Бродяга

Я увидел его в сквере, лежащим прямо на асфальте, хотя неподалёку была никем не занятая садовая скамейка. Правда, щербатая, с полуразбитыми краями. И всё же на ней лучше было бы, чем на голом асфальте.
На вид мужчине было за шестьдесят, хотя, возможно, он был и моложе. Но давно небритый подбородок, да и вообще всё лицо, затянутое густой щетиной, явно его старили.
На нём была накинута сверху, прикрывая грудь, старая изношенная рубаха, а сквозь дырявые джинсы проглядывало голое тело.
Всё это я мельком отметил, проходя мимо, но что-то давно забытое, отдалённое вспыхнуло в моей памяти и заставило замедлить шаги, а потом и вернуться.
 – Бродяга и пьяница, – услышал я сзади чей-то скрипучий голос. – Таких и не жалко.
«А если бы это был твой муж или брат?» – почему-то со злостью подумал я, обернулся, но пожилая женщина свернула на боковую дорожку.
Мужчина лежал в той же позе, похрапывал, и чему-то во сне, улыбался. Я внимательно пригляделся к нему и узнал. Кажется, в конце восемьдесят восьмого или весной восемьдесят девятого меня познакомили с Игорем Темниковым, директором богатого по тем временам кооператива «Грани». Официально он занимался антиквариатом. А чем ещё, мне было неизвестно, да я особо этим не интересовался, так как сферой моих интересов в тот период была собственная газета. Впрочем, это было громко сказано, поскольку выпускал я её тогда под патронажем детского фонда. Собственно, и с Темниковым мы познакомились именно на этой почве: у него было намерение использовать мою газету для своих рекламных целей.

Крепкого телосложения и чуть раскосыми монгольскими глазами, было ему тогда лет тридцать пять, а может быть, чуть больше, показался мне тогда человеком, которому всё удаётся.
У него была жёсткая ладонь, которую я ощутил, подавая ему руку. Глаза светло-карие с зеленоватым, и, как мне показалось, нагловатым блеском, источали что-то такое, что трудно выразить словами.
Дело было летом в одном из черноморских посёлков. Мы сидели в уютном кафе, которое находилось на взгорье, и пили холодное сухое вино местного производства. 
Разговор наш как-то особенно не клеился. Темников с надменным видом поглядывал на меня, и взгляд его выражал (хотя у него хватило ума вслух об этом не говорить), откуда, мол, берутся такие люди, как я, не используют благоприятного момента для решения собственных проблем.
 – Вот я, – горделиво поглядывая на меня, воскликнул он, – сумел так подсуетиться, что имею две забугорные машины. Две дачи. Одна в этих местах, – он кивнул куда-то в сторону, – другая под Краснодаром. И дружбаны, – последнюю фразу он произнёс с особым пафосом, – они всё могут, – добавил он, с удовольствием глотнув из бокала. – А что у тебя? Хилая газетёнка?..
Я не стал с ним спорить и в чём-то переубеждать. Мне в принципе было всё равно, что он болтал. Тем более что свою рекламу в моей, как он выразился, хилой газетёнке, уже оплатил. Я любовался морем, которое плескалось внизу, и с удовольствием пил «сушняк».
Правда, чтобы ему досадить, заметил, что мало ли что в жизни может вдруг случиться. Как говорится, не зарекайся, от суммы и от тюрьмы… 
«Как в воду глядел?» – удивился я сейчас своему открытию. Меня-то самого с тех пор жизнь «покидала», когда пришли к власти эти румяные комсомолята. Не те, что строили заводы и фабрики, осваивали тайгу, бродили в геологических партиях. А совсем иные, кому сначала дали возможность понюхать «запад», насладиться его прелестями. А потом они вкупе с бывшими фарцовщиками, лаборантами, «цеховиками» (так называли тех, кто производил из сэкономленного, а чаще украденного сырья товар «налево») начали делить государственный пирог.
А я оставался тем, кем был всегда. Разумеется, были и у меня чёрные дни, но, слава богу, я выкарабкался. А Темников выходит…

«Что же с ним случилось?», – размышлял я, стоя над ним и разглядывая в упор. Вдруг он открыл глаза и окинул меня мутным взглядом. В том, что он меня узнал, я не сомневался.
– Ладно, вставай, – сказал я ему с непривычной для себя грубостью. – Если, конечно, хочешь выпить.
Он оживился, глянул на меня вопросительно и стал подниматься.
 – А куда мы пойдём? – спросил он, и я почувствовал, что в нём борются два желания: послать меня куда подальше или пойти со мной. Последнее, видно, взяло верх.
 – Ко мне, куда ж ещё. Накормлю тебя, переоденешься, а дальше…
Что дальше, я не стал уточнять, потому что не знал, зачем я вообще тащу его к себе.
 – Ну, а выпить дашь? – спросил он нагловато, окончательно поднявшись.
Мне показалось, что, несмотря на свой нищенский вид, он оставался, как прежде, амбициозным.
 – Сухого вина. Ты ж его когда-то любил…
Глаза его потухли, но, тем не менее, он двинулся за мной, чуть отставая, чтобы, как я понял, не компрометировать меня свои видом.
Я жил неподалёку в частном домишке, что остался мне в наследство от мамы, поэтому минут через десять мы были на месте.
 – Ну, рассказывай, – потребовал я от него после того, как он скинул свои лохмотья, принял душ и переоделся. – Что тебя так тряхнуло?
Он нахмурился. Раскосые его глаза стали еще уже:
 – Дурак был, вот и тряхнуло, – криво усмехнулся он. – Но ничего, все ещё впереди. – И я узнал в нём того самонадеянного кооператора, правда, теперь переодетого в мои брюки и рубашку, и ничего не имевшего за душой кроме разве огромного шрама на лице, пересекавшего его правую щёку.
 – Дурак был, – повторил он снова и несмело попросил выпить чего-нибудь покрепче.
Я понимающе кивнул и поставил на стол бутылку водки.
 – А где ж твои машины, дачи? Пропил, что ли?
 – Если бы пропил, было бы не так обидно, – сказал с досадой Темников. – Отобрали. Всё подчистую. И мою трёхкомнатную квартиру. Всё-всё…
 – А жену? Её тоже? – съехидничал я.
 – Она просто оказалась стервой. Не хочу о ней вспоминать. Ты лучше налей. Не томи душу.
 – А может, ты всё спустил из-за этой вот? – переспросил я и кивнул на разлитую в рюмки жидкость.
Темников даже не обиделся. Он выпил, вопросительно глядя на выставленные закуски.
 – Ты ешь, ешь, – подбодрил я его, снова разливая водку.

По правде говоря, то, что я услышал от моего старого знакомого, не слишком меня удивило. Я писал о певице-бомжихе из Киева, невольном убийце из горского аула. Но Темников? Он ведь был из той же породы мальчиков, которые ни перед чем не остановятся, никого не пожалеют. И бог его знает, привёл бы он меня к себе, окажись я на его месте…
– Ну, ладно, отобрали у тебя всё, – задал я ему каверзный вопрос. – Пошёл бы на работу. Хотя бы тем же дворником. Глядишь, и какую-нибудь конуру дали. А ты…
 – Эхе, хе, – усмехнулся Игорь. – Не дают сегодня дворникам жилья. Не советские нынче времена. А на работу? У меня и паспорта нет. Отобрали.
 – А дружбаны твои? Помнится, ты говорил о них. Какие они у тебя…
 – Да они ж и отобрали. Вместе с… – он оглянулся по сторонам, словно боялся, что кто-то его услышит, и замолчал.
 – Ну, ладно. Вот сейчас ты обут, одет. Всё тебе, слава богу, оказалось впору. Может, в милицию отправишься, чтобы паспорт выправить.
Я вдруг почувствовал, как он весь напрягся. Налил ему ещё стопку. Мы снова выпили.
На прощанье Темников горько сказал:
 – Спасибо тебе. Только жизнь моя пошла вся наперекосяк. И выбраться с обочины на дорогу… Иногда хорохорюсь, но понимаю, что… – Он покачал головой. – Таких, как я, знаешь, теперь сколько. Пол-России, – и ушёл, чуть покачиваясь, то ли оттого, что давно толком не ел. Или от чего-то ещё. Больше мы с ним никогда не виделись.
А недавно я был свидетелем, как возле городской больницы скончался какой-то бродяга. Долго не было милицейской машины, а все люди обходили его стороной, брезгливо отворачиваясь. А я боялся на него взглянуть – вдруг это был Игорь Темников…