…И что ему Гекуба?

Юрий ПОГОДА (Украина) 11 декабря 2016 102

История и наследие

…И что ему Гекуба?

500-летию санкций Запада против России посвящается

Впрочем, где вам знать про Гекубу!.. А тут -

живи между ваших интриг, валандайся около

вашей лжи, обманов, подкопов… Довольно!

Ф. М. Достоевский, «Подросток».

Иллюстрация 1: Царь Иоанн Васильевич Грозный. С портрета имеющегося в Кунсткамере Академии Наук

Древний Рим, создавая свои законы с весьма утилитарной целью – урегулирования отношений между патрициями и плебеями, придумал и специальный термин, изначально замышленный для того, чтобы, подобно финальному раствору в фотографии, зафиксировать их незыблемость и показать их утверждение как бы свыше - sanrtio, от sancire - постановлять, определять, делать священным. За две слишком тысячи лет, отделяющих нас от того времени, данное словцо – санкции – пообтрепалось, поиздержалось, а главное – кардинально изменило свой смысл. В области международного права, в силу усложнения отношений между странами, термин оброс, как днище корабля за время долгого плавания разными водорослями и ракушками, всевозможными «эмбаргами» и «блокадами» (от военных до экономических), «псефизмами» (запретами кораблям входить в те или иные гавани), составлением разнообразных «чёрных списков». Компонент «святости» (лат. sanctus) напрочь испарился из английского sanctions (санкции). Сами же они превратились в некое подобие дубины дикаря, которой «цивилизованное» государство размахивает зачастую так завзято, что не замечает ударов, наносимых ею самому себе; лишь позже, по проступившим синякам и ссадинам, увидит и ощутит оно их. Да будет поздно.

И вот ещё что: в четырёхтомном «Толковом словаре живого великорусского языка» В.И. Даля, среди более чем 200 тысяч лексем, собственных и заимствованных, усвоенных и ставших «русскими», своими, нет слова «санкции». Ибо чужды нам и оно, и они (не путать с реторсиями – мерами, осуществляемыми в ответ на недружественные действия; да «санкциями они [и] не являются», - как пишет о том профильный справочник). Ну, да: на всякий яд должно быть противоядие.

Что же касается санкций против России, то вопреки расхожему мнению, они отнюдь не изобретение сегодняшнего, или, по крайней мере, «вчерашнего» дня. Они насчитывают многовековую историю. И если принять в данном случае не тетрадную, а «в столбик» (подклеиванием одного документа к другому, что образует в итоге длиннейший свиток – форму документооборота, существовавшую на Руси до Петра І), то рулон, составленный из «санкций», оказался бы сопоставим по размерам с Царь-пушкой и Царь-колоколом. Отлитый в металле, он стал бы замечательным памятником «вечных» и «стабильных» отношений России и Запада. То ещё общее с прежде упомянутыми культурными объектами имеющий, что Царь-пушка не стреляет, Царь-колокол не звонит, а «Царь-санкции» не работают. Никогда не работали. Не будут, видимо, работать и впредь.

***

Начало документально подтверждённой «санкционной борьбы» Запада с Россией исследователи весьма справедливо относят к 1514 году. Ко времени правления отца Иоанна Грозного, Государя и Великого князя всея Руси Василия III Ивановича. Самое яркое событие упомянутого 1514 года – отобрание ним у Сигизмунда I Старого, великого князя литовского и короля польского, древнего Смоленска - одного из первых городов Руси, центра племенного союза кривичей. Победитель «обошёлся со смоленской знатью милостиво и обещал «жаловать» смолян «по их старине». Оборонявший крепость наместник короля Юрий Сологуб отказался присягать новой власти. «Хочешь мне служить, и я тебя жалую, а не хочешь, волен на все стороны», - сказал Великий князь. Так поступил московит, «варвар». Сологуб пожелал вернуться к своему сюзерену. Тот немедленно объявил его изменником и по-европейски повелел отрубить голову.

Ёрничанье по данному поводу может показаться неуместным, если бы не одно «но». «Европа» после случая со Смоленском живо «спустила с цепи» изобретение Иоганна Генсфляйша цур Ладена цум Гутенберга – печатный станок с подвижными литерами, быстро наводнив все доступные территории т.н. «летучими листками», в которых московиты изображались хуже зверей лютых. Несколько страниц забористого текста плюс «ужастик» в виде карикатуры долженствовали создать у читателя («смотрителя», если он неграмотный) образ окостенелой в своей дикости «Московии» с её кошмарным, чудовищным, осатаневшим в своём дикарстве правителя. Это мы (напомним на всякий случай) говорим не о современных «Charlie Hebdo» и прочих «таймс’ах», а о средневековых «листках», - которых, сугубо «антироссийских», выпущенных в одном лишь XIV веке, исследователи насчитывают аж 62. Тенденция и «традиция», однако…

Иллюстрация 2: пример «летучего листка» времён Ливонской войны.

Отчего так возбудилась «Европа»? Да потому, что при Василии III был взят чёткий курс на объединение русских земель и централизацию власти. Велась активная борьба с косной боярской оппозицией, в чём Великий князь пользовался активной поддержкой Церкви – создавалась та самая «русская симфония» властей, звуки которой всегда вызывали скрежет зубовный у, скажем так, либералов, «безродных комсополитов»: нет, им свободу совести подавай, побольше сект любых и всяких, пошире разноголосицу… А Василий III давил их, как клопов – от «жидовствующих» до «нестяжателей», пробравшихся в церковные ризы и в этом облачении несших в тело Церкви вирусы раскола. Как «давил»? Отнюдь не самовластно, а по решениям высшего церковного суда – Соборов. Кого-то – да, и к смертной казни иерархи приговаривали, кого-то - к заточению в монастырях.

«Время правления Василия - эпоха строительного бума на Руси, начавшегося во время правления его отца, - справедливо отмечает и та же «Википедия». - В Московском Кремле возведен Архангельский собор, а в Коломенском построена Церковь Вознесения Господня. Строятся каменные укрепления в Туле, Нижнем Новгороде, Коломне и других городах. Основываются новые поселения, остроги, крепости…». Подготавливается реформа денежной системы, завершённая супругой Василия – Еленой Глинской, регентшей при малолетнем сыне Иване (будущем Грозном), в 1535 году. И это тоже было одним из необходимых условий централизации: на Руси в те времена царила полная денежная неразбериха, каждой земле чеканили монеты произвольного веса, размера и внешнего вида. Оттоле же все они были приведены в соответствие между собой, и введена при этом десятичная система денежного счета. В чём «отсталая Россия» на столетие и более опередила «просвещенную Европу»: к примеру, во Франции сто сантимов начали составлять франк лишь в 1795 году.

Ещё более мощное строительство – как государственное, так и собственно в понимании «зодчество» - последовало в правление сына Василия III, Ивана IV, принявшего на себя помимо отцовых титулов - Государя и Великого Князя всея Руси, ещё и царский, коим венцом он был, впервые, венчан (то есть действовал в полном осознании божественной природы такой власти). И Господь его благословил: за время царствования Ивана IV Васильевича «Грозного» Российское царство территориально раздвинулось вплоть до Тихого и Северного Ледовитого океанов, в южном направлении – до Каспийского моря, что отражено и в «прирастании» царского титула: и «царь Казанский, царь Астраханский, царь Сибирский», и даже «всея Северныя страны повелитель». Скрежет зубовный раздавался по этому поводу в «Европе», которая вся, уже в то время, оказалась меньше «худой Московии». А что она, Европа, могла противопоставить этому строительству Государства Российского? Попытаться отжать Московию от чрезвычайно важного в торговом отношении Балтийского моря. Заключать союзы с живущим исключительно грабежом Крымским ханством, кусая «Москву» в её юго-западное подбрюшье. Ну и, конечно же, вводя «санкции».

Строительство государственное, идя рука об руку со строительством как таковым, требовало множества специалистов в самых различных отраслях народного, скажем так, хозяйства. То есть множество их, иноспециалистов, самостоятельно пробравшихся в Москву, уже давно служило России. Скажем, при упомянутом штурме Смоленска в 1614 году, «деятельную помощь войску Василия» оказывали итальянские и немецкие искусники-инженеры, в частности некий артиллерийских дел мастер Стефан,- сообщает источник. Сей «огневого зелья художник» в самом начале штурма снайперски залепил из своей бомбарды прямо в ствол заряженного орудия на городской стене: «…и лучися на городе по их пушке ударити, и их пушку разорвало, и много в городе Смоленску людей побило». Ещё два выстрела «болшею пушкою», со столь же губительными последствиями, послужили к тому, что «пан Юрье Солоусович», «видя… изнеможение градное и пагубу», склонился к сдаче крепости.

Уже в правление Василия ІІІ иноземцев на русской службе было так много, что они образовали в Москве т.н. первую немецкую слободу Наливки в Замоскворечье (между Полянкой и Якиманкой; сожжена крымским ханом Девлетом I Гиреем во время его нападения на Москву в 1571 году). Отношение к ним было настолько радушным и доверительным, что Василий ІІІ даже завёл себе почётную стражу из иноземцев-наёмников. И далее приток их только увеличивался – как в результате самостоятельной миграции, так и за счёт пленных в Ливонской войне, пожелавших перейти на царскую службу. Но специалистов, имея в виду масштаб задуманных Иваном Грозным преобразований, всё равно не хватало. В «Европу» для найма «мастеров и докторов, которые умеют ходить за больными и лечить их, книжных людей, понимающих латинскую и немецкую грамоту, мастеров, умеющих изготовлять броню и панцири, горных мастеров, знающих методы обработки золотой, серебряной, оловянной и свинцовой руды; людей, которые умеют находить в воде жемчуг и драгоценные камни, золотых дел мастеров, ружейного мастера, мастера по отливке колоколов, строительных мастеров, умеющих возводить каменные и деревянные города, замки и церкви, полевых врачей, умеющих лечить свежие раны и сведущих в лекарствах, людей, умеющих привести воду в замок, и бумажных мастеров....» был послан некий приблудившийся к Москве Ганс Шлитте из саксонского города Гослара. Кстати, этот перечень специальностей отлично отражает намерения царя; заплечных дел мастеров, якобы особо нужных ему (по мнению европейских исследователей), в нём нет.

Заручившись царской грамотой, Шлитте проехал Европу от Аугсбурга до Парижа. Более того: ему удалось «легализовать» свою миссию, получив разрешение на такого рода деятельность по набору людей в Россию и от императора Священной Римской империи Карла V Габсбурга, которому были от лица русского царя обещаны «инвестиции» в виде ссуды, в объёме 74 бочек золота. Миссия Шлитте могла бы, учитывая всё вышесказанное, завершится вполне успешно: ему действительно удалось набрать около трёх сотен мастеров, готовых поменять старую родину ради новой. Партия эта, разбитая на две группы, проследовала: одна – сухопутным путём через Пруссию и Ливонию, другая – к Любеку (город на севере Германии в земле Шлезвиг-Гольштейн) - чтобы далее отплыть в Ревель. В Вендене (земля Северный Рейн-Вестфалия) переселенцев первой группы арестовали и посадили в тюрьму на пять лет. В Любеке взяли под стражу, помимо ремесленников, и самого Ганса Шлитте, которому предъявили облыжное обвинение в неуплате налогов. Один из членов этой группы, мастер Ганц, который пробовал пробраться на Русь на свой страх и риск, был казнён.

В «деле Шлитте» Европа уже действовала сообща: вербовщику противостояла т.н. Ливонская конфедерация, состоявшая из Ливонского ордена, Рижского и Ревельского архиепископств, епископств Дорпат, Эзель-Вик, Курляндия, а также Ганзы - политического и экономического союза, объединявшего почти 300 торговых городов северо-западной части континента. В итоге «уже в XVI веке на неё (т.е. на Россию, - прим. автора) наложена была культурная и экономическая блокада. Иноземцы зорко следили, чтобы москвичи ни под каким видом не проникали на западно-европейские рынки, а торговали бы с заграницей исключительно через посредство английских и голландских купцов и по ценам, какие те диктовали им. Был случай, когда одному из русских все-таки удалось каким-то образом попасть в Амстердам с партией пушнины. Там у него никто ничего не купил, так что пришлось везти товар назад в Архангельск. Но, как только вернулся, голландцы, ехавшие с ним вместе из Амстердама, скупили все его меха по хорошей цене. Было сказано при этом, что если московиты и впредь будут дерзать появляться на заграничных рынках, то их проучат так, что кроме лаптей, им нечем будет торговать. России в торговле с иностранцами отводилась та же роль, что южноамериканским туземцам».

Следует добавить: Ганза и Ливонская конфедерация старались изо всех сил ещё и расширить список участников блокады России. В одном строю с ними стоял и польский король Сигизмунд II Август, писавший Елизавете І английской, ведшей тогда свою, независимую политику, как бы «вразумляя» её: «Московский Государь ежедневно увеличивает свое могущество приобретением предметов, которые привозятся в Нарву: ибо сюда привозятся не только товары, но и оружие, до сих пор никому неизвестное, привозятся не только произведения художеств, но приезжают и сами художники, посредством которых он приобретает средства побеждать всех. Вашему величеству не безъизвестны силы этого врага и власть, какою он пользуется над своими подданными. До сих пор мы могли побеждать его только потому, что он был чужд образованности, не знал искусств. Но если Нарвская торговля будет продолжаться, то что будет ему неизвестно?». То есть блокада на Россию была наложена не только экономическая, но и культурная.

Блокада существовала и в прямом, военном смысле этого слова. Корабли русских купцов имели очень мало шансов доплыть до европейских портов – на Балтике вовсю пиратствовали каперы, нанятые Ганзейским союзом. Не имея собственного флота, Иван Грозный ответил Ганзе тем же: выдал каперское свидетельство (охранную грамоту) удачливому подданному датского короля, немцу Карстену Роде. Начав дело с приобретения пинка (плоскодонного парусного судна небольшого водоизмещения, обычно используемого для разведывательных и вспомогательных операций), и найма 35 человек команды, уже через четыре месяца он командовал отрядом из трёх, а вскоре и шести вооруженных судов с полностью укомплектованными экипажами из датчан, архангельских поморов, стрельцов и пушкарей Пушкарского приказа. Выделялся в его команде также известный корсар-норвежец Ханс Дитрихсен. За примерно полгода каперства Роде захватил 22 судна общей стоимостью, вместе с грузами, в полмиллиона ефимков серебром: огромную по тем временам сумму. На такой «немыслимый урон» ганзейские купцы не нашли ничего лучшего, как жаловаться… самому Ивану Грозному. Ход примечательный в том смысле, что и теперь, получая ответ на свои «санкции», «Европа» жалуется на собственные убытки всем кому угодно, не исключая и саму Россию.

Что же в итоге? Как таковые, «санкции» «Европы» против грозного царя успеха не имели, и целей изоляции России не достигли. Не без помощи, следует признать, иностранцев (коих набралось вскоре в таком количестве, что возникла, взамен сгоревших Наливок, новая «немецкая» слобода близ устья Яузы и её притоков – реки Чечёра с ручьём Кукуй), осуществлялось мощное преобразование страны. Это были выходцы из Германии, Батавии (собственно, Голландии), Англии, Шотландии, Ливонии и других стран. В «гетто», каким, возможно представляется кое-кому «Кукуй», никто их обособленно не содержал - селились они, «немцы» (по-русски не говорившие, и оттого «немовавшие»), и на Болвановке, и у Поганых (впоследствии Чистых) прудов, в Сивцевом Вражке, и даже на Арбате и Тверской улице. «Фрязины» (искажённое «франк» - старорусское название выходцев из Южной Европы, в основном итальянцев) Ридольфо Аристотель Фьораванти, Алевиз Старый, (Алоизио да Карезано) Бон (вероятно, итальянский зодчий Мастробан), Алевиз Новый (Алоизио Ламберти да Монтиньян) и прочие, менее известные, строили Успенский собор в Московском Кремле, достраивали укрепления Московского Кремля, Архангельский собор, собор Петра митрополита в Высоко-Петровском монастыре, храмы Александровской Слободы и т.д. Об эффективности использования этого кадрового потенциала можно судить хотя бы по тому, что Фьораванти, в свободное, так сказать, от архитектуры время, принимал участие в походах Ивана III Васильевича на Новгород, Казань и Тверь (в 1477-1485 годах) - как начальник артиллерии и военный инженер. Но, во-первых, церкви эти никак не назовёшь шедеврами итальянского зодчества, ибо сугубо русские они; во-вторых - символом России был и остаётся Покровский, более известный как Василия Блаженного, собор; а построен он, как известно, Постником Яковлевым да Иваном Бармой, коих, по слову русского летописца, «…дарова ему [Ивану Грозному] Бог…, и была [они] премудры и удобни таковому чудному делу».

Бог много чего и ещё «…дарова Ивану Грозному». В Андрониковом монастыре, где ныне расположен Центральный музей древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублёва, смотрительница на мой вопрос: что за икона покоится на стене, за толстым пуленепробиваемом стеклом? - ответила:

- Это чудотворная икона, дарованная Богом царю Ивану Васильевичу Грозному.

- А подобная же, слева от неё?

- Это тоже чудотворная икона. Она принадлежала Григорию Лукьяновичу Скуратову-Бельскому, более известному как Малюта Скуратов…

Вот те раз! Как же так: двум самым главным злодеям русского Средневековья, имя которым - «Ivan the Terrible (каковое прозвище переводится как «ужасный, страшный») and Malyuta Skuratov» были посланы такие дары? Но ведь кто сказал, что это правда? Кто показал их такими? Пресловутая «Википедия», цитируемая исключительно в силу навязчивой её «популярности», указывает на источники: «рассказы современников: "История о великом князе Московском" князя Андрея Курбского; "Послание к герцогу Кетлеру" лифляндских наёмников И. Таубе и Э. Крузе; "Записки о Московии" Генриха Штадена». Но позвольте: это ведь как писать новейшую историю России, основываясь на сочинениях Виктора Суворова (Резуна) – такого же предателя, как и Андрей Курбский, да мемуарах пары-тройки американских шпионов, разоблачённых в Москве. Параллели куда как очевидны: Генрих фон Штаден ведь тоже был ни кем иным, как соглядатаем. После 12 лет жизни в России «под прикрытием» содержания мельницы в Рыбной слободе (ныне г. Рыбинск в Ярославской области), он поступил на службу к пфальцграфу Георгу Гансу Вельденцскому. И по его указанию написал сочинение под названием «Страна и правление московитов, описанные Генрихом фон Штаденом». Позже, найдя себе более богатого и влиятельного покровителя в лице императора Священной Римской империи Рудольфа II, уже по его заданию осуществил новую редакцию своих записок. Генрих фон Штаден прекрасно осознавал, чего от него хотят заказчики. Не будь дураком, он наполнил своё сочинение массой действительных подробностей русской жизни. Дабы поднять свою значимость в глазах новых покровителей, наврал с три короба о своей близости к трону, и даже участии в опричнине (чего не могло быть никак: иноверцев на такого рода службу попросту не брали). Но суть – в ином: он показал русских людей сущими нехристями, а их царя - «ужасным тираном». Такое обоснование было необходимо, чтобы оправдать приложенный к трактату проект военной оккупации Московии «от Колы и Онеги», от Москвы до самых до окраин; он заключал в себе не только идеи захвата городов и земель, но также чуть ли не поголовного истребления населения. Штаден предложил и метод этого геноцида, вполне в духе европейского гуманизма - привязывать московитов к бревнам и попросту топить их в реках и озерах.

Вменяемые историки согласно отрицали правдивость описаний Московии и оценок русского народа, сделанных немцами Иоганном Таубе, Элертом Крузе и Генрихом Штаденом. Так ведь не для того писалось! Не для отображения «правды жизни», а совершенно с иной целью. «План Штадена относится к концу XVI века, [а] уже в начале XVII-го Европа делает попытку фактического захвата России, - говорит историк Н.И. Ульянов. - И она почти удалась. Поляки завладели Москвой, шведы - северо-западом во главе с Новгородом, а север и Поволжье облюбовали себе англичане. Королевский совет в Лондоне постановил, чтобы земли вдоль Северной Двины и Волжского понизовья с городами Архангельском, Холмогорами, Устюгом, Тотьмой, Вологдой, Ярославлем, Нижним Новгородом, Казанью и Астраханью должны отойти под протекторат короля Якова I».

Должны были отойти. Но не сложилось. Почему? Потому, что было слишком поздно. Сработали реформы, проведенные в жизнь грозным царём. Военная, в рамках которой было создано первое постоянное стрелецкое войско, явившееся мощной боевой силой российского государства. На примерно сто лет раньше, чем в «Европе», эта армия получила единообразную форму; полки отличались цветом кафтанов и шапок, некоторой другой атрибутикой. Сюда же относится и ряд «дворянских реформ»: они, дворяне, становились отныне опорой власти самодержца; дворянское ополчение составляло ядро армии. Согласно Уложению о службе дворянин мог служить с 15 лет, служба эта, как и стрелецкая, передавалась по наследству.

Иллюстрация 3: Царь Иоанн Грозный. Из старинной рукописи.

Была проведена реформа центрального и местного управления (т.н. губная реформа), способствовавшая с одной стороны - укреплению процесса централизации Российского государства, усилению власти царя, с другой – демократизации институтов власти. Этому же служила практика созывов Земских, «от всей земли», соборов, на которых имели своё представительство все сословия страны. И судебная реформа, и новый «Судебник» 1550 года упрочили Закон и ограничили боярское самовластье. «Стоглавый» и другие церковные соборы навели порядок в церковной жизни: был оформлен общерусский список святых; проверены и исправлены церковные книги; унифицированы порядок богослужения и все церковные обряды. Был создан первый известный полный свод географических и этнографических сведений о России и сопредельных государствах – «Книга Большому Чертежу». «…Безвестные землемеры засняли внутренние районы по рекам Волге, Оке, Каме, Северной Двине, Печоре с их притоками, а также часть зауральских степей и земли к югу от низовьев Дона и в Прикаспии. Первоначальный [полный] чертёж был составлен к 1556 году», - пишет исследователь.

«Всё, что ни возьми, у нас от Петра I» - любила говорить императрица Екатерина Великая. Отнюдь не отрицаяся такого умозаключения, нам представляется уместным, с позиции знаний сегодняшнего дня, добавить: «если это идёт не от Ивана Грозного». Нынешние, всему миру известные «главные часы России» на Спасской башне Кремля ведут своё начало от курантов, установленных на Спасской же, а также Тайницкой и Троицкой башнях в царствование Ивана Васильевича. Примечательно, что и счёт времени они вели свой, русский. Иван Егорович Забелин, автор энциклопедии «Домашний быт русского народа в XVI и XVII ст.», сообщает, что это был отнюдь не примитив: «Русские часы делили сутки на часы денные и на часы ночные, следя за восхождением и течением солнца, так, что в минуту восхождения на русских часах бил первый час дня, а при закате - первый час ночи, поэтому почти каждые две недели количество часов денных, а также и ночных, постепенно изменялось»…

Иллюстрация 4: И. Е. Забелин. Художник И.Е. Репин.

Именно при Иване Грозном началось на Руси книгопечатание. Общеизвестный «Апостол» известных русских первопечатников Ивана Фёдорова и Петра Мстиславца был издан в 1563-1564 годах. Но это первая датированная книга. А до неё с московского печатного станка уже сошло не менее шести книг - три Евангелия, две Псалтыри и Триодь, выпущенные в 1550-х годах. Заметим, что московская полиграфия была учреждена не для пропаганды, в ответ на ранее упоминавшиеся лживые «летучие листки», а для решения совершенно иных задач.

Распространение (пропаганда, если хотите) Слова Божия шла рука об руку со, скажем так, мероприятиями по укреплению семьи – которая задолго до марксистских «открытий» воспринималась правителем как ячейка государства. В царствование Ивана Грозного был оформлен в окончательном виде «Домострой» - своего рода энциклопедический справочник по семейному строительству. Он вобрал в себя вековой опыт, изложенный в более ранних славянских сборниках поучений и «слов»: «Златая цепь», «Измарагд», «Златоуст» - не избегая при этом и «европейских» источников (французского «Парижского хозяина», чешской «Книги учения христианского» etc). Охаянный сверх меры, как произведение ума дремучего и косного, в основных своих положениях он и сегодня не устарел: живи по этим канонам, не знали бы мы половины своих бед: разводов и абортов, конфликтов между родителями и детьми... А питаясь, как там предписывается, избегли бы половины болезней, которые идут не от чего иного, как от «фаст-фудов», «добавок» и прочих «европейских штучек».

Забота о нравственности народа, можно и так сказать - красной нитью проходит сквозь царствование Ивана Грозного. В том числе и такая «мелочь», как радение о чистоте русского языка. Проблема была изложена в челобитной нижегородских священников Патриарху Московскому и всея Руси Иосафу I-му: «…Да еще, государь, друг другу лаются позорною лаею, отца и матере блудным позором, в род и горло, безстудною самою позорною нечистотою языки своя и души оскверняют…». Известны случаи личного вмешательства в это дело государя, т.е. на самом высоком уровне, считавшего это важным, истинно царским делом. В частности, в 1552 году Иван Грозный «велит кликать по торгам, чтобы православные христиане не творили всего того, что запрещается постановлениями собора, «матерны бы не лаялись, и отцем и матерью скверными речами друг друга не упрекали».

Иной, но в том же контексте, заботой царя Ивана IV Васильевича была и борьба с пьянством. Облик русских людей в этом смысле был ярко обрисован Джайлсом Флетчером, руководителем потерпевшей полное фиаско миссии Англо-Московской компании, созданной для улаживании дел одного из агентов этой компании, некоего Мерша, понаделавшего у русской казны и частных лиц, от имени компании, личных долгов. «Посольство Флетчера не было удачно», - уклончиво сообщает источник. А почему? Ведь сначала делегация была принята на самом высоком уровне – лично царём Фёдором I Иоанновичем, а не каким-либо, скажем, рядовым дьяком Посольского приказа. Но английская скотина тут же нахамила, вступив на первой же аудиенции в пререкания о царском титуле. Далее царь и бояре не повелись, подобно индейцам племени Манахатта, на различные европейские побрякушки, за которые, ценой в 60 гульденов (24 доллара), ими был продан «европейцу» Петеру Минёйту, остров Манхэттен - подарки царю и боярину Б.Ф. Годунову посчитали неудовлетворительными. Соответственно, к царскому столу его, посла, не пригласили, и для ведения переговоров назначили дьяка А.Я. Щелкалова, руководителя Разрядного приказа - как «причастного к операциям Мерша и имевшего личные счеты с компанией». Андрей Яковлевич, судя по описаниям, был во многом схож будущим послом СССР в США, затем министром иностранных дел А.А. Громыко, получившим прозвище «мистер ноу». Высоко блюдя честь государства, он отнюдь не заискивал перед иноземцами, отчего английский посол Еремей Баус в одном из своих писем так его характеризовал: «объявляю, что когда я выехал из Москвы, Никита Романов и Андрей Щелкалов считали себя царями и потому так и назывались многими людьми».

Столь же твёрдо и независимо вёл себя он, Щелкалов, ранее и на переговорах с иезуитом Антонио Поссевино, когда посланец папы Григория XIII слишком уж надоедал царю, и часть общения приходилось брать на себя руководителю дипломатического ведомства. «Иностранцы, особенно англичане, не любили Андрея Щелкалова, равно как и его брата Василия Яковлевича (сменившего Андрея на посту управляющего, - прим. автора), и давали о них весьма нелестные отзывы, главным образом из-за того (внимание!), что Щелкаловы стремились к уничтожению торговых привилегий иностранных купцов». В итоге переговоров «в даровании [Англо-Московской] компании монополии Флетчеру было отказано; у компании было отнято право беспошлинной торговли в пределах России; по делу Мерша часть предъявленных долговых претензий была начтена на компанию».

Джайлс Флетчер «отомстил», написав «научный» трактат «О Государстве Русском, или образ правления Русского Царя (обыкновенно называемого Царем Московским)» - а ведь точно так же, из здорового чувства мести, поступил после оглушительного провала своей миссии, и Антонио Поссевино, написавший свой мемуар «Московия», а главное – преподлейшую брошюрку о якобы чудесно спасшемся царевиче Дмитрии (стараниями братьев Антонио, «псов господних», мигом переведённую на все почти европейские языки). Что болезненно, нужно признать, аукнулось впоследствии России нашествием двух «Лжедмитриев». А ведь как принимали папского легата: «с чрезвычайной пышностью и любезностью». Монарх лично уделил ему бездну времени для бесед. Ему предоставили, с разрешения Ивана Грозного, возможности провести публичные диспуты о вере – и это почти в то самое время, когда «христолюбивый» французский король Карл IX со своей матерью Екатериной Медичи не диспутически, а деспотически уничтожили десятки (а есть данные, что и сотни) тысяч противников «единственно правильного» католического вероучения. Когда вот уже лет тридцать как «Европа» пылала в пожарах т.н. религиозных войн: и междоусобных, и международных. Швейцария и Германия, Испания и Англия, Швеция и Польша, Испания же и Нидерланды с упоением резали друг друга, доказывая правоту своей веры «огнем и мечем». Диспуты Поссевино с Иваном Грозным шли аккурат в то самое время, когда власть в испанском, едва ли не самом значительном «святом отделе расследований еретической греховности» прибирал к рукам великий инквизитор Томас де Торквемада, приговоривший к сожжению заживо 8800 человек, и запытавший ещё 27 тысяч. Когда ну вот только что (11 декабря 1582 года), к величайшему облегчению многих, помер, наконец-то, «Великий Герцог Альба» - Фернандо Альварес де Толедо и Пиментель (как полагают – идеолог проведения «Варфоломеевской ночи»), в качестве наместника Нидерландов «по горло» залившего эту страну кровью и доведшего её до полнейшего обнищания. О «европейском правосудии» возглавляемого герцогом печально известного «Кровавого совета» говорится так: «тот, кого привлекали к следствию, был фактически уже осуждён; малейшего подозрения, даже клеветы со стороны врага было для этого достаточно; а более снисходительного приговора, чем смертная казнь и конфискация имущества, суд не выносил».

Иллюстрация 5: Аутодафе. Художник Педро Берругете (1475 год).

Был ли герцог Альба каким-то особым, кровавым выродком? – да отнюдь. Не токмо сверх всякой меры рьяными исполнителями папской либо королевской власти, но и собственно монархами-злодеями, по слову классического историка, «наполнена вся эпоха европейского Ренессанса и весь XVI век. Это Цезарь Борджиа, Людовик XI, Ричард III, Генрих VIII, Мария Кровавая, Христиан II, Филипп II, Эрик XIV…» - (список, как говорится, можно продолжать и продолжать). Самое примечательное – оценки их «деятельности». Папа Григорий XIII в память о «победе католицизма» - упомянутой Варфоломеевской ночи, унесшей многие десятки тысяч жизней, выбил памятную медаль. Сифилитик Цезарь Борджиа (в последние годы жизни он часто носил специальную маску, скрывая обезображенное «французской болезнью» лицо); вдохновил Макиавелли на написание его «Государя», где жестокость утверждалась как добродетель царей… А Генрих VIII, «шатковавший» своих жён, что капусту? «Число казнённых в его царствование достигло 72 000 человек», - замечает по ходу источник: «Kings of England»). А Эрик XIV шведский, который на приемах во дворце выхватывал у стражников алебарды и собственноручно убивал вельмож (после чего подданным не оставалось иного, как организовать заговор, свергнуть наипышнейшим образом коронованного монарха, объявить шизофреником и отравить, как крысу, в замке Эрбюхус)… Любопытно, что всё это зверьё в образе человеческом было аккуратно похоронено в соборах, многим этим и таким же извергам рода человеческого поставлены памятники, поступки их мотивированы историками, воспеты поэтами. «Жестокость – добродетель государей», - восклицал великий Николо Макиавелли, сочинение которого было опубликовано чуть ли не ко дню рождения Ивана Грозного, и с того времени стало настольной книгой европейских правителей. Никаких «террибле»: это ведь были не какие-то варварские цари, а свои, «христианнейшие короли», и поступки их вполне можно было оправдать издержками при построении своего, «европейского дома». Когда же Иван Грозный, изумлённый и ужаснувшийся событиями Варфоломеевской ночи, написал императору Максимилиану II: «Ты брат наш дражайший, скорбишь о кровопролитии что у французского короля в его королевстве несколько тысяч перебито вместе с грудными младенцами: христианским государям пригоже скорбеть, что такое бесчеловечие французский король над стольким народом учинил и столько крови без ума пролил» - столь естественное проявление чувств было объявлено чуть ли не цинизмом.

Иллюстрация 6: Медаль папы Григория XIII в память событий печально известной Варфоломеевской ночи

***

Но вернёмся к Джайлсу Флетчеру и его «научному» трактату «О Государстве Русском, или образ правления Русского Царя…». Судьба его оказалась как бы печальной: ни на родине сочинителя, ни тем более в России его сначала отказались издавать. Его даже пытались уничтожить, полагая, что оно нанесёт вред деятельности Англо-Московской компании в частности и отношениям между странами в целом. Впервые сей труд полностью был опубликован через 267 лет после написания, стараниями Гаклюйтовского общества в 1856 году. А на русском языке – годом позже, т.н. «Вольной русской типографией», за границей России. Одних этих фактов, в сопоставлении с датами публикаций, уже достаточно внимательному читателю, чтобы насторожиться: ведь Ричард Хаклит (Хаклюйт, Гаклюйт) был не только «неутомимым путешественником», но и «идеологом английской колонизации Северной Америки». А якобы «Вольная русская типография» была открыта А.И. Герценом в Лондоне на деньги Джеймса Майера Ротшильда в канун надвигавшейся Крымской войны 1853-1856 годов; Англия явилась в ней стороной конфликта. Формально эта война закончилась 30 марта 1856 года подписанием мирного договора в Париже. Но на предшествующем этому акту Парижском конгрессе против России был введён целый пакет, говоря современным языком, санкций, направленных на снижение её роли на Кавказе и на Балканах, ограничение присутствия на Балтике, запрещение держать военный флот и арсеналы на Чёрном море и т.д. Столь жёсткие меры по отношению к великой державе требовали, естественно, и создания в обществе соответствующего отношения к ней. Над тем и утруждались, по заказам британского правительства, создавая образ дичайшей страны, Маркс и Энгельс, Ханклит и Герцен. Исключительно в рамках заявленной темы заметим, что санкции оказали тогда на Россию беспримерно положительный эффект: полутора десятков лет хватило, чтобы полностью стабилизировать нарушенную войной финансовую систему. Армия получила новейшие по тому времени системы вооружений, флот – современные корабли. Произошёл резкий скачок в строительстве железных дорог (перечислять можно долго). Зато в странах, осуществивших военную агрессию против России, обстановка складывалась гораздо печальнее: военные неудачи стали причиной кризиса и ухода в отставку британского правительства Джорджа Гамильтон-Гордона Абердина; Франция, на мече которой не высохла ещё русская кровь, начала искать сближения с Россией, Османская империя объявила о банкротстве измотанной войной султанской казны…

***

Но что же собственно Джайлс Флетчер? Почему его сочинение ситуационно подошло и «ко двору», и ко времени? Неизвестное большинству, оно оказалось весьма кстати, ибо «управление, общественный быт и народные нравы России» были обрисованы там «весьма мрачными красками». Вот лишь одна красноречивая фраза о том, что-де «русский народ (хотя вообще способный переносить всякие труды) предается лени и пьянству, не заботясь ни о чём более, кроме дневного пропитания». Абы убедиться, что это не так (уже по первому пункту «обвинения»), очевидцу-современнику достаточно было взглянуть на Царь-пушку, только что отлитую русский пушечным и колокольным мастером Андреем Чоховым – непревзойдённым образцом пушечно-литейного искусства, о чём свидетельствует, в частности, «Книга рекордов Гиннеса». Он же, Чохов, за 40 слишком лет работы на московском Пушечном дворе, создал не менее 20 тяжёлых орудий, которые, сохранившиеся в музеях, и сегодня изумляют своей тонкой и вычурной отделкой. И создал из своих учеников целую школу пушечных и колокольных литейцев, самыми известными мастерами которой стали Проня Фёдоров, Кондратий Михайлов, Григорий Наумов и Алексей Никифоров. Не все, стало быть, русские поголовно предавались «лени и пьянству».

Иллюстрация 7: Царь-пушка. Почтовая открытка конца XIX - начала XX вв.

Относительно пьянства - этого якобы исконно русского порока - дело тоже обстояло с точностью до наоборот. «Квасили» да «бухали» на Москве преимущественно иностранцы, которым царь Иван Грозный, по традиции, помимо жалования, дал ряд льгот: в частности, право «курить вино» (гнать самогон, по-современному говоря). Но без права продажи местному населению, которое и церковная традиция, и «внутренняя политика» государя всячески удерживали от употребления высокоградусных заберих. Но желание снискать на винокурении лишнюю копейку было столь велико, что «немцы» это запрещение попросту игнорировали. В ответ Иван IV Васильевич Немецкую слободу, этот источник распространения пьянства и алкоголизма, в 1578 году (есть другие данные – что в 1580-м) в конце концов сжёг, исчерпав, видимо, другие меры воздействия. Исследуя этот вопрос, историк Н.И. Ульянов сообщал: «Померанский историк пастор Одерборн описывает это событие в мрачных и кровавых тонах: царь, оба его сына, опричники, все в чёрных одеждах, в полночь ворвались в мирно спящую слободу, убивали невинных жителей, насиловали женщин, отрезали языки, вырывали ногти, протыкали людей добела раскаленными копьями, жгли, топили и грабили. Однако, историк Валишевский считает, что данные лютеранского пастора абсолютно недостоверны. Одерборн писал свой "труд" в Германии и очевидцем событий не был, но испытывал к Иоанну ярко выраженную неприязнь за то, что царь не захотел поддержать протестантов в их борьбе с католическим Римом. Совсем по-иному описывает это событие француз Жак Маржерет: "Ливонцы, которые были взяты в плен и выведены в Москву, исповедующие лютеранскую веру, получив два храма внутри города Москвы, отправляли там публично службу; но в конце концов, из-за их гордости и тщеславия сказанные храмы… были разрушены и все их дома были разорены. И, хотя зимой они были изгнаны нагими, в чём мать родила, они не могли винить в этом никого кроме себя, ибо… они вели себя столь высокомерно, их манеры были столь надменны, а их одежды – столь роскошны, что их всех можно было принять за принцев и принцесс… Основной барыш им давало право продавать водку, мёд и иные напитки, на чём они наживают не 10%, а сотню, что покажется невероятным, однако же это правда"».

Иллюстрация 8: Не только во времена Ивана Грозного, но и в начале ХХ века русская нация оставалась одной из самых трезвых в мире.

Жестокость? Да, явная. Но вполне ситуационно мотивированная, хотя и «в духе времени». И если Николо Макиавелли оправдывал её применительно к действиям европейских государей, то почему в этой «добродетели» (по его же словам) надо отказывать Ивану Грозному?

***

Царь и Великий князь Иоанн IV Грозный «на всех фронтах» беспримерно, в клочья разорвал все «санкции», налагаемые на него Западом. Как никто до него, и никто после расширил страну до всех мыслимых на то время пределов, даровав потомкам то, чем мы пользуемся до сих пор; главное – Сибирью, неисчерпаемой кладовой ресурсов, которых и далее хватит не на одно поколение. Развил и рудознатское дело, и перерабатывающую промышленность. Основал регулярную армию, которая анахронизмом, мягко говоря, не считается и теперь. Создал оборонную металлургическую промышленность – пушками, отлитыми «при Иване Грозном», стреляли и два века спустя, а восхищаются ними до сих пор. Добился выдающихся успехов в архитектуре (один только храм Василия Блаженного чего стоит!) и в градостроительстве, основав десятки городов и крепостей. Организовал и укрепил именно те «вертикали» и «горизонтали» власти, которые, эволюционировав, порой до малой узнаваемости, так или иначе, но дошли и до наших дней…

«Лжи и неправды», хулы и клеветы в его адрес, изрыгаемые Западом, целых 237 лет после его смерти не достигали цели. Брехня отскакивала, как горох от стенки. Однако же яйцо, семью, трест (по О. Генри), либо государство, стойкие ко внешним воздействиям, легко можно разрушить изнутри: квёлому, едва родившемуся цыплёнку, достаточно удара клювом, чтобы лопнула скорлупа, выдерживающая извне, по горизонтальной оси, давление заднего моста автомобиля.

Таковое разрушительное действие первым произвёл в 1821 году Н. М. Карамзин, автор прославленных к тому моменту первых 8 томов «Истории Государства Российского», вышедших тремя годами ранее. Публика, очарованная восхитительным языком изложения, жаждала продолжения. Цензура, вполне убаюканная безупречным содержанием прежних книг (плюс тем ещё, что писал-то ведь не абы кто, а официальный историограф императора), благостно-невнимательно отнеслась к апробации нового его сочинения. И грянул гром. Из тучи, подспудно собиравшейся годами ранее: «Описываю злодейства Ивашки» – доверительно делился Николай Михайлович в письмах к друзьям. Понимал, что замышляет: «…Быть может, что цензоры не позволят мне, например, говорить свободно о жестокости Царя Ивана Васильевича…». Не скрывал, впрочем, и «научного метода» своего, изложив его в предисловии к своей «Истории…»: «И вымыслы нравятся. Но для полного удовольствия должно обманывать себя и думать, что они истина».

Идея написания такого труда возникла у Карамзина во время его путешествия в Европу, в конце уходящего XVIII века, при созерцании событий «великой по своим злодеяниям французской революции 1789-92 гг.». Примечателен список тех, с кем встречался этот «русский путешественник», как он сам себя называет, в Западной Европе: это Гердер, Виланд, Лафатер, Гёте, Л.К. Сен-Мартен – все, как один, наиболее известные европейские масоны… Замысел вызревает именно здесь: «Если провидение пощадит меня, если не случится того, что ужаснее смерти, т. е. ареста, займусь историей». И занялся…

Любопытно, что именно в 1821 году, когда вышел в свет IX том «Истории…» Карамзина, император Александр I издал рескрипт «О запрещении тайных обществ и масонских лож»…. Совпадение? Но не вывел эту заразу до конца Александр І Павлович Благословенный: Карамзин умер, отнаблюдав, видимо, от начала до конца действо, ими (масонами-«декабристами»), организованное на Сенатской площади в конце 1825 года. Попытка государственного переворота тогда, как известно, не удалась благодаря решительным действиям Николая І Павловича. Прождав без толку на морозе долгие часы, несостоявшийся «историограф революции» простудился и после достаточно долгой, длившейся полгода, болезни, умер. Опять совпадение?

Отнюдь не всем застили глаза во взгляде на русскую историю «карамзинские очки». Русский правовед, философ и политический деятель; профессор Н. В. Устрялов писал: «До появления в свет IX тома "Истории государства Российского" у нас признавали Иоанна государем великим: видели в нём завоевателя трёх царств и еще более мудрого, попечительного законодателя». Кому же понадобилось изображать Ивана Грозного, напротив, тираном и самодуром? Ответ очевиден. Только истинным врагам всего русского. А именно таким Карамзин и был: писательница Жермене де Сталь, коей пришлось бежать в Россию из наполеоновской Франции, встречавшаяся с Николаем Михайловичем, оставила в своей записной книжке впечатление о нём: «Сухой француз - вот и всё». «Европеец», одним словом.

«Гипноз имени Карамзина на русских профессиональных историков не рассеялся и по сей день», - констатировал один из современных исследователей. Увы, это так. «Очарованные Карамзиным» (заслуг которого как писателя, поэта, переводчика, реформатора языка никто, впрочем, не отрицает) настолько велик, что историки готовы чохом, на веру, воспринимать всё ним написанное, хотя им должно быть хорошо известно, что «Карамзин не изучал того, что находил в источниках, а искал в источниках то, о чём ему хотелось рассказать, а если и этого не находил, то просто "дорисовывал" необходимое…». А любую критику на кумира воспринимают как посягательство на «святое».

Тем более нет нужды опровергать Карамзина «Западу», поскольку метил Николай Михайлович очень верно: в краеугольный камень, в одну из закладных основ Государства Российского, каковым является царствование Иоанна Васильевича Грозного. Даже не разрушение, а лишь трещина, подвижка в этом «камне» уже кособочит всё здание, грозит разрушением то там, то здесь. Подпитка такому умовзгляду действует постоянно: лишь только поднимается вопрос общественной «реабилитации» Грозного, канонизации его (во влиятельных околоцерковных кругах) – как немедленно следует со стороны «Запада», немедленно подхватываемая «либералами», подлинная истерика: кого?! Да вы что, с ума сошли?! Который истязал, жёг и мучил?!!

Как же всё это похоже на санкции, наложенные на разум Русских людей, на их историческую память! Которым позволено происходить от дикарей и нелюдей (что вполне оправдывает соответствующее отношение к ним в прошлом – включая прямые военные агрессии). Которыми руководили не великие государи (как оно было в действительности), а «нелюди» вроде Грозного, «пьяницы» типа Петра І, «распутницы» подобно Екатеринам «Первой» и «Второй», «сумасшедшими» на манер Павла І, «слабаками» - как Николай II… У которых, следовательно, и власть, и страну отобрать - не грех. При этом бьют якобы по ним, давним, но цель-то иная: сегодня снизить общественный иммунитет «противника», добиться «размягчения мозга» его граждан, сделать их сознание более восприимчивым для «поедания» идеологической продукции, стряпаемой с весьма практическими целями.

А потому подлинным прорывом этих «санкций головного мозга» выглядят недавние установки памятников Ивану Грозному в основанном ним Орле, в Александровской слободе (ныне г. Александров), благодарственной плиты Ивану Грозному в центре Архангельска, где (наконец-то!) была честно отражена его роль как «основателя столицы Поморья» и «создателя первого международного порта России». - «Браво, маэстро, фора!» - восклицала в подобных случаях, выражая крайний восторг, императрица Екатерина Великая. Понимают ли сами орловцы (орляне), александровцы и архангелогородцы, сколь преисполненными чувства собственного достоинства, вполне в духе Ивана Грозного, выглядят их поступки? «Коль он Зевес, то что ему Гекуба» («персонифицированная», в данном случае, «Европой»)? Именно такой была всегда позиция сильного правителя; именно такой должна она быть и у достойных его потомков.

Иллюстрация 9: Памятник Ивану Грозному в Орле.

***

… Кстати говоря: а что такое «Европа», «имя» которой автор всё время берёт в кавычки? – вопросит, возможно, дотошный читатель. Давайте обратимся за помощью к уже упомянутому в начале этой статьи «Толковому словарь живого великорусского языка» В.И. Даля. Там, в томе І-м, на странице 1278-й, есть краткое, всего лишь одной строчкой, нужное определение: «Европа [-] ж[енское] шут[ливое] вульг[арное] [-] жопа, задница». Вот такой вывод сделал, немало проездившись по ней самой, по Европе, Владимир Иванович. Может быть, он и впрямь «шутливый», этот вывод. Но, во-первых, из песни слова не выкинешь, из словаря тем более. Во-вторых, зная это определение, как-то совершенно по иному воспринимаются и производные от него: «евроориентация», «евроинтеграция», «европейские ценности»… А в-третьих – помните о национальной гордости, великороссы, - как завещал великий Иоанн Грозный, победитель в первой из санкционных войн, объявленных Западом России. И малороссы, к слову говоря, тоже.

Впрочем, где вам знать про Гекубу!.. А тут - живи между ваших интриг, валандайся около вашей лжи, обманов, подкопов… Довольно!

Ф. М. Достоевский, «Подросток».

***