Авторы

К Богу он по-настоящему так и не пришел. Хотя втайне верил, что Он есть. В церковь не ходил. Но часто думал о маме, которая, наверное, верила во что-то Божественное. И часто вспоминал ту старушенцию, что указала ему дорогу к церквушке, где когда-то две сестры опустили его в купель…

Караул менялся каждые полчаса. Николай Ильич долго смотрел и никак не мог насмотреться, как чеканили шаг мальчишки и девчонки в юнармейской форме, и будто бы оживали солдаты, изваянные из бронзы, когда застывали ребята у Вечного огня, крепко сжимая в руках настоящее боевое оружие...
Вглядываясь в их лица, Николай Ильич сердцем чувствовал – не игра это для детей, не принудительное занятие, а нужный и важный для их юных душ ритуал.

Шумный переполненный вагон трамвая. Лёгкая перебранка пассажиров. Призыв кондуктора оплачивать проезд. В середине салона давка. Дородная женщина и мужчина пытаются пробиться к выходу…

Пуля все же настигла Алексея. Он глухо ойкнул и ткнулся носом в огромный сугроб. В это мгновенье в сознании, словно видение, промелькнули родной хутор и Глаша, с глазами, полными слёз.
А к нему уже бежали...

Ему на вид под пятьдесят. Лицо добродушное, а вот глаза чуть зеленоватые, какие-то грустные, словно в них поселилась тревога, и он не может её унять. Правая рука на перевязи...

Кажется, вчера это было. Я сижу на высокой табуретке посреди, как мне тогда казалось, огромной кухни и, пытаясь подражать голосу Левитана, своим детским ещё неокрепшим голоском пересказываю по памяти последнюю сводку Совинформбюро...

Старик был невысокого роста и всегда с трубкой во рту, которая источала запах дешёвого табака. Глаза его под густыми бровями блистали зеленоватым цветом, а заострённый широкий нос выдавал своего владельца, старик нередко прикладывается к домашнему вину, наспех приготовленному из каких-то перепрелых ягод...

Он приехал сюда без каких-либо особых намерений. Хотя они вполне могли бы быть: он занимался в своем родном отечестве, как многие другие, после того, как рухнул Советский Союз, бизнесом. Но устал ожидать приезда дочери на родину, поэтому приехал сюда сам…

Я увидел его в сквере, лежащим прямо на асфальте, хотя неподалёку была никем не занятая садовая скамейка. Правда, щербатая, с полуразбитыми краями. И всё же на ней лучше было бы, чем на голом асфальте...

Он давно ни во что не верил. Понимал, что это никуда не годится, что так нельзя, что без веры одному не прожить, но ничего не мог с собой поделать...