Затянувшийся поединок

Историческая миниатюра

Кто сказал, что женщина слабее мужчины? Покажите этого человека и можно посоветовать ему полистать нашу древнюю историю и самому убедиться, что именно женщины спасали государства, не раз перекраивали политическую карту мира и при этом не теряли обаяния и способности любить. Иными словами, оставались женщинами.

Вам нужен пример? За этим дело не станет. Но сперва давайте перенесемся в V век до нашей эры, время великих потрясений и героических деяний.

Не будем изменять правилу, принятому у историков, и прежде чем начать рассказ о людях, коротко обрисуем обстановку или расклад сил, который сложился в ту давнюю пору в Средней Азии.

Царь Кир II или Куруш, как называли его древние персы, был одержим идеей создания мировой империи. Начав, как владетель Персии, небольшой горной области на юго-западе Ирана, он за короткий срок подчинил себе все государства Передней Азии. Созданная им Ахеменидская держава включала в себя огромную территорию от берегов Средиземного моря до Инда и от Хорезма до Индийского океана. Входили в империю Кира и основные среднеазиатские области.

Добиться мирового господства ему мешали Вавилон и бактрийские народы, а также саки и египтяне.

Кир воевал с бактрийцами, но не мог добиться в битвах с ними ощутимого перевеса. Лишь позднее они добровольно сдались персам, когда лидийский царь Астиаг назвал персидского владыку своим преемником.

Завладев Бактрией, Кир устремился на ее соседей, кочевые народы, не признававшие его величия. Послание, которое Кир отправил сакам с требованием подчиниться ему без битвы, воротилось пробитое копьем, что означало презрение к противнику.

Предстояло сломить сопротивление саков силой.

Царю саков Аморгу исполнилось сорок лет. Это был невысокий широкоплечий человек с бронзовым лицом, опаленным жарким солнцем и обдутым неистовыми ветрами. Его господство признавали десятки кочевых племен, а те, кто не хотел подчиниться его власти, быстро лишались пастбищ. Воины царя, свирепые, не знающие жалости, вытесняли их на бесплодные земли, сжигали временные становища, а молодых мужчин и женщин превращали в слуг или продавали в рабство. Говорили, что у Аморга нет сердца и вместо него в груди повелителя кочевых народов таится камень, покрывшийся от летнего зноя блестящей черной коркой «пустынного загара».

И вдруг Аморг влюбился. Его избранницей стала дочь вождя племени саков Хаумварга - Сфарейтра. Аморг увидел ее на ежегодном весеннем празднике кочевников, где определялись самые сильные и самые ловкие среди мужчин и женщин. У саков, постоянно переезжавших с места на место по обширному полупустынному пространству и ведущим войны за лучшие кормовые угодья, не делалось различия между мужчинами и женщинами. И те, и другие, чтобы уцелеть в сражениях, должны были справляться с дикими лошадьми, метко стрелять из лука, умело биться на мечах, сутками в летнюю пору обходиться без еды и питья. Только при этом условии выживали кочевые народы и потому слухи об их воинском умении и неприхотливости были истинной правдой.

На празднестве Сфарейтра быстрее всех проскакала на буйном жеребце, оставив далеко позади самых лучших наездников, а в поединке на мечах одолела прославленного воина Готарза, который под смех окружающих подобрал свой клинок с земли и удалился, склонив от стыда голову. Сфарейтра получила тогда царский приз – десять чистокровных скакунов и белую войлочную юрту. Тем самым признавалось ее право самой выбрать мужа и привести его в свое жилище.

Аморг любовался ловкой и подвижной девушкой и почувствовал, как в груди сладко заныло, а глаза на мгновение застлала розовая дымка, что происходило всегда, когда царь очаровывался очередной женщиной. У него было пять жен и пятнадцать детей, но теперь Аморг понял, что ему нужна одна- единственная и именно Сфарейтра.

Когда царь вручал ей символы победы – плеть с рукояткой, отделанной серебром, и кожаный мешочек с золотыми монетами, он хорошо рассмотрел молодую кочевницу. Она была одного роста с Аморгом, смуглая и, по сакским понятиям, далеко не красавица. У нее был прямой, а не приплюснутый нос, большие черные глаза, ровный овал лица, без выдающихся верхних скул. Но во взгляде Сфарейтры было столько живости и лукавства, а улыбка, открывшая два ряда жемчужно-белых зубов, такая заразительная, что суровый, вечно насупленный Аморг невольно улыбнулся ей в ответ.

- Сколько весен ты увидела в наших степях? – спросил царь, подразумевая сколько лет девушке.

- Двадцать, - ответила она.

- И у тебя не было мужа? – это было удивительно, по сакским понятиям Сфарейтра была уже перестарком.

- Мне нужен муж, который был бы лучшим воином, чем я, - отвечала гордо девушка, – пока же такого у саков нет.

Царь покачал головой, не зная, что и сказать. Слова Сфарейтры показались ему самонадеянными, хотя она только что доказала, что ей, действительно, нет равных ни в одном виде состязаний.

- Я хотел, чтобы у моих детей была такая мать, - сказал Аморг ободрительно. Его жены надоели ему. Они обленились, располнели от праздной жизни и постоянно изводили мужа своими капризами и постоянными ссорами.

- Ну что ж, попробуй, - Сфарейтра рассмеялась, и Аморг снова подивился белизне ее ровных зубов. – И потом, царь, тебе придется жить в моей юрте и пасти моих лошадей. Не знаю, сумеешь ли угодить мне?

 

Слова девушки были дерзкими, и окружающие затаили дыхание. Все ждали, что повелитель кочевников вспыхнет от гнева, и каким тогда будет наказание чрезмерно смелой девушке…  Но Аморг лишь покачал головой.

- В первый день после полнолуния я буду добиваться права стать твоим мужем, - решил он.

Саки не знали обычаев сватовства. Если девушка нравилась парню, он посылал ей вызов на единоборство. Побеждал, она становилась его женой. Нет, ему приходилось ждать потом целый год, чтобы послать вызов другой девушке. Первая оставалась для него недосягаемой. Исключений не делалось ни для кого, даже для вождей племен и самого царя.

И Аморг вызвал молодую   кочевницу на состязание. В себе он был уверен. Вся его жизнь прошла в войнах и нескончаемых переездах по степи. Трудности закалили царя, и редко кто мог противостоять ему в единоборстве или скачке на лошадях. Из лука же он стрелял настолько метко, что попадал стрелой точно в горло стремительно летящего гуся. Подобное у кочевников удавалось лишь единицам.

Сфарейтра приняла вызов царя, тем самым давая знать, что он ей не безразличен. И они оба стали готовиться к состязанию. 

Настал первый день после полнолуния. Из всех кочевий, дальних и близких, собралось множество мужчин и женщин. Всем было любопытно посмотреть, чем завершится попытка Аморга завоевать руку и сердце дерзкой Сфарейтры. О смелости и доблести девушки по степи ходили рассказы, и, кто знает, не посрамит ли она повелителя всех кочевников? Добрый десяток лихих парней пытались победить девушку в поединках, и всех она одолела, всем она дала возможность ощутить спиной насколько тверда земля, на которой проживают саки.

Двадцати старейшинам предстояло определить, кто станет победителем в этом состязании. Они сидели на возвышении, на сложенном вчетверо войлоке, а перед ними расстилалась степь, дышащая жаром. Струился над ней перегретый воздух, колыхались в его потоках метелки серебристого ковыля, и резкий запах полыни щекотал ноздри. И над просторами кочевий завис белесый шар солнца, вонзая в собравшихся копья своих лучей.  Приходилось щурить и без того узкие глаза, чтобы хоть как-то смягчить потоки слепящего света. Аморг и Сфарейтра оделись одинаково. На обоих были кожаные безрукавки и широкие шаровары из тонкой, цветистой ткани. На ногах высокие сапоги с узкими, загнутыми вверх носами. Головы прикрывали металлические шлемы с шишаками, к которым были прикреплены пряди длинных конских волос.  

Аморг высился на рослом, караковом жеребце, который всхрапывал и врывал передними копытами землю. У Сфарейтры была серая небольшая лошадь, тонконогая, с чуткими, нервно подергивающими ноздрями. Седел саки тогда еще не знали. Они сидели на лошадях, согнув ноги и сжимая конские бока коленями.

Царю и девушке предстояло померяться силами в скачке, битве на мечах и стрельбе из лука.

Вдали у самого горизонта едва просматривалось одинокое дерево. Всадникам нужно было достичь его, сорвать ветку и привезти к старейшинам. Кто первым сделает это, тот будет объявлен победителем в скачке.

Гулко стукнул барабан, означая начало состязания.  Аморг и Сфарейтра взмахнули плетьми и их лошади сорвались с места. Царь сразу же погнал коня вовсю мочь и намного опередил соперницу. Саки разочаровано зашумели. Все желали успеха девушке и хотели видеть царя посрамленным. Уж больно он был властным и суровым.

Конь Аморга первым доскакал до дерева. Всадник сорвал ветку с листьями и повернул обратно. Когда он поравнялся с соперницей, которой до дерева было еще далековато, она отметила, что конь царя покрыт пеной и всхрапывает от тяжелого дыхания. Сфарейтра улыбнулась, до сих пор она придерживала свою лошадь, давая ей возможность втянуться в ритм скорого бега. Девушка сорвала ветку, поворотила скакуна и только тут дала ему волю. Серая лошадь вытянулась, точно струна, и буквально полетела над землей. До холма, на котором сидели старейшины, расстояние было немалым, Сфарейтра уже настигла Аморга. Она изловчилась, выхватила из его руки ветку и вырвалась вперед. Ее лошадь влетела на холм, девушка ловко спрыгнула с нее и подала обе ветки старейшинам.

- Пока царь доберется до вас, листья на его ветке могут завянуть, - пояснила Сфарейтра. – Я решила помочь ему.

Это была явная насмешка, и старейшины едва сдержали улыбки. 

Раздосадованный Аморг не стал подниматься на холм. Он слез с коня и теперь стоял с обнаженным мечом на ровной площадке, поджидая дерзкую соперницу. Сфарейтра неспешно направилась к нему, вытягивая свой меч из ножен.

Их поединок больше напоминал игру кошки с мышью. Девушка быстро перемещалась из одного конца площадки в другой, уклонялась, отпрыгивала назад, и ни один из ударов Аморга так и не достиг цели. Он побагровел, вспотел и утратил всякую осторожность. И тогда Сфарейтра показала всем, что слабость иногда может превзойти силу. Она выждала, когда меч царя сверкнул над ее головой, и сопроводила его движение взмахом своего меча. Оружие вылетело из рук Аморга и упало в пыль далеко в стороне. Девушка с поклоном протянула ему свой меч со словами:- Возьми, царь, этот клинок. Мужчине не подобает ходить невооруженным.

И снова старейшины едва сумели сдержать усмешки.

Аморг был вне себя от ярости, но что он мог поделать, ведь поединок проходил по всем правилам. Еще никогда никто так открыто не смеялся над царем, как это сделала девушка, прожившая всего двадцать весен на бескрайних землях кочевников.  

Теперь предстояло показать своё умение в стрельбе из лука. Вот тут-то Аморг намеревался посрамить соперницу. С детских лет он не выпускал лук из руки и достиг такого совершенства, что легко поражал стрелой в глаз суслика, бегущего от него на расстоянии в сто шагов.

Аморг взял свой любимый тяжёлый боевой лук, у Сфарейтры был лёгкий, маленький, каким обычно вооружают подростков. Царь покосился в сторону девушки и обидно засмеялся. Наконец-то пришёл его час.

Предстояло попасть стрелой в древко копья, которое было воткнуто в землю на расстоянии пятидесяти шагов от соревнующихся. Аморг настоял, чтобы на копьё угольком нарисовали чёрный кружок, в середину которого и должна была угодить стрела.

Аморг стрелял первым. Он долго и тщательно целился, затаил дыхание и отпустил тугую тетиву. Стрела пронзила горячий воздух и попала точно в середину чёрного кружка. Это был настоящим мастерством, поскольку жаркий день был уже в разгаре, стеклистая дымка подёрнула окрестности и древко копья колыхалась в прозрачном мареве.

Аморг с усмешкой посмотрел на девушку и отошёл в сторону, давая ей возможность испытать в полной мере горечь поражения. Но Сфарейтра не выглядела смущенной. Она вскинула лук и выстрелила, даже не целясь. И подобного ещё не видел никто из воинственных саков. Стрела девушки вонзилась точно в хвостик стрелы Аморга и расщепила её. Зрители молчали пораженные, а затем разразились восторженными криками. Победа девушки во всех трёх видах состязания была очевидной. Пристыжённый Аморг бросил свой лук и, понурив голову, направился к лошади. Но Сфарейтра не позволила ему уйти. Она взяла царя за руку и подвела его к старейшинам.

- Наш царь – великий воин, - сказала девушка, и её громкий голос был слышен всем, кто толпился вокруг холма. – Не его вина, что кто-то может лучше стрелять, скакать на лошади и владеть оружием. Напротив, это хорошо для нашего народа, значит, у царя есть крепкие воины и можно смело отправляться в набеги и защищать наши кочевья от врагов. Я хочу быть женой Аморга, это великая честь для каждой женщины. Просто сегодняшним поединком я хотела показать, что хочу быть равной мужу, не служить ему, а помогать во всём.

И снова саки закричали изо всех сил, выражая одобрение теперь уже уму девушки. А она опять взяла Аморга за руку и повела его в свой шатёр, заявив, что отныне будет единственной женой сакского царя, а его прежние жёны могут отправляться к родителям в те кочевья, откуда их взяли.

Так Сфарейтра стала единственной женой повелителя кочевого народа; подобного не могли вспомнить даже старики, и все долго качали головами и прищёлкивали языками, дивясь смелости и необычайным поступкам новой царицы.

Журавлиным клином пролетели над степью десять лет. Аморг заметно состарился, хотя был ещё крепок и решителен в поступках. В его волосах и бороде заблестели нити седины, Сфарейтра же, напротив, была в самом расцвете женской зрелости. У них подрастало двое сыновей, но молодая женщина больше занималась воинскими делами, нежели поддерживала порядок в семейном шатре. Для этого есть служанки, сама же Сфарейтра собрала большой отряд из таких же сильных и выносливых женщин и совершала с ними набеги на враждебные племена. Удача сопутствовала ей все эти годы. Битвы неизменно завершались победами, и женский отряд возвращался в родные кочевья с большой добычей. У саков множились стада и отары, мир и спокойствие царили на их землях, и старики толковали между собой, что настоящей правительницей у них стала Сфарейтра, боги даровали ей мужской ум и силу, а Аморг стал при ней, то ли домоправителем, то ли хранителем всего завоёванного женщинами. До царя доходили эти толки, стискивал он тогда зубы, и желваки проступали на его щеках. Все десять лет между ним и женой не затихало соперничество, но одолеть Сфарейтру Аморгу не удавалось, ни в чём. Враги боялись её больше, чем кого-либо, её решения всегда оказывались верными, и каждое её слово значило для кочевников больше, чем распоряжение самого царя. Но Аморг не мирился с этим, он знал, что придёт его время, и он восстановит то положение, которому саки были верны с древнейших времён: мужчина повелевает, а женщина во всём подчиняется ему. И тогда Аморг вернёт из кочевий прежних жён, а Сфарейтра станет той, кем и должна быть, шестой, а не первой женой сакского царя.

Общеизвестно, что наши стремления могут становиться действительностью, если мы того уж очень хотим. И Аморг дождался своего звёздного часа. Дошли до него вести, что персидский царь Кир подчинил себе Бактрию, а значит теперь устремится на саков. Ведь не кто иной, как сам Аморг, пробил когда-то копьём послание Кира, в котором тот призывал кочевников покориться, а взамен обещал защиту и покровительство. Аморг унизил своим поступком персидского царя, а такое мужчинами не забывается, тем более, что за эти годы Кир достиг подлинного могущества, опираясь на огромную армию.

И царь саков стал готовиться к битве. Он разослал по всем кочевьям гонцов к вождям племён с приказом прибыть к нему с отрядами воинов. Оружие должны были взять в руки все, кто способен держать его, пусть это будут даже старики и совсем молодые. Главное собрать армию не меньше, чем у Кира, а в мужестве и стойкости саки превосходили персов. По крайней мере, сам Аморг нисколько не сомневался в этом.

Повелитель саков стал тем, кем и был до женитьбы на Сфарейтре – энергичным и решительным правителем. Теперь он удивлялся самому себе, как он мог выпустить из рук поводья царской власти и безучастно глядеть, как их сжала в своей ладони дерзкая и своенравная Сфарейтра?

Её Аморг не счёл нужным ставить в известность о своих замыслах. Но молодая женщина и не нуждалась в этом. У неё было немало осведомителей в стране, и они поторопились сообщить царице о близящейся войне. Она загнала двух лошадей и примчалась к Аморгу. Он встретил её равнодушно, без всегдашнего почтения и не пожелал отвечать на вопросы. Сказал только, что намеревается провести битву с Киром, разгромить его и расширить кочевья саков.

  Сфарейтра недоуменно вдернула брови. 

- Ты хорошо все продумал, царь?- спросила она, не обращая внимания на вождей племен, собравшихся в шатре. – Может, стоит для вида признать владычество Кира, и он оставит нас в покое.

  Глаза Аморга сжались в узкие щелочки. Пришла пора поставить на место эту зарвавшуюся женщину, забывшую, кем она была, и по милости его, царя саков, поднявшуюся до вершин власти.

- У Кира огромное войско, - говорила между тем Сфарейтра. – Чтобы победить его, нужно придумать что-то новое.

- Я не нуждаюсь в советах шестой жены, - холодно отозвался Аморг. – Для этого у меня есть люди поумнее.

И он кивнул в сторону племенных вождей, которые склонили головы в знак согласия со словами царя.

Молодая женщина замолчала и, резко повернувшись на каблуках мягких сапог, вышла из царского шатра. Она поняла, что их поединок, начавшийся десять лет назад, так и не завершился, и им еще предстоит выяснить, кто же все-таки сильнее в затянувшемся споре?

Сакские племена собрали более трехсот тысяч воинов. У Кира было больше, но Аморг надеялся на стойкость кочевников и резвость их лошадей. Он провел смотр своему войску и убедился, что хорошего оружия мало.

«Мы возьмем его у врага, - заявил Аморг самонадеянно. – Будем биться в открытой степи; она поглотит персов, как гнилые солончаки зазевавшегося джейрана».

Персы и саки сошлись рано утром. Кир, не стал прибегать ни к каким тактическим уловкам. Его конница врезалась в плотный квадрат противника и рассекла его надвое, а пехота, ударившая во фланги, заставила саков нарушить строй и рассыпаться на небольшие отряды. Кочевники растерялись, а затем обратились в бегство. Всадники преследовали их и безжалостно рубили мечами. Просторная степь заполнилась телами убитых. Погибло свыше ста тысяч саков, а остальные вместе с Аморгом попали в плен к персам.

Царя кочевников, пыльного, покрытого ссадинами, привели к царю персов. Сухое, словно отлитое из бронзы, лицо Кира было бесстрастным и только губы кривились в презрительной усмешке.

- Рад тебя видеть, Аморг, - произнес Кир язвительно. – Извини, не встаю с трона, чтобы поприветствовать тебя. Пришлось долго гнаться за тобой, ноги устали. Думаю, ты простишь меня. Я предлагал тебе не оказывать сопротивления и признать верховенство Ахеменидов, но ты оказался глух к моим словам. Жаль, ты сохранил бы богатство и власть. А-а, - его лицо прояснилось, – ты ведь хорошо разбираешься в лошадях, а их я у тебя захватил больше, чем нужно. Будешь моим конюхом.

Лицо Аморга потемнело, он хотел, что-то сказать, но Кир нетерпеливо махнул рукой; дюжие персы-телохранители подхватили под руки недавнего повелителя саков и поволокли к выходу, награждая при этом пинками.

О жестоком разгроме саков Сфарейтра узнала в тот же день. Она приказала своим соплеменникам уйти подальше в степи, справедливо полагая, что персы вряд ли устремятся за ними. Опаленная солнцем земля струила прозрачное марево, и, не зная, где находятся колодцы, можно было скоро умереть от жажды.

Царица саков собрала совет племенных вождей. Она не сидела на возвышении, а стояла перед ними, худощавая, смуглая до черноты, мало похожая на изнеженных гаремных красавицах или запуганных женщин в юртах кочевников. Сфарейтра была вне себя от гнева.

-Аморг показал себя плохим царем, - проговорила она резко. – Мы потеряли воинов и покрыли себя позором. А могло быть по-другому…

- И ты знала как? – насмешливо осведомился пожилой, седобородый Усан. Теперь, когда Аморга не стало, он не видел особых причин для того, чтобы считаться с его женой. Усан был вождем большого племени и не сомневался, что именно его совет родовых вождей провозгласит царем саков. А этой упрямой женщине он отыщет уголок у закопченного очага.

- Да, знала, - Сфарейтра остановила на нем пристальный взгляд, - но Аморг не пожелал послушать меня и сменил трон на ошейник раба. Но еще не все потеряно, мы можем разгромить Кира.

Усан оскалил редкие желтые зубы.

- Ты хочешь сделать это в одиночку? Неужели ты думаешь, что мы будем слушать женщину? У нас есть свои головы и …

Усан не договорил.

-Стража! – повелительно выкрикнула Сфарейтра. Преданные ей воины вбежали в шатер.

-Возьмите этого старого глупца и бросьте в сухой колодец, - распорядилась царица. – У него мозги закипели от солнца. Сверху засыпьте землей, пусть охладится.

Усан вскочил и схватился за меч. Он намеревался зарубить молодую женщину и тогда перевес оказался бы на его стороне. Но стражник опередил племенного вождя. На голову Усана обрушилась палица, и он со стоном рухнул на узорчатый войлок. Его вытащили из шатра и в точности исполнили повеление царицы. Сфарейтра не была жестокой по натуре, но сейчас она понимала, чтобы удержать власть, нужно показать силу.

Потрясенные вожди сакских племен сжались под требовательным взглядом царицы.

Страх действует на людей сильнее, чем уговоры или увещевания. Молодая женщина жила в суровое время и хорошо усвоила его уроки.

- Кто-то еще хочет вступить со мной в спор? – сухо осведомилась Сфарейтра и, не получив ответа, продолжила: - Тогда слушайте, что буду говорить. И если кто помедлит выполнить мой приказ, будет удавлен!

Вожди племен доставляли своих воинов без запоздания. Она требовала, чтобы отряды были хорошо вооружены, лошади свежие и выкормленные и запасов продовольствия было в достатке. Сфарейтра учла все промахи своего мужа. Уже через одно полнолуние у нее собралось более трехсот тысяч мужчин. Но этого было недостаточно, чтобы разгромить сильного врага, и царица обратилась к женщинам, призывая их взять в руки мечи и отомстить за позор сакского народа. Женщины откликнулись на ее призыв, и войско, составленное из кочевниц, составило двести тысяч.

Вожди племен качали головами от изумления. Такого еще не было в их степи, чтобы женщина стояла во главе саков, и чтобы их войско почти наполовину состояло из тех же женщин.

Теперь можно было померяться силами с персами. Но Сфарейтра учитывала и другое: армия Кира после недавней победы преисполнена уверенности в себе и будет биться с большим упорством. Значит нужно применить хитрость, которая уравновесила бы мощь сражающихся. И царица саков придумала, что ей нужно делать.

Она избрала местом битвы окраину степи, которая заканчивалась глубокой лощиной, и разместила там женское войско. Мужчинам предстояло первыми принять на себя удар персов. Кроме того, в запасе таилось и другое.

Получив от Сфарейтры вызов на битву, Кир не поверил своим ушам. Он еще раз приказал писцу прочитать ему вслух послание царицы саков и недоуменно пожал плечами. Сражаться с женщиной? Да и отвлекаться не хотелось. У персов было намерение, покончив с кочевниками, захватить Вавилон, а затем устремиться на массагетов, которые тоже не желали терять свободу и, у которых также вождем была женщина по имени Томирис.

  Но вызов нельзя было оставлять без внимания. 

И громадное войско Кира двинулось к окраине степи, где его поджидали саки. Земля гудела, как бубен, под тяжкой поступью конницы и вооруженных людей, пыль, вздымаемая ими, окрасила небо в грязно-желтый цвет, и солнце тускло просвечивало сквозь бурую завесу.

Осмотрев место будущей битвы, Кир довольно усмехнулся. «Женщина есть женщина, - подумал он. – Боги наделили ее всем, но лишили соображения». Действительно, если разом обрушить всю мощь на саков, то можно опрокинуть их в глубокую лощину и расстрелять сверху из луков. Сфарейтра сама приготовила себе ловушку. Так полагал царь персов, но царица саков вряд ли согласилась бы с его предвидением.

Пока персы выстраивались в плотный квадрат, время склонилось к полудню, и Кир сразу же ощутил неудобство. Солнце светило его воинам прямо в глаза и мешало хорошо просматривать местность. Бронзовые панцири и шлемы раскалились и обжигали кожу. Саки, напротив, были в одежде из тонкой кожи и меньше страдали от жары. У них были большие щиты с острыми выступами посредине, и Кир подумал, что такими щитами можно укрываться от стрел, но они будут неудобны в прямом столкновении.

Войска сошлись и принялись обстреливать друг друга из луков. Тучи стрел взметнулись в воздух и подобно граду, застучали по щитам и шлемам воинов. Саки подняли щиты над головами и образовали сплошное укрытие; стрелы не причинили им большого вреда, зато среди персов немало воинов сползло с лошадей на землю, пронзенных тростинками с острыми наконечниками. Саки стреляли на удивление метко, целя в лица врагов или в открытые части тела. Но Кира удивляло даже не это. У персов довольно скоро истощился запас стрел, саки же продолжали обрушивать на противника их сплошным дождем, вовсе не испытывая в них недостатка. Кир не знал, что по приказу Сфарейтры было заготовлено большое количество стрел и теперь их воинам подвозили на верблюдах из лощины.

Битва еще не началась, а персы уже утратили преимущество. С этим нельзя было мириться, и царь персов взмахом руки устремил на врагов конницу. С визгом и оглушительными криками всадники помчались на шеренги саков, рассчитывая смять их и обрушить в лощину. Крепко сжав ладонью жесткую бороду, Кир с возвышения следил за разворачивающимся сражением. Но саки опять сделали нечто невиданное ранее. Они стали отступать, бросая перед собой щиты. Получилось непреодолимое препятствие. Лошади напарывались копытами на острия щитов и валились на землю; образовался завал из коней и всадников. В таком случае следовало двинуть свое войско вперед и воспользоваться благоприятным моментом, но Сфарейтра и тут поступила необычно. Ее воины стояли неподвижно и дали возможность кавалерии отступить.

Кир облегченно вздохнул. Женщина есть женщина… А затем он с изумлением увидел, как армия саков разделилась на два крыла, оставив между собой большой промежуток, и медленно двинулась вперед. Ясно, что кочевники намеревались охватить противника с двух сторон и зажать в кольцо. Но для этого у них мало сил, нельзя было упускать удобный случай, и персидская пехота, повинуясь приказу царя, устремилась в образовавшуюся брешь. Теперь саки неминуемо будут расколоты и собранная воедино кавалерия персов, скажет свое слово в завязавшейся битве.

Персы все больше раздвигали шеренги кочевников, и Кир весело рассмеялся. Звон оружия и стуки мечей по щитам тешили его слух. Это была музыка войны, предвещавшая скорую победу. А затем снова произошло неожиданное. Из лощины стали подниматься отряд за отрядом степняков и заполнять образовавшиеся бреши, устремляясь навстречу персам. Вскоре войско саков снова стало монолитным, и разделившаяся армия персов оказалась зажатой со всех сторон.

Кир затаил дыхание и не верил своим глазам. Происходило что-то неслыханное. Его войско редело на глазах, а потом, когда из лощины вылетела кавалерия саков и ударила во фланги отступающим персам, Кир понял, что это поражение. То самое, горечь которого до сих пор изведывали враги, а теперь ее в полной мере предстояло испить самому. Следовало сохранить хотя бы остатки армии и не попасть в плен. Кир вскочил на лошадь и стремглав поскакал с холма; за ним устремились телохранители, которых называли «бессмертными» и которым до сих пор не приходилось позорно удирать с поля битвы.

Персы отходили, стараясь сохранять боевые порядки.  Сфарейтра приказала не преследовать их, ей не нужны были лишние потери. Главное сделано: враг разбит. Предстояло захватить как можно больше пленных для дальнейших переговоров с Киром.

 

Зажатые в кольцо персы, оставленные своим царем, бросали оружие на землю. Когда подсчитали их число, то Сфарейтра не поверила сама себе. Пленных оказалось около двухсот тысяч, более пятидесяти тысяч персов полегли в сражении и сто пятьдесят тысяч благополучно унесли ноги. Саки потеряли всего лишь десять тысяч воинов.

Павших похоронили, пленных загнали в ту самую лощину и окружили стражей, а царица кочевников послала вдогонку персам отряд с очередным письмом Киру. В нем она предлагала встретиться для переговоров.

Хмурый и озлобленный Кир все еще многого не понимал. О чем переговариваться? На месте Сфарейтры он не позволил бы уйти разгромленному врагу, а добил бы его до последнего человека, захватил территорию и установил бы на ней свое господство. Эта же совершила поступки вопреки всякой логике войны. Женщина есть женщина…

Но, поразмыслив, Кир согласился встретиться со Сфарейтрой. Зачем скрывать правду, ему любопытно было посмотреть на ту, которая оказалась сильнее его, прославленного воителя, до сих пор не знавшего поражений. Не чуждый понятий о благородстве, царь персов дал слово, что встретит Сфарейтру с честью, и не будет замышлять против нее никаких враждебных действий. 

И они съехались на окраине сакских кочевий, где персы построили временный лагерь.

Царица степняков приехала с охраной всего лишь в пятьдесят воинов, и Кир ощутил досаду. Неужели она настолько не боится его? Ничего не стоило захватить Сфарейтру и потом ставить кочевникам свои условия. Но Кир был мужчиной, он дал слово и не собирался нарушать его, хотя по лицам своих военачальников видел, что именно такие соображения возникли и у них.

Кир встретил Сфарейтру у своего шатра, подал ей руку и помог слезть с лошади. Внимательно вгляделся в царицу саков и ощутил разочарование. Он представлял ее другой: красавицей, стройной, с жгучими черными глазами, что-то вроде амазонок, о которых на Востоке ходило столько легенд. А перед ним стояла обычная женщина, какую он ни за что бы не взял в свой гарем. Среднего роста и среднего сложения, загорелая, со слегка раскосыми глазами, лишенная явной привлекательности. Вот только взгляд у нее был необычный: в нем проглядывало то лукавство женщины, знающей себе цену, то жестокость воина, умеющего добиваться поставленной цели. И никаких знаков царского отличия, никаких украшений, которые так любил сам царь персов. На Сфарейтре была привычная одежда кочевников- мужчин из тщательно выделанной кожи. На поясе в ножках висел короткий меч.

Наклоном головы Кир приветствовал Сфарейтру и жестом пригласил в свой шатер. Усадил на почетное место, предложил угощаться тем, что было разложено на скатерти с узорами из золотых нитей, извинился, что не может принять с подобающим почетом, не те условия… Сфарейтра понимающе кивнула, ее лицо оставалось бесстрастным, никакого торжества или превосходства. Ответила, что саки привыкли довольствоваться малым, и то, что предлагает благородный повелитель персов, для нее является большой роскошью.

Помолчали, изучающе разглядывая друг друга. Теперь, приглядевшись к Сфарейтре, Кир признал ее незаурядность. В облике молодой женщины проглядывали сильная воля и чувство собственного достоинства. Она во всем была равной Киру, и он с легкой досадой вынужден был признаться в этом самому себе.  Впрочем, почему равной, если она оказалась хитрее и умнее и построила битву так, что всесильные персы едва унесли ноги… 

Помолчали, готовясь к серьезному разговору. Кир на правах хозяина первым нарушил молчание. 

- Итак, каковы же условия победителей? – осведомился он. В голосе персидского царя прозвучала легкая ирония. И впрямь, о каких условиях можно говорить, когда ему удалось сохранить часть своего войска и отвести его в безопасное место? Раньше нужно было думать об этом! К удивлению Кира Сфарейтра лишь пожала плечами.

-Никаких, - коротко ответила она. Царь персов с недоумением уставился на нее. Он ожидал требований золота, оружия, земель с хорошими пастбищами; сам бы он, по крайней мере, поступил именно так. Но ничего этого сакам оказалось не нужно, но, может быть, Кир недопонял что-либо. 

- Никаких? – повторил он вопросительно.

-Никаких, - еще раз повторила молодая женщина.

- Но ведь ты, светлейшая повелительница саков, сама захотела встретиться со мной? Значит…

Сфарейтра в упор взглянула на персидского царя и, странное дело, он ощутил смущение. Он привык разговаривать грубо и требовательно, когда сила была на его стороне, или неискренне, с льстивыми увертками, когда хотел добиться чего-то хитростью. Тут же не нужно было ни того, ни другого.

- Мы, саки, особый народ, - заговорила Сфарейтра. – Золото для нас не имеет цены. Разве купишь на него воду в степи, где от жары лопаются камни, и кричит песок? Может ли оно продлить жизнь умирающему  и обезопасить от нападения врагов? Конечно же, нет. Чем больше богатства, тем больше вероятности, что на тебя нападут и ограбят. Мы дорожим другими ценностями: синим небом, простором кочевий и свободой, которая для саков составляет главный смысл жизни. Сто тысяч моих соплеменников находятся у тебя в плену, великий царь. Мучительно мне осознавать это. Я хочу обменять их на твоих воинов. За этим я и приехала сюда.

Брови Кира поползли вверх. Вот оно что…

- И что ты предлагаешь?

Сфарейтра едва заметно склонилась к нему.

- Мы взяли в плен двести тысяч твоих воинов. Кормить стольких людей для кочевников тяжеловато. Ты отдаешь сто тысяч саков, взамен получаешь столько же своих персов.

Кир удивился.

-А остальные сто тысяч?

- Остальные сто тысяч пойдут в обмен на одного человека, - проговорила молодая женщина.

Персидский царь изумился до глубины души. Подобного ему еще не приходилось слышать.

- И этот человек …

-Царь саков Аморг, - последовал ответ. 

- Сто тысяч человек за одного … пусть даже он и царь … он показал себя плохим военачальником…

-Он мой муж, - твердо сказала Сфарейтра.

Кир задумался. Предложение было более чем выгодным. Снова восстанавливалась армия персов. Потеря пятидесяти тысяч человек убитыми не была большим уроном, их можно быстро восполнить, если затеять поход на Вавилон и пообещать воинам богатую добычу. Потом разгромить массагетов, а уж затем…

Быстрый взгляд, который Кир искоса бросил на молчаливо сидевшую Сфарейтру, выдал его затаенную мысль. Царица саков едва заметно усмехнулась.

- Ты можешь снова начать войну, благородный царь, и когда-нибудь отомстишь нам за поражение. Видишь, какую я тебе даю возможность всего лишь за одного человека?

Сухое, бронзовое лицо Кира едва заметно покраснело от досады. Эта дикая женщина оказалась на удивление умной и проницательной.

- А если откажусь?

-Тогда мы продадим всех пленных в рабство, - спокойно отозвалась Сфарейтра. – Я же сказала: нам нелегко содержать такое количество людей. Расходы на них слишком велики.

Кир едва сдержался. Чтобы персы стали рабами? Они, повелители половины мира? Будущие властелины всей обитаемой суши? И он дал себе слово, что эта дерзкая дикарка когда-нибудь жестоко поплатится за свои слова. Но это будет позднее, может быть, спустя годы, пока же ее предложение разумно.

- Я согласен, - коротко проговорил Кир. Однако, не все до конца было ему понятно, и он не сдержал любопытства.

- Скажи, светлейшая царица, почему ты не стала преследовать нас, когда мы начали отступать? Ведь можно было уничтожить всю мою армию…

Губы Сфарейтры дрогнули, то ли она сдержала усмешку, то ли не хотела выказывать презрение к персидскому царю, для которого война стала главным смыслом жизни.

- Зачем проливать лишнюю кровь? – ответила она просто. – Для тебя мужчины – это воины, это исполнители твоих замыслов. Я - женщина, и вижу в них чьих-то мужей, братьев, отцов. Стоило ли излишне сиротить семьи? Главным для нас было вытеснить твою армию из наших кочевий, и мы сделали это. У нас, саков есть поверье: если часто дразнить смерть, она может обрушить свой меч и на твою голову.

Слова Сфарейтры оказались пророческими, но в тот день, ни она, ни сам царь персов не догадывались об этом. 

Больше говорить было не о чем. Они вышли из шатра. Воины, сопровождавшие царицу, вскочили на ноги и стали готовить коней к отъезду.

- У полководцев, когда они приходят к соглашению, принято обмениваться оружием, - сказал Кир. – Давай и мы сделаем то же самое.

Он снял висевший на поясе меч и протянул его царице саков. Это был великолепный клинок, с золотой рукоятью и ножнами, усыпанными драгоценными камнями. Сфарейтра несогласно покачала головой. 

- Прости меня, великий царь, но я бы не хотела этого.

Кир непонимающе уставился на молодую женщину.

- Ты видишь в этом что-то обидное для себя?

- Нет, - ответила Сфарейтра и пояснила. – Я уже говорила, что драгоценности для саков не имеют цены. То, что ты предлагаешь мне, это не оружие, а украшение.

- Тебе же я не хочу отдавать свой меч, вот по какой причине. Рано или поздно, но, когда ты одолеешь других врагов, ты снова придешь в наши степи. Не успокоишься и не только потому, что нужно будет отомстить нам за поражение. Мы, саки, закрываем тебе путь вглубь Азии, и нас нужно будет убрать. И тогда ты будешь моим мечом завоевывать мою землю… Что буду чувствовать я тогда, зная это?!

Кир был окончательно посрамлен; прямота и бесспорность суждений царицы саков не находили нужных возражений с его стороны. Впервые властный и жестокий царь персов был вынужден признать превосходство женщины над собой.

Он проводил Сфарейтру до ее свиты.

- Меня удивило, как метко стреляют твои воины, - покачал головой Кир. – Как вы добиваетесь этого?

Сфарейтра улыбнулась. Улыбка, словно солнечный лучик, озарила ее лицо, и Кир увидел, что бесстрастная кочевница по-своему миловидна. Ее красота не бросалась в глаза, она походила на неграненый алмаз, ценный сам по себе, но лишенный показного великолепия.

- Саки рождаются с луками в руках. Метко стрелять, значит – не знать голода, - пояснила Сфарейтра.

- Но говорят, что тебе нет равных в умении владеть этим оружием? – допытывался Кир.

- До сих пор ни один еще мужчина не брал надо мной верх в состязаниях, - Сфарейтра продолжала улыбаться.

- Тогда покажи мне свое умение, - Кир снял с пальца перстень с большим бриллиантом. – Сумеешь ли ты пронзить стрелой это кольцо? Мы подвесим его…

Сфарейтра жестом остановила царя персов.

-Прости меня, великий Кир, но то, что ты предлагаешь, у нас делают даже дети. 

Она взяла у одного из своих воинов лук, наложила стрелу.

- Подбрось кольцо в воздух.

Кир исполнил требуемое. Перстень взлетел над головами собравшихся, блеснул радужными искорками, и в тот же миг стрела настигла его. Хвостовое оперение не прошло в отверстие и кольцо так и осталось на древке стрелы.

Царь персов поднял перстень с земли, снял его со стрелы и долго дивился, качая головой.

- Я не хотел бы встретиться с тобой один на один на поле битвы, сиятельная царица, - шутливо сказал он. Но Сфарейтра не приняла его шутки. 

- Помни об этом, великий Кир, - откликнулась она серьезно, - и ты проживешь до глубокой старости.

Кир повертел перстень в руках.

-Ты рассказала мне о некоторых обычаях у саков; у нас, персов, тоже есть свои поверья. Мы считаем, если наше украшение соприкоснулось с чужим оружием, оно уже не принадлежит нам и может в дальнейшем принести несчастье. Возьми этот перстень, светлейшая царица, теперь это – не украшение, а твоя военная добыча.

Молодая женщина от души рассмеялась. 

- Сознайся, великий царь, ты ведь это сейчас придумал?

Кир не смог сдержаться и тоже расхохотался.

-Сейчас, – он развел руки в стороны. – Ты опасная женщина, царица. Для тебя людские души также открыты, как и степь, в которой ты живешь. И все же прими этот перстень как память о нашей встрече. Быть может, нам больше не доведется увидеться.

- Как память, возьму.

Они встретились повелителями чужеземных армий, а расстались, испытывая симпатию друг к другу, что, впрочем, не исключало возможности дальнейших кровопролитных сражений и посягательства на территории. Такова логика существующего миропорядка, и никто не в силах ни изменить, ни отменить ее.

…Царя Аморга, оборванного и исхудавшего, ввели в шатер и оставили у входа. Обросший волосами, грязный, пахнущий скотным двором, он мало напоминал прежнего властного повелителя кочевников. Солнце стояло в зените, степь плавилась от зноя, в шатре было полутемно. Аморг не сразу рассмотрел Сфарейтру, сидевшую на возвышении, покрытым белым войлоком. Это было царское место, и не так давно на нем восседал сам Аморг. Он поморгал, чтобы приноровиться к полумраку, шумно сглотнул, отчего кадык на тощей шее дернулся вверх и вниз. Царица саков бесстрастно смотрела на своего мужа и не собиралась уступать ему почетное место.

-Ты не узнаешь меня? – сипло осведомился Аморг.

Последовавший ответ был неожиданным. 

-Нет, - сказала Сфарейтра.

Аморг изумился. Он переступил с ноги на ногу и даже потряс головой, словно проверяя все ли у него в порядке со слухом.

- Но это же, я, царь и твой муж…

Молодая женщина властным движением руки остановили его.

-Ты не можешь быть царем саков, после того, как проиграл сражение с персами и покрыл позором наш народ. Из-за тебя тысячи наших воинов погибли, тысячи оказались в плену, и прежняя вера в нашу непобедимость подорвана. Ты не можешь быть моим мужем. Ты был рабом, а я царица, я выкупила тебя и теперь ты мой раб. Мужчина должен быть выше женщины, этого тебе не удавалось.

Аморг раскрыл рот и долго молчал.

- И что же теперь? – едва смог он выговорить.

Сфарейтра выпрямилась, каждое ее слово звучно разносилось по шатру.

-Ты из племени саков – амюргиев. Вернешься к своему племени и, если оно примет тебя, будешь жить в родном кочевье. Сумеешь подняться, станешь вождем племени. Нет, останешься простым воином.

Ненависть и злоба жаркой волной прокатились по телу Аморга.

-Я … не согласен, - прохрипел он.

Сфарейтра смерила его надменным взглядом.

- Тогда я предлагаю тебе другое, – она повела рукой в сторону, Аморг покосился туда и увидел стоявшего в глуби шатра воина с топором в руках. У ног воина лежал обрубок древесного ствола. Лезвие топора слабо отсвечивало в полутьме.

- Можешь смыть свое бесчестье кровью.

Ноги Аморга подкосились, и он упал без чувств на жесткую кошму, устилавшую пол шатра.

Их поединок, начавшийся десять лет назад, длился все эти годы и завершился не в пользу самолюбивого Аморга.

… По приказу царицы ее бывшего мужа отвезли в кочевье саков – амюргиев, но он недолго пробыл там. Вместе с тремя тысячами своих сторонников, загнав лошадей до хрипа и изнеможения, он ускакал к царю персов Киру и попросился к нему на службу.

Кир встретил недоверчиво своего недавнего конюха. Он не жаловал изменников, справедливо полагая, что предатель не может быть надежной опорой.

- Чем же ты можешь быть мне полезен? – сухо осведомился персидский царь.

-Я знаю в степи каждую тропинку, - заторопился Аморг. – Войско Сфарейтры расположилось в урочище близ пяти родников. И если мы внезапно…

Кир брезгливо поморщился.

- У меня другие замыслы. Может быть, когда-нибудь потом… А пока будешь со своим отрядом собирать трофеи на поле битвы и хоронить павших…

На этом сведения о бывшем царе саков обрываются. Вряд ли ему удалось вернуть себе прежнее положение. Скорее всего, он сложил голову в одной из последующих битв в составе персидского войска.

Царь Кир II довольно быстро оправился от поражения, которое потерпел в битве с сакскими племенами. Собрав еще большую армию, в 539 году до нашей эры он обрушился на Вавилон и захватил его. На очереди была война со скифами, разгромив которых, он намеревался затем свести счеты с царицей Сфарейтрой, по-прежнему возглавлявшей кочевников в своей бескрайней степи.

Кир переправился через реку Аракс и вторгся в земли массагетов, которыми предводительствовала царица Томирис. Наверное, в этом и заключалась ирония судьбы: повелитель персов одолевал полководцев- мужчин, а вот женщины, царившие в своих землях, становились для него неодолимым препятствием.

Персы рассчитывали на внезапность нападения. Но скифов Киру не удалось захватить врасплох. Битва между массагетами и ахеменидскими войсками закончилась победой массагетов. Было уничтожено двести тысяч персов вместе с самим царем, многие захвачены в плен. Не осталось даже вестника, который мог бы сообщить о страшном разгроме. Томирис приказала бросить отрезанную голову Кира в бурдюк, наполненный человеческой кровью, и такими словами осудила его жестокость: «Напейся же теперь кровью, которой ты всегда жаждал и которой никогда не мог насытиться». 

На этом можно было бы поставить точку в нашем повествовании, если бы в последующие времена не начались странности. Современные исследователи тех давно минувших веков трактуют подробности рассказа об Аморге и Сфарейтре как легенду, на самом деле, мол, ничего подобного не происходило. С этим трудно согласиться, слишком уж с большими подробностями описывает древнегреческий историк Ктесий из Книда столкновение между персами и саками, и с большой симпатией отзывается о Сфарейтре, отдавая должное её уму и стойкости. При этом стоит учитывать, что Ктесий жил чуть позднее Кира II и, более того, служил лекарем при дворе персидских царей. Его главное сочинение «Персика» написано на основе официальных персидских летописей и преданий, в то время как рождение легенд требует зачастую немалой удаленности от тех веков, в которые жили и действовали герои.

И тогда мы подумали: а не сказалась ли тут, в отрицании существования царицы саков, извечная инерция мужского самолюбия? Нам трудно согласиться с тем, что женщина может быть разумнее мужчин и, более того, даже одолевать самых воинственных из них в сложнейших битвах… И тогда мы преодолели в себе мужскую солидарность и постарались сказать о легендарной Сфарейтре те самые слова, которые она заслужила своим подвигом и патриотизмом, поучительным для всех веков и народов…