны».
.
«Аландские острова и Финляндия возвращаются Швеции; Прибалтийский край отходит к Пруссии; королевство Польское (включая в себя сегодняшнюю Белоруссию и Украину) должно быть восстановлено как барьер между Россией и Германией (не Пруссией, а именно Германией); Молдавия и Валахия и все устье Дуная отходят к Австрии, а Ломбардия и Венеция от Австрии к Сардинскому королевству (Пьемонту); Крым и Кавказ отбираются у России и отходят к Турции, причем часть Кавказа, именуемая у лорда Пальмерстона «Черкессией», объявляется независимым государством, связуемым с Оттоманской Империей  «узами сюзеренитета».
.
План лорда Палмерстона – тогда – осуществлен не был. Это дало право замечательному крымскому историку Владимиру Павловичу Казарину (на нем долгие годы держалась все крымская, да и не одна крымская, русистика) утверждать: окруженная буквально со всех сторон, от Балтики до Петропавловска-Камчатского, Россия не проиграла Крымскую войну. Казарин заявил об этом, пожалуй, первым: в 1994 году. Теперь Казарин уж не тот. Отбыл, говорят, из Крыма в Киев... Но без подготовленного им двухтомника «Восточная (Крымская) война 1853-1856 годов: новые материалы и новое осмысление, Симферополь, 2005, - не обойдешься.
Впрочем, нам придется менять привычные даты. Война за Ясли Господни началась не в 1853-м, а  годом раньше, - когда в середине лета 1852 года (в нарушение Лондонской конвенции о статусе проливов от 13 июля 1841года) французский 80-пушечный линкор «Charlemagne» подошел под стены Стамбула-Константинополя. Оттоманы противились недолго. В ответ российский канцлер Нессельроде от лица Императора Николая I заявил, что Россия «не потерпит полученного от Османской империи оскорбления… vis pacem, para bellum!». Русская армия двинулась к границе с Молдавией и Валахией.
.
«Думаю, что L.-Napoleon будет на меня очень зол, хотя явно, может быть, и не покажет, но искать будет вредить из-под руки, - писал Государь Николай Павлович своему старому командиру, генерал-фельдмаршалу князю Ивану Федоровичу Варшавскому, графу Паскевичу-Эриванскому. -   Уже и теперь видно его дурное влияние в Царьграде по делам Святых Мест. Турки с ума сходят и вынуждают меня к посылке чрезвычайного посольства для требования удовлетворения; но вместе вынуждают к некоторым предварительным мерам осторожности. Почему я теперь же сбираю резервные и запасные батальоны и батареи 5-го корпуса. Ежели дело примет серьезный оборот, тогда не только приведу 5-й корпус в военное положение, но и 4-й, которому вместе с 15-й дивизией придется идти в княжества для скорейшего занятия, покуда 13-я и 14-я дивизии сядут на флот для прямого действия на Босфор и Царьград... Но дай Бог, чтобы обошлось без этого, ибо решусь на то только в крайности. Зачать войну не долго, но кончить и как кончить — один Бог знает как».
............................................................................................................................................................
«Этот спор о ключе, который многие даже у, нас представляют себе чем-то ничтожным, недостойным людей, имеющих счастье жить в просвещенный девятнадцатый век, имел для России, даже с исключительно политической точки зрения, гораздо более важности, чем какой-нибудь вопрос о границах, спор о более или менее обширной области... Подобное же значение имел и Вифлеемский ключ. В глазах всех христиан Востока с этим ключом было соединено понятие о первенстве той церкви, которая им обладает /.../ Очевидно, что эта уступка требованиям Франции была для Турции желанным предлогом нанести оскорбление России. Религиозные интересы миллионов ее подданных нарушались потому, что эти миллионы имели несчастье принадлежать к той же церкви, к которой принадлежит и русский народ.   Могла ли Россия не вступиться за них, могло ли русское правительство,- не нарушив всех своих обязанностей, не оскорбив религиозного чувства своего народа, не отказавшись постыдным образом от покровительства, которое оно оказывало восточным христианам в течение столетий,- дозволить возникнуть и утвердиться мысли, что единство веры с русским народом есть печать отвержения для христиан Востока, причина гонений и притеснений, от которых Россия бессильна их избавить; что действительное покровительство можно найти только у западных государств...?», - сказано в книге великого, - не побоимся этого слова, - Николая Яковлевича Данилевского, основоположника  философии геополитики, а вернее, - учения о столкновении/извечной несовместимости цивилизаций. «Россия и Европа», - полагал Достоевский, должна стать настольной книгой каждого русского человека. Должна, - да так и не стала. В 1869 году «Россия и Европа» печаталась в журнале «Заря». Подписанный в марте 1856 года Парижский мирный договор еще оставался в силе. В 1871 году появилось отдельное издание настольной книги русского человека. Парижский договор был практически аннулирован, и понять Николая Яковлевича стало еще труднее.
.
«У России союзников нет!» - начинает он стихами, м.б., не слишком ловкими, вторую главу «России и Европы».  – Сейчас нет, а вскоре появятся, - возражают ему. -  Зависит от того, как повернутся дела. Ведь это вопрос, в сущности, дипломатический, военный, торговый?– Нет, цивилизационный (Данилевский говорит о «культурно-исторических типах» народов). – Да уж, в политической игре постоянно встречаешься с вероломством, цинизмом, прямым подкупом. Англичанка, например, гадит... – Дело в ином. «Англичанка» не может не «гадить». К этому не следует прилагать оценочные категории. Речь идет о несовместимости культурно-исторических типов. Поэтому безсмысленно возмущаться, - как безсмысленно уповать на то, что мы сможем убедить, успокоить «англичанку», дать ей твердые гарантии нашего миролюбия, пойти, наконец, на компромисс.  Это лишь поощрит «ее» на дальнейшее. – Знаете ли, в политической игре, всегда можно и нужно умело сыграть на противоречиях на враждебной стороне! – Только в отдельных случаях, да и то на кратчайший период, который даже историческим назвать нельзя.  Иногда диву даешься: той или иной «англичанке» -  для «нее» очевидная, прямая выгода от сотрудничества с Россией. Возникают близкие партнерские отношения, основанные, - будто бы, - на глубинной общности коренных интересов... Увы. Рано или поздно, законы цивилизационной несовместимости возьмут свое. Достаточно едва заметного обострения цивилизационной войны, - и партнеры, сами того не желая, вопреки тому, что они продолжают считать своими интересами, расходятся по своим фронтам.
Как многие провидцы (не путаем с пророками Божиими) Николай Яковлевич мог предложить в качестве возможного «обхода» им же обнаруженного исторического феномена - и нечто исторически несообразное, вроде панславянской державы со столицею в Константинополе. Но несообразность-то стала очевидной относительно недавно.  Данилевский скончался в 1885 году, многого, разумеется, не увидел, - да ведь и мы многого не увидим.  Не увидим, как иссякнут наши сегодняшние очевидности.  А покамест не забудем, что в год смерти Данилевского - Шпенглеру было пять,  а Тойнби и Питирим Сорокин, не говоря уж о Л.Н. Гумилеве – еще и на свет не появились.
.
Так ли, иначе, а уж нам-то – самое время перечесть Данилевского.
Средняя оценка: 2.85799
Проголосовало: 338