Сказка для девочкоff изряднаго возраста

Н. Ключарева «Счастье»; М., «Рипол-Классик», 2016

На дух не выношу штампов – идеологических, сюжетных, языковых. Ко всем чертям с матерями! Ан всегда найдется на мою голову любитель-энтузиаст. Наталья Ключарева изготовила свой новый роман как раз методом холодной штамповки: ультралиберальные клише соседствуют с дамскими, а украшают конструкцию собственно ключаревские. Авторесса нарекла все означенное на редкость оригинально – «Счастье». «В livelib набрал в поисковике слово “счастье” – и вывалилось две тысячи книг с этим словом в названии», – поделился результатами изысканий Владислав Толстов.
С чего бы начать-то? – пожалуй, с обложки. Отродясь о них не писал, но эта запала в душу: на ядовито-сиреневом фоне – дебиловатого вида кукла, плюшевый медведь, клубки со спицами. После первых страниц меня с головой накрыл жестокий когнитивный диссонанс: речь вроде бы о серьезных вещах – одиночество, возрастной кризис, классическая музыка… Потом все встало на свои места: «Счастье» – сказка для взрослых девочкоff. Ну, у которых соображалка давно и прочно оff. Респект художнику, стопроцентное попадание в тему.
К месту будет лирическое отступление. Н.К. всегда писала о гебоидах – вечных студентах, богемных гениях и прочих великовозрастных детсадовцах. И проза ее, начиная с дебютного «Общего вагона», страдала хроническим инфантилизмом, ибо стояла на фундаменте бинарной оппозиции: что такое «хорошо» и что такое «плохо». В итоге получался комикс из угольно-черных пороков и снежно-белых добродетелей, похожий на подростковые ленты киностудии им. Горького. Нет предела совершенству: в «Счастье» со всей дури резвится, бьет копытцами и звонко хохочет «Союзмультфильм».
В женской прозе не обойтись без духовно богатой девы. Ключарева на сей раз выполнила план на 200 процентов: их две, они сестры.
Старшая, Санька, – ну о-очень талантливая художница. Но ради куска хлеба (два малолетних сына от разных мужиков – product placement контрацептивов) вынуждена малевать рекламные однодневки. А запросы, знамо, неизмеримо выше: «Я мечтаю: объехать весь мир. Рисовать каждый день! Чтоб у мальчиков был отец, а у меня муж... Полюбить и, как Амели, нестись на мотоцикле, держа его плечи…» Амели, оно конечно, – эталон духовности и интеллекта, понимаю. Но плечистый мотоцикл? – ладно, простим со скидкой на вечное малолетство…
Младшая, безымянная (пьющие родители не озаботились, ужос-ужос), – и того духовнее: «Вот она идет, хлюпает мокрый снег, вязаные сапоги промокли, а из кармана рюкзака выглядывает синий медведь с глазами-бусинками. Она идет в свое место силы, туда, где продают ленты, пуговицы, бубенцы и прочие сокровища эльфов. Спешит утешить себя пакетиком золотого бисера, подбодрить мотком ярко-желтой пряжи, подкормить свою продрогшую, напуганную душу простым и понятным зрелищем – разноцветным прилавком в магазине рукоделия...» Без комментариев.
Затем грядет сбыча девичьих мечт. Безымянная рукодельница встречает своего принца – толстого, бородатого, нищего и не первой свежести. Но зато невыносимо милого и романтичного – как Винни-пух или поросенок Фунтик: «В магазине Алеша долго перебирал хлебные пакеты, смотрел дату на проволочных колечках и откладывал обратно… Наконец он нашел, что искал. И на крыльце супермаркета аккуратно надел ей на палец кольцо из белой проволоки с напечатанной датой их знакомства». А Саньку вместе с ее детсадом везет в Париж самый натуральный ангел-хранитель по имени Скворец (хвалю Н.К. за правду жизни: чтоб отважиться на разведенку с двумя прицепами, и впрямь надо быть ангелом). И приходит праздник, который всегда с тобой: «Все сбылось. И Нотр-Дам, и длинные волосы... выставка в Париже, то, о чем мечтает любой художник…» Тут что ни строка, то рахат-лукум, мармелад и петушки на палочке – и покрасневшее лицо, спрятанное в ладонях, и слезы в три ручья, и волны волшебства, и набат сердца в столице любви… Это все опять-таки цитаты – простите, в одиночку страдать скучно. И обязательные мимы с клоунами, и непременный Город-Золотой-под-небом-голубым – как же без него-то? Из чистой гуманности на обложку «Счастья» следует приклеить минздравовский ярлычок с предупреждением о диабете. Или, по крайней мере, о стойкой тошноте.
Отвлечемся, чтобы худа не случилось. Думали, лавбургер читаете? – а вот и фиг. Не бывает женского счастья без глубокого социально-политического подтекста. Счастье, изволите видеть, возможно лишь в проклятом Буржуинстве – felicità, как у Степновой, или bonheur, как у Матвеевой да Ключаревой. Грешен, никак не возьму в толк: откуда у российских пишбарышень стойкая антипатия к нашему богоспасаемому отечеству? Ведь недурную карьеру они сделали не в Трастевере и не на Монмартре. И тиражи, и премии – все здесь, среди родных осин. Так какого, спрашивается, рожна? Ключарева, дай ответ!
Как ни странно, дает. Мол, тиражи тиражами, но за державу обидно. Стало быть, пока старшая вкушала амур-тужур-бонжур пополам с круасанами, младшая, не щадя живота, защищала лес от вырубки. Нежная и удивительная дева не вынесла моральных тягот и впала в ступор и ж-жуткую амнезию. Старшая, нет бы за сестрой ухаживать, поперлась горящий лес на скаку останавливать, – надо же как-то оживить полудохлый сюжет. Случилось страшное: надели на Санечку клифт полосатый. Ей, не понять за какие прегрешения, корячится аж четыре пятилетки, – слабовато, почему не пожизненное? Алеша тем временем ходит по инстанциям – с красным клоунским носом и полным карманом барбарисок, чтоб угощать чиновников, экая прелесть этот Фунтик. Хорошо бродить по свету с карамелькой за щекою, – но только не в наших краях. О них следует говорить с новодворскими интонациями и чисто мультяшным пафосом:
«Мы все – потомки предателей, палачей и жертв, о какой нормальной жизни может идти речь! О какой нормальной стране!..»
«Как вас угораздило купить именно оранжевую палатку, мне теперь шьют связи с Майданом!»
«Будь проклята эта страна, где любимых приходится обнимать сквозь прутья клетки».
Митинговое крещендо не смолкает вплоть до финала. Право, Наталья Львовна, вам бы унтер-офицерской вдовой работать. Вот, написали вы как бы головокружительно крамольный текст. И?.. Зону топчете, баландой давитесь за связи с Майданом и прочими наймитами мировой закулисы? Насколько знаю, нет. И опус ваш в нацбестовском списке…
Однако пора закончить спойлер. В день суда над Санькой – само собой, беременной, в зал является Алеша – само собой, с красным клоунским носом. Следом за ним возникает Скворец – само собой, с обручальным колечком. Латунным, уточняет авторесса со слезой в голосе. Ты где, в натуре, шарился, падла пернатая, чё телку не крышевал, хранитель позорный? – но эта мелочь для Н.К. не важна. Куда важнее поцелуй сквозь решетку и убойной силы кода. Соберитесь, будет вам джеб по печени и апперкот в челюсть:
«Когда все будет позади, мы устроим сразу две свадьбы. Вы обе – в белых платьях. А мы оба – в клоунских колпаках… Никто не обещал нам легкого счастья. Но и отменить его не может никто».
Оркестр играет попурри из «Pussy Riot» пополам со Стасом Михайловым. Занавес.
Как-то раз Н.К. написала верлибр: «…это я, говорящая:  / “Все будет хорошо” / и смеющаяся своим словам, / как удачной шутке, / хотя анекдот уже с бородой». Очень убедительный автопортрет, не находите?
А напоследок я… но что можно сказать о банальностях, кроме банальностей? Впрочем, попробую.
Сергей Беляков, было время, писал: «Зная жизнь преимущественно по литературным источникам, Ключарева отважно берется за масштабные, неподъемные проблемы. Но осилить их не может». И кабы она одна.  Словесность наша давно затосковала по большим идеям, да итог пока получается вполне губермановский: «Идея, брошенная в массы – / Это девка, брошенная в полк». От паралитературных масс, выведенных за четверть века отрицательной селекции, ничего другого ждать не приходится.
Хотя зря это я, ей-Богу. Какие могут быть претензии к литературе? О чем вообще речь, если либеральной иконой у нас работает дырявый Павленский, а патриотической – мироточивая Поклонская?
Ну-у вот… Знал ведь, что без банальностей не обойдется…