Самостийный Крыжополь

Сергей СИДОРЕНКО (Украина) 05 августа 2017 5172

И вновь на линии Вапнярка-Кременчуг
Возникнет до семнадцати республик.

Дон Аминадо. Про белого бычка.

Многие убеждены, что наш город на самом деле не существует – что его придумали юмористы. И одни расплываются в улыбке, выражая готовность к восприятию такого рода юмора, другие же – брезгливо морщатся, находя его пошловатым. Между тем, когда в культовом советском фильме «Операция «Ы» и другие приключения Шурика» актер Пуговкин, исполняющий роль прораба, произносил фразу: «Наше Строительно-монтажное управление построило такое количество жилой площади, которое равно одному такому городу как Чита, десяти таким городам как Хвалынск, или тридцати двум Крыжополям», - то говорил именно о реальном городе, который действительно примерно в тридцать с лишним раз меньше Читы. Сомневающиеся могут легко отыскать наш город на ветке железной дороги приблизительно посредине между всемирно известным городом Жмеринкой, неоднократно упоминавшимся самим Остапом Бендером, и другим, не менее замечательным городом, который полтора столетия со времени своего основания был известен как Бирзула, затем, при коммунистах, стал Котовском, а теперь, при новой украинской власти, был еще раз переименован – на сей раз в Подольск. Если же учесть, что означенный отрезок железной дороги располагается на железнодорожной линии Москва-Одесса, то придется признать, что речь идет не просто о «ветке железной дороги», а о настоящей «столбовой дороге», стержневой для нашей цивилизации в ХХ-м столетии. Ведь по этой дороге в начале ХХ-го века из Одессы, бывшей подлинной «колыбелью революции», в северном направлении массово хлынули сверкающие «жадными очами» одесситы, прихватив с собой по пути киевлян, - оплодотворять российские столицы державной мыслью. А во второй половине того же века они, после сделанного главного дела, ехали уже в столицы в основном развлекать, - подобно тому как старый и поживший дедушка, сохранивший отменное здоровье, с увлечением забавляет любимых внуков. В эти годы знаменитые столичные жители ездили по этой дороге и в обратную сторону, в Одессу, снимать хорошее советское кино на местной киностудии или просто погреться у теплого моря, как едут состоявшиеся в жизни внуки отдохнуть в деревню к воспитавшим их бабушке с дедушкой. Крыжополь все они видели из окна вагона, и даже если не смотрели в окна, то не могли не заметить это колоритное название в списке станций, который попадается на глаза всякому пассажиру, заходящему в вагон. И все они – от Парвуса и Блюмкина до Утесова, Карцева и Жванецкого - своим совокупным незыблемым авторитетом могли и могут сказать свое веское слово в подтверждение того, что город Крыжополь таки существует…

Что же касается происхождения названия нашего города, то в ученом мире на сей счет происходят баталии не меньшего накала, чем по поводу происхождения самого названия Русь, вокруг которого не на шутку схлестнулись представители «норманнской» и «славянской» теорий. По поводу названия Крыжополь тоже существует, скажем так, «славянская» теория, толкующая его как видоизменённое звучание слов «кряж у поля». Но есть и противостоящая ей теория, которая первую часть этого дивного слова рассматривает как происходящую от польского «Krzyż», что означает «крест», а вторую часть – «поль» - трактует в античной традиции, убеждая всех, что этот «поль» значит «полис», то есть «город» - подобно тому как это звучит в названиях Константинополь или, что ближе к нам, Ставрополь или Мариуполь. Таким образом, по этой, «античной», теории получается, что Крыжополь – это «город креста». А если учесть еще то, что первая часть названия тяготеет к латинской традиции, а вторая – к греческой, византийской, – то можно вообще говорить о некой точке пересечения цивилизационных путей, на основании чего «мысленному взору» мгновенно рисуется вселенская схватка наследников Рима и Константинополя за этот ключевой пункт мироздания.

Правда, досадной деталью, заставляющей сомневаться в истинности «античной» теории происхождения названия Крыжополь является то обстоятельство, что изначально этот «город креста» был населен, в основном, евреями, поселившимися с торговыми целями у железной дороги, у которых с крестом были, скажем так, «натянутые отношения». Возможно по этой причине в городе, от начала его существования и до самого конца советской эпохи, не было ни одной церкви. И хотя, в годы войны, при оккупировавших город румынах, церковь таки была ненадолго открыта, но вскоре после победоносного возвращения в город Красной армии ее незамедлительно превратили в сберкассу. Так что, не владея еврейским языком, не имею возможности доложить, как толкуют это название евреи. К тому же и основан Крыжополь сравнительно недавно – во второй половине XIX-го века, когда Польша к этому времени давно уже прекратила на этих землях свое державное существование, - поэтому вряд ли именно полякам могла быть предоставлена высокая честь давать название нашему городу, пусть даже только первой его части. Все эти сомнения проникли и в толщу простого народа, безразличного к высоким ученым спорам, который, вопреки всем теориям, норовит в шутейных разговорах низводить все к пошлым намекам, заменяя первую часть названия города словом «криво», притом, что некоторые остроумцы идут дальше, и это «криво» меняют уже на «хитро»…

Однако все эти низкие сомнения не способны поколебать в душах думающих жителей города, истинных его патриотов, стойкую уверенность в исключительности его предназначения, которое не может не подтверждаться высоким происхождением. Общественная позиция думающих жителей Крыжополя всякий раз свидетельствуют о твердом их убеждении, что именно в этой точке столкнулось цивилизационное наследие Рима и Константинополя, на месте которого, после того как он по причине турецкого плена вышел из вселенской борьбы, несколько столетий назад в схватку вступила Москва…

В общем, само место, в котором развернулись описываемые дальше события, настолько значительно, что не может не накладывать своего внушительного отпечатка на всех участников этих событий, даже, иногда, вопреки их желанию…

Примерно в конце семидесятых годов прошлого уже века в первый класс лучшей из двух школ Крыжополя пошли два городских жителя соответствующего возраста – Миша и Андрюша. Сначала их самозабвенно приобщала к разумному-доброму-вечному многотерпеливая Мария Тимофеевна, затем, по прошествии трех лет, взялись за них другие учителя, хорошие и разные… Все годы своей учебы наши соискатели разумного-доброго-вечного просидели за одной партой и, вообще, держались вместе. Были они из приличных семей – отцы их трудились районными начальниками, и поведение сыновей держали под относительным контролем. Поэтому в школе наши герои особенно не шалили, хотя каждому из них за годы учебы доводилось слышать в свой адрес из уст педагогов замечание о том, что «в тыхому болоти чорты водяться». Миша лучше соображал в точных науках, а Андрей больше был продвинут в гуманитарных. Это давало им возможность кооперироваться и более-менее успешно отбиваться от требовательной школьной программы: если было нужно, они охотно подсказывали друг другу на уроках, щедро давали друг другу списывать – в общем, влачили школьную жизнь, как и полагалось в то время, «в атмосфере сотрудничества и взаимопомощи». Учились оба неплохо.

После школы они поступили в вузы, где из них пытались сделать хороших специалистов ведущих отраслей советской промышленности. Однако к концу учебы грянули «большие перемены», так что учебу они уже завершали в другом государстве. В новом же государстве с бывшими ведущими отраслями не заладилось, поэтому наши герои, после некоторых непродолжительных мытарств, снова оказались в родном городе.

Так как флагманов советской промышленности в Крыжополе тем более не обнаружилось, то приятели в конце концов занялись всякого рода торговлей, мечтая со временем достичь на этом поприще «генеральских» высот. Надо сказать, что торговое дело, которое еще и в советское время считалось в Крыжополе занятием очень завидным, в новые времена и подавно, по своей престижности, вознеслось в головах крыжопольских обывателей на небывалую высоту, с легкостью отодвинув на задний план все устремления прежней эпохи. К тому же в новые времена в Крыжополе как-то стихийно образовался внушительных масштабов межрегиональный базар, на который свозили свои товары торговцы из нескольких близлежащих украинских областей и из соседней Молдавии. Базар этот по вторникам, в базарный день, заполнял несколько центральных улиц и, несмотря на то, что местная власть время от времени пыталась ограничить его какими-то рамками, распухал во все стороны как заквашенное тесто, угрожая покрыть собою все крыжопольское пространство. Так что в Крыжополе торговым талантам, упованиям и устремлениям было где развернуться.

В общем, наши герои с головой погрузились в торговлю.

Покупали, продавали, снова покупали… Начинали с того, что ездили безразмерными украинскими поездами в Россию и в Белоруссию: возили туда продукцию местного сырзавода, а также мясо, сало, колбасы, фрукты, орехи… – все, что можно было довезти. Обратно привозили всякий иноземный товар и реализовали его с торговых палаток. Затем, попутно, занялись пивной торговлей: в базарные дни продавали пиво бочковое на разлив, расположившись со своими бочками в разных углах крыжопольского базара. И хотя бочки оба брали в одном и том же месте, каждому было приятно слышать, если клиент хвалил именно его пиво и говорил про пиво конкурента, что оно «якэсь нэ такэ». Затем, наняв реализаторов, открыли постоянные точки по продаже пива, воды, жвачек и всякого пищевого мусора… Затем переключились на другие направления… Михаилу первому надоело мотаться по поездам, и он стал больше крутиться на месте, а Андрей долго еще продолжал ездить – и что только не возил, даже книги… Много чем пробовали торговать - иногда удачно, иногда не очень, – пока, со временем, каждый не нашел свою надежную нишу в крыжопольской торговле, позволяющую рассчитывать на более-менее стабильный доход… Впрочем и после этого каждый искал возможность раздвинуть свои торговые горизонты и закрепиться на какой-нибудь еще более прочной позиции… Хотя постепенно сфера применения их торговых талантов стала сужаться, так что развернуться особо было уже некуда. И все чаще оказывалось, что они интересуются одним и тем же, и друг другу являются конкурентами…

Причиною было то, что экономические дела в стране становились все хуже. И, вдобавок, все это усугублялось постоянной политической нестабильностью, когда сложно было угадать, что, по большому счету, страну ожидает в будущем, и за что предприимчивому человеку нужно хвататься…

Время от времени страну нешуточно лихорадило в связи с очередными выборами, на которых Украина разделялась примерно поровну в отношении того, куда ей следует устремляться, - подальше от Москвы или, наоборот, поближе… Надо сказать, что в Крыжополе, по мере отдаления от советского прошлого, все чётче оформлялся «консенсус» насчет безальтернативности «европейского выбора», выражавшегося, впрочем, не столько в приближении к реальной Европе, сколько в умственном движении по направлению «гэть вид Москвы », - и за это на всех выборах уже голосовали примерно три четверти крыжопольских избирателей?.. Однако из-за ситуации по всей стране стабильности все равно не было, и страна качалась как на качелях, через каждые несколько лет серьезным образом меняя декорации и «правила игры», путая все планы и намерения. Да и несмотря на общий прозападный «консенсус» крыжопольских симпатий, у пророссийского вектора в Крыжополе тоже было много сторонников. Когда же вся страна делала выбор в пророссийскую сторону, то на месте, в Крыжополе, не наблюдалось недостатка в рьяных приверженцах этого выбора. Все они, попадая во власть, обретали влияние и возможности, понемногу разворачивались в деловом отношении и успешно начинали теснить своих конкурентов…

Поэтому, всякому деловому человеку, чтобы удерживаться на плаву, нужно было держать нос по ветру…

Постепенно в этой сфере в прежде безоблачных отношениях школьных товарищей появились разногласия… Сначала незначительные, а после и более серьезные…

В начале девяностых, когда на Украине все только началось, Михаил всячески одобрял превращение Украины в независимое государство и рассуждал так:

- Нашо нам кормыты всих тых голодранцив. Будэмо жыты отдельно, шоб нихто до нас нэ мишався й нэ лиз.

Особенно напирал на то, что в России живут бедно:

- Там всигда була нищэта, - и рассказывал на этот счет анекдоты или слышанные где-то истории.

Андрей тоже, если что знал, рассказывал. Правда, у него восприятие новых идеологических декораций прошло не настолько гладко. Будучи несколько гуманитарного склада, он в детстве любил книжку хорошую почитать. А в старших классах Высоцкого с увлечением слушал… Фильмы опять же ему до сих пор нравились не западные, а советские… А теперь из нового, украинского, пробовал на досуге кое-что почитать – но не пошло. Хотя и сам разговаривал по-украински, и подумывал о том, что надо бы читать свое, украинское, но как-то все было не то… Душа не лежала. Поэтому вся эта новейшая политика, нацеленная на отдаление от России особого энтузиазма у него не вызывала…

Впрочем, на этом ему некогда было особо зацикливаться, так как упомянутого досуга у него практически не было: жизнь как-то так замелькала, что стало, в общем, не до того…

Михаила же подобные сомнения не беспокоили. Рассуждения о том, какой в России нищий, ущербный и неполноценный народ, и сколько Москва за всю историю принесла вреда Украине, со временем стали едва ли не излюбленной темой отвлеченных его разговоров. Появлявшиеся во множестве новые сведения на сей счет – в газетных статьях, по радио, по телевизору, – вызывали в нем живой интерес: он внимательно все это читал, смотрел и слушал, - нуждаясь всем этим подкармливать зародившееся в нем новое чувство. И постепенно наладился объяснять все прошлые и нынешние украинские неудачи происками злокозненных москалей.

Он охотно, по каждому поводу, надевал вышиванку и завел некое подобие казацких усов. Вышиванка, впрочем, ему шла, - гармонируя с его пышной черной шевелюрой и создавая образ классического представителя «козацького роду», о котором поется в украинском гимне, хотя в роду у него было всего намешано: помимо «козакив» попадались там и молдаване, и даже евреи. Вдобавок, надетая навыпуск, вышиванка удачно скрывала его начавший расти живот, упорно не желавший, подобно крыжопольскому базару, возвращаться в приемлемые рамки. Впрочем, несмотря на эту приверженность к «народному» стилю одежды – относительно серьезного социального статуса облаченного в вышиванку Михаила сомнений ни у кого не возникало. Это отличало его от Андрея, который за внешностью своей вообще не следил, и одевался во что придется. И только для каких-нибудь важных моментов нехотя облачался во что-нибудь представительное. И с животом у него проблем не было: живя холостяком, питался он как попало, где попало, и часто вообще забывал поесть. Худой, белобрысый, нечесаный, часто небритый и, вдобавок, во что попало одетый, Андрей иногда из-за этого попадал в разные курьезные истории, когда его принимали чуть ли не за оборванца.

Слушая рассуждения Михаила о злокозненности москалей, Андрей на первых порах чаще всего не возражал. Однако, при том, что весь ход вещей и устанавливавшаяся новая общественная атмосфера тоже подталкивали его к осуждению москалей, и он часто бездумно поддакивал Михаилу, но делал это, скорее, для поддержания разговора, так как, в отличие от Михаила, никакой злобы против россиян в душе у него не было, и он, в общем, полагал, что они ничем не отличаются от украинцев. Тем более, что он намного чаще, в сравнении с Михаилом, мотался по торговым делам в Россию, и никакой такой разницы между тамошним народом и народом, живущим в Крыжополе, не обнаруживал. «Таки сами люды, як и мы», – думал он. Тем более, что у него и родственники где-то в России были, которых он, правда, никогда не видел, и даже толком не знал, где они живут. И когда из телевизора или из уст Михаила доносилась весть о какой-нибудь очередной пакости Москвы против Украины, то Андрей ловил себя на обратном как раз впечатлении, которое получил в поездках в Россию – о том, что об Украине там на удивление быстро забыли и мало кто о ней вспоминает.

Разница в восприятии новой жизни, все больше затягивавшей их в свой оборот, постепенно становилась все очевиднее. Михаилу, в идеале, хотелось жить в компактном и благоустроенном европейском государстве, в которое, как он надеялся, рано или поздно превратится Украина - Россия же его отталкивала своей громадностью и непредсказуемостью. «Нашо нам йихни проблемы», - раздраженно говорил он, особенно когда новость из России не укладывалась в ту нехитрую схему, которую он изготовил себе для восприятия российской действительности. Андрею же, наоборот, такая жизнь, обособленная от всего русского, казалась какой-то неполноценной. Он ощущал, что обеднен тем, что Пушкин и Есенин, которых он еще изучал в школе, считаются уже иностранными поэтами; что Москва и Петербург, Волга и Амур, Сибирь с ее невообразимыми морозами или Байкал с его рекордными глубинами – стали уже иностранными географическими названиями; что изучаемая им в школе история - с Куликовской битвой, войной с Наполеоном, да и Великой Отечественной войной, в которой погибли оба его деда – уже как бы чужая история, не имеющая к нему отношения… Когда ему приходилось об этом думать, у него было такое смутное чувство, будто его обокрали… И, хотя много думать обо всем этом времени у него не было, но когда случались очередные выборы, он, следуя этому чувству, каждый раз голосовал за партии, которые декларировали нормальные отношения с Россией, дружбу, сотрудничество и все такое. Когда же перед выборами в разговорах с Михаилом неизбежно возникал вопрос «За кого будэш голосуваты?», то оказывалось, что Михаил, сознательно и убежденно, собирается голосовать за какую-нибудь украинскую националистическую партию. Михаил страстно убеждал Андрея следовать его примеру, расписывая всю привлекательность европейского образа жизни и все козни и злодейства, совершенные Россией в отношении Украины, - не жалея для этого настойчивости и красноречия, словно убеждал покупателя приобрести у него товар. Впрочем, все это поначалу не вносило каких-либо особых сложностей в их отношения. Выборы проходили, и весь подогретый ими ажиотаж понемногу остывал. К тому же, у жителей Крыжополя принято было менять свою партийную принадлежность как некую сезонную одежду, в зависимости от установившейся политической «погоды» в стране, не особо даже заморачиваясь по поводу того, по какому геополитическому вектору следует та или другая партия. Чаще всего не думающий обычно ни о какой политике человек, со связями и возможностями, становился по случаю платным предводителем районного отделения какой-нибудь новоиспеченной перспективной партии, которую для неизвестных ему нужд слепили в Киеве, - и для демонстрации партийной работы и наращивания ее рядов, записывал в эту партию родственников и знакомых, которые охотно ему в этом содействовали, желая помочь хорошему человеку.

Заметные политические разногласия между приятелями стали обнаруживаться, когда в Киеве ко власти пришли донецкие, и Андрей, вступив в их партию, начал на этом поприще несколько даже активничать, что, кстати, открывало перед ним определенные возможности: дела его и правда несколько пошли вверх. Тогда Михаил – Андрею показалось, что из зависти – стал в разговорах намекать на его беспринципность и попрекать пренебрежением национальными интересами в угоду личной выгоде.

Намеком на свою беспринципность Андрей был слегка уязвлен, тем более, что никакого ущерба национальным интересам он наносить не собирался; да и к тому же чувствовал, что упреки ему продиктованы больше завистью нежели национальной сознательностью самого Михаила, - поэтому стал больше задумываться над тем, чем можно отвечать на подобные обвинения. И ответов на это предостаточно находил в аргументации выступавших по телевизору лидеров своей партии или в партийной прессе.

И в следующий раз на высказанные такого рода претензии уже убежденно отвечал:

- А в чому воны – национальни интэрэсы? Воны в тому, щоб людям було жыты кращэ . И якщо для цього трэба , например, сотрудничаты з Росиею – то трэба сотрудничаты!

Со временем между ними постепенно зародилось нечто вроде постоянного спора, который заставлял каждого, после очередной словесной перепалки, мысленно прокручивать в памяти сказанное и подыскивать в уме уже более убедительную аргументацию в свою пользу…

Шлифуя понемногу свои доводы, Андрей однажды нечаянно набрел на факт, который поначалу его озадачил. По случаю он посмотрел новый российский фильм «Тарас Бульба» – и в этом фильме его заинтересовало то, что казаки называют себя русским народом, а землю свою – русской землей. Все это вроде бы подтверждало то, о чем постоянно твердил Михаил – о злокозненности Москвы: ведь события происходят на Украине, и участвует в них живущий на Украине народ, – какие же они русские? Андрей отыскал в доме старую книжку Гоголя, изданную еще в советское время – и там тоже прочитал, что Украина – русская земля и живущий в ней народ – русский, - на что, изучая этого «Бульбу» когда-то в школе, даже не обратил внимания. То есть, получалось, что Гоголь в XIX-м веке считал именно так, и никто ему не мешал так писать. Увлекшись, Андрей посидел пару часов в интернете – и выяснил, что описанные у Гоголя события происходили в XVII-м веке, еще до Переяславской Рады, когда казаки жили еще в польском государстве, и потому нельзя утверждать, что русскими их заставляла себя называть царская власть. Посидев еще, в желании узнать, когда же наш народ стал украинским, Андрей с удивлением узнал, что случилось это совсем недавно – только в годы Советской власти. А это означало, что «многовековое противостояние» России и Украины, о котором постоянно вещал телевизор и о котором не уставал твердить Михаил – не более, чем противостояние жителей двух деревень, которые, как он слышал от своей бабушки, в прежние годы дрались между собой по каждому поводу. Это открытие его воодушевило: он нашел удачный аргумент, которым можно было при случае отразить наезды Мишки, если тот снова вздумает намекать на его, Андрея, продажность, будто бы вредящую национальным интересам. Правда мысль эта повертелась в его голове еще полчаса, после чего он благополучно обо всем этом забыл, так как навалились всякие очередные дела и было ему не до того.

Вспомнил он снова об этом, когда зашел однажды в книжный магазин, в котором заодно продавались и канцтовары, в поисках подходящего маркера. Купив маркер, он скользнул взглядом по полкам с книгами, с постоянной мыслью, которая сопровождала его в таких случаях, особенно когда попадал на какое-то завлекательное название, – о том, что, к сожалению, нет времени у него читать, - и увидел среди других книг книжку Гоголя «Тарас Бульба». Андрей подумал о том, что надо бы купить ее Мишке - пусть просвещается. Пролистав книжку, он обнаружил, что она на украинском языке и подумал, что это даже лучше, а то по-русски Мишка еще откажется читать. Но поискав те места, ради которых хотел дарить книгу Мишке, нашел, что там русский народ и русская земля переправлены везде на «козацький» или «український». Повертев книжку в руках, он поинтересовался, кто такое сотворил – и, выяснив, что издал ее какой-то энтузиаст с еврейской фамилией, подумал, что, наверное, это какой-нибудь потомок тех, описанных Гоголем еврейских торговцев, которые затеяли на Сечи рискованную торговлю и которых казаки бросали затем в Днепр. Решил, видимо, таким образом отплатить казакам. В общем, книжка для просветительских целей оказалась непригодной, и Андрей ее покупать передумал.

Правда позже, когда случилось на эти темы говорить с Михаилом, он ввернул, к слову, что даже под поляками наш народ считал себя русским и про это даже у Гоголя в «Тарасе Бульбе» написано, – на что Михаил возразил:

- Шо ты хочэш – тоди время було такэ. И твий Гоголь пидстраивався пид обстоятельства.

Андрей тогда спорить не стал, и они перешли к другим разговорам. Однако позже, когда на досуге ему вспомнились слова Михаила, он, подумав, мысленно с ними не согласился. Он вспомнил изучаемого еще в школе гоголевского «Ревизора», а недавно еще и фильм старый «Ревизор» случилось увидеть, – и у него не было ощущения, что Гоголь под кого-то подстраивался.

Вообще же, Андрей для себя окончательно понял, что все те идейные построения, которые упрямо возводит в своем сознании Мишка, не имеют под собой никакого реального основания. Он ясно ощущал, что все это придумано кем-то посторонним для каких-то своих целей, чтобы руками таких дураков как Мишка решать свои вопросы. И в воображении его рисовался некий неясный собирательный образ, объединявший Мишку, множество его единомышленников, искренне убежденных в том, что именно москали испортили им жизнь, описанного Гоголем Янкеля и того самого еврейчика, которому зачем-то понадобилось в наши дни переделывать «Тараса Бульбу», - и возвышающегося за их спинами кого-то большого, циничного и могущественного, способного направлять огромные массы людей, целые народы туда, куда они теперь направляются. «Лучше, - решил для себя Андрей, - в эти мутные игры не играть, а заниматься реальным делом».

Однако избегать бесплодных споров с Михаилом у него не очень-то получалось. Эти споры подогревались еще и тем, что со временем все чаще обнаруживалось, что коммерческие их пути пересекаются и что они интересуются одними и теми же видами деятельности, из-за чего иной раз приходилось переходить друг другу дорогу. И это, как казалось Андрею, дополнительно настраивало Михаила на ревностное восприятие его политических предпочтений.

В общем, политические разногласия их усугублялись. И речь в них уже шла даже не столько о поиске истины, сколько о столкновении амбиций – так что спор этот постепенно переходил в некую «спортивную» плоскость и, в конечном итоге, велся уже о том, кто из них умнее и круче…

Тем более, что вскоре у них появилась дополнительная причина добиваться своего первенства в подобного рода спорах. Появился объект, перед которым обоим хотелось всяческую свою крутизну проявить.

Звали ее Галей.

Галя была их одноклассницей. У нее была странная фамилия – Химера, - которая, в другом случае, могла бы превратиться в обидное прозвище, дающее возможность добрым одноклассникам травить своего ближнего на протяжении всех лет учебы. Но на Галину фамилию в классе не обращали внимания. Во-первых, все к ней скоро привыкли. К тому же, Галя, своим общительным, дружелюбным характером, заслужила в классе доброе к себе отношение, на фоне чего, в восприятии Гали одноклассниками, ее фамилия отходила на задний план. Что же касается наших приятелей, то Галя привлекала к себе особое внимание обоих чуть ли не с пионерского возраста, так как ее выдающиеся внешние достоинства были заметны даже пионерам.

После школы все они разъехались в разные стороны, и если встречались, то мельком, по случаю, когда Галя приезжала к родителям. Знали лишь, что Галя вроде бы вышла замуж и живет в Виннице. Но чуть больше года назад она вместе с дочкой возвратилась в Крыжополь и стала жить в родительском доме, вместе с болеющей матерью. Устроилась работать медсестрой в районной больнице. После этого отношения их возобновились и сделались более плотными. О своей прошлой семейной жизни распространяться она не любила, и приятели знали лишь, что с мужем она развелась. Они время от времени собирались втроем посидеть в каком-нибудь крыжопольском заведении. Эти посиделки поначалу носили характер своего рода встреч одноклассников (остальные их одноклассники из Крыжополя поразъехались), - что было немаловажно по причине компактности Крыжополя, в котором все телодвижения людей, пребывающих более-менее на виду у «общественного мнения», не оставляются у этого «мнения» без внимания. А после тесное их общение стало уже привычным и не вызывало ни у кого вопросов.

Галя обоим нравилась своей веселостью, непосредственностью, а ее внешность, не сильно девальвировавшаяся под влиянием прожитых лет, наполняла эти посиделки, особенно под воздействием выпитого, неким соблазнительным смыслом.

Встречаться именно в таком составе было выгодно Михаилу, который, в отличие от Андрея, был человеком семейным: обнаружив в себе по отношению к Гале сластолюбивое чувство, и будучи, вообще, небезгрешным по этой части, он нуждался в том, чтобы можно было дома, в случае чего, как-то объяснить эти их посиделки.

Что же касается Андрея, то он в последнее время был несколько не в себе, так, словно что-то в нем созревало, о чем он сам, быть может, не давал себе отчета. В семейном отношении он был давно свободен. Семья его, продержавшись недолго, распалась. Причиною тому был его порывистый, увлекающийся характер, который проявлялся и тогда, когда дело касалось выпивки, чем он немало грешил в молодости. К тому же Андрей имел наклонность именно в пьяном состоянии пытаться выяснять все вопросы, невыясненные до сих пор. Позже он смог обуздать свое пьянство, поняв, что оно ни к чему хорошему не ведет, и если и выпивал иногда, то уже, что называется, «без фанатизма». Однако семейная его жизнь к тому времени свалилась уже под откос. И хотя впоследствии он об этом сильно жалел и рад был бы вернуть все обратно, но это было невозможно, потому что у бывшей его жены была уже другая семья, и дочку его, Наташку, которую он очень любил и наладился уже шутливо называть Натальей Андреевной, был теперь новый папа.

С Галиной же у каждого из приятелей выстраивались потихоньку свои отношения, со своими особенностями. Сидеть с ней вдвоем в заведении Михаил себе позволить не мог, но если случалось встретиться где-нибудь на крыжопольской улице, то долго с ней разговаривал, давая уже волю всяким фривольным намекам, и ему казалось, что эти его намеки находят у нее одобрительный отклик…

Андрей же, наоборот, наедине с Галиной чувствовал себя как-то скованно, терялся, когда разговор касался личных отношений, и охотно переходил на отвлеченные темы.

Когда они собирались втроем, то разговор их очень часто сдвигался в сторону политического спора между Михаилом и Андреем: приятели пикировались в присутствии своей дамы – и это присутствие добавляло спору ожесточенности и бескомпромиссности. Впрочем, если подобный спор продолжался слишком долго, Галя его прекращала требовательным и капризным тоном:

- Всэ, хлопци, хватит вам вжэ про политыку – давайтэ про щось другэ!..

Иногда, после политических разговоров втроем, встречаясь с Галей на крыжопольской улице и разговорившись, каждый пытался продолжить оставленный спор, популярно ей объясняя и растолковывая свою точку зрения. И она, как правило, с этой аргументацией соглашалась. И когда кто-то из них, чаще всего Михаил, приводил какой-нибудь «убийственный» аргумент в свою пользу, делала большие глаза и говорила:

- Я в шоци! Реально – в шоци!..

Правда, со временем обнаружилось, что каждый из них, думая, что она соглашается именно с ним, ошибался. Оказалось, что она соглашалась с ними обоими, высказывающими противоположные точки зрения. Это почему-то особенно уязвило Михаила, который был уверен, что она именно на его стороне.

При случае, он прямо спросил ее об этом, на что она, не чувствуя за собой никакой вины, просто ответила:

- Та воно так само получаеться. Колы слухаю кожного з вас, то мэни кажэця, що так воно и е.

Как-то Михаил с Андреем пили пиво в одном крыжопольском заведении, и Михаил, под наплывом дружелюбного чувства, пожаловался на этот счет самому Андрею:

- Слухай, я йий сам вжэ кажу: ты, Галю, якось вжэ опрыдилыся…

Когда они выпили еще пару литров, совсем уже пьяненький Михаил, то ли провокационно, то ли расщедрившись, предложил:

- Жэнысь он на Гальци – хороша баба! Чого тоби щэ нэ хватае?!

На что Андрей бодро ответил:

- А шо! Запросто! – и по его ответу было видно, что он всерьез об этом подумывал, но как-то еще сомневался…

Все эти их отношения, в которых былая дружба была перемешана с соперничеством, прекратил киевский «евромайдан», заставивший их радикально определить свои позиции и резко высказываться в отношении сторонников позиции противоположной, в том числе и в отношении друг друга. И об этом резком мнении о себе каждый из них узнавал от Галины.

Этот самый «евромайдан», начавшись поздней осенью 13-го года, дымил, бурлил и шумел всю зиму. Было похоже на то, будто сам властелин преисподней решил, что не нужно уже больше таиться: выйдя на поверхность и деловито расположившись в самом центре Киева, стал на глазах всего мира варить какое-то свое варево, старательно подбрасывая в огонь под кипящим котлом горючие материалы. И сваренная им за майданную зиму похлебка уже мало чем напоминала те сырые компоненты, которые были брошены в этот котел. Жизнь Украины разительно изменилась…

Донецких с их партией, в Киеве и на местах, вскоре сдуло майданным ветром. Крым оказался в России. Украина получила нового президента, затмившего всех предыдущих: словно из лаборатории, где хранятся всевозможные эталоны, кто-то стащил эталон лживости, перенес его на Украину и поместил в президентское кресло… По телевизору то и дело показывали некие «народные люстрации», когда толпы кем-то организованных активистов, взявшихся невесть откуда в нашем неактивном народе, засовывали чиновников в мусорные контейнеры - что должно было демонстрировать воплощение «народных чаяний», ставшее возможным благодаря майдану. Объявлялись одна за другой мобилизации для начавшейся войны на Донбассе…

После шумного майданного бурления народ приумолк и уткнулся в частные свои дела. Андрея тоже давно не было видно, и Михаилу не очень-то и хотелось с ним встречаться: в свете новых событий их постоянные споры угрожали потерять прежний, «спортивный», характер и перейти в иное, недоброе, качество. Но встретив однажды Галю, Михаил, между делом, поинтересовался насчет Андрея:

- А дэ цэ наш друг? Шось давно вжэ його нэ выдно… Нэ получылось так як вин хотив?

- Та бачыла позавчора… - и Галя стала пересказывать, о чем говорила с Андреем, и, в числе прочего, сообщила, что Андрей собирается купить дом под снос недалеко от базара и открыть там пивную точку. Дом этот был в очень хорошем месте, там умерла какая-то бабка, и родственники ее собираются продать этот дом. Андрей вроде бы договорился уже о покупке…

Новость, сообщенная Галей, долго не выходила у Михаила из головы и вызывала досаду.

- Идэ вийна, а його будто цэ всэ нэ касаеця, - думал Михаил зло о приятеле. – А интэрэсно, вин на АТО шось здавав?

Его досада связана была с тем, что и сам он раньше искал для себя какой-то такой вариант. И хотя насчет пива в Крыжополе, казалось бы, все давно было схвачено, он почему-то был уверен, что в этой сфере есть еще куда развернуться. И именно теперь. И пару месяцев назад он даже стал торговаться по поводу дома с одним дедом, живущим совсем недалеко от того места, где Андрей собирался покупать дом, но дед, уловив его интерес, заломил невозможную цену, а после вообще продавать дом передумал.

На следующий день после того как Михаилу стало известно о продаваемом доме, был он по делам в Виннице. Но прежде всех дел поехал туда, где видел раньше большой бигборд с описанными признаками «бытовых сепаратистов» и «телефоном доверия», по которому можно было о них сообщить. Позвонив по указанному телефону, он услышал бодрый голос, который, поздоровавшись, спросил: «Що вы можэтэ повидомыты? ». Михаил сообщил слушающему его телефону все прегрешения Андрея против целостности государства: и про то, что был активным членом партии бывшего преступного президента, и про то, что часто мотался в Россию, и про то, что отрицал само существование украинского народа… В завершении он уточнил, что не может определить, настолько все, о чем он рассказал, выходит за рамки закона, но в свете новейших событий на Донбассе считает целесообразным обратить на все это внимание…

Спустя примерно неделю, позвонив Гале, Михаил из разговора с ней узнал новость:

- Слухай! А ты знаеш, що Андрий наш в Росию уйихав?

- Ого! И надовго?

- Нэ знаю… З Москвы звоныв… А звидты дальшэ збыраеться – в нього родычи найшлысь дэсь аж в пид Ярославльом. Казав, шо там йому якесь время трэба побуты…

- Шо ж цэ вин так? Чого цэ вин нас покынув?

- Та казав, шо в нього якись нэпрыятности… Сэпаратыстом його прызналы… Кстати, вин и торговлю свою закрыв… Я заходыла – бачыла . Там вжэ други люды торгують…

Поговорив с Галиной, Михаил ненадолго заехал домой, затем поехал к тому дому, который собирался покупать Андрей.

На стук появилась проворная тетенька, родственница умершей бабки.

- Доброго дня! – обходительно и по-свойски обратился к ней Михаил. - А цэ вы дом продаетэ?

- Здрастуйтэ… Да, да, мы, я… - она как-то суетливо подбежала к калитке, и открыв ее, пригласила Михаила во двор. – Будь ласка … Проходьтэ… ПодЫвытэсь …

Было видно, что она очень обрадовалась покупателю. Семеня за Михаилом, она непрерывно говорила:

- Мы тут з одным чоловиком вроди вжэ договорылысь… А оцэ позавчора вин мэни звонэ, що мол выбачайтэ , планы поминялысь – пэрэдумав купляты… А що мэни твойи планы – я вжэ стильком людям видказала!..

- Я його знаю… - сказал Михаил. - Такый билобрысый до вас прыйизжав?.. На сирий машыни?..

Женщина утвердительно кивнула:

- Да. Такый.

Михаил, для вида, прошелся по дому, деловито осматривая все его недостатки и привлекая к ним внимание хозяйки, хотя дом собирался покупать под снос.

Затем возвратился к разговору об Андрее:

- А той ваш покупатель точно вжэ нэ прыйидэ. Вин вжэ в Росийи… Звидты наверно и звоныв… В нього непрыятности писля майдану… Вин, цэй… сэпаратыст… Знаетэ такых?..

- Ой Божэ! И шо цэ воно тэпэр будэ?!

- Нэ пэрэжывайтэ! Все будэ добрэ !..

- А шо ж мэни тэпэр робыты? Стилькы людэй прыходыло – всим видказувала…

- Нэ пэрэжывайтэ… Вы з ным за стилькы договорылысь?..

- Та я нэ дорого хотила… Тысяч хоча б за дванадцять доларив …

- Ну, нэ знаю, тысяч за десять я б купыв…

- Ну хорошо… Хай будэ за десять… Тилькы в мэнэ вжэ часу мало… Я хату свою на чужых людэй оставыла… Думала, шо нэдовго…

- Не, нэ бийтэсь! Я, слава Богу, нэ сэпаратыст – никуды йихаты нэ збыраюсь… Я вам зразу задаток оставлю, шоб вы нэ пэрэживалы, а в понэдилок пидэм оформляты…

Договорившись о покупке дома, он заехал в гастроном, купил там бутылку водки, сам еще не зная зачем, и после этого поехал к своему магазину, где напугал скучающего продавца, явно не ожидавшего его прихода.

- Ну як воно ничого?

- Та сьогодни почти голяк, - оправдывающимся тоном стал докладывать продавец, привыкший к тому, что новости о плохой выручке шеф воспринимает болезненно и может начать цепляться к каким-нибудь недостаткам в работе.

Забрав и пересчитав выручку, Михаил вдруг спросил продавца:

- Горилку пъеш?

- Шэф, вы шо? Яка горилка?!

- Та хотя бы така, – Михаил достал из пакета купленную только что бутылку. – Давай по пъять капэль…

Отвечая на недоуменный взгляд продавца, успокоил:

- Ничого, нэ пэрэживай, закрыешся сьогодни на час раньшэ… Всэ ривно вжэ врядли хто прыйдэ…

Они выпили больше половины бутылки, разговор особо не клеился… Когда продавец от выпитого несколько повеселел и расхрабрился, то обращаясь то ли к Михаилу, то ли к самому себе, удивленно и подобострастно заметил:

- Ну шэф, вы даетэ!..

Михаил самодовольно в ответ ухмыльнулся, после чего о чем-то задумался, выстукивая пластмассовым стаканчиком по столу какую-то только ему понятную мелодию. Затем, вдруг куда-то заспешив, сказал:

- Ладно, трэба йты…

И указав глазами на оставшуюся в бутылке водку, добавил:

- Цэ тоби прэмия за доблисный труд…

Выйдя из магазина, он сел в машину, но никуда не поехал, а развалился в кресле в некоем блаженстве. У него было ощущение, будто он нащупал какой-то таинственный код, позволяющий открывать все двери и решать все вопросы.

Достав телефон, он позвонил Галине:

- Привет, шо робыш?

- Та так… Сьогодни дома, а завтра з утра – на роботу.

- А вэчэром занята?

- А шо?

- Ну шо – конкурэнта вжэ нэма – пойихалы тоди до мэнэ.

- Куды до тебе?! – послышался из трубки ее удивленный голос.

- Нэ до дому, конечно… В мэнэ тут типа дача нэдалэко…

- Ну нэ знаю…

- В общим, часов в висим выходь до вокзалу, дэсь коло «Элиты» - я тэбэ пидбэру.

- Ладно…

Дом, который он назвал «дачей» находился в селе, рядом с Крыжополем. В этом доме раньше жила его бабушка. В детстве ему приходилось бывать в этом доме, когда они всей семьей приезжали сюда сажать или выбирать картошку, либо когда родители на несколько дней куда-нибудь уезжали, и его оставляли на попечении бабушки. Он запомнил бабушку вечно переживающей, чтобы он не замерз или не проголодался.

- Патку мий ! Чого цэ ты роздитый?! – слышался ее возглас, если она вдруг обнаруживала, что он снял куртку или свитер.

И то и дело отвлекала его от игр беспокойным вопросом:

- Мишо! Ты нэ голодный? Иды, дытыно, пойиж…

Была она очень кроткой, никогда ни с кем не ругалась – разве что на соседских куриц, если те заявлялись всем стадом на ее огороде, могла замахнуться палкой и разразиться угрозой: «А шоб вы выздыхалы!». И то это было не более чем устойчивым словосочетанием, принятым для таких случаев, в котором никому не приходило в голову искать реального смысла и которое даже куры не воспринимали всерьез.

Бабушка была верующей, все эмоциональные жизненные моменты сопровождала молитвой и крестным знамением, и, при случае, старалась повести внука в церковь, находящуюся недалеко от ее дома, чем вызывала неудовольствие его родителей, если они об этом узнавали. Уловив это неудовольствие, Миша, когда возвращался домой и когда родители его спрашивали, как там у бабушки, - желая понравиться родителям, пародировал бабушку, неистово крестясь и приговаривая: «Ой Божэ! Ты нэ голодный?.. Ой Божэ! Ты нэ змэрз ?..»

После того как бабушка умерла, в доме ее несколько лет подряд поселялись на лето его родители, когда им, после выхода на пенсию, захотелось проявить себя в сельском хозяйстве. А после, когда на сельскохозяйственные свершения у родителей уже не стало хватать здоровья, дом перешел в полное ведение Михаила, в голове которого время от времени рождались всякие прожекты по хозяйственному использованию доставшейся ему усадьбы… Правда, до воплощения этих прожектов руки у него всё не доходили, поэтому дом пока использовался, в основном, как удобное место для проведения всевозможных пикников и приема в неформальной обстановке разных компаний.

Михаил заехал домой – жены дома не оказалось. Он перекинулся парой слов с дочкой и, выяснив, что жена побежала зачем-то к своим родителям - позвонил ей по телефону:

- Привет! Слухай, тут дом по дешовци продаеця… Якраз в такому мисци, як я хотив… Помныш, як з тым прыдурком тоди торгувався?.. А цэ шэ лучэ мисцэ… И дэшэво… Я вжэ задаток дав… Подробности потим розкажу… Алэ трэба з хозяйином всэ цэ отмитыть… В общим, нэ знаю, можэ десь посыдиты з ным трэба будэ, а можэ в сэло його повэзу… В общим, нэ знаю – побачу по обстоятельствах… Дядько такый, шо выпыты любыть… Корочэ, скоро нэ жды… Якщо в сэло його повэзу – то там и останусь…

- Так можэ додому його прыгласы…

- А вин тоби трэба дома? – парировал Михаил.

- Ну добрэ, дывысь, шоб там нэ наклюкався до чортив! – строго раздалось из телефона, но сквозь эту строгость ясно проступало понимание того, что мероприятие нужное, и потому с возможными издержками готовы мириться.

- Ты шо!? Вспомны, колы я последний раз напывався!?. – сказал напоследок Михаил, чтобы совсем успокоить жену.

Он снова поехал в гастроном, накупил всяких продуктов. Так как до восьми часов, когда они должны были встретиться с Галиной, оставалось еще небольшое время, то он по пути на вокзал сделал крюк и проехал мимо того дома, о покупке которого сегодня договорился. В восемь часов вечера он подобрал возле вокзала Галину и повез за город – в село, где был тот самый старый бабушкин дом, который в разговоре с Галиной он назвал «дачей».

На улице возле дома и в соседних дворах никого не было, он открыл ворота, завел машину во двор, закрыл ворота – после чего никто уже не мог видеть, кто выходит из его машины.

Они вошли в дом, быстро накрыли стол, с натянутым оживлением обсуждая то одно, то другое, – пытаясь этим оживлением прикрыть свое ясное понимание того, зачем они тут находятся…

Затем, после того как выпили, напряжение спало, и они вместе стали скользить по известной «наклонной плоскости»…

Она пила вино, он – только сначала вино, а дальше пил водку, наливая себе столько же, сколько ей вина. И когда она сказала: «Щось я вжэ пъяна», - он чувствовал себя еще трезвым.

Потом он ощутил, что его таки порядочно развезло…

Что было дальше – описывать, полагаю, не стоит, ибо впечатление от прочитанного может слишком далеко увести читателя от темы нашего повествования…

- Мыколо!
- Га?
- Бачыш , там москали стоять?
- Бачу. А шо?
– Пишлы дамо в морду.
– А як воны нам?
– А нам за шо?!

Он уговаривал ее остаться до утра. Но ей нужно было возвращаться домой: утром ей надо было уже на работу. И он не стал особо настаивать, чувствуя, что его порядочно развезло, что теряет контроль над собой, и если вдруг придется разговаривать с домом по телефону, и как-нибудь маскироваться, то не сумеет быть убедительным. Поэтому он остатки тающего сознания направил на то, чтобы довести ее на машине до тех городских улиц, откуда ей было уже недалеко добираться домой.

Они попрощались. Она пошла, он поехал. Какой-то последней капли трезвости ему хватило на то, чтобы доехать обратно, завести машину во двор, войти в дом и свалиться в сон, испытывая ощущения, будто он плюхнулся в какое-то теплое море блаженства и самодовольства, которое нежно качало его на волнах.

От этого качания все естество его наполнялось какой-то дивной музыкой без звуков, содержание которой было в том, что он – молодец. Это его победное ощущение натолкнуло его на мысль об Андрее: «Всэ-такы я прав! И победа – за мною!» - подумал он перед тем как провалиться в забытье…

Среди ночи он вдруг проснулся от собачьего лая, звучащего где-то рядом. Но сразу же снова уснул, поняв, что это всего лишь собачьи разборки на другой стороне улицы, в которых соседская цепная Жулька принимает посильное участие в качестве болельщицы или эксперта.

Но дальше, под собачий лай, ему стали сниться какие-то то сменяющие друг друга картины.

Сначала ему приснился Андрей, который торжественно говорил:

- Миш! Прызнаю – ты прав! - и при этом даже прикладывал руку к сердцу, как делают это американские и украинские президенты, когда приносят присягу.

- Так ты точно всэ осознав? - спрашивал недоверчиво Михаил.

- Точно! Осознав! – убежденно отвечал Андрей, снова ударяя рукой по сердцу, - буду брать з тэбэ пример!

И Михаилу стало сниться, будто он уже начинает писать письмо в те самые «органы» - о том, что Андрей все осознал, исправился, и потому карать его не нужно.

Потом его, прямо во сне, стал мучить вопрос: нужно ли теперь, в письме «органам», опровергать и то, что дом у базара Андрей собирался покупать для нелегальной пророссийской организации, - во сне он был уверен, что именно об этом он уведомлял «органы», когда в Виннице звонил им по телефону. Этот вопрос он никак не мог решить, и это держало его в каком-то мучительно-подвешенном состоянии.

Затем ему приснилось мероприятие в честь какого-то юбилея, с выпивкой и закуской, - вроде того, какое было в прошлом году, на котором как-то так получилось, что присутствовали местные депутаты, предприниматели, партийные лидеры, всякое начальство – чуть ли не весь крыжопольский «бомонд». И на этом приснившемся ему мероприятии, в самый разгар застолья, когда у всех уже развязались языки, вдруг попросил слова уже изрядно выпивший Андрей и, поднявшись с места, сказал:

- Я хотив бы выпыты за нашого уважайимого Михайла, якого вы вси прэкрасно знаетэ! – и он указал рюмкой на Михаила, после чего Михаилу пришлось вставать с места, быстро и незаметно дожевывая и проглатывая то, что было во рту, и на ходу соображая, о чем сказать в ответном тосте. Ему как-то не хотелось излишнего славословия в свой адрес, которое обязывало его все-таки снять свои обвинения по поводу дома, на который претендовал Андрей.

- Хочу выпыти за його мудристь, свидомисть и патриотызм, - продолжал дальше Андрей, - Я должен прызнатыся, що цэ вин объясныв мэни суть нэзалэжности – а цэ нэ шуткы – дило сэръезнэ… Я чэсно скажу, - и Андрей для убедительности приложил к сердцу руку, свободную от рюмки, - я раньшэ думав, що вси прытворяються – того, шо так выгодно… А тэпэр я всэ поняв! Благодаря Мыхайлови!..

Некоторые восприняли последние слова как призыв выпить – и выпили, но Андрей выдвинул вперед рюмку, как бы удерживая нетерпеливых от поспешности, и продолжил:

- Почэкайтэ , цэ щэ нэ всэ!.. Я предлагаю питы дальше – и проголосыты суверынитэт Крыжополя!

При этих словах одни подняли головы, другие перестали жевать…

- Ты шэ скажы – нэзалэжнисть, - язвительно вставил по-прежнему стоящий Михаил. Речь Андрея ему сильно не нравилась и порождала какие-то дурные предчувствия…

- Нэзалэжнисть цэ потом, - сходу и как-то пренебрежительно отреагировал Андрей, словно отмахнулся от подлетевшей мухи, как-то сразу забыв, чьей мудрости пел только что дифирамбы. – Для начала – сувэрынитэт! А на пэрспэктыву, канешно, - независимость!

Его все внимательно слушали. А он начал детально и очень ярко объяснять все преимущества независимости Крыжополя. И про то, что «надойило, шо нам Кийив та Виныця указують, як нам жыты». И про то, что «сусидни дэрэавы нас пиддэржать». И дальше стал расписывать про исключительное географическое положение: мол, «вы подывиться на базар – звидкы тилькы до нас нэ йидуть!», и про то, что «захочэмо – пэрэкрыемо жэлезну дорогу – никуда нэ динуться!» И всё так убедительно, что все с жадностью слушали. И все давно забыли о Михаиле, который продолжал стоять. Он чувствовал во всем, что говорилось Андреем, какой-то изъян и бессовестную демагогию, но не находился, что возразить.

Андрей, между тем, разошелся, и сам напомнил о Михаиле, по ходу своей речи пустив колкость в его адрес:

- Там можэ хтось смиеться, шо, мол, «независимый Крыжополь» - то хай поинтэрэсуеться, скилькы в Европи е малэнькых крайин примерно з такым насилением… - Он стал перечислять, загибая пальцы, от чего покачивался, теряя равновесие: - Андрора, Лихтэнштэйн, Монако…

Кто-то подсказал:

- Ватикан…

- А то, що Крыжополь – можэ комусь смишно, - продолжал Андрей, - то цэ наоборот – преймущэство! Брэнд!.. Организуем якый-нэбудь ежегодный музыкальный фэстиваль… Чы дажэ кинофэстиваль… Допустим, любительского кино… Свободный… Так, щоб можна и з матюкамы и так дали… Ну и паралельно всяки развличэния для молодёжи… Типа – всё можна!.. Зразу тэрыторию выдилым – палаткы напрокат, то, сё… а потим вжэ як розкрутымся, то чогось серъёзного понастройим… Розришым два официальных языка – украйинськый и руськый – шоб вси нас понималы и йихалы в гости…

Для розкруткы – шоб вси про нас взналы – розришым, допустим, гэйпарад… Нидэ нильзя – а у нас можна!.. Чэрэз рик вси будуть про нас знати и вси сюды повалять… Щоб тилькы сфотографироватысь на фони вокзалу з надписью «Крыжополь»… Майок-кепок всякых наштампуем: «Самостийный Крыжополь!» - звучыть!? За брэнд з усього свиту будэм гроши браты. Он у Ставрополи, в Росийи, е бар «Крыжополь» - я в интэрнэти бачыв - нам будуть платыты!..

Потим – казино… отдых всякый… Шоб йидэ, допустим, якыйсь деятель з Кыева в Одэсу… чы дажэ з Москвы!.. – зийшов по пути, в Крыжополи, отдыхнув як положэно, бабкы нам оставыв – и дальше пойихав…

Михаил, наконец, пробовал было что-то возражать, но его никто не услышал. Его на полуслове задвинули сидящие рядом:

- Почэкай ! Послухай! В цьому е смысл!..

А некоторые, увлекшись, стали обсуждать всякие детали…

Андрей же не унимался:

- Я планирую йты на ближайши выборы в районну раду. Создамо дэпутатську групу - «Сувэрэнный Крыжопиль»: вона будэ влиятельна и со временем будэ контролироваты ришэние всих вопросив. А там и за сувэрынитэт проголосуемо…

Тут он заметил, что Михаил пытается что-то все-таки возражать, - и вдруг, переменившись в лице, как-то аж завизжал, косясь взглядом куда-то одновременно в сторону и вверх:

- Чы можэ ты нэ патриот свого миста ?!.

От такой неслыханной подлости Михаил проснулся. Все внутренности его болели, будто перемешались внутри. Он подумал: не надо больше так напиваться… Ему хотелось спать, он знал, что если уснуть, то оно как-то все уляжется, хотя и боялся возвращаться в этот дикий сон…

Однако уснуть ему не давали собаки. Он слышал, как одна из них, расположившись прямо под его забором, громко грызет кость, время от времени отвлекаясь на то, чтобы угрожающе рычать в адрес другой собаки, которая пыталась к ней подойти и тоже злобно рычала, после чего к их дуэту подключалась соседская Жулька, дававшая о себе знать исключительно мерзким, визжащим лаем. Вдобавок, Жулька то и дело то пряталась в свою будку, то снова из нее выбегала, громко гремя своей цепью. Так продолжалось долго, но у Михаила не было сил, чтобы подняться и этих собак отогнать, или хотя бы закрыть форточку. И старики-соседи, глуховатые оба, как на зло ничего не слышали…

Наконец он снова уснул…

Теперь ему приснился настоящий кошмар - будто самостоятельности стали уже требовать отдельные органы его организма. Они приходили к нему - в этот самый дом, где он теперь спал, - под видом разных посетителей, но он безошибочно узнавал, кто есть кто… Ввалились, например, в комнату два мужика, похожие один на другого, – и он сразу понял, что это руки. Мужики заявили, что они всех кормят, что все за их счет живут, и что дальше так продолжаться не будет… Они махали этими своими руками у него перед носом, а он пытался их успокоить и понять, чего же они хотят, но так и не успел, потому что гости устроили затем в его присутствии безобразную между собой склоку, выясняя, у кого из них все-таки больше заслуг. Один скрутил другому смачную фигу, другой же в ответ, по-американски, показал средний палец... Дело запахло дракой…

Пока гости между собой препирались, Михаил сумел незаметно выскочить в другую комнату, но не успел перевести дух, как там его нашили другие два гостя, о которых он сразу понял, что это его ноги. Эти не буянили – наоборот, стали нудно что-то ему говорить о своем «транспортном значении», и когда он стал им возражать, развернулись и ушли, причем один открыл ногой дверь, а другой напоследок пригрозил, что он еще пожалеет, так как они дойдут до самого... – и он назвал фамилию очень важного человека в Киеве, расположение которого Михаил очень боялся утратить. Дальше явился Живот, – которого он узнал в пузатом дядьке – и тоже заявил, что желает особого статуса за счет других, так как по нему-де проходит стратегическая «газовая труба»… Михаил каким-то уголком сознания понимал бредовость происходящего, сомневался в серьезности того, что ему снится, но пока он сомневался, бред это или нет, они приходили один за другим с дикими заявлениями… После Живота пришел какой-то маленький, кругленький тип – предъявил газету «Пуп Земли», где на первой странице был опубликован акт о провозглашении его независимости – и потребовал, чтобы ему разрешили отделиться от живота. За ним явился какой-то с лысым черепом, отрекомендовавшись, что он-де Мозг, и у него вся «база данных». Затем в комнату нагло ворвался некто, известный своим неприличным, необузданным поведением, появления которого Михаил особенно боялся - и потребовал немедленно разводиться с женой и жениться на Галине. Получив невнятный, уклончивый ответ, он разъярился, громко хлопнул дверью и ушел в неизвестном направлении… Зная, кто этот тип и что он может натворить, Михаил сильно беспокоился о своей репутации…

Они появлялись один за другим, требуя себе исключительных прав и угрожая прекратить выполнять свои функции…

Затем ему приснилось, что он – на операционном столе, не может пошевелиться. А над ним склонились, в белых халатах, все приходившие к нему посетители – и у каждого в руке был нож. По их лицам он понял, что они всерьез собираются его резать на части…

И он, не имея возможности ни пошевелиться, ни закричать, мысленно взмолился словами, которые слышал в детстве от бабушки:

- Господи! Спасы и сохраны!

Те, кто собирались его резать, вдруг исчезли, вместо них появилась бабушка. Перекрестила. Сказала: Патку мий ! Бидна дытына! Бижы в цэркву, кажы, шо бильшэ нэ будэш – просы, най назад вэртаюця …

Он, скорее по привычке, стал лепетать:

– Нэ хочу, бо цэрква нэправыльна, московська…

Но бабушка как-то удивительно на него посмотрела и сказала:

- Мишо, бийся Бога! Божэ бороны тоби бильшэ такэ казаты!

Голос его тихой, кроткой и всегда безропотной бабушки был необычен: таким повелевающим тоном она никогда с ним не разговаривала - разве что в его раннем детстве, когда ненадолго оставив его сидящего на горшке, возвращаясь обнаруживала, что он успел уже наесться какашек, что часто тогда с ним случалось. И голос ее был так тверд, строг и уверен, будто она знала, о чем говорит, и то, о чем она говорит, находится где-то с ней рядом…

Затем раздался какой-то назойливый, требовательный звон, похожий на звон будильника. Он потянулся рукой унять будильник, который, казалось, был совсем рядом, но не дотянулся и свалился с кровати, больно ударившись головой. И только оказавшись на полу, очнулся, и понял, что это не будильник – это в церкви звонят. Значит, сегодня воскресение. Какое-то внутреннее чувство побуждало искать спасения, и давало уверенность, что он спасется и все исправит, если прямо сейчас пойдет в церковь…

Примечания:

Якэсь (укр.) – какое-то.

Гэть вид Москвы (укр.) – прочь от Москвы.

Нашо (укр.) – зачем.

Нашо (укр.) – зечем.

Кращэ (укр.) – лучше.

Трэба (укр.) – нужно.

Щось (укр.) – что-то.

Якось (укр.) – как-то.

Повидомыты (укр.) – сообщить.

Дэсь (укр.) – где-то.

Якэсь (укр.) – какое-то.

Якись (укр.) – какие-то.

Бачыла (укр.) – видела.

Цэ (укр.) – это.

Будь ласка (укр.) – пожалуйста.

ПодЫвытэсь (укр.) – посмОтрите.

Выбачайтэ (укр.) – извиняйте.

Добрэ (укр.) – хорошо.

Патку мий ! (укр.) – Боже мой!

Змэрз (укр.) – замерз.

Трэба (укр.) – нужно.

Побачу (укр.) – посмотрю.

Бачиш (укр.) – видишь.

Свидомисть (укр.) – сознательность.

Нэзалэжности (укр.) – независимости.

Почэкайтэ (укр.) – подождите.

Крайин (укр.) – стран.

Свиту (укр.) – мира.

Почэкай (укр.) – подожди.

Миста (укр.) – города.

Патку мий (укр.) – Боже мой.

Най (укр.) – пусть.

Вэртаюця (укр.) – возвращаются.

Бо (укр.) – потому что.