Если сливки таковы…

Александр КУЗЬМЕНКОВ 01 августа 2016 439

Александр Кузьменков

Если сливки таковы…

«Жду открытий», – объявил в начале 11-го большекнижного сезона председатель жюри Дмитрий Бак. Думаю, придется ему разочароваться: о каких открытиях речь, коли авторы вновь кочуют по премиальным спискам, как незабвенные цыганы по Бессарабии? Взгляните на шорт-лист «Большой книги» – знакомые все лица: Матвеева, Алешковский, Юзефович, Галина, Иличевский…

ВСЯК ЦЫГАН СВОЮ ЛОШАДЬ ХВАЛИТ

Впрочем, разумнее начать с длинного списка, опубликованного в конце апреля: 37 авторов – от безвестной Бердичевской до маститых Иванова и Пелевина.

«Длинный список одиннадцатого сезона – очень высокой пробы, – с пафосом объявил председатель большекнижного Совета экспертов Михаил Бутов. – Практически все авторы могут смело претендовать на место в списке финалистов».

Наивно было бы надеяться на иные реляции: всяк цыган свою лошадь хвалит. Потому прибегнем к презумпции недоверия. Не грех будет вспомнить Маркса, безвинно сданного в архив: практика есть критерий истины.

А практика… да уж. У нас плохая положения, как говаривал товарищ Буденный. Прежде фавориты «Большой книги» способны были хотя бы на масштабный замысел. Правда, испорченный из рук вон скверным исполнением – как в «Обители» или «Зулейхе». Нынче и того днем с огнем не сыскать. Двухтомный пелевинский «Смотритель» (700 страниц вялотекущей шизотерики) вдрызг разочаровал даже упертых пелевинофилов, вроде Анны Наринской: «Какие-то протуберанцы жизни и свежести – это всего лишь всполохи таланта, все крепче погружающегося в сон». Долгожданное ивановское «Ненастье» также не вызвало у рецензентов ничего, кроме скуловоротной зевоты. «Штамп, короче, на штампе», – махнула рукой раздосадованная Валерия Жарова. Алешковский и Юзефович выдали на-гора пудовую скучищу (ни тот, ни другой отродясь иначе не писали). Матвеева и Аствацатуров… хотя о них мы не так давно толковали, не стоит начинать снова да ладом…

В шорт-лист премии вошли 11 книг – вот тут самое время перейти к избранным персоналиям.

ЁБУРГЕР

(А. Иванов «Ненастье»; М., «АСТ», 2015)

За что уважаю Стивена Кинга, так за адекватную самооценку: «Я – литературный эквивалент гамбургера». Но у советских собственная гордость: в нашем отечестве литературный фаст-фуд неизменно пытается сойти коли не за стерляжью уху, то хотя бы за блины со сметаной. Прошлогодний опус Алексея Иванова – очередной биг-мак с этикеткой деликатеса.

«Ненастье» еще не печатали, а русский «Forbes» уже включил роман в рейтинг самых ожидаемых книг года. Когда сбыча мечт состоялась, начался оживленный разговор прототипах и параллелях с «Ёбургом». И только-то. Симптом скверный: значит, предмет для литературной дискуссии отсутствовал.

Еще одна кулинарная аллюзия: А.И. обычно потчует публику седьмой водой на чужом киселе. «Ненастье», изготовленное из отходов заказного «Ёбурга», сделано по тому же самому рецепту: Андрей Константинов, пересказанный кем-то из советских классиков, – то ли Марковым, то ли Проскуриным. От бандитской саги здесь криминальная, based on real story, фабула, от секретарской литературы – редкое, 750-й пробы, занудство и назойливая претензия на философическую эпохальность… но давайте по порядку.

«Умею писать так, как хочу, и пишу так, как мне нужно, а не так, как получается», – объявил однажды Иванов. Я и рад бы поверить, да качество текстов мешает.

Сейчас попробую пересказать «какнужное» «Ненастье» – именно попробую, ибо не уверен в результате. Стало быть, в 2008 году Герман Неволин, афганский ветеран и шофер-инкассатор, захватил 100-миллионную выручку ТЦ «Шпальный рынок», чтобы отправить в Индию свою гражданскую жену Танюшу, которая была дочерью легкоатлета Куделина, который в 90-е заведовал спортзалом, где тренировались бойцы из союза афганских ветеранов «Коминтерн», которым командовал бывший прапор Серега Лихолетов, который был первым мужчиной Танюши и желал контролировать «Шпальный рынок», на который имел виды майор КГБ Щебетовский, за которого вышла замуж Марина Моторкина, первая жена Неволина, который под кишлаком Хиндж познакомился с Серегой Лихолетовым, который пригласил Неволина в «Коминтерн», на лидерство в котором, кроме Лихолетова, претендовали Егор Быченко и Каиржан Гайдаржи, который в 1985 году после неудачной спекуляции оказался под колпаком у Щебетовского… и так далее. В общем, принцип сюжетостроения понятен: «Дом, который построил Джек».

«Драматургия подкачала», – сказал однажды Лев Данилкин об А.И. Подкачала и на сей раз. Повествование до отказа перегружено бесполезными ретардациями; любую часть можно с легкой душой похерить без особого ущерба для целого: что афганские реминисценции, что индийские вояжи Неволина, что семейные неурядицы Куделиных. Не говоря об отменно однообразных наездах: раз разборка, два разборка, а на третьей приходит вполне предсказуемая оскомина (для сравнения: в «Ёбурге» словосочетание «лихие девяностые» повторялось 38 раз). Однако напомню: «Ненастье» – книга, написанная «как нужно».

На 640 страницах романа Иванов ухитрился расселить аж 149 персонажей, не считая случайных и безымянных. Чтобы не растеряться в этой череде скоропалительных знакомств, требуется память объемом в несколько Gb. У большинства героев одна задача: мелькнуть и тут же исчезнуть. Жиенбек Джубаниязов по прозвищу Джуба возникает лишь затем, чтобы показать ментам артистическое нунтяку-ката, близнецы Жанка и Дашка Поляковы – чтобы погибнуть от шальной пули в перестрелке на «Шпальном», официантка Лилечка – чтоб отвергнуть домогательства пьяного клиента… и это, право, самый ласковый вариант. В худшем случае читателю предстоит переварить подробное досье, куда подшито все, вплоть до квитанций из ЖЭКа.

Текст пестрит тропами приапического свойства – оружия любимейшего род, отточенный еще во времена «Блуды». Но раздражает, по большому счету, даже не вечное ивановское дурновкусие – к нему уже притерпелись. Раздражает настойчивость, с которой А.И. пытается выдать pulp fiction за нетленку: «”Ненастьем” я назвал экзистенциальную ловушку и для человека, и сразу для общества. В романе есть два вида ”ненастья”, так сказать: физическое и духовное. Физическое “ненастье” философ определил бы как “топос”. А духовное “ненастье” – это замкнутые круги экзистенции…»

Тьфу-тьфу, чур меня! Открестившись от замкнутых кругов экзистенции, понимаешь, что речь в книжке идет о вещах давным-давно известных: о гражданской войне 90-х, об отрицательной селекции, о криминальной природе российского бизнеса. А раньше-то мы этого, выходит, не читали? У того же Константинова в «Адвокате», у Говорухина в «Великой криминальной революции»? Стоит ли преодолевать 600-страничную трясину вязкой и неряшливо сделанной прозы, чтобы убедиться в очевидном?

Однако не поддавайтесь искушению и бестрепетно веруйте: «Ненастье» никакой не ёбургер, а книга, написанная как нужно.

ПО УЛИЦЕ ХОДИЛА БОЛЬШАЯ КРОКОДИЛА

(В. Динец «Песни драконов»; М., «Corpus», 2015)

Крокодил – животное древнее и почтенное. Тема архозавров традиционна у классиков отечественной словесности: «Жил да был Крокодил, / Он по улицам ходил» (Чуковский); «Жил да был крокодил по имени Гена. А работал он в зоопарке крокодилом» (Успенский). Потому трактат зоолога В. Динеца «Песни драконов. Любовь и приключения в мире крокодилов и прочих динозавровых родственников» закономерно претендует на главную литературную премию страны.

Читателю предстоит побывать во Флориде, Китае и Боливии, усвоить разницу между alligator mississippiensis, alligator sinensis и сaiman yacare, познакомиться с особенностями их брачных игр, рациона – и чего бишь еще там?.. Я при этом чувствовал себя Мальчишем Кибальчишем: все бы хорошо, да что-то нехорошо. Беспокоил неотвязный вопрос: какое отношение все это имеет к литературе?

ТРИУМФ ЛИТЕРАТУРНОГО АУТИЗМА

(М. Галина «Автохтоны»; М., «АСТ», 2015)

Итак: некто безымянный прибывает из Питера в некий анонимный город, населенный сильфами и оборотнями, чтобы изучить хулиганства арт-группы «Алмазный витязь», которая действовала здесь между Гражданской и Второй мировой. Галина, как правило, словечка в простоте не молвит, стало быть, включаем ассоциативное мышление. «Алмазный витязь» – «Knight of Diamonds» – «Бубновый валет». Собственно, на этом книжку можно закрыть и забросить куда подальше, коли вы не большой охотник до ребусов, плавно перетекающих в кроссворды и шарады.

Но филологический процесс уже пошел: французская идиома «valet de carreau» переводится на язык родных осин как «мошенник» – в галинском Городе Зеро все врут, по верному слову доктора Грегори Хауса. Красные глаза, светящиеся в темноте, окажутся огнями местной телевышки, сильф – пациентом дурдома и проч. Впрочем, коли вы до этого дочитались, примите мои поздравления: у вас самурайская выдержка и немецкая усидчивость.

Проблема не в том, что книжка написана плохо, – стилист М.Г. отменный, что еще раз подтвердила. Проблема в том, что приключения кого-то кое-где не имеют к читателю ни малейшего отношения. Плюс еще одна проблема, уже глобального свойства: жизнь вокруг откровенно ступорозная, и литература, за неимением другого материала, давно и прочно увязла в мнимофантастической дряни, – в определениях Виссарион Григорьевич был неистов, но отменно точен. Мало ли мы в последние годы издали подобных фантазий – псевдомистических, претенциозных, насквозь книжных и намертво запутанных: от «Каменных кленов» до «Волков и медведей»…

Вернемся, однако, к Галиной. Основное содержание любого ее романа – взгляд и нечто, намеки тонкие на то, чего не ведает никто, и прочие завитки вокруг пустоты. Однако с непременным оттенком высшего смысла. Судить об этом можно по галинской ономастике: Шпет, Валевская, Корш, Воробкевич, Вейнбаум – вот они, автохтоны. Если не лень, поворошите Википедию и повторите вслед за поэтом: и кто ее знает, на что намекает?..

Доискаться смысла авторских намеков и впрямь невозможно, ибо в «Автохтонах» смешались в кучу кони, люди, разумные тритоны, масоны, контактеры, вервольфы, эльфы и прочие сифилиды. Сплошная Мариам Петросян, помноженная на Сергея Носова, с Леной Элтанг в знаменателе. Сиречь новый триумф литературного аутизма.

Реестр потусторонних персонажей внушает некую надежду на фэнтези – смею уверить, напрасную. Жанр настойчиво требует действия, а его-то как раз и нет. Реперных точек в 350-страничном романе я обнаружил всего две: крохотная, в один абзац, эротическая сцена и труп, подброшенный в текст в основном для приличия, чтобы читателя минула почти неизбежная летаргия. Бóльшую часть времени герои мелют языком – долго и нудно, как политики на ток-шоу.

Зачем, о чем и для кого это написано – тайна сия велика есть. «Книга Марии Галиной – вещь в первую очередь атмосферная», – заметил Владимир Василевский. «”Автохтоны” – не самая интересная книга, но она атмосферная», – подтвердил Дмитрий Быков. Всецело присоединяюсь. С единственной оговоркой: атмосфера, по Ремарку, всего лишь воздух, который накачивают в баллоны. А того вернее будет вспомнить покойного Топорова: читателя в очередной раз разводят, в том числе и на бабки: 325 рублей за неудобоваримый артхаус – это, согласитесь, чересчур.

НОВЫЙ КЛАССИК ЯВИЛСЯ

(Саша Филипенко «Травля»; М., «Время», 2016)

Сашу Филипенко насаждают силой, как табак при Петре Великом, – и матерное слово «культовый» присутствует в каждой второй рецензии. Ну, еще бы не культовый: «Я любил подтираться и нюхать свое дерьмо» («Замыслы»), – не диво, что Аствацатуров заметил и на «Нацбест» благословил.

Нынче филипенковская «Травля» вошла в большекнижный шорт. Журнальный вариант опуса (ибо слово «роман» есть незаслуженный комплимент) опубликован в «Знамени», что опять-таки не диво. Для тамошнего главреда Сергея Чупринина качество текста – дело десятое, либеральные взгляды сочинителя не в пример важнее. В «Знамени» был обласкан Самсонов, у которого «лианы льнущих профурсеток». Здесь в неизменном почете министр Улюкаев, что «вклеймил сковороду» и новаторски зарифмовал «отсель» и «теперь». Сергей Иванович, вам шашечки или ехать? вам политику или литературу?

Впрочем, «Знамя» в своих симпатиях к Филипенко не одиноко – критика привычно бьется в конвульсивном восторге: «Автор предсказал скандал с панамскими офшорами!» (журнал «ОМ»). В тексте, изволите видеть, время от времени мелькает виолончелист – знамо, тот еще аргумент.

А вообще-то, главный герой «Травли» – неподкупный журналист…

Однако тут необходим тайм-аут. С.Ф. и сам не чужд второй древнейшей: писал колонки для глянцевого «GQ», сочинял на Первом гэги для клоунов из «Перисхилтона», после подвизался на «Дожде» в паре с Татьяной Арно, чей бюст гарантированно перевешивает любые информационные поводы. Если человек с подобным послужным списком принимается рассуждать о журналистике, результат гарантирован – хошь святых выноси.

Так вот: в руки неподкупного журналиста Антона Пятого попадают бумаги мощностью в несколько мегатонн тротила, компрометирующие крупного чиновника и не менее крупного коррупционера Славина. Ага, грузите компромат папками. И мамками. Откуда у Пятого взялась убойной силы папка? Не иначе, в библиотеке выдали… Послушайте репортера с 30-летним стажем: в журналистские расследования я категорически не верю. По крайней мере, здесь и сейчас. Во что верю, так это в слив компромата. До оскомины честный Пятый явно отрабатывает чей-то заказ: один в информационном поле не воин…

Но что автору эта досадная мелочь? Филипенко атакует публику в лоб, как штрафбат немецкие дзоты. Вот либерал Пятый, весь в белом. Вот православно-самодержавный патриот Славин, с головы до ног в дерьме. Вот его благоверная – предсказуемо стервозна и слаба на передок. Вот их старший сын, закономерно симпатичный гей. Всё в формате «GQ» и «Дождя», прочее от лукавого. На выходе имеем продукт вполне лубочного качества: про борьбу картонного добра с пластилиновым злом.

Конфликт «Травли» окрашен в те же олеографические тона. Славин приказывает выжить своего супостата из страны: мол, люди перестанут верить эмигранту-предателю. Что за резон устранять следствие, не устраняя причины, то бишь заказа? – ведь явится новый щелкопер, к бабке не ходи. Но Славин предпочитает долгую и дорогостоящую травлю: с троллингом в Сети, с передачами на ТВ, с пикетами возле подъезда, с подосланной путанкой… Правильно, иначе станет невозможен пятый, мелодраматический акт, где Антон в легком помрачении рассудка выбрасывает свою грудную дочь из окна. Бурные, продолжительные рыдания, плавно переходящие в аплодисменты.

Повествование зачем-то пересыпано музыкальными ремарками – pianissimo, crescendо, sostenuto – и делится на части по принципу сонаты, с подобающими подзаголовками: главная, побочная и связующая партии, реприза, кода. Последняя, суфлирует автор, есть обобщение материала и высказывание вывода произведения. Сыграем и мы коду. Благо, в случае С.Ф. это дело нетрудное.

Россия – страна клише, утверждает Филипенко. Врачу, исцелися сам: чем оппозиционные штампы краше официоза? А публицистическое кликушество способно привести к diminuendo любую идею: хоть либеральную, хоть национал-патриотическую.

ПРИВЕТ ОТ ИВАНА СЕРГЕЕВИЧА

«Большая книга», напомню – главная литературная премия России. И претендовать на нее по определению должны сплошь гроссмейстеры от изящной словесности. Не знаю, как вам, а мне в нынешней ситуации сам собой вспоминается Тургенев: если сливки таковы, то что же молоко?..