Угловой свидетель эпохи

Нина Аловерт, театральный критик, журналист и фотограф, приятельница Довлатова (ее руке принадлежат самые известные его фотопортреты), в своих воспоминаниях писала, что в одну из своих последних встреч с Сергеем рассказывала ему, что была недавно в России. Говорила, как он там популярен, что буквально в каждом доме в Питере есть его книги, и его цитируют... А Довлатов ей ответил: «Поздно!»

Лейтмотивом фильма «Довлатов» Алексея Германа-младшего стала тема невостребованности и запрета на искусство в семидесятые годы. Не только литературы. Художники не могут выставляться, поэтов и писателей не печатают, музыканты играют по кабакам. Государство делает вид, что их не существует. Эпоха зарождения андеграунда. «Мы хотели говорить о людях, а не об идеях.» - сказал в интервью «Афише» режиссер. Но мне показалось, что фильм получился как раз исключительно об идеях. Людей там нет. Они существуют лишь фоном, декорацией. 
Самое страшное, что и главного героя нет. Сергея Довлатова нет.

Милан Марич, сыгравший в ленте главную роль, внешне невероятно похож на Довлатова. Но в фильме его герой совершенно не обладает никакой харизмой. По воспоминаниям современников Сергей Донатович был юморист и балагур, а уж каким был рассказчиком...» Если человека спасает от катастрофы лицедейство, то - надо играть» - писал о нем Андрей Арьев. Герой же Милана Марича - тень, перемещающаяся по потрясающей инсталляции Ленинграда семидесятых годов, ничего не убавляющая, но и не прибавляющая к ней. Драматургия отсутствует. 

Мы видим писателя, который пытается уйти в творчестве от коротких рассказов к крупной форме, что ему не удается. Но сказать, что мы видим страдающего на эту тему героя, нельзя. Мы видим человека на грани развода с женой, который пытается принять соответствующие жизненные решения, но, на самом деле, не видим ни его позиции, ни отношения. Мы видим человека, сталкивающегося с вопросом эмиграции, но его мнения на сей счет не видим опять. Кстати, Иосиф Бродский (актер Артур Бесчастный) тут как раз много более убедителен. Его образ не кажется незаконченным, и в данном вопросе у Бродского четкая позиция: он уезжать не хочет. Половину фильма Довлатов пытается занять денег, чтобы купить дочери куклу, и вроде бы в конце картины Бродский их таки ему займет, но купит ли герой куклу, зритель опять не узнает. 

Собственно, зрителю уже и не нужно. Он уже ощущает себя к этому моменту совершенно сонно. Потому как ритм фильма очень медленный. Затянутый. Возможно, именно от этого и создается впечатление вязкости того времени, что было безусловно целью режиссера. В этом смысле ему все удалось. Но смотреть фильм устаешь, действительно появляется ощущение, что ничего не происходит вообще.
Движение по замкнутому кругу. Нам показывают 6 дней, а ощущение, что мы кружим шесть лет - редакция, «Сайгон», коммунальная кухня, редакция... кажется, не «Сайгон», а чья-то мастерская, но, как говорится, от перемены мест слагаемых... Разрывать этот круг должны были бы эпизоды, например, смерти друга Довлатова - фарцовщика Давида (актер Данила Козловский), или сцена обнаружения детских трупов метростроевцами, в конце концов, эпизоды снов Довлатова. Но и они проваливаются и тонут в общем ритме фильма, не нарушая его.
Не смотря на все вышесказанное, я бы не сказала, что ушла с картины разочарованной. Ну, во-первых, опасения, что чей-то сторонний взгляд разрушит мое внутреннее видение образа Довлатова, не оправдались. Фильм не привнес ничего, но и не разрушил моих убеждений. Во-вторых, я получила невероятное удовольствие от художественного воплощения времени в картине. Работа художника-постановщика Елены Окопной действительно уникальна. Ей удалось показать Ленинград таким, какой он был во второй половине прошлого века с чертами от желтого Петербурга Достоевского до трехфонарного Ленинграда Бродского через коммуналки, где важна каждая деталь, каждая посудина, стоящая на столе и салфеточка на старой радиоле. 

А в тандеме с оператором Лукашем Залом, чья камера использует нестандартные углы съемки, берет специфические ракурсы и описывает какие-то кривые траектории, создается необычайно реалистичный мир семидесятых. Даже то, что действие картины происходит в ноябре (тусклый солнечный свет, полуснег, общая серость, как бы замыленность картинки) наверняка не случайно. Этот фильм соткан из вторых планов и мелочей. Он, например, населен, буквально наводнен некрасивыми женщинами. Даже признанные красавицы, такие как Светлана Ходченкова или Елена Лядова выглядят в нем не лучшим образом. Как будто это скопление угловатых, бледных, скуластых и носатых женских лиц и есть коллективный портрет эпохи. Вообще, что касается эпизодов и населяющих его персонажей, то я подозреваю, что глубина их проработки много больше, чем заявлено в действующих лицах. Вот парень бренчит на гитаре - его короткая верхняя губа и улыбка подозрительно напоминают Макара. Вот молодой писатель обивает пороги редакций - портретное сходство с молодым Анатолием Найманом нетрудно обнаружить. А эти бравые длинноволосые бородатые ребята вылитые Петр Вайль и Александр Генис. Действительно ли авторы фильма искали портретного сходства? Или я сейчас хочу его себе придумать? Возможно, и второе. Но то, что я его нахожу, говорит о точности воспроизведения круга общения, среды.

В «Славном конце бесславных поколений» Анатолий Найман прямо писал о себе и других семидесятниках, как о «потерянном поколении». Лукавил ли он или действительно так думал?.. Действительно ли это поколение потерянное, думаю, даже сейчас судить еще рано. Но стоящий посреди двора редакции среди выброшенных на макулатуру рукописей Довлатов - самая сильная сцена фильма. 

В фильме Германа-младшего Довлатов - не герой. Он угловой свидетель эпохи. Сам ее деталь, но и соглядатай одновременно.