Когда у стен Кремля вода плескалась…

110 лет Великому московскому потопу

У НАС в стране слово «наводнение» ассоциируется, прежде всего, с Санкт-Петербургом. Действительно, за свою трёхвековую историю Северная Пальмира подвергалась нашествию Нептуновой стихии более 270 раз. Самое сильное из них (в ноябре 1824 года) воистину обессмертил Александр Сергеевич Пушкин в непревзойдённой поэме «Медный всадник». Ну, с капризной красавицей Невой всё более или менее ясно. Но Москва-река!? Та самая, о которой другой российский гений Михаил Юрьевич Лермонтов когда-то писал: «Вправо от Василия Блаженного, под крутым скатом, течёт мелкая, широкая, грязная Москва-река, изнемогая под множеством тяжких судов, нагруженных хлебом и дровами; их длинные мачты, увенчанные полосатыми флюгерями, встают из-за Москворецкого моста, их скрыпучие канаты, колеблемые ветром, как паутина, едва чернеют на голубом небосклоне…»
Да, да, и она тоже неоднократно угрожала городу, который встал на её берегах. Об этом свидетельствует русские летописи, начиная с XVI века. Подлинная катастрофа постигла Москву в апреле 1908 года. Представьте: если во время вышеупомянутого петербургского наводнения вода поднялась на 4,10 м над ординаром, то в Первопрестольной уровень её достиг почти 11 м, а в низовьях Москвы-реки паводок был и того больше! Надеемся, читателям любопытно будет узнать подробности того давнего происшествия.   

…ЗИМА 1907/08 года выдалась в Московской губернии долгой и многоснежной. Однако в начале апреля неожиданно резко потеплело, и полились дожди, это совпало как раз со Страстной неделей. Вечером 9-го числа пришло первое известие, что Москва-река вышла из берегов, и затопляет деревню Мнёвники, в шести верстах от города. Конечно же, столь дружная весна не оставляла сомнения в скором и многоводном разливе реки, однако такого его масштаба никто не ждал. Быстро поднялся в Москве местный лёд, быстро взломался и прошёл, когда стал прибывать лёд с верховьев реки. Почти одновременно двинулись льдины из Рузы и Можайска, вскрылись все многочисленные речонки и понесли свой лёд… Вода начала подниматься необычайно стремительно, и 10-го древняя столица оказалась в настоящей осаде.
Наиболее полное и яркое описание этого события оставил московский губернатор генерал-майор Владимир Джунковский. Приведём, с вашего позволения, некоторые фрагменты.

«…Вода в городе подошла к самому карнизу набережных и начала выступать на мостовую… После 5 вечера вся площадь между Москвой-рекой и Водоотводным каналом представляла собой картину потрясающую, но удивительной красоты… «Болото» [Болотная площадь – А. А.] превратилось в настоящее бушующее море. В воде отражались огни фонарей и квартир, расположенных на втором этаже. В первых была абсолютная темнота. С большими трудностями я выехал на Раушскую набережную в наиболее высоком её месте; вода бурлила, лошадь со страху фыркала… При переезде через Устьинский мост жуть брала, старый мост дрожал от напора воды, проносившиеся льдины почти касались наката моста.  
Особенно красивая картина была вечером между мостами Каменным и Москворецким, возвышающимися над сплошной водной поверхностью. В воде ярко отражались освещённые электрические фонари обоих мостов, а по линии набережных почти над поверхностью воды горели газовые фонари, от которых виднелись только верхушки. Казалось, что это плавающие лампионы. Кое-где виднелись лодки, наполненные пассажирами с горящими свечками в руках: это возвращались богомольцы из церквей после 12 Евангелий в Страстной четверг.
Крымский вал был сух, но зато огромные пустыри близ Голицынской и Градской больниц, Хамовники (низкая их часть), огороды близ Новодевичьего – это было сплошное море. Дорогомилово, Пресня представляли собою Венецию… 11 числа, в Страстную пятницу, вода продолжала подниматься. Тёплая ночь и солнечное утро как будто придали ей силу. На одну треть Москва была покрыта водой – где я ещё накануне проезжал верхом, проехать уже было нельзя… К Потылихе и Воробьёвым горам глаз тонул в безбрежном пространстве бурлившей воды. Только вдали виднелся как бы висящий в воздухе мост Окружной дороги. К шести часам вечера 11 числа вода поднялась на 13 аршин.

… На Саратовском (Павелецком) вокзале вся площадь была залита. Последний поезд отошёл в 6 часов вечера с большим трудом: колёса не брали рельсов, наконец, подав поезд назад, с разбегу удалось поезду двинуться, и он, рассекая воду, подобно пароходу, вышел на сухое место. Вода на станции достигала второй ступеньки вагонов».
Из-за наводнения почти неделю Курский, а за ним и Белорусский вокзал принимали на себя составы Брянского и Павелецкого направлений.
Сильнее всего пострадало Дорогомилово, оно было целиком отрезано от города. Под натиском половодья разрушились продуктовые, лесные и дровяные склады, почти полностью затоплен Трёхгорный пивоваренный завод. Стихия подобралась к кладбищу и унесла часть могил. Залило станцию Французского электрического общества, и пол-Москвы осталось без света. 

А первым под водой исчезло Замоскворечье. 
Третьяковскую галерею удалось спасти лишь благодаря предусмотрительности Совета галереи: по его распоряжению на хоздворах Третьяковки были заготовлены доски, цемент, кирпичи – на всякий случай. Когда стало заливать Лаврушинский переулок, рабочие обнесли здание стеной, заложив ворота и калитки. Художник Илья Остроухов, член Совета, велел прислать две роты сапёров – они без устали надстраивали стену, удерживая воду, а на подводах и лодках им доставляли новые стройматериалы. Тем временем служащие переносили картины и скульптуры на верхние этажи. Так галерее удалось продержаться до субботы, 12-го, когда вода начала спадать.
Московский губернский архив, расположенный в нижнем этаже одной из Китайгородских башен, напротив, пострадал очень сильно – вода уничтожила около 80 тысяч дел. 
В залитом подвале дома Перцова (по соседству с храмом Христа Спасителя) погибли несколько хранившихся там полотен известного живописца Сергея Малютина. 
Под воду ушло почти 100 вёрст городских улиц и переулков.    

ГАЗЕТА «Московские ведомости» сообщала в те дни: «…Из-за обилия снега разлив Москвы-реки был необычайным. Вода, прибывающая с неимоверной быстротой, вышла из берегов и затопила всё Дорогомилово, местность ниже Бабьегородской плотины – по Берсеневской и Кремлёвской набережным, а также Александровский сад. Из Водоотводного канала она выливалась на Якиманку. Снесены ледоходом ферма с двумя устоями Комиссариатского моста, который в середине обрушился, ледорез у М. Краснохолмского моста. От Б. Каменного до Чугунного моста залиты на 1,5 аршина набережные. Езда по конно-железной дороге на лошадях прекращена…» 
И далее: «В столице водой покрыто до 4 миллионов квадратных саженей, то есть почти 1/5 всей площади города… Разлив реки явился полной неожиданностью, и многим пришлось провести ночь на чердаке, о спасении же имущества не приходилось и думать… Из Кремля в эту ночь вместо обычной, расцвеченной фонарями и бенгальскими огнями, панорамы Замоскворечья открывалась унылая картина мёртвого города – окружённые водой церкви не открывались».
Таким образом, в канун светлого праздника Пасхи большинство москвичей, потерявших жильё и скарб, оказалось в ужасающем положении. (В то же время некоторые богатые горожане из числа буржуазии в эти дни развлекались - плавали на лодках вокруг Кремля, воображая себя венецианцами. К Кремлёвским стенам, заметим, водная стихия подобралась аж на 3 аршина – 2,3 метра – от уровня мостовой.) 
По реке неслись огромные бревна, стога сена, дрова, какие-то большие кадки, части крестьянских построек и целые избы. Пронеслась и целая баржа, которая сломалась у быков Бородинского моста.  

ВПРОЧЕМ, как бы ни оказались велики здешние несчастья, их нельзя сравнить с тем, что обрушилось на жителей губернии, прежде всего, уездов Московского, Бронницкого, Звенигородского, Клинского, Коломенского, Серпуховского. Скажем, в низовьях Москвы-реки, у Озёр и Коломны, было полностью затоплено 183 селения, над бывшими пахотными землями свободно проходили пароходы! Как пишет тот же Владимир Джунковский, побывавший там 14 числа, в связи с тревожным донесением исправника, «…разлив реки Оки достиг колоссальных размеров, но тут такого бедствия уже не было. Предупреждённые жители успели заблаговременно принять все возможные меры для спасения имущества и скота… Были места, где видимый горизонт сливался с водой. И среди этой воды два монастыря [Бобренёв и Старо-Голутвин – А. А.], как два неприступных оазиса, отражались в воде…» 
В итоге от паводка пострадали десятки тысяч человек (хотя утонули лишь двое), было разрушено около 2500 построек, а общая сумма ущерба оценивалась в 20 миллионов рублей. Московская городская Дума опубликовала экстренное воззвание: «Ужасное бедствие от наводнения, постигшее самое бедное население Москвы и Московской губернии, требует немедленной помощи… Откликнитесь, добрые люди, несите свои лепты!» И люди несли – пожертвования собирались на улицах, в театрах, концертах, магазинах. Давали и деньги, и вещи – в основном, частные лица и общественные организации. Но и государство, разумеется, не осталось в стороне. Так, император Николай II пожертвовал почти 40 тысяч рублей, Великий князь Константин Константинович (известный как поэт, переводчик и драматург К. Р.) – тысячу. Великая княгиня Елизавета Фёдоровна выразила желание принять на себя заботы о жителях Звенигородского уезда и покрыть из личных средств всю ту сумму, каковой не будет хватать уездному комитету на возмещение убытков. Собранная, в целом, денежная сумма оказалась весьма внушительной: почти 170 тысяч рублей. Но даже и в этих обстоятельствах нашлись подонки-мародёры, грабившие оставленное имущество. Хорошо нажились и торговцы лампами, керосином и свечами. Большим спросом пользовались лодки.

В ПОНЕДЕЛЬНИК, 14 апреля Москва-река и её притоки окончательно вернулись в свои берега. Но ещё долго улицы и набережные Белокаменной очищали от грязи и мусора – на эти работы были брошены как городские обыватели, так и отряды солдат и пожарных.

…ДОЛГОЕ время считалось, что в нашей столице не уцелело ни одной старинной водомерной таблички – памятных знаков того, самого крупного (кстати, и последнего) московского потопа. Однако в конце 1990-х годов пара таких табличек была случайно обнаружена на углах дома № 4 по Якиманской набережной. Любопытно, что это здание появилось уже после наводнения, его выстроил в 1911-1912 годах архитектор А.М. Калмыков для Товарищества Московской Голутвинской мануфактуры. Небольшие бронзовые прямоугольники намертво вмонтированы в стены при помощи штырей, и внешний вид раритетов явно указывал на то, что их неоднократно пытались выломать «коллекционеры». У первой пластины была почти целиком разбита центральная часть (виднелось только «У – Ы – 11»), у второй отколот угол, но выпуклая надпись на ней читалась: «УРОВЕНЬ ВОДЫ. 11-го АПРЕЛЯ 1908 г.». Рядом на кирпичах - следы «фомки». Усилия вандалов оказались напрасными – таблички тогда крепили так, что отодрать их можно было, лишь раскрошив на куски. Лет пять-шесть назад дом переделывался под офисное здание, и совершенно раскуроченную пластину заменили новоделом. При этом оставшуюся подлинную табличку почему-то закрасили в один цвет с фасадом.

Отметим, к слову, что похожая отметка есть в городе Коломне. Неподалёку от кремля на пересечении улиц Москворецкой и Зайцева (бывшей Владимирской) стоит неприметный с виду двухэтажный жилой дом, возведённый, очевидно, в самом начале прошлого века. Немного ниже углового окна второго этажа белой краской нанесены цифры 1908. Дом расположен на горе, река протекает далеко внизу, и  вода поднялась здесь чуть ли не на 21 метр –  представляете, насколько это выше, чем в Первопрестольной! Коломенцы весьма бережно относятся к этому памятному знаку: при каждом ремонте здания цифры непременно восстанавливаются. Ныне данная отметка – одна из экскурсионных «жемчужин» города.   

А вот водомерный столбик (футшток) на набережной московской Болотной площади уничтожения, увы, не избежал. Но, правда, остались ещё отметки на западной (Напрудной) башне Новодевичьего монастыря.