Каморка гения Никалы
Каморка гения Никалы
В Тбилиси не осталось ни одной вывески, ни одной настенной росписи «маляра» Нико Пиросмани, рисовавшего за тарелку похлёбки и стакан водки в духанах (кабачках) старого города. Все они уничтожены временем, погибли вместе с домами, подпавшими под слом, или сгорели в печках в голодные и холодные 1920-е годы. А ещё очевидцы утверждали, что из вывесок, которые писал Никала на жестяных листах, делали печные трубы, и на этих трубах годами сохранялись следы красок, «а то и угадывался чей-то фантастический глаз».
Но мне известен уголок в духане на улице Дадиани, где любил посидеть после трудов праведных великий Никала (так по-домашнему называли его горожане). Можно увидеть здесь и фрагмент кирпичной кладки тех времён, едва ли не единственный во всём городе.
Зато сохранилась каморка под лестницей, где Пиросмани провёл последние два года жизни и из которой был унесён умирать в больницу, под свист и улюлюканье дворовой детворы, месяцами не внимавшей его мольбам дать хоть несколько минут покоя. Сегодня здесь открыт один из самых территориально маленьких музеев в мире площадью 6 квадратных метров, в старинном районе Чугурети, на улице, носящей имя гениального самоучки, могила которого так до сих пор и не найдена. Несмотря на периодически «вспыхивающие» «сенсационные обнаружения». Даже с кладбищем ясности нет – то ли Кукия (в окрестностях которой, кстати, состоялась знаменитая дуэль Грибоедова с Якубовичем), то ли Петропавловское, что в другом конце города…
Мини-музей был основан в 1982 году Анзором Мазгарашвили, который много лет руководил этим филиалом Тбилисского государственного музея имени Нико Пиросмани. В настоящее время этот объект повышенного туристического интереса возглавляет Кахаджа Ниашвили, при котором здание на улице Пиросмани №29 было отреставрировано, но сама «каморка гения» оставлена нетронутой.
Мой знакомый (неплохой гитарист), преодолевая сопротивление родителей его занятиям музыкой (те желали видеть отпрыска врачом или юристом), заработал на стройке на инструмент и буквально срисовывал аккорды с афиш гастролёров, так ему казалось эффективней, чем осваивать гитару по самоучителю.
Сам того не ведая, он избрал метод Нико Пиросмани, который тоже не имел возможности получить художественного образования и учился, рассматривая фрески и настенную живопись храмов и монастырских комплексов в Тбилиси и его окрестностях. А самые первые уроки рисования получил от бродячих художников, кочевавших, в том числе, через его родное кахетинское селение Мирзаани, где будущий непревзойдённый монументалист-примитивист, сын садовода Аслана Пиросманашвили, родился в 1862 году. Художники-странники пробавлялись росписью вывесок, что и унаследовал Никала в качестве ремесла, превращённого им в искусство высочайшей пробы.
Не было денег и на холсты, и на краски, разумеется. Но это послужило в немалой степени на пользу искусству. Потому что Пиросмани по наитию пришёл к мысли использовать имеющиеся под рукой материалы. А именно – клеёнку, и прочие «плоскости», включая крышку от выброшенной на помойку кастрюли. Краски Никала тоже научился готовить сам. Рисовал на бумаге, расписывал стены. Главной (и неосуществлённой) мечтой его жизни было прибрести собственную мастерскую….
Наверное не всем известно, что один из самых маленьких музеев в мире умещается на площади 6 квадратных метров и носит имя прославленного грузинского художника-примитивиста Никалы (Нико) Пиросмани.
Основал этот мини-музей под лестницей Анзор Мазгарашвили, который и руководил им многие годы. На сегодняшний день музеем руководит Кахаджа Ниашвили, а само здание было недавно отреставрировано.
«Если бы у меня было хоть 100 рублей, приоделся бы, снял комнату, и тогда рисовал бы и рисовал», — часто повторял Никала.
Эту статью я пишу не для того, чтобы в который уж раз пересказывать известные всей мировой просвещённой общественности факты биографии Нико Пиросмани, его знаменитую историю любви к актрисе Маргарите, et cetera. И уж тем более не для того, чтобы погрузиться в пучину искусствоведческого анализа – есть для решения подобной задачи гораздо более компетентные и авторитетные учёные и художественные критики. Сошлюсь прежде всего на прекрасную книгу о Пиросмани Эраста Кузнецова. Нет, скорее я хотел бы ознакомить читателей «Камертона» с недавно опубликованными на грузинском языке новыми изысканиями, связанными с жизнью и творчеством Нико Пиросмани, неизвестными русскоязычным любителям изобразительного искусства. Они впервые публикуются в переводе на русский язык.
Принято считать, что творчество Пиросмани вызывало сплошные насмешки и, глядя на его картины, горожане крутили пальцем у виска. Так часто и бывало, но история сохранила и другой эпизод из жизни художника. В канун столетия одного из ключевых и трагических событий истории Грузии – Крцанисской битвы 1795 года между армиями Картл-Кахетинского царства и персами, Пиросмани пишет портрет царя Картл-Кахети Ираклия II, главнокомандующего 5-тысячным грузинским войском, противостоявшим 35-тысячной армии шаха Ага-Магомед-хана Каджара. Помощь двухтысячного соединения имеретинского царя Соломона II не могла, разумеется, существенно повлиять на соотношение сил. Персидский шах потребовал от Ираклия разрыва союзного договора Картл-Кахети с Россией, известного как Георгиевский трактат. В ожидании помощи от России царь Ираклий отказался выполнить это требование, и разгневанный шах вторгся в Грузию, сметая всё на своём пути.
После разгрома бесстрашно сопротивлявшихся грузинских воинов, из которых спаслось только 150 человек, Тбилиси был разрушен, сожжён и уничтожен.
В те дни некий фотограф запечатлел портрет грузинского царя работы Пиросмани.
В честь векового юбилея - символа скорби и мужества, фотограф сделал 1000 копий портрета и распространил этот тираж бесплатно по всей Грузии.
По тем временам – весьма убедительное свидетельство успеха, опровергающее устоявшееся мнение о творце-неудачнике.
А это фрагмент из моей книги «Времён связующая нить» о величайшем грузинском лирике прошлого века Тициане Табидзе», его ближайшем окружении и его эпохе: «Невозможно забыть, как Тициан и Гогла Леонидзе в Молоканском околотке, во всех трактирах выискивали работы Пиросмани. Они собрали довольно большую коллекцию, которую потом передали музею.
***
Из книги М. Чорголишвили «Пиросмани, или смертью начинается жизнь»:
«Тициан Табидзе был одним из первооткрывателей гения Нико Пиросмани для грузинской и мировой культуры. В качестве секретаря Тициан возглавил «Комитет Пиросманишвили», организованный в 1929 году с целью продвижения творчества великого художника за пределами Грузии, в частности, в Германии. Тициан писал о Пиросмани как о «пробудившемся исполине, ощутившем магическую силу цвета. В свою очередь, немецкая пресса называла Пиросмани «алхимиком цветосочетаний».
Тициан Табидзе
Пиросмани
Собратья, собраться бы нам за столом,
Поднять поминальную чашу в духане
И выпить душистым, как миро, вином
За чистую душу Нико Пиросмани.
Пасхальный барашек застолье святит,
И словно с полотен сошло угощенье,
Но – грех неискуплен. Ягнёнок убит.
Верёвка его – на столе разговенья.
А годы пройдут – поредеет наш строй,
И жизнь повернёт на закатные грани.
Помянут и нас в слове «За упокой»,
Как мы – горемыку Нико Пиросмани.
Уронят слезинки – свеча за свечой.
Он – жертва, он – мученик бренного мира,
Как праведных сонмы, с небес синевой
Он слился, злочастный, убогий и сирый.
Художник на свете прожил невпопад.
Искусников исстари Грузия знала.
Хвала их десницам, стократ и стократ,
Покойся же с миром, наш добрый Никала!
Перевод Владимира Саришвили
«Старые газеты как нельзя лучше оживляют события прошлого. Одна и з таких газет – «Бахтриони» (№17 от 1922 года), в частности, передаёт рассказ Эгнатэ Ментешашвили:
«В последние годы жизни Нико Пиросмани часто захаживал в винный подвальчик Николоза Созашвили, на Малаканской улице. Но и в доме Созашвили он был своим и принимали его по-дружески. А поэтому по заданию редакции и, в частности, редактора «Бахтриони», поэта Гоглы Леонидзе мы решили навестить семью Созашвили и собрать какие-нибудь сведения о Пиросмани. Вот что рассказал нам глава семейства:
«Более двадцати лет назад я подружился с Нико. И дня не проходило, чтобы Николай не спускался в мой подвал. Устраивался в уголке, спрашивал водки, зелени и подолгу просиживал молча.
Часто гостившие в моём подвальчике кутилы звали его в компанию, предлагали вина. Нико вежливо отказывался, но, если начинали настаивать и приставать, обижался не на шутку.
На протяжении пятнадцати лет я не видел Нико сидящим и пирующим с другими кутилами. Об этом знали все, и поэтому обращались с ним почтительно и весьма деликатно.
Нико был высоченным, с волосами, тронутыми сединой, статным. Носил шапку «жоке» и чёрный пиджак, чёрные брюки и чёрное пальто. Несмотря на нищету, всегда выглядел опрятным, хотя незадолго до смерти немного «распустился». Голос у него был басистый, характер необычайно мирный и покладистый. Я его любил всем сердцем. Он не был начитан, но и неучем назвать Нико было нельзя. Немного разбирался в грузинской словесности. Очень любил творчество Важа-Пшавела. Между прочим, и сам писал стихи. Мы с женой видели тетрадь его стихов. Где она теперь, неизвестно.
О женщинах думал плохо, сторонился их. Из напитков предпочитал водку. В 1913 году я заказал ему большую картину «Ртвели» («Сбор винограда»). Но водки тогда у меня не было. И Нико часто останавливал работу, брал у меня абаз (20 копеек), уходил и возвращался с водкой: «Этим я живу. И жить без неё не могу, а рисовать тем более».
Он постоянно был навеселе, но в хлам не напивался никогда. Однако в подпитии Нико часто, сидя в любимом углу подвальчика, разговаривал сам с собой, жалуясь на судьбу, сетовал на равнодушие, но приходя в себя, никогда не «плакался в жилетку».
Очень гордился своей единственной фотографией в газете «Народный листок» от 1917 года, хотя честолюбием не отличался.
Во время работы над «Ртвели» я диктовал ему план. Заметно было - ему очень не по душе, что я «стою над головой». Однажды он заявил: «Иди-ка ты отсюда, на тебя мне смотреть или на холст?».
Как-то я настоял, чтобы он уменьшил в размерах бурдюк, утяжелявший картину. Услышав другое моё замечание – убрать с полотна двух низкорослых быков, он положил кисть и пропал на неделю.
Крыши над головой у него не было, спал там, где выполнял заказ. Если оставался без дела, становился у дверей духана и спрашивал с улыбкой: «Ну, что прикажете нарисовать?».
«Ртвели» Никала рисовал две недели, часто отдыхая. Живопись была его кандалами, но он беззаветно любил рисовать. Немного поводит кистью по клеёнке, потом глотнёт водки, и так по кругу, по кругу…»
